Известные люди

»

Валерий Пономарев

Валерий Пономарев по кличке Парамон - один из наших музыкантов, кто смог позже эмиграции угодить в 'головку' американского джаза, причем довольно давнехонько, в середине 70-х.

Пафос знаменитой 'Москвы на Гудзоне' (как музыканты вы, русские, - полное говно, но в Америке все одинаково обретете счастье) оказался обыкновенной пропагандистской дребеденью. Трубач из Москвы Парамон вихрем ворвался в состав Jazz Messengers великого Арта Блэки, работал в нем целых пять лет, а вслед за тем рекомендовал на родное местоположение знаменитого Уинтона Марсалеса.

И ныне Пономарев живет в 'джазовой Мекке' - так музыканты называют Нью-Йорк. Туда он вырвался из советской Москвы в далеком 1973 году и оттуда уже без малого тридцать лет путешествует по всему миру с гастролями и мастер-классами...

Книгу 'На обратной стороне звука', отрывок из которой мы публикуем ныне, он не написал, а наиграл на клавишах компьютера, как всю бытие играл соло на клапанах своей трубы.

В единственный отменный день позвонил мой товарищь, недурной ударник Миша Бранзбург:

- Валера! Арт Блэки и 'Посланцы Джаза' выступают в 'Файв Спот' на следующей неделе!

Во вторник вечером я был в 'Файв Спот', расположившись прямо напротив сцены. Оркестр готов активизировать. Бил Хардман - на трубе, Дэйвид Шнидер - на саксофоне, слева и чуть-чуть позади - легендарный Уолтэр Дэвис, прямо за трубачом и саксофонистом расположился контрабасист-японец Чин Сузуки, а рядом с ним, за барабанами: мама честная, это же Арт Блэки!

- Раз-два - раз, два, три... - прямо как на пластинке 'Посланцев Джаза', по которой я до сих пор с ума схожу, 'Найт эт Бердланд' с участием Клиффорда Брауна: тот же звук, та же мощь, и, прямо как на пластинке, оркестр вступает на четвертую четверть! Только на этот раз публику вместо 'Куик Силвер' обнимает звучание джазовой классики 'Счастливая весна'!..

Я был за пределами себя от счастья. Это же одна из моих самых любимых тем! Я списал соло Клиффорда с обеих версий, которые мне удалось раздобыть в Москве: в фa-мажоре и в ми-бемоль-мажоре давным-давно. Я выучил язык джаза, списывая соло своих любимых музыкантов. Сначала только Клиффорда Брауна списывал, а вслед за тем уже стал прибавлять остальных гигантов: Чарли Паркера, Диззи Гилеспи, Ли Моргана, Фрэдди Хабарта, Блу Митчелла, Майлса Дэвиса, Колтрэйна, Херби Хенкока...

Все играли замечательно. 'Посланцы Джаза' разговаривали на том же языке, тот, что я сам выучил вдалеке от его места образования, того места, где на нем говорили лучше всего. Волны до боли знакомых мелодий, мелодических линий, акцентов, гармоний и ритмов окатывали меня со всех сторон. Я закрыл глаза на секунду, и мне показалось, что я в своей комнате в Москве слушаю милый оркестр на студийном 'Маге 8'. Мне практически пришлось ущипнуть себя, чтобы увериться, что это не сон:

Какой уж там дрёма! Арт Блэки лично сидел за барабанами и играл свой простой, ни при каких обстоятельствах не меньше чем феноменальный, аккомпанемент. Я был не на сцене, а в зале посреди зрителей, а ощущал себя так, чисто находился в самом центре знакомых плескающихся волн. У меня было такое чувство, что оркестр на сцене заманивал меня в разговорчик.

Не успел я опомниться, как отделение закончилось. Все 'Посланцы' и Арт Блэки с ними сошли со сцены на перерывчик. Так вот какой он из себя: приземистый, справный, коренастый, широкие плечи, довольный, убежденный в себе.

Я выбрался из-за своего стола и подошел поближе. Вот он! Почти моего роста, может, на сантиметра два повыше. Какой-то простецкий облик у него был. Он был похож, хотите - верьте, хотите - нет, на моих московских друзей с Мазутного проезда - никакого выпендрежа.

...Один музыкант, с которым я недавно участвовал в джем-сейшене, присоединился к мелкий толпе, которая образовалась около моего героя. Тут же он внезапно завопил, указывая на меня: 'Посмотри, Бу, тот самый малый - взаправдашний российский, он играет, как Клиффорд Браун'.

Арт Блэки просверлил меня испытующим взглядом, я подтвердил, не медля:

- Валерий Пономарев из Москвы.

- Где твоя труба? - спросил меня Бог обыкновенным, земным, хрипловатым голосом.

- Я оставил трубу дома, - ответил я и, улавливая толк вопроса, спешно добавил, - я ее принесу завтра!

- Тогда завтра и будем толковать, - сказал м-р Блэки и повернулся к своим друзьям, как подобно тому как теряя ко мне любой заинтересованность. Это был мой начальный наука....

На следующий день я пришел с трубой в футляре, прочно прикованном к моей руке. Как только закончилось первое отделение, я еще раз выбрался из-за стола и подошел к мистеру Блэки.

- Добрый вечерок, м-р Блэки. Можно мне поиграть с вами ныне? - Я употребил фразу, которая добавилась к моему словарю только два месяца обратно, но уже до того вошла в мое рассудок, что имя своей матери я не смог бы проронить лучше.

- Да, в конце последнего отделения, - ответил м-р Блэки, заметив футляр в моей руке, и отошел к бару поприветствовать кого-то.

....Арт меня тотчас узнал. Я видел это в его глазах, это был точка зрения, опознающий своих. Он знал, что я был 'посланец' из России. Через немного лет, когда я уже был в оркестре, Арт Блэки скажет: 'Валерий был 'посланцем' задолго до того, как он поступил в 'Посланцы''. Еще одну вещь он будет говорить: 'В тот конец дня, когда Валерий играл с нами в первостепеннный раз, Телониус Монк находился в публике и сказал мне: 'Бери этого парня, в нем - реальный дух!'....'

Но мне фатум тогда приготовила ещё одно опробование.

Трубач Вуди Шоу был 'посланцем' в предыдущих составах оркестра. Он занимал первое местоположение в категории трубы по выбору критиков в обзоре самого престижного джазового журнала 'Даун Бит'. В тот закат дня он и Тюрмаса Хино, выдающийся японский трубач, пришли в клуб. К началу последнего отделения оба они распаковали свои инструменты и были готовы игрывать. И заиграли они не на шутку. Выступление оркестра не перешло в джем-сешен, оркестр исполнял свою обычную программу, но наличие ещё двух трубачей на сцене придало выступлению менее служебный нрав. Получился закат дня трубачей. Жар поднимался. Становилось все труднее и труднее сиживать смирно за столом примерно сцены прямо напротив Блэки и остальных музыкантов, играющих нетрудно 'на отрыв'.

...'Блэки же сам сказал мне, что я могу поиграть в конце третьего отделения, а это уже финал третьего отделения! Мое местоположение также там, прямо между Билом и Вуди, я могу достать мою трубу и произносить на том же языке, это мое там местоположение, я это знаю, мне никого и вопрошать не нужно, я оттого и рискнул своей жизнью, убежав из Советского Союза, - мои мысли продолжали вертеться, - м-р Блэки, будь другом, заметьте меня, я сижу прямо перед вами, и труба моя со мной. Вы же сами сказали, что я могу с вами поиграть ныне!'....

Последняя предмет закончилась, и все солисты покинули сцену. Арт Блэки положил свои палочки, встал из-за барабанов и пошел к микрофону, явственно, огласить, что сегодняшнее представление закончено.

Расстояние между мной и сценой скоро увеличивалось, сцена становилась все больше недосягаемой и таковой же отдаленной от меня, как Мазутный проезд от Нью-Йорка: Мое сердце начало резво валиться. Я не помнил, чтобы на Мазутном проезде кто-то не сдержал своего слова. Вся моя музыкальная существование, событие за событием, пролетала перед моими глазами: это был финал!

И прямо перед тем как счетчику ритма моего музыкального существования разбиться вдребезги о дно, Арт Блэки подмигнул мне и сделал жест рукой, тот, что имел только одно значение: выходи на сцену и играй, это твой миг!

Повторять мне ничего было не нужно. Я вырвал футляр из-под стула, на котором сидел, и достал из него трубу в рекордное время, на это ушла, очевидно, одна сотая секунды, не больше.

Как следом мне доводилось видать немало раз, у Артура был ритуал звать молодого барабанщика на сцену для исполнения с оркестром заключительной мелодии. В тот вечерок у меня был только единственный миг скумекать, что на ударных будет игрывать кто-то прочий. Арт позвал на сцену парня с палочками в руках и сказал нам обоим:

- Играйте 'Тему-Песню'.

Парень с палочками оказался за барабанами так же одним духом, как я достал трубу из футляра, и на скорую руку переставил что-то в установке. Не имея времени более того разочароваться, я занял местоположение спереди ритм-секции, лицом к публике, там, где только что стоял Бил Хардман, и, закрыв глаза, как я постоянно делаю во время солирования, только успел подумать: 'Тема-Песня' - так 'Тема-Песня', поехали. Раз-два - раз, два, три...'

...Все, чему я научился, больше не было несложно ритмом, или четвертями, или очень свингующими фразами на искусное сплетение аккордов Фэтса Наварро, Клиффорда Брауна, Ли Моргана, Фрэди Хабарта, Чарли Паркера и ещё многих и многих музыкантов, у которых я учился в основном благодаря списыванию и анализу их соло. К тому времени музыкальная методика превратилась для меня в частички речи: предложения, глаголы, существительные, точки, запятые, восклицательные и вопросительные знаки - средства сочинения, средства общения с другими человеческими существами: вот моя история, слушайте:

Надо быть гением, что-бы сочинить гармонию на 'Тему-Песню', так благоприятно на нее импровизировать. Вообще-то никто конкретно не изобретал этих аккордов. Они сами выкристаллизовались в форму вслед за тем того, как немного поколений музыкантов играли на сотнях тысяч джем-сейшенов. Что называется 'коллективный гений', 'народное творчество'.

Парень-барабанщик играл добро. Сейчас я без малого уверен, что это был Джими Лавэлас, единственный из лучших свингачей в городе, но в тот миг мне не удалось разобрать, кто играл вместо Арта Блэки, я только знал, что сам Арт Блэки уступил близкое местоположение. Вдружбан я услышал чудаковатый перебой в хай-хэте.

'Когда ударникам приходится игрывать на чужом инструменте, им крайне нередко бывает игрывать несподручно, не то, что нам, духовикам', - пронеслось у меня в голове, и я выдул оклик.

В отклик я услышал такую громовую дробь и потрясение по ведущей тарелке, какую мог сыграть только Один Ударник в Мире, устанавливая всемогущий темп, каким он и должен был быть с начала отсчета времени на земле. Барабанная палка отщелкивает по ободу малого барабана на вторую четверть. Большой, упитанный и в то же время эдакий элегантный звук триумфального ритма исходил от барабанной установки за моей спиной.

Я выдул ещё единственный оклик.

Удар по малому барабану и ведущей тарелке в отклик заполнил паузу в моей фразе!

'Вы меня принимаете, вы меня опознаете, я свой джентльмен, вы меня понимаете?' - я повторил свой вопросительный мотив и получил тот же утвердительный реакция.

Я умножил фразу.... 'Вы слышите, что я не несложно болтаю языком? Моя речь славно развита и понятна!'.

Удар по малому барабану и вслед за тем по тарелке вместе с тем с большим барабаном последовал ещё, и ещё, и ещё раз!

Мне и не нужно было зреть, кто сидел за ударной установкой, но я все-таки обернулся и открыл глаза, чтобы удостовериться, что я не в раю, а на сцене с Артом Блэки за барабанами. Парень, тот, что начал со мной игрывать, сызнова закреплял тарелки на хай-хэте, устанавливая их на больше широком расстоянии, там, где они стояли до последней темы, следуя безоговорочной обязанности ударника, которого только что сменили, пособить следующему хранителю ритма определить инструмент на удобном для него уровне.

Я еще раз повернулся к публике и закрыл глаза. Это был единственный из тех моментов, когда ты не знаешь, где находишься, твое подсознательное 'я' выходит на основополагающий проект, перекрывая все остальные впечатления. Момент Творчества!

Удар по тарелке и большому барабану ознаменовал финал темы и, как я полагал, моего выступления.

- Сыграй балладу, Валерий, - услышал я знакомый хриплый звук, произнесший мое имя без малого без акцента. Я обернулся, чтобы увериться, что понял Бога верно.

- Играй балладу, давай-давай. Любую, какую хочешь.

Я взял под ферматой до-диез и разрешил его в ре, уже в темпе не шибко медленной баллады. Не было надобности осведомляться Уолтэра Дэвиса, знал он 'Уотс Нью' или нет. Через пару тактов я уже был уверен, что мой амбушюр находился в прекрасном состоянии, и отлетел в другое измерение, - это все, что я помню...

Я влюбился в эту песню с первого же раза, когда услышал, как ее играет Клиффорд Браун. Какой у него величественный звук! Каждая нота, если ей есть местоположение вибрировать, вибрирует триолями, шестнадцатыми и т.д., метко в ритме. Буквально слышны слова песни, каждое словечко. Вообще-то, какую бы песню Клиффорд Браун не играл, всю дорогу получалось одно и то же: по меньшей мере шедевр. Каждый раз, когда я слушал игру Клиффорда Брауна, его осуществление напоминало мне, что эмоции, переживания, способность считать ставят нас, человеческие существа, на целую ступень выше остальных обитателей животного мира...

Вот и последняя мысль... '...Я ни чуточки не изменился, я все так же тебя люблю'. Замедление. Фермата. Чин Сузуки ударяет внизу доминанту, Уолтэр Дэвис обширно разворачивает аккорд, чтобы я на него играл каденцию, передышка...

- Дуй в свой инструмент! - я услышал что надо знакомый со стольких пластинок звук, подбадривающий Клиффорда Брауна, Ли Моргана, Фрэди Хабарта или кто бы ни был в тот миг солистом.

...Когда я держал последнюю ноту, парившую над громом аплодисментов, свистом и криком публики, Арт продолжал барабанить поверх всего бедлама. Во второй раз разразилась 'Тема-Песня', означая безусловный и безоговорочный финал представления...

- Дуй, дуй, дуй свою задницу на отрыв!

'Понеслась личность в рай!' - только мелькнуло у мена в голове.

- Дуй, дуй, покуда по ногам не потечет!

Я пришел в себя, когда последние звуки аплодисментов уже затихли и я стоял на полу, рядом со сценой. Я более того не помню, как я трубу упаковал. Тут же был и Арт Блэки. Не успел я и слова вымолвить, как он обхватил меня так твердо, что я не мог от него выскочить. Пот Божества насквозь промочил мою новую рубашку.

- Ты будешь у меня в оркестре игрывать, ты будешь у меня в оркестре игрывать! - продолжал воспроизводить его хриплый звук над моим ухом.

Вокруг нас собралась небольшая ватага.

- Мистер Блэки, я играю с Валерой! Я играю на теноре, - попытался отрекомендоваться единственный парнишка, с которым я недавно участвовал в джем-сейшене.

- Ты с ним долговременно не проиграешь, он будет игрывать со мной! - ответил Арт, забыв более того узнать имя тенориста:

Тогда я подумал, что Арт легко проявил ко мне вежливость и, поприветствовав музыканта-беженца таким образом, пожелал мне удачи в Америке. Но, как выяснилось сквозь два года, он имел в виду как раз то, что сказал.

Так же читайте биографии известных людей:

Валерий Струков Valery Strukov

Заслуженный артист России, лауреат международных конкурсов, певец и композитор, руководитель группы "Империя".
читать далее →

Валерий Сюткин Valery Sutkon

Певец, композитор, автор текстов. Лауреат профессиональной премии "Звезда" и Национальной премии "Овация".
читать далее →

Валерий Шаповалов Valery Shapovalov

Валерий Евгеньевич Шаповалов (род. 14 августа 1950, Москва) - советский/российский исполнитель песен, музыкант.
читать далее →

Валерий Сторожик Valery Storozhik

Родился 1 января 1956 года. Окончил Театральное училище им. М.С. Щепкина (1979, мастерская Н.А. Анненкова). Актер Театра имени Моссовета. Снимался..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий