Известные люди

»

Михайло Михайлов

- У вас такое колоритное имя. Это - настоящее имя или псевдоним?

- Меня зовут Михаил Михайлов, а все мои книги, статьи подписаны псевдонимом "Михайло Михайлов", оттого что по-сербски Михаил - это Михайло. У меня "русские корни": мои родители - эмигранты первой волны. Матери было семь лет, отцу семнадцать, когда они попали в Югославию.

- Вы - именитый "бунтовщик". За ваши диссидентские взгляды вас изгнали с преподавательской работы в университете, травили в прессе, запрещали ваши книги. Вы в общей сложности семь лет провели в тюрьме. С тех пор утекло невпроворот воды, уже и у власти находятся другие люди. Но изменилось ли касательство к вам? Вы в текущий момент - "в законе"?

- Да. Теперь обо мне говорят, как об "известном югославском диссиденте". Положение изменилось ещё во времена Милошевича.

- Чувствуете ли вы, что вы чем-то обязаны Милошевичу? Какое у вас к нему касательство?

- В 1978 г. меня практически вытолкнули на Запад. Я был единственным русским диссидентом, которого лишили югославского гражданства. Мне его вернул Милошович в 1989 г. Он был первым посткоммунистическим, или как сегодня говорят, посткомодернистским диктатором. Во времена Тито было нельзя представить, чтобы печатались мои книги, а Милошович позволил печатать не только меня, но и Милована Джилоса, "отца всемирного диссидентского движения". Начиная с конца восьмидесятых, я ежегодно посещал Югославию, жил там, писал и печатался... В этом смысле Милошович больше сложная фигура, чем это кажется на первостепеннный точка зрения. Именно при нем существовала свободная сми, чего, к примеру, не было в Хорватии.

- Как вы относитесь к тому, что Милошович сегодня оказался на скамье подсудимых в Гааге?

- Он, конечно, не один виновник распада Югославии, и той кровавой бойни, которая за этим последовала. К этому приложили руку кроме того хорватский и словенский лидеры, то есть лидеры всех югославских республик, которые были генеральными секретарями партий. Такой распад на националистические фракции был невозможен при Тито. Однако Милошович как вождь самой сильной сербской коммунистической партии, в целях укрепления личной власти начал раздувать сербский национализм, что привело к трагедии.

- Каков "нормальный" творческий тракт диссидента? Как джентльмен оказывается в оппозиции к власти, откель у него берутся идеи, противоречащие "официальному" курсу?

- После окончания университета я стал профессором Загребского университета. В 1964 году меня в порядке культурного обмена между Югославией и Советским Союзом отправили на пять недель в Москву, в МГУ. Это было последнее лето Хрущева. Никита Сергеевич сильно хотел восстанавливать связи с титовской Югославией.

Я говорил по-русски, к тому времени давнехонько уже писал о новейшей советской литературе и жаждал увидаться с теми, о ком писал. Но к своему удивлению, в Москве как снег на голову узнал о прозаиках и поэтах, о существовании которых большинство читателей к западу от СССР тогда более того не подозревали. Разумеется, мне захотелось познакомиться с ними. Однако Союз писателей согласился провернуть всего две встречи с "признанными мастерами". Тогда я стал несложно разузнавать телефоны интересовавших меня людей, звонил, представлялся и просил о встрече. Так я познакомился со многими замечательными людьми: Эренбургом, Леоновым, Ахматовой, Вознесенским, с Окуджавой, о котором тогда, помимо Польши, ещё нигде не знали. Я горд тем, что в первый раз представил его читающей публике не только в Югославии, но и в других европейских странах.

- Видимо, так появилось "Лето московское"?

- Да, тот самый здоровый писательский репортаж должен был печататься в 1965 году в трех первых номерах известного тогда белградского литературного ежемесячника "Дело". Вышли две первые части, но к тому времени сместили Хрущева, новая верх немного "скорректировала" вектор движения в отношении Югославии, и совдеповский посол Пузанов официально заявил протест. Тито, тот, что балансировал между Востоком и Западом, решил принять меры и обрушился на меня в публичной речи на общеюгославском совещании... прокуроров как на человека, "клевещущего на дружественный Советский Союз". По каким-то загадочным причинам речь эта была опубликована только через две недели потом ее произнесения, зато арестован я был в тот же день, когда она появилась в печати. Меня продержали в тюрьме под следствием сорок дней. Тем временем на Западе поднялся гул, мою книгу перевели на одиннадцать языков, и под давлением западной общественности меня выпустили. Однако вскоре все же судили и приговорили к двум годам. Но в 1965 году Международный ПЕН-клуб в первый раз устраивал свою ежегодную встречу в социалистической стране, в Югославии, и его тогдашний президент Артур Миллер заявил, что, если я буду посажен, встречу перенесут в другое местоположение. Тито не захотел дерзать престижем, и за неделю до встречи Верховный суд Хорватии изменил мне вердикт на условный. Впрочем, работу и вероятность печататься в Югославии я, разумеется, потерял.

- Стало быть, диссидентом вы стали кроме вашей воли?

- Можно проговорить так. Но в 1966 году, затем падения Ранковича ("нашего Берии"), началась волна демократизации, и мы с друзьями - преподавателями Загребского университета, писателями, художниками - попытались сформировать самостоятельный журнал, что по югославским законам теоретически было быть может. Но только теоретически. Многих из нас немедленно же пересажали. Мне припомнили пожилой вердикт, и пришлось отсидеть три с половиной года.

- Да, но это была не единственная ваша "отсидка"?

- Да, так как по выходе из тюрьмы я активно печатался на Западе, давал беседа, в 1974 году меня еще раз арестовали и приговорили к семи годам. Но отсидел я только три с половиной, заново "повезло": когда в Белграде должно было произойти продолжение Хельсинкской конференции по правам человека, меня освободили. Однако весной 1978-го ко мне пришли югославские гэбисты... с готовым заграничным паспортом и "пожелали счастливого пути". Так я оказался на Западе, а затем меня лишили гражданства. Я, уместно сказать, оказался единственным югославским диссидентом, которого выслали из страны. В Югославии, в различие от СССР, это не было обычной практикой.

- Мы встречаемся с вами в Иерусалиме. Что вас привело в Израиль?

- Я приехал для участия в первом иерусалимском саммите по приглашению директора фонда Михаила Черного Дмитрия Радышевского, с которым я знаком лет пятнадцать. И, хотя я объездил весь мир, Иерусалим стал для меня открытием. Это град - нечто уникальное. И проблемы, которые кругом Иерусалима, также совсем уникальные.

- О чем вы говорили на саммите?

- Я говорил о моральном падении человечества за последнее столетье, которое видно без всяких научно-исследовательских институтов. Я лично боюсь, что двадцать первостепеннный столетний период будет ещё больше кровавым, чем двадцатый. Вот я вырос в Сараево, это в настоящее время основополагающий град Боснии. Мальчишками мы шибко нередко бегали на тот уголок, где юный сербский террорист Гаврила Принцип застрелил Фердинанда, наследника австро-венгерского престола. С этого убийства на практике началась первая мировая битва.

На том углу остались "следы" того террориста, и мы, мальчишки, становились на это местоположение, и нам казалось, что мы также можем изменить историю. И мы готовы были более того положить бытие за это, если бы понадобилось Хотя, конечно, выстрел этого Гаврилы - это было только началом важный войны, но не причиной.

- Не кажется ли вам, что вы повторяете судьбу Кассандры? Ваши предсказания развития человечества чересчур пессимистичны.

- В 1978 году, когда меня "выбросили" из Югославии, в американской прессе появилось мое беседа под заголовком "У нас будет кровавая "этническая" баня", если не произойдет демократизация. Это было за 13 лет до того, как у нас началась "кровавая баня". В то время, когда я говорил с журналистом, никому и в голову не приходило, что может возникнуть такое. Тяжело одаривать пессимистические прогнозы, но я боюсь, что как двадцатое столетье началось в 1914 году в Сараево, так двадцать первое столетье началось с 11 сентября. Боюсь, что это столетье будет ещё больше кровавым по той нехитрый причине, что в третий раз за последние сто лет мы наблюдаем становление тоталитарной идеологии того же сорта, что в первую голову был нацизм, следом коммунизм, а сейчас это - фундаменталистский ислам. Его мишень - истребление любого демократического общества.

Но ни нацисты, ни коммунисты не были самоубийцами. Исламисты идут на самоубийство с целью избавления от своих врагов. Никакое среда ещё выработало "противоядия" для борьбы с этим. Но его придется выискать, в противном случае, нам позже придется располагать занятие с миллионами "шахидов". Кстати, более того террористы в 19 веке воздерживались от террактов, если при этом могли пострадать женщины и дети, и вообще невинные люди. Теперь все напротив. Даже в терроризме наблюдается "этическое падение".

Но самое интересное, что и в России существует движение, по духу близкое "исламистам". Его представляет Александр Дугин, вождь евразийского движения и служебный советник бывшего спикера российской Думы Селезнева. В своих книгах он объединяет ваххабизм, фундаменталистский ислам с российским национализмом. Общая земля - это антиЗапад, антиЕвропа, антиАтлантизм. О Дугине пишут шибко чуть-чуть, хотя, на мой воззрение, он намного опаснее, чем был Гитлер.

- В Израиле немного кто слышал вообще это имя. Это легко маргинал, типа Жириновского, тот, что имеет небольшую кучку приверженцев

- Вы говорите, маргинал? Когда в 2000 году я преподавал в московской Высшей школе экономики, я видел, как студенты и молодая поросль ходят за Дугиным, заглядывают ему в губы. И я не уверен, что это безопасно. Даже в Сербии его переводят и читают сербские националисты.

- На арабо-израильский конфликт у вас эдакий же пессимистический прогноз? Вы верите, что конфликт когда-нибудь будет разрешен?

- Хотелось бы верить, что арабо-израильский конфликт будет разрешен. Правда, до этого ещё в отдалении. Дело в том, что в нынешнем процессе глобализации, которой нельзя избежать из-за технической, экономической зависимости стран дружбан от друга, Иерусалим становится символом мира. Здесь сосуществуют все три мировые религии. На всех конференциях, где я присутствовал, Иерусалиму отводится образ центра объединения нового человечества, что идеально верная мысль. Но в то же время он должен остаться столицей Израиля. К сожалению, последнее - не все готовы это принять. К примеру, католическая церковь считает, что Иерусалим должен сделаться столицей всего мира, но ни в коем случае, ни Израиля. Для того чтобы это принять, надобно уверовать в Ветхий Завет. Ведь в большинстве своем - и христиане, и евреи, и мусульмане далеки от того, чтобы уверовать, что иудеи - избранный народонаселение, а Иерусалим - избранная столица, Израиль - избранное держава. Все это зафиксировано в Ветхом Завете, в тот, что большая доля человечества, не верит. Это и создает большие сложности. И первостепеннный иерусалимский саммит был весьма полезным, в том смысле, что в мире начался разговорчик об этом. И если быть оптимистом, то я верю, что существует высшая мощь, которая, вправду, может творить чудеса, но она только отвечает на внутреннее движение человека. И я не уверен, что мировое сообщество внутренне созрело и готово к этому чуду.

- Что вы думаете по поводу Арафата? Не кажется ли вам, что он должен воспроизвести судьбу бывшего иракского диктатора?

- Конечно, самым правильным решением было бы выставить из страны не только Арафата, но и всех его приспешников. Но Израилю вряд ли Америка позволит сходить на такие радикальные действия. Вопрос, кто решится освободиться от Нобелевского лауреата, у которого есть свои покровители в ООН?

- Видите ли вы хоть какую-то обнадеживающую перспективу для разрешения всех конфликтов, бушующих в текущее время на земле?

- Я вижу ее только в религиозном возрождении. Понимаю, что для современного человека, уверенного, что он только былинка, целиком находящаяся во власти физических, биологических, психических и социальных законов, такое заявление звучит диковато, но язык нового религиозного сознания, которое я называю "планетарным", без малого не имеет отношения к языку церковному. Когда меня спрашивают, верую ли я в Бога, я отвечаю: объясните мне в первую голову, что вы подразумеваете под словами "Бог" и "веровать". Исходя из этимологии слова "религия" (по-латыни "связь"), я имею в виду связь внутреннего мира личности и мира внешнего, Космоса. Она не имеет ничего общего с тем механическим влиянием внутреннего мира человека на события его жизни, какое устанавливает психоанализ, не только по Фрейду, но и по Юнгу. Напротив, новое рассудок предполагает необъяснимую, но совершенно реальную подневольность самой жизни, истории от внутреннего мира человека. Если джентльмен смотрит на мир не как на живое целое, таинственным образом связанное с душой каждого, а как всего только на внешний предмет, то объектами исподволь становятся и люди с их страданиями, более того ближние, и, в конце концов, мужчина остается абсолютно единственный в Космосе-объекте. И тогда мучение, вызванное одиночеством, открывает дорогу к религиозному возрождению, мир опять превращается в живое целое, за судьбу которого любой джентльмен несет полную ответственность. Душа выходит из одиночной камеры на свободу.

- Вы длительно были в изгнании, длительно скитались по миру. Что вы чувствуете в настоящее время, позже того, как смогли возвратиться домой?

- К сожалению, обитель для меня - это условность. Я все время в разъездах. И вообще для меня жилье - там, где говорят по-русски. Я бы мог существовать в Москве, но там шибко морозно. Я бы мог существовать в Иерусалиме, тут также слышна русская речь.

- Как вы отдыхаете?

- Я провожу время нестандартно: полно езжу, люблю лежать на диване и глядеть телевизор Но я переводить дыхание не умею, башка работает неизменно, к сожалению.

Так же читайте биографии известных людей:

Михал Микеска Michael Mikeska

Чешский легионер уфимского Салавата Юлаева стал одним из открытий прошлого сезона. В интервью Sportsру он попробовал подсчитать всех новичков своей..
читать далее →

Михал Жимерский Mihal Zhymerskiy

Жимерски-Роля (Zymierski-Rola), настоящая фамилия Лужвиньски (Lyzwinski), Михал (4.9.1890, Краков - 1989), польский военный деятель, маршал Польши..
читать далее →

Михал Ковач Mihal Kovach

Политическая карьера Ковача началась в сентябре 1989 года, когда он стал министром финансов Словацкой Республики. В 1992 году как депутат от..
читать далее →

Михал Жебровский Michal Zebrowski

Михал Жебровский - польский актёр театра, телевидения, радио и кин. Родился 17 июня 1972 года.Широкому кругу зрителей Михал Жебровский известен по..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий