Известные люди

»

Владимир Дуров

Владимир Дуров Vladimir Durov Карьера: Клоун
Рождение: Россия, 7.6.1863
В цирке немало имен, получивших широчайшую известность. И все-таки самыми популярными цирковыми артистами остаются братья Анатолий Леонидович и Владимир Леонидович Дуровы.

По происхождению они дворяне, родились в Москве. Их папа - Леонид Дмитриевич был полицейским чиновником, приставом Тверского участка. Он умер, когда его сыновья не вышли из детского возраста. Мать скончалась ещё раньше. Ребят взял на воспитание крестный - Н. 3. Захаров, - популярный столичный судебный защитник или, как тогда говорили, стряпчий. У него имелась значительная практика, а это означало, что он был состоятельный мужчина, владел домом в Чернышевском переулке. К крестникам Захаров относился целиком благожелательно, они были сыты, одеты и более того получали карманные монеты. Иногда крестный хватал их с собой в театр. И обучаться он устроил братьев в Первый столичный кадетский остов. Но подлинного семейного тепла, ласки в доме крестного мальчики не получали. Отношение было хорошее, но формальное.

Корпуса братья не закончили, учились вслед за тем в частном пансионе, Но не кончили и его. Известный беллетрист А. Куприн занимался в том же корпусе и вспоминал, что Анатолий Дуров дошел только до третьего класса. Способности он имел исключительные, но был непоседа, крикун, спорщик, забияка, коновод во всех проделках. Начальству не нравилась его склонность к сатире, к остроумию. И, помимо того, все время у него под партой гостили всякие животные: ящерицы, лягушки, мыши, кузнечики. А в одно прекрасное время перед экзаменационным столом из дуровского кармана выпорхнул воробей. Другой соученик А. Л. Дурова вспоминал, что он один раз вошел в зал, в котором проходили экзамены, на руках.

Хотя братья были погодки, воспитывались в одном доме, но характерами грубо товарищ от друга отличались. Их связывало только одно: с детства оба были влюблены в цирк и мечтали в него угодить. Откуда была эта влюбленность? На тот самый вопросительный мотив ответствовать нелегко. Известно только, что один раз их бабулька, жившая во Вдовьем доме, этой богадельне для вдов дворянского происхождения, помещавшемся под боком от Кудринской площади, взяла сирот в цирк. Билеты, как на проступок, купили с рук и они оказались фальшивыми, с ними в цирк не пустили. Но в то время как бабулька рылась в ридикюле, спорила с контролерами, внуки слышали звуки циркового оркестра, видели ломоть ослепительно освещенной арены и выступавших артистов. Первые впечатления сразили братьев. С тех пор греза о цирке, как о чем-то романтическом и возвышенном, поселилась в них.

Если Анатолия Дурова в цирке больше увлекала акробатика, гимнастика и клоуны, то Владимир Дуров, мечтая о цирке, видел в нем себя дрессировщиком животных. Гостя у бабушки во Вдовьем доме, он поместил между оконными рамами белых крыс и вел над ними наблюдения. Смотря выступления уличных артистов, он поражался, что собаки ходят на задних лапах, перепрыгивают сквозь обруч, взбираются на лестницу-стремянку. Но его возмущало, что животные казались забитыми, что они прямо боялись дрессировщика и более того не подбегали к нему, а подползали на брюхе.

Еще будучи мальчиком, он вел наблюдения над животными и птицами. Обратил, к примеру, чуткость, что петух ногами землю роет, ища червей. "Я, - писал Дуров, - бросаю ему ломоть хлеба, позже ещё и ещё. Петух смотрит вверх, но рыть ногами землю продолжает, хотя в настоящий момент это лишено всякого смысла". Так впервой рождалась мысля об условных рефлексах, хотя само это словечко не произносилось и еле-еле ли оно тогда было известно Дурову.

Между тем увлечение Анатолия цирком возрастало. Он всегда посещал гулянья, старался посетить во всех балаганах, познакомиться с выступающими в них артистами. В сарае он повесил трапецию, натянул канат, пригласил в качестве учителя наездника из цирка Гинне Анжело Бриатори. Его сменил Отто Клейст, артист одного из балаганов, действовавших на гуляний на Девичьем поле. В своем увлечении Дуров дошел до того, что купил плетку и просил учителя, без жалости, стегать его при проявлении малейшего нерадения.

Клейст посоветовал Дурову вкусить себя в одном из балаганов, и Дуров принял это предложение, тем больше, что благодаря постоянным упражнениям он накопил силу и ловкость и мог исполнять довольно сложные номера.

В балагане Анатолий Дуров стоял на payсe, то есть на специальном помосте, воздвигаемом на улице, с которого артисты зазывали зрителей в свой театр. Кроме того, он исполнял номер на трапеции. И в одно прекрасное время во время балаганного представления юношу увидел крестный папа. Он был вместе с тем растерян и рассержен, и когда шестнадцатилетний Дуров попросил освободить его в цирк, ответил: "Жизнь клоуна бесполезна, а тебе надлежит быть сыном своей родины, быть ее деятелем и приносить ей посильную содействие. Клоун же тунеядец, живущий тем, что может грезиться глупее, чем он есть на самом деле".

Между тем Дуров любил в цирке все: ему нравился более того дух газа, которым цирк освещался, и дух конюшни. Цирк действовал на него одуряюще. Что же касается артистов, то они казались ему какими-то волшебниками.

В 1880 году А. Дуров ушел из дома, поступил в балаган В. А. Вайнштока и вкупе с ним отправился в Тверь. Это был дерзновенный акт, если сравнить существование барчука, которую все-таки вел Дуров, с бытием балаганного артиста.

В Твери для всех артистов Вайншток снял одну комнату, без всякой мебели. Спали на полу, многие более того не раздевались, вместо подушек шли завернутые в тряпки поленья. Артисты и Дуров вкупе с ними ходили по трактирам и за рюмку водки давали представления. Непьющего Дурова угощали пирожками и бутербродами. Многие артисты оказывались под сделаться своему положению, иные не имели более того паспорта, посреди них встречались горькие пьяницы, воры. И все сообща испытывали жестокую нужду.

Однажды Дуров вздумал подшутить над хозяином балагана, и в реакция получил пощечину. Оскорбление оказалось уж очень велико, и Дуров от Вайнштока ушел. Но тут случилось непредвиденное, оказалось, что публика успела Дурова возлюбить и, когда его не оказалось в программе, стала требовать финансы вспять.

Но Дуров уже уехал в Москву, домой. Обида утихла, а слабость к цирку не проходила, и когда подруга жизни крестного пыталась его убедить больше не ретироваться на арену, он ей отвечал: "Не сбивайте меня. Я иду по своему пути и никакие препятствия не в силах приневолить меня завернуть в сторону".

Дома Дуров оставался непродолжительно, вступил в труппу, руководимую фокусником С. М. Ринальдо, а от него перешел к акробатам и жонглерам колпачками Робинзон - Николет. И вкупе с ними оказался уже не в балагане, а в цирке. Побывал совместно с братьями в Риге, Митаве, Харькове, Одессе. И тут он с Робинзон - Николет расстался. Приехал в Воронеж и под именем Толи в первый раз выступил как клоун. На старых фотографиях Дуров в начале своей клоунской карьеры. Вот он с набеленным лицом, в то время как губы ярко-красного цвета. В руках Дуров держит палочку. На голове цилиндр. Одет он в атласный жилет и в яркие, доходящие до груди, длинные штаны. На шее у клоуна здоровущий белый бант. На прочий фотографии Дуров в традиционном костюме Белого клоуна.

С самого начала своей деятельности Дуров стремился предложить зрителям нечто необычайное, удивительное. Так в Воронеже он уговорил мальчика - чистильщика сапог - преподнести ему банку с гуталином и тем самым выказать свой экстаз. О таком подарке заговорил весь град.

Если самые первые выступления молодого клоуна из-за его волнения, неопытности, оказались скомканными, то чем дальше, тем более значительный счастливый момент имел Дуров. В Воронеже Дуров решил заняться дрессировкой: купил барана, поросенка, петуха. И тогда же он с особенной силой почувствовал, что значит завидущая жаба, влечение истребить конкурента. В грим ему подсыпали известь, от чего лик человеческий его распухло. Дрессированного петуха ощипали, а в животик барану воткнули иглу.

Жестокость, царившую в цирке, Дурову пришлось попробовать на самом себе. И необходимо изречь, что он принял ее и зачастую поступал в соответствии с такого рода законами.

В 1884 году Анатолий Дуров приехал в Москву. В это время в цирке, действовавшем на Воздвиженке, представления давала труппа, руководимая Э. Шуманом. В ее состав входили только иностранные артисты. Не без труда оказалось русскому клоуну сделаться участником этой труппы. Но он этого добился, а посредством некоторое время оказался в этой труппе премьером. Афиши сознательно указывали, что в представлениях участвует юный российский клоун.

До этой поры клоуны шили свои наряды из ситца, так же поступал и Дуров. Но, готовясь дебютировать у Шумана, Дуров сорвал в доме у крестного дорогую портьеру и сшил из нее клоунский наряд, добавив к нему короткую накидку, напоминающую гусарский ментик. На ноги надевались шелковые чулки и лакированные туфли без каблуков. От колпака Дуров отказался. Перестал он и белить физиономия.

На арене сейчас появлялся пышный клоун, так изречь, Клоун с немалый буквы. Уже своим внешним видом он вызывал почтение. С этого момента начала утверждаться слава Анатолия Дурова.

Между тем брат Анатолия, Владимир Леонидович, так же пошел по цирковой дороге. Но проявляя заинтересованность к животным, к дрессировке, он в 1881 году поступил в цирк - зверинец Гуго Винклера, расположенный в Москве на Цветном бульваре. Здесь он исполнял обязанности сторожа, помощника дрессировщика, так называемого берейтора, балконного паяца и акробата.

В условиях зверинца он мог следить за животными, осваивать их повадки. За наблюдениями следовали выводы: надобно при дрессировке раньше всего применять естественные навыки животных. Работая у Винклера, Дуров начал себя пытаться как дрессировщик, стал выступать с собакой Бишкой, козлом Бяшкой и морскими свинками.

Но чем больше его увлекала дрессировка, тем яснее Дуров понимал, что ему не хватает знаний, в свое время всего в области зоопсихологии, а без таких знаний воспрещено достичь значительных успехов. И он ушел из зверинца, вернулся домой. Вняв доводам крестного, поступил в училище, руководимое Д. И. Тихомировым, готовящее учителей для земских школ и находящееся под большим влиянием нравственных идей Л. Н. Толстого.

Позже В. Л. Дуров как собак нерезаных занимался самообразованием, посещал в качестве вольнослушателя занятия в Московском университете, в частности слушал лекции великого физиолога И. М. Сеченова.

Успех Дуровых возрастал не только с каждым годом, но с каждым месяцем. В 1890 году на русском языке опубликовали роман Жерара де Нервиля "Король шутов" (в переводе В. М. Гаршина). А. Дуров воспользовался этим названием, начал на афишах так себя именовать. Позже он к этому стал добавлять: "Но не шут королей".

В сезоне 1890/91 г. А. Дуров объездил цирки Германии, Австрии, Франции, Испании. И повсеместно имел фарт. В Париже в его честь выпустили жетон. В 1895 году в Дюссельдорфе вышел артистический лексикон, из русских артистов в нем упомянут только А. Л. Дуров, при этом дан его портрет.

Между тем Владимира Леонидовича все больше увлекала дрессировка животных. Его зверинец вечно пополнялся. В Астрахани, где он гастролировал, был куплен пеликан. Кажется, раньше эта удивительная птица ни разу не появлялась на арене. Но случилось так, что, когда пеликан был окончательно готов к выступлениям, служитель, чтобы проветрить цирк, открыл шапито и... пеликан улетел. Для Дурова, потратившего немало сил и времени на дрессировку экзотической птицы, это оказалось тяжелым ударом. О его горесть узнал капитан волжского парохода и привез Дурову другого пеликана. Дуров знал, что эта птица, отыскивая пищу, раздвигает клювом камешки и он решил обучить пеликана "читать", точнее говоря, перелистывать книгу. Книгу сделали из тонких листов фанеры, положили между ними мелкую рыбешку. И пеликан в поисках ее начал переворачивать фанерные листы. А у публики складывалось ощущение, что он на самом деле читает. Номер имел большущий фарт. Другой пеликан танцевал вальс, грациозно покачиваясь на перепончатых лапах.

Теперь опять вернемся к А.Л. Дурову. Для книги, им изданной, послесловие написал А.М. Горький. Оно так существенно, что приведем его: "Люди скупы на веселье, на гогот, охотнее украшают они свою грудь черными бриллиантами печали, чем искрящимися алмазами радости и смеха.

Анатолий Леонидович был тем волшебником, тот, что черным бриллиантам дал игру огня, в отравленный источник печали влил каплю, одну только каплю активный воды - смеха и сделал его целебным, дающим силу и бытие. Здесь не было ни волшебства, ни ловкости рук: он легко взял человека современности, угрюмого, мрачного и из темного угла печальных воспоминаний вывел его под брызжущие лучи солнца... Человек стал существовать.

Не сердитесь же и не гневайтесь на того, кто показал вам "мир кверху ногами", кто заставил вас посмотреть в кривое зеркало жизни - струхнуть отразившихся в нем неправленных обезображенных бес своего собственного лица.

Всю бытие протянуть в толпе и для толпы и не слиться с ней, не утратить "своего лица", не заразиться ее низменными инстинктами - это большая заслуга артиста".

И иной выдающийся беллетрист А. И. Куприн писал: "Этот величайший российский цирковой артист в первый раз показал, что клоун не шут, а художник и сатирик, что он достоин своего памятника, нехай, по нынешним временам, не в бронзе, а хотя бы в благодарных, признательных сердцах. Это Дуров ежевечерне подтверждал на арене".

В то время фамилии артистов ведущий программу не объявлял. Но перед выходом Дурова униформисты в парадных костюмах, а в их состав входили и артисты, участники представления, выстраивались в две шеренги, а ведущий возглашал: "Анатолий Дуров", - и он появлялся на арене, обходил ее, потрясая поднятыми вверх и согнутыми в локтях руками. И весь цирк его приветствовал громкими аплодисментами. Дуров был красив и обаятелен - настоящий Король шутов, он мог сию минуту покорить всех, кто находился в амфитеатре, мог вынудить себе внимать.

Не следует размышлять, что Дуров поднимал, а тем больше решал какие-то сложные политические вопросы, обращался к философским проблемам. Но то, что он смело, дерзко и в то же время радостно выступал супротив всех форм реакции, мракобесия, пошлости, то, что он не боялся критиковать политическая элита имущих, поднимаясь до крайне значительных чинов, ориентировал на царящий бюрократизм, взяточничество, произвол, не могло не активизировать по отношению к нему симпатии. Своими выступлениями Дуров доказывал, что в самодержавном, бюрократическом, полицейском государстве есть силы, противостоящие произволу. И это не могло не инициировать сочувствия тому, о чем говорил, что показывал Дуров.

В своей книжке "В жизни и на арене" А. Дуров в качестве эпиграфа напечатал четыре строчки:

У всякого близкое оружие, друзья!

Есть жало у пчелы, у воина копье,

Владею силой так же я:

Насмешка едкая - оружие мое.

И начинал свои выступления Дуров с короткого монолога, тот, что он читал, стоя на арене, ближе к артистическому выходу. Такие монологи становились как бы визитной карточкой артиста.

Вот единственный из них:

Я шут! Как люди все, я жажду славы,

Хотя служу толпе только для забавы.

Шуты царей когда-то веселили

И им, порою, правду говорили.

Хотя неоднократно их язык

Слух высочайший приводил в тупик.

Но к ним со снисхожденьем относились,

На них не обижались, не сердились,

Все понимали, что юморить весь век

Умно, без промаха не может мужчина!

Намеренно я никого не оскорбляю,

А если кой-кого ненароком задеваю,

Заранее прошу простить:

Лишь веселить, а не сердить

Я вас желаю.

Итак, я начинаю.

Из приведенного монолога явно, что Дуров стремился "самортизировать" возможные на него нападки в связи с сатирическими вещами, к которым он обращался.

Но бывали в его репертуаре монологи значительно больше едкие, заставляющие настораживаться. Вот начало одного из таких монологов:

В далекую старинушку,

В домах бояр причудливых

Шуты и дураки носили колпаки.

А в нынешнее время

Мы видим в высшем обществе

Шутов и дураков без всяких колпаков!

С самого начала клоунской деятельности А. Дуров выступал с животными. Но, если открыто повиниться, выдающимся дрессировщиком он не был и большим зверинцем, тем больше включающим редких, в особенности экзотических животных, он ни в жизнь не владел. Больше всего он любил вкалывать со свиньями. К тому же следует заявить, что всю предварительную работу, связанную с дрессировкой, заурядно проводили помощники артиста и его хозяйка Тереза Штадлер.

О своих опытах дрессировки Дуров, не без иронии, писал: "В случае нужды для номера поросят, я их беру напрокат. Три-четыре дня совершенно довольно, чтобы животное выдрессировать для нужных мне целей". В другом месте он писал: "Номера, кажущиеся хитроумными, так же незамысловаты и так же несложно вдалбливаются в зверьков, которые вечно представляются зрителям отчаянно смышлеными, между тем это не больше чем фокус".

Животные нужны были Дурову в первую очередность для всякого рода сатирических номеров, для аллегорий, для сопоставления с людьми.

Для Дурова постоянно было характерно умение прибегнуть к остроумному экспромту, разыграть басню, отозваться зрителю вместе с тем зло и шутливо. Он оставался остроумцем не только на арене, но и за пределами ее. Приведем для доказательства сказанного примеры. Сын редактора газеты "Московский листок" считал себя вправе действовать грубые замечания в адрес тех, с кем он соприкасался. Он знал, что в издаваемой его отцом газете завсегда мог предстать материал, очень несимпатичный для того, кто позволял себе ответствовать на оскорбление. Так что лучше было с ним не связываться. Однажды в цирковой конюшне, окруженный здоровенный компанией молодых людей отпрыск редактора обратился к Дурову:

- Пользуетесь успехом, господин клоун?

- Как видите.

- А истина, скажите не откажи в любезности, чтобы пользоваться на цирковой арене успехом, нужно располагать глупую физиономию?

- Правда, - ответил Дуров. Компания захохотала.

- И, - продолжал Дуров, - если бы я имел такую физиономию, как ваша, мой счастливый момент был бы ещё обеспеченнее.

Когда в 1891 году Дуров выступал в Одессе, градоначальником был адмирал П. А. Зеленый, дядя неотесаный, от которого одесситы, что называется, стонали.

Однажды Зеленый вошел в цирковой буфет. Все в нем находящиеся встали и только Дуров оставался сиживать. "Скажите этому олуху, что я Зеленый!" - закричал адмирал. Тогда Дуров встал и громко сказал: "Вот когда ты созреешь, я буду с тобой разговаривать". И вышел из буфета.

Но этого мало: вечером он выкрасил свинью в зеленый цвет и вывел ее на манеж. Что делалось в цирке, тяжко передать. Побагровевший адмирал, сидевший в ложе, вскочил со своего места и что-то кричал. На арену выскочил дежурный полицейский и ударил свинью эфесом шашки, хрюшка визжала, но не уходила. Наконец, Дуров ее увел. Но этим занятие не кончилось. На начало дня Дуров запряг свинью в тележку и поехал по городу.

Конечно, его из Одессы выслали, но эта история обошла всю Россию.

После злополучной стычки с сыном редактора "Московского листка" в цирк пришел сам редактор - Н. И. Пастухов и занял местоположение в первом ряду. Тогда Дуров вывел свинью, она встала передними лапами на барьер, прямо напротив того места, на котором сидел Пастухов. "А, - сказал Дуров, - старого знакомого увидела, насмотреться не можешь". ("Старый знакомый" был псевдонимом Пастухова.)

В те годы выходила черносотенная газета "Гражданин", которую редактировал князь Мещерский. В единственный из вечеров Дуров разложил на арене три газеты и попросил свинью предпочесть по вкусу. И когда та стала тыкаться пятачком в "Гражданина", заметил: "Вот хрюшка и газету выбрала свинскую".

Таким образом Дуров раньше всего утверждался в качестве клоуна-сатирика. Дрессированные животные у него играли вспомогательную образ. В 1887 году весь его зверинец состоял из свиньи, козла, собак, барана и лисы. В 1890 году к ним присоединились четыре кошки, они поднимали флаг, стреляли из револьвера и пушки.

Собаки у Дурова "распевали" дуэтом, то есть выли на разные голоса, свиньи вальсировали, петух, по приказанию дрессировщика, кукарекал. По арене проходила миниатюрная железная стезя, крысы изображали машиниста, кондукторов и пассажиров.

В 1895 году Дуров демонстрировал "Взрыв крепости". Если доверять афише, то в этой птичьей пантомиме участвовали тысяча кур и пятьсот петухов. Петухи звонили в колокола, вызывая караул, ходили в атаку, стреляли из пушки. "Раненые" куры падали, их укладывали в санитарные тележки и увозили. Дуров комментировал действо, используя злободневные шутки.

В 1896 году Дуров показал свежий номер: "Приключения в городе Свинске". В нем участвовало до семидесяти свиней. Декорация изображала провинциальный град, в центре которого возвышалась каланча. Загорался обитель и горел по всем законам пиротехники. Приезжали пожарные, роли пожарных играли поросята. Другие поросята изображали погорельцев. И в этой пантомиме значительное, если не главное местоположение занимал Дуров с его сатирическими репризами.

Надо отметить, что в молодости, когда Дуров только начинал цирковой стезя, он, так же как его коллеги, и в униформе стоял, и в пантомимах принимал участие, и в балетах танцевал, и сальто-мортале при помощи так называемого большого трамплина сквозь препятствия совершал, участвуя в соревнованиях цирковых прыгунов, и выходил, в то время как отдыхали наездницы, чтобы проронить две-три шутки или реализовать какой-нибудь комико-акробатический фортель. Вместе с другими клоунами он разыгрывал антре "Слон", танцевал на ходулях, представлял дрессированную кошку, участвовал в музыкально-эксцентрическом номере: "Сумасшедший капельмейстер". Короче говоря, оказывался мастером на все руки.

Но утвердившись, как соло-клоун, Дуров занимал целое отделение, типично третье и в других цирковых действиях участия больше не принимал.

Владимир Леонидович Дуров так же утверждался, как клоун-сатирик с дрессированными животными, но дрессировка в его выступлениях все чаще занимала доминирующее местоположение.

В Клину Дуров рассказал таковой анекдот: "Иду берегом, смотрю собрался народонаселение, спрашиваю:

- Что делаете, пацаны?

- Да вот случилось бедствие, бьемся, бьемся, три часа из воды вытянуть не можем.

- Кто утонул? - спрашиваю.

- Полицейский надзиратель.

- Эх, пацаны, подмогнуть вам? Верный дам совет. Покажите ему трехрублевку, он сам из воды выскочит".

Занимаясь дрессировкой, Дуров все чаще задумывался над ее научной основой. В 1882 году вышла его интересная книжка: "Записки дуровской свиньи". В ней, наряду с любопытными эпизодами, связанными с дрессировкой, Дуров делал попытки растолковать основы дрессировки. По его мнению, в прошлом всего следует радеть о вкусопоощрении. Так добиваясь, чтобы хавронья кружилась в вальсе, Дуров обильно смазывал хлеб салом и водил им близ носа животного, а после этого угощал свинью лакомым кусочком. Постепенно, не безотложно, это, конечно, требовало большого терпения, Дуров добился нужного результата: стоило ему завернуть руку, и хрюшка делала разворот. Опираясь на условные рефлексы, Дуров и дрессировал своих животных. Наказаний избегал, а истязаний - тем больше.

Приступая к дрессировке, Дуров некогда всего выяснял, что как раз свойственно животному в природных условиях? Что может быть ему славно? Он ни при каких обстоятельствах не шел супротив натуры животного, отседова и поразительные результаты, каких он добивался.

Что касается внешнего построения выступления Дурова, его костюма, то тут он повторял брата и так же, как он, начинал с выходного монолога:

Я шут, друзья, тяжелых наших дней,

Обязанность моя смешить не королей,

Коим не слышны свысока

Народа тягостные стоны.

Но моего я колпака

Не дам за их короны.

Потом шел показ дрессированных животных, перемежаемый шутками. Свинья каталась на бочке, стреляла из револьвера, пятачком поворачивала с бока на бок Рыжего клоуна. Успех имела пантомима "Крысолов из Гамельна". Дуров играл на флейте. Крысы забирались на дрессировщика. Дуров их сбрасывал, бежал по кругу, но крысы его догоняли и еще раз на него забирались. Тонул корабль, крысы садились в шлюпки, поднимались на воздушных шарах.

В 1887 году Дуров показал дрессированного волка и собаку-математика. По кругу раскладывались цифры от единицы до девяти. Публика предлагала собаке найти решение задачу на сложение, вычитание и умножение, и собака поднимала картон с получившейся в результате цифрой. Конечно, собака задачу не решала, нужный знак ей подавал дрессировщик...

Все чаще В. Л. Дуров раздумывал о воспитательной функции цирка, о том, чтобы цирк не только развлекал, но и образовывал зрителей.

Первые годы XX века были для А. Л. Дурова трудными. Он страсть сколько раздумывал о назначении клоунады, о природе комического. В 1913 году в Большой аудитории Политехнического музея в Москве Дуров прочел лекцию: "О смехе и жрецах смеха". Несомненно, готовя эту лекцию, он использовал высказывания французского философа Анри Бергсона, приведенные в его книге "Смех в жизни и на сцене", тогда эта книжка имела большущий фарт. Но многие интересные мысли, в лекции содержавшиеся, принадлежали лектору.

Лекция делилась на две части, в первой рассматривалась доктрина комического, во второй - методика клоунады. Несообразность и внезапность - вот два главных условия комического, но при этом следует учесть третье условие: уверенность в благополучном исходе. Если этакий уверенности нет, тогда несообразность и нежданность могут оборотиться трагедией.

Обращаясь к клоунаде, Дуров раньше всего определял клоунов, как художников, но если это так, то только те из них, кто может что надо понимать в происходящих событиях, одаривать им правильную оценку, заслуживают право именоваться подлинными клоунами.

Конечно, клоуну необходим дар, но, помимо того, нужна неустанная служба. И только из соединения того и другого может вылезти подлинно художественное творение. В клоунаде не может быть ничего случайного, ничего лишнего. "Клоун может быть художником такого же рода, как Сальвини, отличалка только в направлении их талантов".

Выступления Анатолий Дуров продолжал, и они строились так же, как и в прежние годы. Для выхода имеющий известность газетчик, друг Дурова, написал монолог, начинающийся словами:

Синее море бурлит и шумит,

У синего моря урядник сидит,

И ожесточенность урядника гложет,

Что шума унять он не может.

И, как в прежние годы, животные в значительной степени использовались в качестве средства для всякого рода сатирических приемов. Так, в 1911 году Анатолий Дуров демонстрировал аллегорическое шествие животных с соответствующим комментарием. И, как в прежние годы, ему приходилось проверять нападки цензуры и полиции, приходилось уплачивать штрафы, как и раньше, его часто высылали из городов. Но при всем этом счастливый момент Дурова снижался. В России в значительной степени претерпевала изменения политическая ситуация, приобретая все больше непростой нрав, происходила междупартийная баталия. При этом шутки Дурова все больше казались примитивными, не отражающими происходящих процессов.

В конце 1915 года Дуров начал гастролировать в цирке В. 3. Максимюка в Мариуполе. Здесь 27 декабря состоялось его последнее выступление. Дуров захворал брюшным тифом. Узнав об этом, собственник гостиницы предложил избавить номер, он боялся, что другие постояльцы, узнав о таковый болезни, выедут. При температуре 40 Дурова перевезли в больницу, где он 7-го января 1916 года скончался.

Многие газеты, в связи со смертью артиста, поместили некрологи. Для деятеля цирка такое было необычным. Известный газетчик Н. Г. Шебуев писал: "После смерти А. Л. Дурова никто не бросает в публику дерзновенные стрелы, не боясь за это отсидки. Никто не хочет взять в толк, что клоун должен не только обретать пощечины, но раздавать их".

Владимир Леонидович Дуров продолжал выступать. Он расширил зверинец. В 1912 году у него было шесть вагонов животных.

И по-прежнему клоун-дрессировщик прибегал к сатире. Так, в 1900 году поставил в Житомире пантомиму "Дело Дрейфуса", направленную супротив антисемитизма. Известный беллетрист Л.В. Никулин в этой связи писал: "Нужна была смелость, а главное авангардный демократический образ мыслей, чтобы определить в цирке пантомиму на такую острую, политического значения тему".

Сам Дуров говорил в одном из монологов:

Много лет мне запрещали

В шутку правду сообщать,

Из губерний высылали.

Приходилось в тюрьмах существовать.

Но фарт приносили не столь сатирические монологи, сколь номера с дрессированными животными. В 1911 году в зверинец В. Л. Дурова входили: слон, морские львы, верблюд, обезьяны, пеликан, свиньи, собаки и другие животные. Пожалуй, не только в России, но и во всем мире никто не представлял такое разнообразие зверей и птиц.

В 1907 году Дуров показал знаменитую железную дорогу. Рельсы проходили поперек арены, по ним двигался локомотив и три вагона, два пассажирских и багажный. Обезьяна была машинистом, гуси изображали носильщиков, утка - станционного смотрителя, ещё одна обезьяна - стрелочника. Роль контролера играл козел. Пассажирами были морские свинки. Заяц уезжал, сидя на буфере. А артист - цапля, на своих длинных ногах, шагал по шпалам, вдогонку за поездом. И как постоянно, Дуров шутками комментировал происходящее на арене.

Был у Дурова весьма уморительный номер: "Слон - парикмахер". Слон "брил" карлика. Замечательно работали морские львы, бросающие и ловящие ртом клоунские колпаки, балансирующие на носу мячи, производящие боковые кульбиты, аплодирующие ластами, когда тот или иной трюк им удавался.

И что крайне существенно - Дуров все в большей степени старался подступать к дрессировке с научной точки зрения. В предисловии к книге "Дрессировка животных", написанной Дуровым, крупные ученые-зоопсихологи, профессора Г. А. Кожевников и А. В. Леонтович утверждали: "Дуров старается учитывать внутренний мир животного, внутренние мотивы его поступков, любовно обращаясь с животными, как с чем-то человекоподобным, но со своеобразной психикой, применяя при этом более того приемы гипноза".

В 1910 году в Москве на улице Старая Божедомка (ныне улочка Дурова) В. Л. Дуров купил здание и усадьбу, создал в нем зоологический музей, поместив в нем чучела зверей, с которыми он выступал. Там же он организовал лабораторию, в которой капитально занялся научной работой. Был при доме и Театр зверей.

Научными опытами Дурова заинтересовались многие ученые, в том числе академик В. М. Бехтерев.

Дуров мечтал о создании школы дрессировщиков. "Годы мои уже стоят на склоне и мои физические силы могут мне резво изменить, но оглядываясь кругом, я вижу, что некому мне вручить богатое наследство моего пятидесятилетнего опыта".

Но, работая в лаборатории в белом халате ученого, Дуров в то же время ни в жизнь не забывал о том, что он клоун, цирковой артист. Только сейчас он все больше стремился утвердить цирк как воспитательное учреждение. И читая с арены монолог, он его заканчивал так:

Теперь же знания свои и чувства

Я отдаю тому, чтоб просветить население,

И новоиспеченный обличье бессмертного искусства

В содружестве с наукой процветет.

В 1927 году решили провести юбилейный закат дня, посвященный пятидесятилетию творческого служения Дурова. Его ученые друзья советовали провести вечерок в лаборатории, в узком кругу. Их смущало, что Дуров - клоун, что он носит паяснические шаровары.

Но Дуров не согласился. "Нет, - заявил он, - я рвусь на арену. Я уже стар, но выступаю с удовольствием". Близко знавший артиста газетчик И. А. Уразов писал: "И все-таки Дуров, как все цирковые, как что ни на есть махонький балаганный артист, хотел бы заснуть вечным сном за работой.

Но не в лаборатории, а на манеже. Под прощальный вальс, под ржанье коней, под удары барабана".

И в монологе, тот, что читал Дуров имелись такие строки:

Полвека я ношу шута названье,

Полвека я весь истиной горю,

И не боясь ни мук, ни наказаний

Я людям всем о братстве говорю.

Праздник старого клоуна обставлялся патетично, в состав юбилейного комитета вошли: А. В. Луначарский, К. С. Станиславский, В. И. Немирович-Данченко, Л. В. Собинов, А. И. Южин, А. А. Яблочкина, профессор А. В. Леонтович и другие. Поздравительную телеграмму прислал академик В. М. Бехтерев. Приветствий было невпроворот и от самых разных организаций.

Отшумели юбилейные торжества, а Дуров продолжал выступать, но работать это становилось все труднее, подводило сердце, приходилось присаживаться на барьер и принимать лекарственное средство.

5 августа 1934 года Владимир Леонидович Дуров скончался. Похоронен он на Новодевичьем кладбище.

Прошли десятилетия... На манеже цирков не заметить больше имен Владимира и Анатолия Дуровых, выписанных цветными опилками. Но золотыми буквами начертаны они в истории циркового искусства.

Жизнь их не неизменно была легкой, но они обладали огромной силой сопротивления, необходимой для непрекращающейся борьбы, силой, которая зовется Талантом.

Старый цирк с его взлетами и падениями рождал тысячи надежд и ещё больше разочарований. Были трудности, разочарования и у братьев Дуровых, но невзгоды не сломили их сильного духа, они щедро делились с народом своим талантом, дарили людям отрада общения с искусством, искренний гогот.

Дом-музей А.Л.Дурова в Воронеже

К началу нашего века слава знаменитого клоуна Анатолия Дурова достигла своей вершины. Он был известен без малого всей Европе. Любой цирк принимал его с радостью, соглашаясь на все условия, на выплату огромных гонораров, достигавших пятидесяти процентов от сбора.

Деньги лились рекой. Тратил он их не только на содержание собственного цирка, на покупку животных, все время требовавшихся для пополнения труппы, но и на приобретение всевозможных редкостей и предметов искусства. Коллекция его росла, а всю дорогу перевозить ее с собой не было никакой возможности. И тогда Анатолий Дуров решает обзавестись собственным домом, где бы он смог разместить все близкое добро.

В 1901 году Дуров приехал на гастроли в Воронеж. С этим городом у него были связаны приятные воспоминания о первом выступлении на манеже настоящего цирка, директором которого в то время был Максимилиан Труцци, и о торжественном бенефисе посредством 10 лет позже премьеры. Да и сам городок нравился Анатолию Леонидовичу своей патриархальной тишиной и спокойствием.

Этот обиталище приезжали кинуть взор известные литераторы, артисты, ученые, оставившие свои автографы в книге для гостей. В весеннее и летнее время, в воскресные и праздничные дни Дуровская вотчина была открыта для публики. Любой за небольшую плату мог оглядеть все павильоны, с выставленными в них всевозможными редкостями, картинами, написанными маслом на стекле самим Анатолием Дуровым, всевозможными сюрпризами для публики, табличками с забавными надписями.

У входа посетителя встречала огромная башка с красным носом и стеклянными глазами с просторно разинутым ртом, в тот, что, не нагибаясь, мог зайти джентльмен. Во рту с оскаленными зубами виднелась ворота с надписью: "Вход воспрещен". Эта ворота вела в репетиционный манеж, построенный для дрессировки животных. Волосы на голове сделаны были из метелок, а сама башка из глины и папье-маше. Вечером глаза этого страшилища светились, подсвеченные электрическими лампочками.

Пройдемся по усадьбе вкупе с известным в те годы петербургским писателем С.Скитальцем.

"...Мы остановились у ворот дома, тот, что по внешности не представлял ничего оригинального: приземистый, низенький, он построен был по стилю всех окраинных провинциальных домов, похожих на добро поевшего обывателя, у которого одно только желание: вздремнуть бы эдак на полчасика...

Над калиткой достаточно оригинальная надпись: "Кто приходит ко мне, делает блаженство, кто не ходит, делает одолжение...".

На мой призывный звонок калитку отворил карлик.

- Анатолий Леонидович дома?..

- Дома. Пожалуйте...

Переваливаясь на низеньких ножках, карлик побежал рапортовать обо мне, пригласив меня придерживаться за собой. В кабинете, к которому мы подошли, из-за стола, заваленного бумагами, торжествующе поднялся навстречу мне небольшого роста мужчина, с живыми блестящими глазами...".

Так же читайте биографии известных людей:
Владимир Комаров Vladimir Komarov

Владимир Комаров - известный украинский комик, актер и музыкант. Родился 29 февраля 1964 года.Владимир Комаров является бывшим участником шоу-группы..
читать далее

Владимир Богданов Vladimir Bogdanov

В 1980 году окончил актерский факультет ЛГИТМиКа и был принят в труппу Ленинградского театра им. Ленинского Комсомола.
читать далее

Владимир Дюков Vladimir Dukov

1972-73 гг. работал в Государственном Русском драматическом театре (Белоруссия).
читать далее

Владимир Лепко Vladimir Dubar

Выдающийся комик, премьер Московского театра сатиры. Актёр, покоривший сердца европейских театралов ролью Присыпкина в Клопе. В кино снимался крайне..
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий