Известные люди

»

Эдвард Радзинский

Эдвард Радзинский Edvard Radzinsky Карьера: Драматург
Рождение: Россия» Москва, 23.9.1936
Эдвард Радзинский - советский и российский писатель, драматург, сценарист, телеведущий, историк. Родился 23 сентября 1936 года.Эдвард Радзинский является сценаристом таких фильмов как: Улица Ньютона, дом 1, День солнца и дождя, Ещё раз про любовь, Чудный характер, Каждый вечер в одиннадцать, Ольга Сергеевна (телевизионный фильм), Москва, любовь моя.

После этой постановки публика жаждала очередного произведения автора как глотка свежего воздуха. Радзинский писал пьесу за пьесой - и ни одна не ложилась на пыльную полку до лучших времен. Все до единой ставились, окружая автора ореолом мощной славы, свет которой смог пробиться более того через железный занавес. По его пьесам стали становить спектакли в Нью-Йорке - театр "Кокто репетори", в Париже - Театр Европы, Королевский театр в Копенгагене... Поверьте, тот самый список сильно обширен.

В восьмидесятых Радзинский быстро завоевал тв. Достаточно было осмотреть хотя бы одну из его передач, чтобы сделаться его преданным поклонником и с нетерпением дожидаться выхода новых. Лев Аннинский тогда назвал его "бесспорным лидером посреди наших телеведущих".

Ну, а в девяностых Эдвард Радзинский без труда - так, во всяком случае, кажется со стороны, приобрел популярность прозаика, пишущего о выдающихся исторических личностях. Пишущего нетрудно и доступно, будто о наших с вами соседях. Среди множества его исторических повествований мировыми бестселлерами стали две документальные книги: о расстреле Николая Второго и его семьи и "Сталин". Можно продолжительно гадать, кто он на самом деле - драматург, телеведущий или прозаик. Можно крушить голову над тем, как ему удается добиваться совершенства в настолько разных амплуа. Но, похоже, правда заключена во фразе, сказанной им в одном из интервью: "Я ни при каких обстоятельствах ничего не делал потому как, что это было кому-то необходимо. Надо было только мне..."

Однажды в начале восьмидесятых он торопился на генеральную репетицию спектакля по своей пьесе "Театр времен Нерона и Сенеки" в Театре имени Маяковского. Шел совместно с американкой, художественным руководителем нью-йоркского театра "Кокто репетори". Радзинский здорово переживал и проклинал Министерство культуры, которое в тот день должно было либо воспретить, либо позволить пьесу Проклинал в силу того что, что справедливо считал это насилием над ним и его творчеством. Зато его спутница, увидев огромную толпу возле театра, пришла в совершенный экстаз. И сказала, что он успешный дядя, оттого что она ни при каких обстоятельствах не видела, чтобы столь людей пришли на спектакль, ничего не зная о нем из статей критиков. "Пришли только оттого что прочитали пьесу..." Сам автор считает так: "...Она не могла представить, что пьесу никто, вестимо, не читал. Была только одна причина подобного столпотворения. Она заключалась в мощной рекламе, которую делало театру Министерство культуры. Реклама эта называлась - "запрещение". Ибо запрещение спектакля и воспринималось как знак качества. Театр тогда не понимал, что, запрещая, министерство становилось соавтором его успеха. Сейчас таковый рекламы уже нет и ни в жизнь (к несчастью для некоторых, чьи репутации и были построены на подобных запрещениях), дай бог, не будет. Теперь театр - это только театр. И я счастлив этому обстоятельству... Но в прошлом был установленный парадокс... Я нередко повторяю известную формулу: "Все хорошее, что нам говорили о социализме, - это неправда. Но все плохое, что нам говорят о капитализме, - это правда". Судите сами, после этого продолжительного сопротивления Министерство кинематографии давало Андрею Тарковскому финансы на съемки фильма, тот, что был враждебен власти и не сулил успеха у массового зрителя. А на Западе он их искал тяжко, и не нашел, и не мог нарыть, к примеру, в Америке - законодательнице киномоды. Ибо Голливуд ни в коем случае не местоположение для рискованных творческих поисков, для "трудного кино".

И у нас времена больших средств на некассовое кино уходят сегодня безвозвратно. Зато художники получили полную свободу творчества... Знаете, независимость - это сильно трудная вещь. Я без нее уже не выживу, но подавляющему большинству она оказалась не нужна... Кроме того, ныне приходится не только трудиться, творить, но и всенепременно раздумывать об одобрении... Нет, не власти, которая ещё недавно, отняв свободу, давала художнику гарантированную пайку и требования которой были ясны и предсказуемы. Но полагать об одобрении крайне ветреного, все время меняющего вкусы читателя или зрителя..."

Каждая пьеса Эдварда Радзинского молниеносно становилась хитом театрального сезона. Особенно те, в которых он писал о любви, - "Она в отсутствии любви и смерти", "Продолжение Дон-Жуана", "Приятная леди с цветком и окнами на север"... Женщины страны, омыв слезами трагическую судьбу стюардессы в фильме "Еще раз про любовь" (снятом по пьесе "104 страницы про любовь"), которую сыграла Татьяна Доронина, нутром ощутили, что в его пьесах не возбраняется прикоснуться к истинной любви и насладиться ею, хотя бы со стороны. Потому что в нашей стране открыто вещать о любви полов тогда запрещалось. Зато одобрялось выражение теплых чувств к лидерам страны и компартии. Но супротив природы не попрешь. И если по Москве проносился шепоток о запрете спектакля, "вследствие того что что про любовь", то тут уж люди "сходили с ума" от желания угодить на него каждый ценой.

Стал легендой происшествие, когда в Театре Ленинского Комсомола на премьере поставленного Эфросом спектакля по пьесе Радзинского "Снимается кино" самого автора избила милиция, охранявшая вход в театр от обезумевшей, рвущейся в театр толпы... А беллетрист Валентин Катаев вообще не смог узреть в тот день спектакль - в такой степени шибко ватага стиснула его в своих бешеных объятиях, что Катаеву стало худо...

Радзинский: "...Эта формула - стихотворец в России больше, чем стихотворец - напрямую относилась и к театру. Люди в России, сами того не подозревая, шли в театр как на политический митинг. Это была своего рода "гласность в темноте". Они ловили малейшие намеки и воспринимали все сквозь призму Эзопова языка. И торжествующе аплодировали отрицательным героям. В отрезок времени строжайшей цензуры был разработан таковой лукавый ход в литературе. Главные запретные мысли автора передавались аккурат отрицательными персонажами. В том мире постоянной лжи, где "дважды два - пять", публика необычайно радовалась, когда ей сообщали крамольную истину, что "дважды два все-таки четыре". Это воспринималось зрителями как откровение.

Потом наступила перестройка и независимость от цензуры... Театр должен был сделаться не властителем дум, а властителем чувств. А это совершенно другое. Как и в литературе. Все ожидали, что без коммунистического гнета она рывком рванется вверх, аналогично распрямившейся пружине. Увы, ни в литературе, ни в театре этого не произошло. Потому что "служенье муз не терпит суеты", а перестройка - это огромное число человеческих действий, это суетня. Великая литература вызревает только в покое, в годах покоя и размышления, когда появится поколение художников, не только свободных от ужасных привычек являть свои мысли в полуфразах, в Эзоповом языке, но просто не знающее, что такое "внутренний цензор" и опасение Слова. Так же и режиссеры... Один отличный режиссер, чтобы не дать в обиду от цензуры пьесу Теннесси Уильямса "Трамвай "Желание", поставил ее с хорошим концом. Думаю, бедный автор умер бы, увидев, что сделали с его пьесой... Вот когда подобные рассказы будут оживлять не улыбку, а отсутствие понимания, - у нас начнет появляться новое искусство".

В те годы заинтересованность советских женщин к молодому преуспевающему драматургу, разумеется, подогревала его влюбленность к звезде театра и кино - актрисе Татьяне Дорониной. Они познакомились, когда режиссер Товстоногов ставил пьесу Радзинского в ленинградском БДТ, а Доронина играла в ней главную образ. На кухнях Москвы и Ленинграда разворачивались настоящие дискуссии в поисках ответа на единственный вопрос: "За что?" За что его полюбила всенародно признанная куколка, скрытый образ сексуальных фантазий тысяч советских мужчин и зависти миллионов женщин. Пожалуй, многие нашли для себя реакция только годы через, когда завораживающая магия обаяния этого человека пришла в произвольный обитель с экранов телевизоров. Стоило Эдварду Радзинскому инициировать легко и умно толковать о великом, он в два счета околдовывал слушателей своим непревзойденным ораторским искусством.

Страсть двух знаменитостей давнехонько уже стала историей, как и грандиозный фарт его пьес о любви, в которых, по легендам, все игравшие актеры влюблялись дружбан в друга. Бросали семьи, создавали новые и вообще совершали глупейшие поступки, с точки зрения здравого смысла, на которые толкает романтическое увлечение.

Почему погасла вулканическая влюбленность двух знаменитостей? Почему они разошлись? Об этом позволительно только додумываться. Во всяком случае, сам Радзинский ни при каких обстоятельствах об этом не скажет. Он считает недостойным выдерживать личные тайны на всеобщее обсуждение. Но, между прочим, на глаз в те же годы, когда распался их брак с Татьяной Дорониной, драматург Эдвард Радзинский перестал чиркать пьесы о любви и о своих современниках.

В одном из беседа он сказал об этом так: "Во-первых, это стало невесело, а во-вторых, что бы ни делал, все было воспрещено. Я почувствовал себя великим изобретателем, вследствие того что что понял: надобно чиркать про Историю - там все разрешено. И когда ты пишешь о великих, они, давнехонько умершие, мистически становятся соавторами. И документы, которые столь лет безуспешно искали, сами идут к тебе... Ты "вызываешь" документы, как чеховская "Ведьма".

Самая известная историческая трилогия Радзинского состоит из трех пьес: "Лунин", "Беседы с Сократом", "Театр времен Нерона и Сенеки". Все они были поставлены во многих театрах мира, в том числе и в России. Автор вспоминает, как это происходило в Нью-Йорке, в театре "Кокто репетори": "...Этот театр находится на Гринвич Виллидж. Он существует уже не единственный десяток лет, притом что ставит в основном классику. Я единственный из немногих авторов этого театра, у которых не была проставлена дата смерти, и я с некоторым смущением смотрел в программке на свой год рождения, потом которого шла черточка и... пустое местоположение, сильно похожее на ожидание... Этот театр репертуарный, обращенный к европейской культуре, тот, что ни при каких обстоятельствах не унижается ни до попсы, ни до самой легкой сексуальности. Когда я видел, как в Театре имени Маяковского в моем спектакле "Театр времен Нерона и Сенеки" сыграла проститутку наша актриса, то думал, что уж в Америке-то они поработают вовсю. И внезапно я обнаружил, что как раз у них спектакль стопроцентно пуританский. Это вам не в Театре Маяковского, где дама занятая в сфере услуг для взрослых была на самом деле проституткой. Американцы мне объяснили: "Мы иной театр, и у нас не только не может быть сексуальной эксплуатации женского тела. У нас не может быть более того намека на это..." Это театр идеи. Актеры в нем получают небольшую зарплату, но они любят свой театр, тот, что в Америке относится к системе офф-бродвейских театров. Для них характерна такая формула: "Если ты артист на офф-Бродвее, то скажи, в каком ресторане ты работаешь в свободное время..."

Однажды художественный начальник театра и режиссер моих спектаклей давала беседа нашему журналисту о моих пьесах в "Кокто репетори". Они беседовали в ресторане. Вприятель подошел официант и спросил у нее: "А когда у вас будет ходить следующая пьеса Радзинского?" Наш корреспондент поразился моей популярности в Америке, где более того официанты знают о моих пьесах. Но на самом деле тот самый официант был актером другого театра на офф-Бродвее, и он всего только спросил свою коллегу о моих пьесах... Становясь актерами таких театров, люди, разумеется, приносят жертву. Это трудная и стопроцентно некоммерческая служба и существование. В Америке считается, что они служат в прошлом всего себе, а не обществу. Вот адвокаты, врачи - они служат обществу, потому должны обретать невпроворот денег за свой работа. Искусство же, где люди находят самоудовлетворение, оплачивается скверно. Например, специальность писателя на Западе просто сопряжена с преподаванием в университетах, где литераторы и зарабатывают капиталы, чтобы опосля иметь в распоряжении вероятность строчить..."

Пьеса "Старая Актриса на образ жены Достоевского" в первый раз была поставлена во Франции, в Театре Европы. Французская печать назвала ее одной из самых странных пьес Радзинского, "в которой вымысел становится реальностью и где более того после этого окончания пьесы мы так и не знаем, кто были ее герои". Сам автор признался, что у него эта пьеса вызывает чувство чего-то, что вот-вот поймешь, но так ни в жизнь до конца и не поймешь..." Он уверяет, что все его пьесы - "это театр в театре. И что первостепенной важности герой в них - театр".

С тех пор как Эдвард Радзинский в очередной раз поменял амплуа и стал прозаиком,, его пути с русским театром шли также. Правда, год обратно они пересеклись в Театре сатиры, где Андрей Житинкин поставил его пьесу "Поле битвы потом победы принадлежит мародерам". Когда спрашиваешь соображение Радзинского по поводу спектакля, в реакция он неопределенно пожимает плечами. Может быть, сравнивает с тем, как ставил большой режиссер Анатолий Эфрос, тот, что из семи пьес Радзинского поставил пять? А может, ждет появления нового театра?..

"...Наш театр - это огромные залы, в которых существовали постоянные труппы, объединенные знаменитыми режиссерами. Сейчас по своей структуре они кажутся не весьма современными. На самом деле театры должны быть разными. Могут быть и академические театры, если в них есть Лоуренс Оливье, или Джон Гилгуд, или Иннокентий Смоктуновский, или Татьяна Доронина, или Денис Жане... Но в то же время великим актерам нелегко в режиссерском театре.

Диктат режиссера, как правило, исходит из его задач и привязанностей в искусстве... Часто отличный артист как черт из табакерки понимает, что ему уже не сыграть Ромео, а актриса понимает: ей уже не сыграть не только Нину Заречную, но и Раневскую - время ушло. Режиссер же был увлечен иными пьесами... Поэтому многие знаменитые актеры на Западе уходят из национальных театров и выбирают творить кругом себя труппу не настолько ярких дарований, которая им служит. И сами звезды выбирают репертуар и режиссеров. Так Его Величество Актер наконец-то возвращает себе трон, похищенный у него в начале века режиссерским театром... Все это происходит и у нас в настоящий момент... Но основная масса наших актеров продолжает трудиться в репертуарных театрах, потому что что в их подсознании заложена охота стабильности и постоянной прописки... И тем не менее ход тот самый необратим. Маленькие труппы около знаменитых актеров скорее всего вытеснят большинство прежних театров-мастодонтов..."

Сейчас прозаик Эдвард Станиславович Радзинский пишет книгу о французском писателе и политическом деятеле конца XVIII века - Шатобриане. Много ездит по миру и начинает томиться в поездках, когда хочется возвратиться домой и строчить, сочинять, сочинять, а дела требуют его присутствия. Отмахивается от назойливых политических журналистов, которые хотят услыхать его соображение об очередной политической перестановке, - политика его не интересует. Зато с огромным удовольствием Радзинский продолжает изъясняться о театре:

"...Вскоре я намерен возвратиться в театр. Роман Виктюк будет восстанавливать мою пьесу "Наш Декамерон", где главную образ сыграет Лолита из кабаре-дуэта "Академия". Я думаю, она замечательная актриса, и она говорила мне, что весьма хотела сыграть в этой пьесе. А ещё я непременно буду сочинять новые пьесы, потому как что мне увлекательно, что будет проистекать в новом театре. Я выждал время - прошло без малого четырнадцать лет, и все кардинально изменилось - новые времена, новые песни. У меня была такая мысль в пьесе "Театр времен Нерона и Сенеки": "Пока я был занят и убивал маму, соперники понахватали хоть отбавляй лавровых венков..."

Мои занятия были менее кровавы, и соперники за это время, как я понял, венков не понахватали. Более того, думаю, что, придя в театр, я, к сожалению, не найду немало новых имен.

Сейчас я пытаюсь сотворить свой Культурный середина в Москве. Он будет узко связан с ТВ. И потому в нем новые режиссеры смогут высказать о себе по всей стране. Это не будут легко телевизионные спектакли. Часто от съемки спектакля не появляется телевидения, но исчезает театр. Кроме того, в Культурном центре будут...

Пожалуй, это чересчур большая предмет, и об этом следует побеседовать отдельно".

Все самое свежее, Сплетни, слухи и скандалы о знаменитостях. Более 20000 уникальных посетителей в день могут узреть Вашу рекламу. Спешите Сохрани свои данные в Америке Dedicated server hosting русскоговорящий персонал, реальные цены, скидки.

По мнению Радзинского, имена новых выдающихся актеров способны раскрыть только новые режиссеры. Он рассказал, что так было завсегда, и привел в образец Товстоногова, тот, что открыл, в частности, дар Стржельчика, Капеляна, Лаврова и прочих, прочих, прочих. Они считались средними актерами до прихода в труппу Товстоногова, и только он смог раскрыть в них звезд сцены.

"...У молодого поколения в текущее время существует клиповое разум. А это другая быстрота, иной темп, другие процессы. Возможно, в жизни эти процессы будут ещё больше убыстряться, и в то же время в искусстве скорее всего снова станет притягателен темп произведений... допустим, Ивана Сергеевича Тургенева. Но чтобы в текущее время вкалывать в тургеневском ритме, необходимо чувствовать и боготворить неистовый, теперешний темп. И нужна истинная литература.

...Удивительная вещь произошла с фильмами Сергея Бондарчука. Когда он снимал, многие режиссеры казались несравнимо современнее... А в настоящий момент его "Война и мир", "Ватерлоо", "Степь" поражают. В то же время произведения этих вчерашних новаторов кажутся такими примитивными, таким "нафталином", что они становятся "ниже спора"... Нет, неспроста, видно, Бондарчук ходил кругом с двумя книгами - Библией и Данте. Это Вера и Высокая Литература... Если этого нет, то произведение оказывается всего только вчерашним обманом..."

Источник информации: журнал "Лица" N11, ноябрь 1999.

Так же читайте биографии известных людей:
Эдвард Тич Edward Teach

Эдвард Тич носил прозвище "Черная Борода" (Blackbeard). Его настоящее имя Джон. О его детстве и юношестве практически ничего не известно, хотя..
читать далее

Эдвард Кардель Edvard Kardel

Югославский политический деятель словенского происхождения; коммунист, антифашист.
читать далее

Эдвард Сепир Edward Sapir

Изучал лингвистику и антропологию у Франца Боаса в Колумбийском университете (получил степень доктора в 1909). Сепир был президентом Американского..
читать далее

Эдвард Уилсон Edward Wilson

Американский энтомолог и этолог. Один из основателей современной социобиологии (от лат. socialis общественный и греч. bios жизнь, logos учение),..
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий