Известные люди

»

Александр Аскольдов

По первому своему образованию Александр Яковлевич был филологом. Писал о Булгакове, был литературным консультантом спектакля Бег в Ленинградском театре им. Пушкина, где образ Хлудова исполнял Николай Черкасов. Как сценический критик объездил с лекциями всю страну от Норильска до Вологды. Потом, почувствовав, что в жизни нужно что-то изменять, окончил Высшие режиссерские курсы и в качестве дипломной работы снял Комиссара. После этого начался второй период жизни, наполненный борьбой за сохранение картины и ее отбояривание.

Дружное неприятие фильма коллегами-кинематографистами и чиновниками от кинематографии было вызвано, конечно же, ее еврейским акцентом, неслыханной по тем временам смелостью, с которой демонстрировалась на экране влюбленность к местечковому персонажу, его многодетной семье и вселенской грустью за трагическую судьбу еврейского народа. Не осталось в стороне от внимания критиков и касательство автора к революционной теме. Быть может, впервой на нашем экране с таковый беспощадностью был показан бесчеловечный нрав революции. Стоит, пожалуй, вкратце освежить память сюжет картины, основанный на рассказе Василия Гроссмана В городе Бердичеве. Это история о том, как отяжелевшая революционный комиссар Вавилова между двумя военными походами останавливается в маленьком украинском местечке в многодетной семье еврея Ефима Магазаника и его жены Марии, рожает ребенка, оставляет его Магазаникам и опять уходит совершать революцию.

Сегодня кино Аскольдова не только не устарел, но, как всякое подлинное произведение искусства, оказался над темой, над ее публицистической заостренностью, которые со временем нередко тускнеют. Остались мастерство кинематографических образов, человечность и потрясающая развлекуха актеров Нонны Мордюковой, Ролана Быкова, Раисы Недашковской, Василия Шукшина.

Боль и обида на тех, кто травил и уничтожал картину, не утихли, не ослабели у режиссера с годами, оттого что позволительно ли извинить палачей? Найти им оправдание? Вероятно, оттого расклад Александра Яковлевича звучит так, будто все происходило вчера, а не 35 лет вспять.

ПРЕДСКАЗАНИЕ

Вначале я собирался снимать нимало иной кино, но так случилось, что я вспомнил расклад Василия Гроссмана В городе Бердичеве и в два счета представил себе будущую картину. Я написал сценарий, хотя понимал, что с ним будут большие проблемы. Вообще, словечко еврей в 60-е годы желательно было не упоминать ни в каком контексте, а в особенности в том, в котором собирался это работать я. Точно так же, как мне советовали на афишах сочинять имя композитора картины не Альфред Шнитке, а как-нибудь поделикатнее, в частности, А. Шнитке.

Я решил выказать сценарий Сергею Аполлинарьевичу Герасимову, с которым мы были не то что дружны, но чувствовали доверие товарищ к другу. Он в тот самый миг снимал в Миассе картину Журналист, и я поехал к нему туда. Сергей Аполлинарьевич немного дней читал сценарий, следом сказал: Будем справлять пельмени. Мы поехали на рынок, где Герасимов длительно и скрупулезно выбирал мясцо, ибо был знатоком пельменного дела. Выходя с рынка, мы увидели слепца с маленькой мышкой, тот, что торговал счастьем. Сергей Аполлинарьевич сказал мне: Попытайте! Заплатил 20 копеек за это самое фортуна, и мышь вытащила бумажку, на которой карандашом было написано: Задумал большое занятие. Ждет большое горе. Терпи. Хорошие люди тебе помогут. Эта бумажка хранится у меня по этот день.

Сергей Аполлинарьевич сказал: Поезжайте на студию и молчите, что бы кто ни говорил. Я не шибко молчал, но если бы не подмога Герасимова, его красноречивое заступничество, эту картину ни при каких обстоятельствах бы не запустили.

Когда я начал подготавливаться к съемкам, стал разыскивать еврейскую музыку. Пришел в Дом звукозаписи, а там выяснилось, что вся она размагничена, так же как и китайская. Но к китайской в тот миг переменилось касательство, и Краснознаменный ансамбль сызнова записывал на китайском языке Интернационал.

Когда все актеры были выбраны и начались съемки, то я стал проверять сильное давление со стороны Мордюковой и Быкова, которые предлагали мне отступиться от Раисы Недашковской. Да, она не была опытной актрисой, но в ней были и краса, и обаяние, и что-то такое ещё, что заставило меня стопануть свой отбор аккурат на ней, хотя до этого я отсмотрел уймище известных и профессиональных актрис. Как-то вечером ко мне в номер приходит Быков и говорит: Она не может калякать, не пластична. Есть только единственный выход исправить положение ты должен возвратить все ее реплики мне. Она будет немая. Я растерялся и более того не знал, что на это отозваться. А Быков продолжал: И это более того недурственно. Ее немота будет метафорой немоты еврейского народа. Но, конечно, все осталось на своих местах, и Раиса не онемела. И вот поразительная вещь. Меняемся мы, меняется наше касательство к фильму. Но если на первых просмотрах зрители обращали внимательность на Быкова и на Мордюкову, то в настоящее время развлекуха Недашковской стоит вровень с ними. Так же как и нашей потрясающей старухи, Людмилы Волынской, матери Магазаника, у которой в картине только одна реплика: Хотите чаю? да ещё ивритская молитва, которую читает замечательная Мария Котлярова, одна из последних актрис театра Михоэлса.

ЕВРЕИ ДЛЯ СЪЕМОК

Был у нас в картине момент, где евреи идут на конец. Мы называли его Проход обреченных. Для меня эта сцена имела принципиальное роль, в силу того что что я считал ее метафорой Катастрофы, о которой в нашем кинематографе той поры не было сказано ни единого слова. Эпизод снимался в ноябре 1966 года в городе Каменец-Подольском. Снимать тот самый ломоть было психологически сложно, потому что что атмосфера в съемочной группе была достаточно тяжелая, и к тому же в то время на Украине прокатилась волна мелких, легких неприятных погромчиков сожгли, к примеру, синагогу. Местные евреи, которых мы позвали, категорически отказались сниматься.

Тогда я поехал в Хотим. Там мне мальчишки за червонец указали подпольную синагогу. Я пришел к ребе и сказал, что снимаю кино о революции, попросил его пособить. Он сказал: Знаете, приятель Аскольдов, это нельзя. Люди так оскорблены, так не верят ни во что они не придут. Я в полном отчаяньи послал телеграмму секретарю ЦК Украины по идеологии Лутаку, в которой написал, что я юный режиссер и прошу помощи для съемок: мне необходима большая группа евреев.

И что вы думаете? Пришло предписание совхозам, колхозам и кооперациям выделить евреев для работы историко-революционного фильма, причем не только взрослых, но и детей. Но вот пришли эти несчастные люди. Местом работы я выбрал балку, которую нашел идеально ненароком. Мы задымили все кругом, поставили у входа нашу массовку, которой нашили магендовиды, включили мою любимую трагическую Пятую симфонию Сибелиуса (Шнитке писал музыку опосля, под изображение) и видим, что огромная орава евреев начинает рыдать, противиться и не желает передвигаться на камеру. Я ничего не мог урузуметь.

И как гром среди ясного неба обстановка прояснилась оказывается, в 1943 году аккурат на этом месте немцы, отступая, расстреливали евреев Каменец-Подольска. Мы долговременно убеждали людей. Я не преувеличу, если скажу, что встал перед ними на колени. Тогда вышел дядя вы можете лицезреть его в кадре, это Человек со скрипкой. Этот папа десяти детей и ныне жив-здоров, живет в Сан-Франциско. Он сказал мне: Товарищ режиссер, ваш кино ни при каких обстоятельствах люди не увидят. На что я заверил: Люди увидят. Тогда выступила перед ними Нонна Викторовна Мордюкова и сказала на больше понятном народу языке, что они обязаны сниматься. И тогда начались съемки этого эпизода.

АТУ ЕГО!

Как-то я сказал Быкову, что в эти дни многие люди комариные расчесы выдают за боевые ранения. Но если бы вы знали, как эту картину топтали мои коллеги. Одно из потрясений моей жизни, которых в моей жизни было много, был первостепеннный и один показ фильма коллективу и художественному совету студии Горького. Весь просмотр прошел под свист, топот, выкрики и издевательства. А вскоре меня стали инициировать в разные комитеты партийного контроля, где знакомили с доносами моих коллег. Их было так непочатый край... Председатель комитета по кинематографии Романов сказал: Мне нелегко помогать эту картину, вследствие того что что группа товарищей-евреев со студии Горького считает ее антисемитской. И оттого что такие документы вправду существуют.

После картины был суд. Меня обвинили в растрате государственных средств в особенно крупных размерах. Ведь картина стоила денег. Ее объявили сионистской и к тому же льющей воду на мельницу чешской контрреволюции, потому как в это время наши танки вошли в Прагу. Вэтого этого было довольно, чтобы на долгие годы лишить меня моей профессии.

Комиссар, быть может, ни при каких обстоятельствах бы не появился на экране. Во-первых, картина исчезла. Потом объявилась, но ее приказали истребить. Это возложили Сухобокову, режиссеру-монтажеру, тот, что согласился покинуть от картины немного кадров, чтобы оформить акт списания неудачи студии. В одну из ночей мне позвонила монтажер моей картины Исаева и через слезы поведала, что нашу картину жгут на студийном дворе. Я обратился в Центральный комитет партии, оттого что считал, что если уж обращаться, то прямо к Суслову. В разных структурах есть порядочные люди. Так вот и мне довелось встретиться с достаточным количеством порядочных людей в аппарате ЦК партии. Один из них был помощник Суслова Степан Петрович Гаврилов, сейчас уже покойный. Я позвонил ему и сказал: Жгут картину! Не может быть! Пишите Михаилу Андреевичу, а мне утром звоните. И утром Гаврилов мне сказал, что уже есть резолюция Суслова прервать безобразие. Это заключение серого кардинала остановило сожжение Комиссара. Картина осталась цела, хотя была намертво положена на полку. Из нее ушло немного сюжетных линий, о которых в текущее время не хочется припоминать. Вначале я думал что-то доделать, переделать. А вслед за тем решил, что ничего вносить изменения не буду, все останется так, как я снимал, потому как что эта картина для меня не только произведение искусства, но и протокол своего времени.

ПЕЧАЛЬНАЯ ПОБЕДА

В начале перестройки, после этого знаменитого майского V съезда кинематографистов, кругом царило ликование по поводу освобождения полочных картин. Моя же картина по-прежнему оставалась под запретом. В июне 1987 года был прославленный Московский кинофестиваль, на тот, что вслед за тем долгого перерыва приехали истинные звезды мирового кинематографа. Я сел в угол на какую-то аппаратуру и неожиданно услышал, как кто-то из гостей нашей страны задает вопросительный мотив Элему Климову, тогдашнему первому секретарю Союза кинематографистов СССР: А что, уже все эти так называемые полочные картины освобождены? Его безотлагательно заверили, что конечно, конечно освобождены! Ну, может быть помимо нескольких документальных лент. И тут нечто иррациональное меня подняло, я двинулся вперед, наступая на чьи-то дамские ножки. Подошел к Климову и сказал: Двадцать лет я молчал, а в настоящий момент дайте мне сказать. И стал таскать микрофон из рук какой-то яркой женщины. Откуда мне было располагать информацией, что это Ванесса Редгрейв?

Получив микрофон, я сказал, что гласность означает, что любой мужчина должен быть услышан, что 20 лет вспять я снял картину о раковой опухоли человечества о шовинизме, сказал, что она о трудовом еврейском народе и попросил присутствующих бросить взгляд кино, чтобы заявить о нем родное взгляд. И все! После этого пресс-конференция переломилась. На меня двинулись армады телевизионщиков и фотокорреспондентов. В коридоре ко мне подошел Климов и говорит: А вы знаете, что Горбачев супротив вашей картины? Я сказал, что знаю, но мне было все одинаково. На следующий день Горбачев принимал одного из гостей фестиваля, знаменитого писателя Маркеса, тот, что присутствовал при моем демарше и рассказал о нем президенту. Очевидно, затем этого разговора была дана команда представить кино.

И вот 11 июля 1987 года в Белом зале Дома кино, в том самом зале, где 20 лет обратно собранием коммунистов Госкино СССР меня исключали из партии, в присутствии невиданного количества знаменитостей, как своих, так и зарубежных, показали Комиссара. Потом была пресс-конференция, посвященная картине, и в ее разгар пришла телефонограмма, которую зачитали вслух и которая гласила, что есть заключение картину выпустить на экраны. Так посредством двадцать лет она пробилась к зрителям. Там же, на конференции, Комиссар получил безотложно немного приглашений на международные фестивали. Первым из них стал Берлинский, где картина завоевала беспрецедентное численность наград безотложно четыре, по всем заявленным номинациям.

А следом началось ее шествие по другим крупнейшим кинофестивалям, где она ещё получила несть числа призов. Картину показывали на экранах многих стран мира, ее знают и ценят ведущие кинематографисты мира.

ЭПИЛОГ

Александр Аскольдов затем Комиссара не снял больше ни одного фильма. Последние годы он преподает в киношколах Германии, Швеции, Англии, Италии. В России читает лекции по литературе и киноискусству в Гуманитарном университете. Написал роман Возвращение в Иерусалим, тот, что переводится на разные европейские языки. По этому роману Аскольдов собирался снимать кино с Роланом Быковым в главной роли, но артист умер, и съемки не состоялись. Много возится со своими студентами, которые его любят и уважают. Как и он их. И считает, что если современное кино в чем-то достигло успехов, то в этом есть и его заслуга.

Так же читайте биографии известных людей:

Александр Буравский Aleksandr Buravsky

С режиссером Александром Буравским, уже второй год работающим над фильмом о блокаде Ленинграда, корреспонденту удалось встретиться прямо на..
читать далее →

Александр Довженко Aleksandr Dovzhenko

В 1926 году Довженко почувствовал неодолимую тягу к кино и поехал в Одессу - приобщаться к производству фильмов. По собственному признанию, он не..
читать далее →

Александр Клуге Aleksandr Kluge

Клуге награжден неоднократно Федеральными премиями, а также юбилейной премией за вклад в киноискусство на МКФ в Венеции в 1982.
читать далее →

Александр Корда Aleksandr Korda

Созданная им компания Лондон филмз стала одним из главных производителей английских фильмов.
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий