Известные люди

»

Татьяня Атабек

Дневники и письма военного фельдшера Татьяны Атабек.

* * *

На лето МГУ перевели в Свердловск. В поезде Татьяна Атабек познакомилась с Алексеем, также студентом филфака. Всего-то 10 дней вагонного знакомства.

"Октябрь 1942 г. Мамуська, дорогая! Как мне тяжко строчить о новости, которая для меня является радостью, а ты по-своему, по-матерински можешь взять в толк как беда. Меня в конце концов мобилизовали, но направили не на фронт, чего мне больше всего хотелось, а в Киевское военно-медицинское училище".

Никто ее не мобилизовывал. На самом деле немного девушек из МГУ по приезде в Свердловск подали заявление с просьбой направить их на фронт. То, что пошла добровольцем, от мамы утаила.

"5 октября 1942 г. Здравствуй Алеша! Перечитывала твои письма, и мне было печально - потому что нам так и не пришлось проститься.

Спать приходится под тонкими байковыми одеялами - прохладно, стерла ноги портянками - утром за пять минут никак не успеваем стать, облечься и обуться как необходимо.

Целую тебя, мой родимый, крайне крепко-накрепко. Твоя Татьянка".

"15 февраля 1943 г. Здравствуй, моя дорогая мамуська. Мама, как-то и не верится, что быстро мне стукнет двадцать, пол бабьего века. Большое, большое благодарю за долгожданную посылку. Я сейчас спасена: и платочки, и бюстгальтеры, и воротнички - все это в этом месте так нужно, а достать нереально.

Начали заниматься изучением пулемет Дегтярева".

"21 марта 1943 г. Идем в поход (с ночевкой с полной выкладкой: шинель-скатка, ружьё, противогаз кг на 30, не меньше)".

Выпуск - меньший лейтенант, военфельдшер.

"В Санитарном управлении, где я получала направление в доля, молодые здоровые парни-медики, от души желая мне счастья и добра, давали "мудрые" советы, как "устроиться", чтобы не угодить на передовую. Сами они отлично окопались в Москве".

Фронт, первые потери

"Санрота 510-го стрелкового полка. Это единственная санрота в дивизии, где начальник - дама.

Вечером при свете коптилки все собрались в землянке у командира роты, пили спирт, веселились. Все относились ко мне покровительственно, "прощали" то, что одна из них не пью, не курю и в единственный звук "выражали уверенность, что посредством месяц я буду окончательно другая".

"7 января 1944 г. Все куда ни глянь так закручивается. Уберегу ли я Алексея в своем сердце так, как берегла его эти полтора года...

На авангардный угрожающе иметь в распоряжении такую рыжую шапку, как у меня - столь раз начштаба артиллерии и начдив разведки ходили на НП (наблюдательный пункт. - Авт.) и ничего, а как я пошла, немцы таковой артобстрел устроили, что у нас уголок блиндажа обвалился, минут десять воспрещено было вознести голову, сидели, прижавшись, в траншее и только считали: "недолет" - "перелет".

"Когда мы вышли из блиндажа, чтобы тронуться в МСБ, немцы открыли жар, и нужно было промчаться открытый участок. Снег основательный, по колено, и свист снарядов. Я пробежала, оглянулась - с Любой моей что-то случилось, копошится. Вернулась и тащила ее на себе, оказывается, у нее сердце сдало".

Лев Николаевич

Даже негусто необычно, зачем я так беспрепятственно могу калякать обо всем с Львом Николаевичем, несмотря на такое различие в возрасте.

Возраст доктора Лебедева - 29 лет. Женат.

"10 января 1944 г. Никто не знает, что в кармане телогрейки я вожу с собой послание и карточку моего единственного, и вряд ли какой-нибудь ухарь-красавец смутит мою душу. Лев Николаевич, конечно, опасается за меня, как бы я "не испортилась". Уже страсть сколько сплетен насчет меня и Льва Николаевича. Мне наплевать на них, в душе я горжусь нашими отношениями, вследствие того что что, к сожалению, немного таких умных людей и честных мужей... Мне бы более того шибко хотелось, чтобы у Алексея были некоторые черты Льва Николаевича. Но Л.Н. все сплетни, видно, несладко переживает, и мне вследствие этого как-то досадно..."

Потом, следом войны, Татьяна Атабек скажет:

- На фронте покуда девица не выберет себе кого-то, ее в покое не оставят. Лев Николаевич был мне щитом.

"13 января 1944 г. Я знаю, что ныне кажусь красивее, чем всю дорогу, только потому что, что получила от Алексея письмо".

"25 января 1944 г. Получила от Ляльки с известие о гибели Вовки Сапожникова, моей тайной школьной любви, - разбился с самолетом под Днепропетровском. Бесшабашный, храбрый чувак, предводитель класса. За шесть месяцев на фронте успел принять три ордена.

Из 13 ребят нашего класса осталось только трое. Даже не с кем будет вспомянуть лучшие годы своей жизни. И, вероятно, это не последняя ещё битва...

Скорее бы вперед! А то нимало все закиснут в этой обороне: по двадцать раз переженятся, перестреляют дружбан друга. (Новиков ныне, будучи "под парами", уже хватался за оружие.)

"26 января 1944 г. Слава Богу, отношения между мной и Львом Николаевичем такие, как я и хотела. Знает, что у меня есть Алексей. Относится шибко чутко".

Майор Изюмов

"28 января 1944 г. Сегодня в конце концов назначено атакование, и в связи с этим - общедивизионный дамский закат дня. Немного потанцевала - несподручно. Как на новенькую все смотрят большими глазами. Видно, приглянулась майору Изюмову из 437-го полка, замкомполка по политчасти. Приклеился и ни на шаг от меня. Пробовал по-всякому мне прийтись по сердцу - безрезультатно. Ростом тот самый детинушка рядом двух метров. В сердцах собрался отбыть, а чтобы без него тут не веселились, взял и... расквасил гармонь".

"29 января 1944 г. С утра уселась в палатке за письма. А в тот самый миг немцы начали артналет, да таковый могучий. Я из упрямства решила, что все одинаково допишу, тем больше что писала Алексею. Когда снаряд перелетает сквозь палатку, чувство неважное. Пока дописала, 32 снаряда разорвались достаточно рядом, да все тяжелые, фугасные.

У Клавы четвертый месяц беременности. Жалко ее. Обычная история, польстилась на "великую честь" - обратил на нее внимательность начальник полка. А женой своей он ее действовать не собирается - у него дома есть супруга, которая растит сына.

Ст. эскулап Хачатуров, тот, что читал мне наставления о нравственности, когда я прибыла в роту, сам уже "сдался".

Сегодня пошли в штурмование.

"31 января 1944 г. Весь конец дня проторчала у комбата. Он передал мне сообщение. Думала, служебное. В конверте записка, а вместо адреса написано: "Туда, где находят исцеление больные телом и душой". Только успела прочитать подпись - "майор Изюмов" и разорвала, не читая".

"3 февраля 1944 г....В машине раненые, любой просит, чтобы укрыла получше от ветра. Я каждого укрою так, как мамаша меня укрывала, когда я была маленькой и болезненный.

С Львом Николаевичем стали немало изрекать солидно на философские темы. Он впрямь увлекательный дядя, и взгляды подходящи к моим, мы более того нередко одну и ту же дума в единственный звук высказываем. Читали вкупе Маяковского, Пушкина.

С Алексеем договорились не ныть в письмах, а терпеливо ждать".

"11 февраля 1944 г. Батальонные фельдшера остались без малого окончательно без батальонов..."

"14 февраля 1944 г. Слушая капитана Мазо, вспомнила слова Первенцева из "Испытания": во время войны Армия должна быть холостой. Он тяжко ухмыльнулся и сказал, что сквозь пару месяцев я буду калякать по-другому.

Задержалась в учебной роте и к начхиму пришла уже, когда стемнело. Начхим стал убеждать, что у него ныне немало работы, почивать не будет, и предложил мне свою койка. Через пять минут я уже спала богатырским сном и не слышала, как укрывали меня по очереди инженер, начхим и начсандив".

"16 февраля 1944 г. Явился почтальон из 437-го с письмом от Изюмова на закат дня по поводу получения знамен. Написала письменный отказ".

"19 февраля 1944 г. Дежурила в шоковой - там было двое тяжелораненых, умирающих. Хоть не в первостепеннный раз, все одинаково жутко".

"23 февраля 1944 г. Прислали пригласительные билеты на полковой закат дня - 8 штук неподписанные, мне - именной. Бедный Изюмов, вновь не повезло ему - я дежурная по части".

Синебрюхи

"25 февраля 1944 г. Вчера с Жильцовым провели эпидобследование дер. Синебрюхи: 180 мужчина местного населения, 150 беженцев. Живут по сараям и хлевам. Похожи на скелеты, спят на земле в грязи, завшивлены, повальная дизентерия. Половина людей обриты (позже сыпного тифа). Только вчера собирала у одной бабки анамнез и наложили с Жильцовым на ее обиталище карантин, а нынче она умерла. В сарае умер дедуля, и прах валяется в навозе. Хозяин дома, где мы в то время как поселились, строгает для себя гроб.

В соседней деревне Малые Скрипки не лучше. Вошли в основополагающий обиталище - и безотложно два гроба с покойниками и пятеро детей: двое болеют (мальчуган 5 лет и девчонка 9 лет), а трое должны резво занедужить. В доме напротив на печке колышется груда тряпья, из-под которой слышны стоны девочки, а у остывшей печки копошится мальчонка, абсолютно высохший, тусклый, окоченевшими ручонками пытается очистить скользкую черную картофелину. Эти двое сирот обречены на кончина.

Кошмарнее, чем у Радищева".

"6 марта 1944 г. Лев Николаевич не спал стандартно уже 12 ночей, три дня не выбирался с авангардный, окончательно дошел. Он появился замерзший и изнеможенный, сел за столик, взял ложку в губы и - бегом на улицу: все вырвало.

В деревне зашел разговорчик о 8 марта, и одна леди с двумя худенькими ребятишками сказала, что не забудет тот самый день до самой смерти - гладко 10 лет вспять спалилась в доме ее четырехлетняя дочь - "первенькая". А ныне ей окончательно пришлось съехать из близкий деревни (она оказалась на передовой), и ныне ей сообщили, что какие-то бойцы-сволочи вырыли из ямы ее картошку - последнее пропитание. А бойцы это сделали не в силу того что, что они голодны, а на самогонку. И оттого что не немцы, а свои".

"7 марта 1944 г. Был закат дня. Меня почему-то заставили сиживать в президиуме. Чувствовала себя неудобно рядом с комбатом, доктором Хохловой в мундире, увешанном орденами.

Танцевала с каким-то изящным молодым человеком из приезжих артистов и боялась отдавить ему ногу - я ибо танцую не очень".

"23 марта 1944 г. Вот мне и двинул 21 год. Хотелось к маме".

"Как тяжко и одиноко Льву Николаевичу существовать, у меня возникают как бы материнские чувства - начинает щемить сердце и хочется хоть в чем-то подмогнуть ему.

Какая страшная диалектика: чтобы отстоять свою влюбленность, надобно топтать чужую, откинуть сочувствие. Дальше так тянуться не может - не хватит сил. Алеша, дорогой мой, милый, чувствуешь ли, как мне несладко без тебя!"

* * *

На фронте страшна не влюбленность, а тяга, тяжелая, слепая

"29 марта 1944 г. Вчера в 437-м по приказанию командира полка был расстрелян изменник - самострельщик. Из всех батальонов отобрали 20 лучших автоматчиков, они встали в десяти шагах от него тесным кольцом, а он стоял на краю вырытой ямы".

"13 апреля 1944 г. В семь утра выехала в Барсучину для обработки сыпнотифозного очага. Вечером, промокшая и усталая, вернулась в нетопленый жилище, где шоферы греются матом".

"1 мая 1944 г. Праздник на фронте в обороне - это беленькая и ещё раз горилка. Все пьяные в "дымину". Кругом песни, слезы, мат и еще раз мат, слезы, песни.

Вернулась домой и продолжительно не спала. Опять думала - на фронте страшна не влюбленность, а тяга, тяжелая, слепая.

Взять хотя бы Валентину и Липнера. Он до безумия любит свою жену - недавно его адъютант Петя ездил с подарками к сынишке и жене к нему домой. И Валентину он, похоже, также любит. И вот я увидела: подвыпивший Липнер сидит за столом, стиснув голову руками, вслед за тем в сердцах, стукнув кулаком по столу, призывает к ответу своего адъютанта, деревенского паренька: кто же все-таки лучше из двух - благоверная или Валентина. "Жена", - ответил Петя.

Подобная история и у Клавы с командиром их полка. Как все перепуталось и как тяжело будет все это распутать после этого войны.

Александра Павловна рассказывала, как ей было тяжело, когда она попала - одна посреди мужчин - в дивизион. Молчать, чураться всех - скажут, как собак нерезаных о себе понимает, быть ласковой и общительной - многим захочется большего. Эти условия подтолкнули ее к мысли сотворить в этом месте свою семью. Еще одно подвело ее к этому - свойство, неистребимое в женщине в различие от мужчины - ничем не заглушаемая надобность радеть о другом человеке. Она - леди в хорошем смысле этого слова. Вышла замуж за Петю Петлякова. Он хоть куда чувак, любит ее шибко и заботится о ней трогательно.

Истину необходимо разыскивать, покуда мужчина молод и силен".

Наступление

"Началось штурмование на нашем фронте 22 июня, в четыре часа утра... К дате. Самолеты под прикрытием артиллерии бомбили передний край немцев. После артподготовки пошли танки и пехота.

В МСБ первые раненые поступили в 10 часов утра, а вслед за тем весь день тянулись без конца: искромсанные, кровавые рубахи и штаны, потные, утомленные лица, промокшие кровью бинты. Опираясь на березовые палки, сбросив по дороге ненужный груз башмак, качаясь от потери крови и усталости, со всех сторон к МСБ стекались раненые".

"25 июня 1944 г. Наконец начинается кочевая, фронтовая существование. В 15 минут свернули палатку, погрузили барахлишко в машину и - газу, вперед. Только доехали - встречает начсандив: "Не сгружайтесь, следуйте дальше сообща с передовым пунктом. Сегодня для меня третья бессонная темное время суток - за трое суток спала всего два часа. Стоим на берегу Западной Двины, чтобы не помышлять дремать, бегаем окунаться в реку".

"13 июля 1944 г. Здравствуйте, родные! Пишу открыточку в Западной Белоруссии. Завтра, по всей вероятности, будем уже в Литве. За последние три дня свойский взвод прошел больше сотни км. Из всего барахла у меня с собой полевая сумка, плащ-палатка, рушник, мыло, трусики для купания и все".

"16 июля 1944 г. Сегодня ночью бомбили медсанбат. Убит цивильный фельдшер-старичок, владелец дома, в котором вчера мы "гоняли чай"; ранен лейтенант Свиридко в ногу, руку и голову. Маслова всего завалило, но он остался цел".

"17 июля 1944 г. Двух третей состава уже нет. Убит Бурмистров, погиб геройски: застрелил восьмерых фрицев. Бывший старшина санроты 437-го полка нелегко ранен в пузо - вряд ли будет существовать. На правом фланге оборону держит санрота. Долгов, эпидемиолог, - начальство обороны".

"18 июля 1944 г. Из письма Бете, сестре. "Шагаем от деревни к деревне. Спим где придется: на улице, в сараях (в домах спать у нас запрещено). Конечно, чувствуется, что не на русской территории - револьвер носишь на ремне, ещё заставляют гранаты подвешивать".

"20 июля 1944 г. Санрота расположилась в гуще леса. Там ещё остались целые банды немецких и латышских шакалов. Ночью на санроту напоролись немецкие разведчики - пришлось санроте занять круговую оборону.

Латвия, Литва

Первый латвийский жилье. Бабка в очках недовольно брюзжит и брызжет слюной: к чему зашли к ней пачкать пол. Сразу чувствуешь, что началась Латвия. Солдаты, знающие эти места, говорят: "В 1941-м такие бабки лили в городах кипяток на головы красноармейцам, а те, кто посильнее, строчили с чердаков из пулеметов".

Слава Богу, в этом месте не все такие. На хуторах невпроворот симпатичных и дружелюбных латышей, в особенности посреди молодежи. Русский язык они, конечно, не знают - по-русски говорят только старики.

"24 июля 1944 г. Путь дивизии причудлив - то мы в Латвии, то в Белоруссии, то в Польше, то в Литве. В большинстве домов людей нет - удрали и сами дали немцам дома заминировать".

"30 июля 1944 г. Сегодня утром Лев Николаевич мне сказал, что он меня "маленько любит". Я без затей молчала, следом сказала правду, что я не знаю, как обусловить мое касательство к нему. Ни с кем мне не бывает так недурственно и занятно, как с ним..."

Ольга Киреевская пережила в этом месте оккупацию. Рассказала, как пьяные латыши грабили евреев. Делали облаву по городу, пойманных согнали в крепость, чтобы на следующий день послать в Германию. Вечером в крепость пришли два пьяных латыша и стали избивать население, насиловать девушек. Проезжал мимо какой-то германский визитер, увидел за проволокой ревущих девушек и навел кое-какой строй, усмирил латышей".

"2 августа 1944 г. Лев Николаевич знакомил меня с обстановкой и заново о том, что с латышами надобно быть настороже: одна латышка напоила четырех наших бойцов отравленным молоком. Поймали одного гражданского с пистолетом. Он сказал, что ему изменила благоверная, и он ее хочет застрелить. Повели его домой к жене. А она увидела из окна, что к ней идет целая группа красноармейцев, выхватила гранату и в наших - славно, что никто не пострадал. Женщину расстреляли на месте, а мужчину забрали".

"31 августа 1944 г. Модная портниха из Шяуляя пытается льстить: "Русская барышня, а такая красивая, "не топорна". После войны приезжай Литва - хорошего кавалера тебе найдем".

"1 сентября 1944 г. Напряжение между мной и Львом Николаевичем все растет и передается всему нашему санитарному взводу. Я не имею права облегчить его страдания, чтобы не доставить страдания людям, ждущим его дома".

* * *

"6 октября 1944 г. Все пацаны подтрунивают над Юдиным: как только появляются самолеты, он начинает гадать, чьи они, и если хоть кто-то скажет, что, очевидно, немецкие, Юдин бежит таиться в щель".

"18 октября 1944 г. Допрашивала двух пленных австрийцев".

"22 октября 1944 г. Получила послание от Алексея, его наградили орденом Отечественной войны II степени - шибко радуюсь за него.

Условия последнего наступления - собачьи. Грязь, дождик, шалаш, где 8 мужчин и ты одна. Со стен льются потоки дождя. Ночью влага в котелке замерзает. Сплю, только когда под боком Лев Николаевич. Я ему крайне верю - знаю, что он меня пальцем не тронет, и как-то не ужасно летящих снарядов, бомб, когда он рядом".

"25 октября 1944 г. Какой-то гвардии майор, осетин, пытался ухаживать за мной и старался привести доказательства, что, надо думать, мой приятель нечасто пишет, вследствие того что что нашел другую".

А может, длань отрастет?

"7 ноября 1944 г. Здравствуй, Алешка, дорогой мой!...Одному раненому танкисту отдала кровь (у нас не было больше крови I группы, а он умирал).

Четыре дня тому вспять у меня на глазах снарядом убило девчонку - всего 4 месяца как на фронте: несла медикаменты из аптеки и ей помогал паренек из команды выздоравливающих (он за ней пытался ухаживать)....Похоронили их рядом. Одного нашего шофера ранило осколком в спину. Сама его перевязывала, тащила в операционную, а он прожил всего немного часов. Все такие молодые.

Сегодня выдали нам по случаю праздника по 100 г. И хотя я не переношу водку, решила глотнуть, вследствие того что что тост был: "За скорую встречу с самым дорогим каждому человеком". Сделалось мне грустно-грустно и почувствовала себя маленькой и беззащитной, а от того, что ты так вдалеке, захотелось слезы лить...

По поводу наших успехов был команда Сталина - конечно, славно. И все-таки у нас в Прибалтике 30 окруженных дивизий ещё "недомолочены". Мы находимся на самом острие клина, так что достается чуть-чуть больше, чем другим....Приходится заканчивать - рядом обрушилась большая землянка, необходимо ступать откапывать людей".

"14 ноября 1944 г. Здравствуйте, дорогие папа, матушка и Бета. Сейчас уже работаю не в МСБ, а в отдельном саперном батальоне ст. фельдшером. Бесконечные переезды, более того не успеваем себе вырыть землянок - так и живем на улице, а сегодня уже начинается зимушка, выпал снег".

"15 ноября 1944 г. Пять дней в малой перевязочной во время потока раненых. Обморок, чего со мной ни в жизнь не бывало. Нервное перенапряжение. Гибель Шуры, Жорки и Павлика и многое другое - личное... Все чужое - ненавистная Прибалтика и ни одного близкого человека. От Льва Николаевича сама ушла, потому что что так надо".

Чтобы не травить человеку душу - так объяснит она опосля уход.

"26 ноября 1944 г. Привет, Алеша! Пока мне, слава Богу, везет... истина, единственный раз шинель осколками порвало..."

Крупно повезло - основополагающий раз.

"27 ноября 1944 г. Грязь, дождина, сырость решительно довели пехоту, ее нереально вознести. Пока поднимут одного, второй засыпает.

Проводила помывку в бане. Снаряд разорвался в шести метрах. Убил солдата. Подбежала к нему - туловище ещё теплое, а мозги все вытекли. В тот самый же день убило шофера командующего артиллерией. Шуре из хозчасти оторвало руку. В МСБ вырезали ей весь плечевой сустав и лопатку - ну, кому она в настоящий момент нужна такая, без родных.

Валя прокомментировала: "Бог сирот жалеет, а счастья не дает".

А Шура наивно спрашивает: "А может быть, все-таки длань отрастет?" Мурашки по телу от этих слов".

"30 ноября 1944 г....Случайный выстрел, пуля-дура прошла в рукавчик шинели и не зацепила. Не успела более того перепугаться. Судьба, значит, такая моя..."

Опять крупно повезло. Но - Бог троицу любит...

Восточная Пруссия

"24 декабря 1944 г. Здравствуй, Алеша! Вчера перешли рубеж Германии и вступили в Восточную Пруссию. Программа максимум осталась та же: если сохранится на плечах башка, видать, буду психотерапевтом. Если останусь инвалидом, более того тогда буду мыслить существовать, потому что что крайне хочется видать, что же будет вслед за тем войны, потому как не случайно столь хороших людей отдали свои жизни.

В отношении остального, что двадцать раз говорить: тупой, никого у меня, помимо тебя, нет".

"27 декабря 1944 г. Поговорила с Львом Николаевичем всего 30 мин. Говорит, что все в порядке, а сам боится приподнять глаза, чтобы я не увидела, как ему погано. Писем из дома нет уже два месяца".

"28 декабря 1944 г. Как только никого нет, достаю Алешкину фотокарточку и смотрю без конца. Портрет оживает и из рамы выходит активный человек".

"2 января 1945 г. Попытка меня сватать. Блинов, как руководитель отдела кадров, считает своей обязанностью соединять хороших людей, и вот он решил поженить Дружника на мне. Я сказала, что такие жизненно важные вопросы буду находить решение потом войны.

Как как батальон как раз вернулся с задания, решили как раз в эти дни повстречать Новый год. Все перепились, и никаких танцев не было.

Среди рядовых я чувствую себя как-то лучше".

"14 января 1945 г. Получила медаль "За боевые заслуги" и звание лейтенанта".

"15 января 1945 г. Решила во что бы то ни стало шагать с саперами на поручение - заминировать проходы на нейтралке.

Вечером меня встречают: "Доктор Дружник и лейтенант Дроздов убиты. Тяжело ранены Бедин, Шаталов и ещё двое. Смерть Дружника и Дроздова оказалась внезапной. Несколько часов вспять ушли из батальона жизнерадостные парни. Дружник шутил: "Вот людей ранит, убивает, а я малый, до меня снаряд или не долетит или перелетит". И вот лежат трупы с залитыми кровью, серыми лицами.

Подорвался сапер Демчук. Шел спереди с миноискателем, и почему-то он у него не взял эту мину. Оторвало правую ногу еле-еле ниже колена. Крепкий парнишка - более того не вскрикнул, а когда перевязывали культю, сказал только: "Нога как зенитная пушка".

"20 января 1945 г. Немцы, отходя, рвут мосты. Работы саперам будет полно. Послала по почте успокаивающее сообщение Льву Николаевичу, нашла и вложила васильки.

Вечером притащили патефон. Командир роты разведчиков Алексей Седых ухаживал усиленнее, чем заурядно. Спросила, отчего разведчики так безбожно пьют? Говорит: все одинаково все погибнут. Вероятность смерти в разведке - 90%.

Сагитировали почивать прямо у костра. Крепко заснула. А ночью... как словно какой-то умалишенный дрёма. Страстный шепот: "Люблю, не отступлюсь все равно". Попытка заключить в объятия и чмокнуть и тот самый стон-мольба "вручить губы". Это был патрон штаба батальона Седых, он вечно так мог обладать собой. Кругом спят - неловко приподнимать гул. Схватила подушку, закрыла лик человеческий. Но он силой поцеловал меня. От обиды хлынули слезы. Вскочила и без шинели, шапки... лицом в снег".

"22 января 1945 г. В основополагающий раз пришлось посетить под таким жутким артобстрелом. Из узеньких окон подвала было видно, как падали деревья-великаны и носились, как безумные коровы, надрываясь от рева. Весь второй и третий этаж раздолбали. Разведчики-наблюдатели сообщили, что идут три танка и видна цепочка пехоты. Заняли оборону у всех окон и дверей. Отбились!.. Перед самым утром нашли вероятность чуть-чуть поспать. Перевернули шкаф, и хватило улечься комбату, верховному, Петро Ивановичу и мне".

* * *

"Переправу наводили прямо на льду. Снаряд ухнул на берегу рядом со мной, свалил огромное дерево и... не разорвался. Все ахают - какая я везучая".

* * *

В третий раз крупно повезло. Лимит Божьей троицы исчерпан?

"3 февраля 1945 г. Негде совсем приткнуться, пришлось ступать в штаб батальона. Легла и вновь вспомнилась та безумная темное время суток. Нет, в текущее время все было по-другому. Начштаба укрыл меня шинелями, перинами. А сам сидел у печки и топил ее, чтобы я согрелась. А вслед за тем, как повинный дитятко, стал хлопотать прощения: "Танюша, неужто ты не веришь, что я в силах произвести тебя счастливой?" Я ответила компромиссно, что буду находить решение личные вопросы позже войны. Эту неопределенность он принял как малую надежду. Из пивных немецких стаканов мы выпили молока и на фортуна бросили стаканы на пол.

Ни единственный не разбился".

"4 февраля 1945 г. Остановились в местечке Альбрехтедорф. Расположились около здания штаба. И неожиданно появились немецкие "фердинанды" и за ними немецкие солдаты. Дивизионный шеф артиллерии крикнул мне, чтобы также отходила с ними. Но я перевязывала раненых и перетаскивала в укрытие - как я могла кинуть их? У командира взвода проникающее ранение в брюшную полость - все кишки наружу. Пришлось вправлять рукой.

Молодые солдаты (молдавское пополнение), ни разу не побывавшие в бою, обезумели от страха при виде крови, практически повисли на полах моей шинели, умоляя о помощи и мешая мне перевязывать тяжелораненых. Положение казалось безвыходным. Выбора не было, я приготовила наган с последним патроном для себя. Ближайший танк был уже в нескольких метрах от нас... Но - через мощные крепостные постройки они не прошли, и мы сумели прорваться, уйти.

К вечеру пальба стихла. Саперам - новое задание: обследовать мины на дороге, по которой должна продвигаться дивизия. Разведчики доложили, что в пределах 8 км немцев нет. И я, несмотря на дневные переживания и настоятельные уговоры офицеров остаться, пошла. Мы с капитаном шли спереди. Вдружбан из-за кустов автоматная очередность... Сразу все залегли. Но одна пуля-дура все-таки достала меня, сокрушила локоток левой руки. Слава Богу, что пулька была неразрывная.

Пришлось уйти, предплечье держалось на каких-то жилочках, левую руку практически "несла" правой.

Так я поплатилась за плохую работу разведчиков".

В госпиталях

"5 февраля 1945 г. Инстенбург. Начали мне совершать операцию - налетели немецкие самолеты и стали бомбить. Медперсонал - в убежище, а меня с носилками оставили на полу у стола. После налета вернулись, сделали два разреза сантиметров по 20 с каждой стороны предплечья. Когда хирург рассек ткани, они "сократились" и сами выбросили пулю. Врачи удивляются: пулька летела с весьма близкого расстояния, а ранение несквозное. Она раздробила немало костей (локтевую, лучевую, сам сустав) и, видимо, потеряла силу. Кости поставили на местоположение. Наложили гипс".

Отрывок из письма от 19 февраля 1945 г.

"Здравствуй, милая мамочка!...Температура нормальная. Но погано сплю: раны болят больше ночью. Только бы достичь до России..."

"25 февраля 1945 г. Каунас. Со мной в палате 9 дядя.

Нина Бурмистрова из медсанбата 88 стр. дивизии. Принимали и рассортировывали поток раненых - возле 500 дядя. Работали без отдыха немного суток. Неожиданно деревню окружили 11 "фердинандов". По МСБ был дан распоряжение продолжать работу. Когда немцы подошли совершенно рядом, отдаляться было поздненько. Замначаптеки спряталась в подвале совместно с 25 девушками.

Ст. лейтенант Бушак застрелилась. Командира МСБ, ведущего хирурга и ещё немного врачей отравили газом в подвале.

Погибли все, за исключением двух девушек.

Первой удалось выйти Нине. Спряталась под машиной. Приползла ещё одна барышня и ещё 5 мужчин. Стали отстреливаться.

Нина:

- Пуля пробила бензобак, и бензин стал стекать на одежду. Перезаряжаю, думаю, все одинаково активный не дамся. Правда, единственный человек вышел, поднял руки. Вечером стихло, кругом машины груда немецких трупов. Все туловище от бензина горит - сделать шаг больно.

Рассвет застал в лесу. Встала из канавы, смотрю - мужчина, российский, лейтенант. Узнал, что я обожжена бензином, стремительно принес откуда-то чистую простынь. Мы отошли в сторону - в этом месте не до стеснения, сняла с себя всю одежду, а он замотал меня в простынь - сделал в виде брюк, а одежду высушил над костром. Уговорились: если единственный захочет сдаться, иной пристрелит. Обнаружат - врассыпную.

Катя Скакун. Одесситка. Ушла на фронт со 2-го курса индустриального института. Защищала свою Одессу, после этого - под Сталинградом. Когда убило командира санвзвода, пошла вперед с автоматчиками. Одну высотку взяли, на второй - перелом костей предплечья. Ехать бы домой позже выздоровления, но здание разбит. Девочки, которые оставались в бригаде, все погибли. Опять пошла драться.

Анфиса Печенкина - высоченная, широкоплечая дивчина. Сибирячка. Детдомовка. На фронт ушла добровольно. Санитар-носильщик. Два раза поднимала батальон в атаку. Вынесла с поля боя как собак нерезаных раненых, и ее представили к званию Героя, но документы затерялись. Из 14 девчат в полку в живых остались двое.

Маринка Панфилова. Цыганка. В 15 лет стала партизанской разведчицей (партизанский отряд генерал-майора Шустарья - "Руслан" состоял на 98 процентов из цыган). Цыгане сражались жутко. Отец Маринки стал инвалидом, братишка 16 лет без ноги, а что ни на есть меньшой, восьмилетний, бросился с гранатой под танк. У самой Марины на спине следы от 11 ножевых ран.

Закончила школу разведчиков, была помкомвзвода полковой разведки. Какому-то полковнику, тот, что ее домогался, - выстрелила в плечо. Разжаловали. После этого - санинструктор в строевой роте, наводчик орудия. 6 ранений и две контузии. В госпитале, когда она без малого умирала, не дала перелить себе русскую кровь. Выручила медсестра-цыганка. Сейчас ранена в "казенную часть" - в ягодицы, не может сиживать. Последствия контузии - кошмарные сны, дико кричит по ночам.

В части, видно, не одному парню вскружила голову, получает письма и с удовольствием читает их нам".

* * *

Таня Атабек, которую только единственный раз поцеловали в полусне, Марина, которая стреляла в нахального полковника-ухажера, другие, защищавшие не только Родину, но и собственную честь, эти раненные в боях девочки лежат сообща на 4-м этаже госпиталя.

А рядом, на 5-м этаже, лежат другие девочки - с венерическими заболеваниями. У них кликуха - ППЖ: походно-полевые жены. Отношение к ним фронтовичек - враждебное.

* * *

"Добрый день, моя любимая сестричка Бетуська!...Написала большущее сообщение Алексею - чуть-чуть тревожит, как он отнесется к моему ранению - потому как это также испытание".

* * *

"8 марта 1945 г. Торжественное собрание. Маринку-цыганку притащили на носилках в президиум. Широкоплечая, мощная Анфиса - ее адъютант. С бурным успехом исполнили Маринкину песню:

А эта сволочь ППЖ

Лежит на пятом этаже,

А с чем лежит - я не открою.

Доклад. Остроумный конферансье (лапа с колотыми ранами). Потом пьеса "Жена" Кононенко. Третий раз слышу, а только сегодня со сцены дошло: "Кому ты в настоящее время нужна с одной рукой, неужто он не найдет себе здоровую". Готовить себя необходимо к самому худшему. Так легче будет опосля. Посмотрим, что за "счастье" мне так многие пророчили и Маринка-цыганка нагадала.

Черноглазая дивчина, у которой ампутировали ногу, пыталась удушиться на рушник. Хорошо, Катя подоспела своевременно. Сегодня она весь день курит, говорит, что все одинаково существовать не будет".

"Сегодняшняя темное время суток также беспокойная. С Маринкой было два сердечных припадка. Кричит она во сне крайне страшно: "Убили, сволочи, моего братика! Всю Литву за него расстреляю!"

"10 марта 1945 г. Пришла почта. Девчата читают письма. Катюше пишет подруга: "Потеряла я своего Сашку. Своими руками собрала оставшиеся куски мяса, а голову не могли выискать. Похоронила. Все готовятся к празднику, а я плету венки на могилу.

В одном углу плачет Анфиска, в другом - Валя, из дома написали, что отец-инвалид затем сообщения о ее ранении нелегко заболел".

* * *

Из письма начштаба С. Сатарова, ухажера-неудачника, в лазарет Татьяне Атабек от 10 марта 1945 г.: "Поздравляю Вас, дорогая, с награждением орденом Отечественной войны II степени.

Долгоносов (ст. лейтенант) и Юдин погибли".

Юдин, тот, что боялся всяких военных звуков - самолетов, снарядов, пуль, тот, что раньше всех успевал укрыться в любую щель, необходимо же - погиб в самом конце войны.

* * *

"13 марта 1945 г. Гипс таковой тучный и непростой, что снимали три человека, и все выбились из сил. Когда в конце концов сняли эту белую броню, меня всю трясло, как в лихорадке. Сразу хлынула кровь - думала, из раны. А это, оказывается, такое сильное раздражение - пузыри кровавые, как от ожога. На руку жутко взирать - тоненькая, а на месте раны и перелома - как поллитровка. А главное, кости не срослись...

Как ни утешай себя - уродец уродом.

А Нинка Бурмистрова - "женская практичность" - утешает: "Ну и что? Я переписывалась с 13 парнями. А в текущее время осталось шестеро, ну и что!"

* * *

Маринка-цыганка тяжко переживает, что Анатолий, возлюбленный, перестал писать: "Испугался, видно, что у меня нет "казенной части". Она шибко опасается, что может посеять ещё и ногу, которая растет из этой самой казенной части. Написать самой не позволяет гордыня.

Почти у каждой своя беспросветная госпитальная кручина.

Забыв на время о своем личном искалеченном войной, девочки собираются вкупе и пишут коллективное сообщение матери Анатолия, в надежде, что она передаст послание сыну.

* * *

"18 марта 1945 г. Опять наложили гипс, еще раз больше чем на месяц. Снова понадеялась на свою выносливость - отказалась от морфия. Три человека стали мне крушить и выворачивать кости.

Истину надобно выискивать, покуда не ушла юность, энергия. Значит в текущее время, когда бываешь беспомощна. К счастью или к несчастью, моя влюбленность для меня так же велика, как сама существование. Я ненавижу копаться в своих чувствах, стараться словами высказать невыразимое, но я и не могу существовать без ясности.

Достаточно книги, одной мысли, и я тогда оживаю, живу... истинно так".

* * *

Новость, большущая новость - ныне эвакуация тяжелораненых. Расставание со 2-й палатой - такое жаркое, слезы, как чисто бы все девять мужчина провоевали совместно всю войну.

Маринка-цыганка получила послание, цитирует своего Анатолия: "Ну и наплевать, если останешься с одной ногой, зато у меня две".

Возвращение

"Санитарный поезд миновал Литву, Латвию, и вот едем по близкий белорусской земле. Я уже без малого в России, в Москве.

Лена, соседушка моя, также из нашего госпиталя, только из прочий палаты. Москвичка. Начинала драться в партизанском отряде. Дважды бежала из немецкого концлагеря. Камера смертников. Потом - санинструктор в танковом полку, а супруг - начальник полка. Ворвались в населенный пункт, занятый немцами. По самоходке, на которой она сидела, дали очередность. Одна пуля-дура попала Лене в грудь, другая - в пузо, а третья - в руку, а в спину ещё - осколки. Месяц она пролежала в тяжелейшем состоянии. Муж безуспешно разыскивал ее, думал, что погибла. Потом два раза приезжал к ней в лазарет, в Каунас - за 300 км.

Отец ее и два старших брата убиты. Сестренки были отправлены на лето в Смоленскую область. Старшая подорвалась на мине, младшую контузило, мама привезла ее больную домой. Теперь дома, в Москве - мама, больная младшая сестра и брат с 1925 г. - инвалид. Мечта Лены - угодить в лазарет в Москву.

Немного пооткровенничали с Леной - она читала мне послание своего мужа, он писал ей, когда она была в безнадежном состоянии в госпитале в Каунасе. Только болтуны могут утверждать, что на фронте не может быть настоящей любви. Поэзию этой любви ещё воспоют поэты тонко и глубоко".

* * *

Права оказалась Таня Атабек, в России родилась лучшая в мире фронтовая лирика, начиная от "Жди меня" и до бесконечности.

* * *

"Ночью до часу разговорчик в соседнем купе о судьбе калек... Скорее, зверски хочу скорее заполучить послание от Алексея. Хочу познать, что покалеченная длань не помеха нашей любви. Я хотя и верю Алешке больше, чем всем, но все-таки маленькое колебание гложет..."

"24 марта 1945 г. Драка в вагоне потом принятия спиртного.

Так же читайте биографии известных людей:

Татьяня Викторовна Королева Tatyana Koroleva Viktorovna

Дипломант Грушинского фестиваля 2006 года.
читать далее →

Тацио Нуволари Tazio Nuvolary

Итальянский авто- и мотогонщик, известный как Летающий Мантуанец.
читать далее →

Твигги Twiggy

Лесли Хорнби - английская супермодель, актриса и певица. Родилась 19 сентября 1949 года. Известна под псевдонимом Твигги.По мнению некоторых..
читать далее →

Твоя смерть Tvoia smert

Идея соединить древнее и современное, подсознательное и сознательное, простое и сложное, фольклорное и ультрасовременное, авангардное и классическое..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий