Известные люди

»

Александр Барятинский

В 1811 году князь Иван Иванович Барятинский стал одним из состоятельнейших людей России, унаследовав несчетные имения и рядом 35 тысяч крепостных душ. Тайный советник, камергер и церемониймейстер двора Его Императорского Величества Павла I без малого сию минуту затем этого события принял вывод бросить государственную службу с тем, чтобы всецело погрузиться в семейную существование, которая ему, нужно изречь, удалась, и предаться, в конце концов, любимым своим занятиям, потому что на это ни при каких обстоятельствах не хватало времени. А интересов, пристрастий и душевных склонностей у него была масса. Воспоминания и архивные документы рисуют Ивана Ивановича по-европейски образованным вельможей, любителем наук, искусств, талантливым музыкантом и более того ученым-агрономом.

Так что, воодушевленный полной свободой, он затеял выстроить себе новую усадьбу в имении Ивановское, в двадцати пяти верстах от города Рыльска, что в Курской губернии. Огромные средства и отменный привкус помогли Ивану Ивановичу в недлинный срок сотворить в глухой глубинке величественный дворцово-парковый ансамбль.

Комнаты в усадьбе исчислялись сотнями, вспоминал очевидец, и каждое из этих помещений поражало роскошью отделки, коллекциями, достойными королей, собраньями картин знаменитых итальянцев и французов, атмосферой праздничности, открытости, художественной утонченности и в то же время высокой аристократичности. И все же главным своим богатством Барятинский считал прелестную жену Марию Федоровну, урожденную Келлер, чьим именем он и назвал свою знаменитую усадьбу, а ещё семерых детей: троих девочек и четверых мальчиков. Они, появляясь в Марьино на свет единственный за другим, неприметно для око родителей подрастали в его 180 комнатах и залах. Сам папа многочисленного семейства, родившийся в Париже, с самых юных лет прославился своей красотой. Во французской столице был более того шоп с вывеской, на которой был представлен его портрет, сопровожденный надписью У русского красавца. И все рожденные в этом браке дети совершенно достойно поддержали репутацию красивых Барятинских. Они были сильно дружны между собой и жили в полном согласии с родителями и окружающим их миром. Тогда ещё никто не знал, что самое блестящее грядущее ожидает первенца супругов Александра, появившегося на свет в 1815 году. Несмотря на то что князь не хотел видать старшего сына ни военным, ни придворным, домашнее образование он получил прекрасное.

Когда Александру было 10 лет, князь Иван Иванович умер. Мария Федоровна нелегко перенесла кончина мужа, но упавшие на ее плечи заботы заставили составить все душевные силы и продолжать существовать для детей. Когда Александру минуло 14, Мария Федоровна повезла его сообща со вторым сыном Владимиром в Москву для усовершенствования в науках. Воспитанием обоих братьев занимался популярный в то время педагог британец Эванс, преподававший юношам классиков и литературу. И все же через два года Александр выразил охота сходить на военную службу и в июне 1831 года, по приезде в Петербург, был определен в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров с зачислением в Кавалергардский полк. И на практике безотложно начал показывать абсолютно необъяснимую неусидчивость, недисциплинированность и как следствие слабые успехи в науках. Небрежность в учении перешла и в небрежность на службе. Дисциплинарная полковая книжка полнилась записями о взысканиях за разного рода шалости. В результате за молодым князем Барятинским закрепилась слава кутилы, повесы, участника попоек и скандальных историй. Никаких денег, щедро выдаваемых матушкой, не хватало на уплату вечных карточных долгов. Однажды выпутаться из подобного долга Барятинскому помогли Пушкин и его дружбан Сергей Соболевский.

Его на практике нельзя было представить в огне и копоти боя, зато сколь угодно в парадных перестроениях на Марсовом поле или в вихре вальса с очередной обольстительницей. Николай I был наслышан о своевольном поведении молодого князя, больше того, ему стало известно, что Барятинский был шибко протежируем одной из дочерей императора... Так как отношения между ними зашли немного дальше, чем это допустимо, то император Николай, убедившись в этом воочию, выслал князя Барятинского на Кавказ.... Об этом романе князя Александра известно шибко чуть-чуть. Барятинский, явно, не на шутку увлекшись Великой Княжной Ольгой Николаевной, совсем не считал себя недостойной партией в его жилах текла кровь Рюриковичей.

В литературе о Барятинском не возбраняется прочесть, что он оказался высланным на Кавказ по воле императора, но существует и такое точка зрения, что он отправился туда по собственному желанию. Так или по-другому, но весной 1835 года 20-летний князь Александр Иванович, будучи в ранге корнета Лейб-Кирасирского Наследника Цесаревича полка, прибыл в район военных действий. И на практике безотлагательно же окунулся в идеально другую существование. На Кавказе уже без малого два десятилетия шла не прекращавшаяся ожесточенная махаловка. Тут прошли целые поколения героев, писал В.А. Соллогуб, тут были битвы баснословные. Тут сложилась целая летопись молодецких геройских поступков, целая изустная русская Илиада... И как собак нерезаных тут в горном безмолвии принесено безвестных жертв, и полно тут в горном безмолвии улеглось людей, коих имена и заслуги известны только одному Богу.

К тому времени, когда на Кавказ прибыл родовитый корнет Барятинский, народ этого края, по всей вероятности, прочно забыло о словах российского императора Александра I, обращенных в близкое время к добровольно вошедшим в состав России горцам: Не для приращивания сил, не для корысти, не для распространения пределов и так уже обширнейшей в свете империи приемлем мы на себя бремя управления, а для того, чтобы утвердить правосудие, личную и имущественную секьюрити и вручить каждому защиту закона. Вышло так, что весь Кавказ стал единым фронтом, тем краем, где существование русского солдата и офицера становилась случайностью, а погибель делом обычным, будничным.

Шли годы, и продолжающаяся литься кровь и незначительные успехи в замирении враждебного края порождали касательство к Кавказу как к месту бесполезной гибели. Этого края многие боялись, старались избегнуть. Красоты природы, многократно воспетые лучшими нашими поэтами, контрастировали с той смертной тоской, подчас с ужасом, которые в этом месте испытывали русские в мундире. Эти чувства, поди, разрешается было усилием воли одолеть, но не проверять совсем воспрещено. У многих сдавали нервы. В своем очерке Кавказец однокашник Барятинского по юнкерской школе Михаил Лермонтов писал:...Ему (офицеру-кавказцу. Прим. автора) хочется домой, и если он не ранен, то поступает подчас таким образом: во время перестрелки кладет голову за булыжник, а ноги выставляет на пенсион; это выражение там освящено обычаем. Благодетельная пуля-дура попадает в ногу, и он счастлив. Отставка с пенсионом выходит...

Барятинский прямо не намерен был гнаться за подобного рода пенсионом под добротным сукном его офицерского мундира оказалась добротная человеческая разновидность. Там, на воюющем Кавказе ни за фамилию, ни за зажиточность укрыться было нереально, там все эти земные привилегии во участливость не принимались. Барятинский, вроде сдирая с себя коросту столичного баловства и пустозвонства, лез в самые горячие места. Его храбрость называли замечательною. Во время многочисленных стычек с горцами он многократно получал сквозные пулевые ранения, говорили, что брюхо князя Барятинского, как решето.

Его храбрость, выносливость и способность стойко и терпеливо переносить боль поражали более того его многое перевидавших боевых товарищей. Впрочем, этому феномену разрешено было отыскать близкое разъяснение. Был эпизод, когда в бытность свою ещё в Петербурге Лермонтов в узком товарищеском кругу выложил дума, что мужчина, имеющий силу для борьбы с душевными недугами, не в состоянии побороть физическую боль. Услышав это, Барятинский, сняв колпак с горящей лампы, взял в руку стеклышко и, не прибавляя скорости, тихими шагами, тусклый прошел сквозь всю комнату и поставил ламповое стеклышко на столик целым, но десница его была сожжена без малого до кости, и немного недель носил он ее на привязи, страдал сильною лихорадкою.

...Тяжкая ранка ружейной пулей в правый бок, остававшаяся там, уместно сказать, до самого конца его жизни, возвратила Барятинского в Петербург. С Кавказа он прибыл поручиком, награжденным почетным для каждого русского офицера Золотым оружием За храбрость. В 1836-м после этого пройденного курса лечения он был назначен состоять при Государе Наследнике Цесаревиче. Три года, проведенных им в путешествии с наследником по Западной Европе, сблизили их очень и положили начало многолетней дружбе с будущим императором Александром II.

По возвращении в Петербург опаленный огнем кавказских сражений красавчик Барятинский вновь одним духом вошел в большую моду. П.В. Долгоруков в Петербургских очерках пишет: Барятинский был блистательным женихом во всех отношениях; все матушки, имевшие взрослых дочерей на сбыте, единогласно напевали ему всевозможные акафисты, и в петербургском высшем кругу было принято за неопровержимую аксиому: Александр Барятинский эдакий сверкающий юный дядя!.

Однако наследник величественного Марьино и прочих родовых сокровищ, красавец-герой Кавказской войны, ставший в 1839-м адъютантом Его Императорского Высочества, держался стойко. Ничто не могло заслонить в его сознании картин воюющего Кавказа он не мог, да и не хотел упускать из памяти своих верных и испытанных товарищей по оружию.

В марте 1845-го, уже в ранге полковника, Барятинский сызнова прибыл на Кавказ. В качестве командира батальона Кабардинского полка он принял участие в Даргинской экспедиции, организованной русским командованием супротив войск имама Шамиля. Изо дня в день, потихоньку и, может быть, более того исподволь, начинал складываться его, ставший потом незаменимым, зажиточный навык не только боевого офицера, но человека, тот, что в какой-то миг обнаружил в себе неподдельный заинтересованность к жизни и нравам тех людей, для которых тот самый край являлся родиной. Барятинский стал основательно осваивать нрав, обычаи и традиции горцев. Это, в свою очередность, заставило его во многом критически посмотреть на касательство к Кавказу высшего петербургского военного начальства, а кроме того на то, как следовало бы создавать политику по отношению к кавказцам. И в этом Барятинскому в немалой степени помог навык выдающихся кавказцев, полководцев А.П. Ермолова и М.С. Воронцова.

В ожесточенной битве, случившейся во время захвата Андийских высот, Барятинский, в тот, что уже раз, проявив чудеса офицерской доблести, вызвал неподдельное восхищение Главнокомандующего русскими войсками графа Воронцова, представившего его за тот самый ожесточеннейший мордобой к Георгию IV степени. И тот самый же мордобой принес ему очередное тяжелое ранение пулька попала ему в правую ногу, но он не оставил поля битвы, продолжая сражаться до конца.

И сызнова Петербург, и еще раз непреодолимая депрессуха по оставленному Кавказу. Александр Иванович, безусловно, осознавал, что как раз тот самый строгий край переродил его, как человека. Покоренный величием духа людей, делавших в этом месте близкое мужское занятие во имя державы, он почитал за честь насовсем слиться с этим воинским строем. Произошло более того внешнее отторжение Барятинского от себя прежнего. Управляющий его имением Марьино В.А.Инсарский писал, до какой степени сразил его обличье возвратившегося князя: он состриг свои знаменитые блондинистые кудри, на лице суровом и серьезном уже залегли морщины. Ходил он немного согнувшись, опираясь на палку. В светских гостиных его в настоящее время видели нечасто. Люди, наводнявшие их, стали ему как пить дать неинтересны. Если Барятинский где-то и появлялся, то в основном в театре или на музыкальных вечерах, поклонником которых он оставался, как и в былые годы.

В феврале 1847 года его назначают командиром того самого Кабардинского полка, с которым за годы, проведенные на театре военных действий, он успел уже сродниться, к тому же он был произведен в ранг флигель-адъютанта, а в июне 1848-го, грубо отличившись в битве при Гергебиле, стал уже генерал-майором с зачислением в свиту Его Императорского Величества. Впрочем, император, по достоинству оценив боевые заслуги князя, совсем внезапно для последнего, решил облагодетельствовать его совершенно, а именно: женить на выбранной лично им невесте из рода Столыпиных. По мнению царя, лучшей партии для красавицы-фрейлины при сказочном богатстве князя нелегко было сыскать.

Встретив на одном из балов мама Барятинского, Николай сообщил ей, что князю высочайше разрешен внеочередной отпуск, и попросил ее намарать об этом сыну. Однако истинные замыслы императора кое-кому уже стали известны...

Когда Барятинский доехал до Тулы, там его ожидал брат Владимир. Александр Иванович в настоящий момент знал причину царской милости. Неделя шла за неделей, а он в Петербурге все не появлялся, ссылаясь на нежданно открывшуюся немощь. Когда вышеозначенный отпуск, в конце концов, подошел к концу, Барятинский известил царя о том, что он, бесконечно благодаря Его Величество за оказанное доверие, возвращается в боевое расположение, а с родственниками повидаться приедет как-нибудь в прочий раз. Не на шутку взбешенный император послал вдогон ослушнику фельдъегеря с извещением о продлении отпуска. Но Барятинский, предвидя такое формирование событий, просто-таки пулей несся на Кавказ, хотя высочайший посланец все же сумел нагнать его в Ставропольской губернии. Князь вынужден был нацарапать царю послание, в котором выражал отсутствие понимания по поводу того, чем заслужил он такое внимательность Его Величества, и попутно замечал, что, находясь рядом с местом службы, считает стопудово нецелесообразным повертывать назад.

Но не таков был и Николай, чтобы отступиться от задуманного. По Петербургу носились слухи, что император жутко зол на князя. Его перепуганная мама написала сыну о своих тревогах. Делать нечего: как раз под что ни на есть свежий 1850 год Барятинский в конце концов появился в Петербурге. Затем он на два дня заперся в своем дворце, а после этого, повелев нагрузить сани подарками, сказал матери, что поедет поздравить маленьких племянников, детей брата Владимира. Приехав в здание к брату, Александр Иванович вкупе с остальными подарками положил на зеленую лапу нарядной елки конвертик из плотной бумаги и сказал: А это тебе, брат...

На следующий день Петербург гудел, аналогично улью, все передавали товарищ другу ошеломляющие подробности о содержимом конверта. Оказалось, что там находились бумаги на право владения принадлежавшим Александру Ивановичу богатейшим наследством, полученным им от отца в качестве старшего сына. Князь добровольно и с легким сердцем отказывался от всего движимого и недвижимого имущества, и в том числе от бесценного Марьинского дворца со всеми его бесчисленными сокровищами.

Себе князь взамен оговорил 100 тысяч рублей, уплату долгов в 136 тысяч рублей, ежегодную ренту в 7 000 рублей и это уже шутки для по мере надобности на единственный кашемировый халат. Так, в одно мгновенье тот самый богатейший в России джентльмен превратился в простого служивого, живущего на казенное жалованье. Понятно, что занятие с женитьбой молниеносно расстроилось. Барятинский остался верен семейному девизу: Бог и честь. Сам он внутренне, и не без основания, гордился этим поступком и в минуту откровенности как-то сказал знакомому: Я самому государю не поддался. И какому государю!..

Летом 1856 года Барятинский был назначен командующим Отдельного Кавказского корпуса и сперва (с 1 июля 1856 года) исправляющим место Наместника, а уже в августе того же года Наместником Кавказа с производством в генералы от инфантерии. Будь жив Николай I, ему бы ни при каких обстоятельствах, несмотря ни на какие заслуги, не сделаться первым лицом на Кавказе. Но, заняв по смерти отца трон, свежий монарх Александр II без затей не видел для роли русского проконсула на Востоке больше подходящего человека, нежели Барятинский.

Для Александра Ивановича это была большая честь и большая ответственность. Трудиться буду, чтобы оправдать великую милость, фортуна и великую честь для меня. Он понимал, что затяжное кровавое противостояние на Кавказе требовало завершения, и завершения победного. Но как, какими средствами, какими силами?

Барятинский предложил поделить Кавказ на военные округа, поставив во главе каждого командующих. Всем им предоставлялись большие права, особая же ставка делалась на инициативу и умение хватать ответственность на себя. Было ещё предложено незамедлительно нарастить численность сосредоточенных на кавказском театре войск. Инициативы Барятинского по первости не встретили поддержки со стороны как военного, так и финансового ведомства. Откуда хватать гроши? Да и время ли для решительных действий? Не испортят ли эти меры отношения с Европой? Не выгоднее ли будет законсервировать эту злосчастную войну до лучших времен? Под давлением министров заколебался и Александр II забава ли, на кавказские дела Барятинский просил слегка ли не треть военного бюджета страны. Но тут уж сам проконсул пошел в атакование на монарха. То, о чем он говорил, выглядело без малого ультимативно необходимо отнестись к Кавказской войне как к делу первейшей государственной важности или, отказавшись от нее, определить крест на русском влиянии в этом регионе. Вялотекущие, разрозненные и малосильные военные операции только скомпрометируют Россию в глазах того кавказского населения, которое готово примкнуть только к тому, кто победит. А одержать победу должна Россия. Тогда мирные чеченцы и дагестанцы увидят в ней надежного защитника, что бесповоротно подорвет воздействие Шамиля. Пребывать же на Кавказе по принципу не мир не война значит перечеркнуть результаты многолетних усилий Российского государства по оставлению Кавказа за собой. И Александр уступил этому напору, пообещав всяческую поддержку.

Барятинский перешел к мощной наступательной тактике. Каждая военная операция разрабатывалась и обсуждалась до мельчайших деталей. Главнокомандующий презирал те якобы победные наскоки на противника, которые не давали русским войскам никаких стратегических преимуществ, но приносили немалые и бессмысленные потери. Теперь главная проблема для него состояла в том, чтобы с минимальными потерями и по возможности резво усмирить Кавказ, а ещё и в том, чтобы нейтрализовать посягательства на Кавказские территории Англии, Персии и Турции, которые ещё стремились распространить на них близкое воздействие. К концу лета 1858-го Большая и Малая Чечня были заняты и Шамиль с остатками верных ему войск вынужден был уйти в Дагестан. В скором времени на его территорию были предприняты массированные наступления, и в августе 1859-го состоялся завершающий акт многолетней драмы, известной как Кавказская война. Последнее прибежище имама Шамиля, расположившееся на напасть Гуниб-Даг, было окружено плотным кольцом, помощи засевшим в горах дожидаться было неоткуда. 25 августа состоялся штурм аула Гуниб, Шамиль сдался на милость победителя.

Надо заявить, что имя Барятинского посреди горцев уже было обширно известно и произносилось с уважением он неизменно был щедр, справедлив, с искренним уважением относился к кавказцам, способным трудиться, а не бандитствовать. Барятинский действовал, как дальновидный и бывалый дипломат, ничем не оскорбив национальные чувства горцев и не раз подавая примеры полного доверия к людям честным и дельным. Он всю дорогу помогал местному населению и деньгами, и продовольствием, и медикаментами. Видимо, аккурат вследствие этого окруженный в Гунибе Шамиль бесполезно взывал к жителям аула полечь как единственный, но не вручить себя в руки неверных. Это было ответом Шамиля на предложение Барятинского сдаться и не губить понапрасну женщин и детей, скрывавшихся за стенами этого горного селения. Начавшийся штурм показал Шамилю, что его положение безнадежно. Русские дали ещё четверть часа на раздумье. Разумеется, Барятинскому ничего не мешало ликвидировать загнанного в близкое логово зверя, но сдавшийся Шамиль был куда предпочтительнее для Барятинского, чем бездыханный. Легко осмыслить его чувства, когда из крепости сообщили: Шамиль сложил оружие. Шамиль выйдет к русским. За три года Барятинскому удалось усмирить непокорный край.

Сейчас дата 25 августа 1859 года прочно забылась. Для России же того времени происходившее в Гунибе имело эпохальное роль. В три часа пополудни многотысячное рать ликовало. Над головами этих людей развевались победные стяги державы мысль того, что они делают великое государственное занятие, надо полагать, и была залогом того, что виктория будет за нами. Эхо пушек Барятинского, салютовавших наступившему миру, докатилось до Москвы, Петербурга, Смоленска, до всех городов. Князь Александр Иванович за пленение Шамиля получил высшее воинское звание фельдмаршала. Ему было 44 года...

Еще три года оставался на Кавказе фельдмаршал Барятинский. Трудно было ждать, что вот так, достигнув всего, Александр Иванович останется почивать на лаврах, не вписав ещё какой-нибудь дерзкой строки в свою биографию. Так оно и случилось. 45-летний фельдмаршал и наместник Кавказа влюбился пылко, как бывает только в юности, хотя за это ощущение уплатить ему пришлось дорого. Игра у Барятинского вечно складывалась крупная: чтобы не жениться на одной женщине, ему пришлось разлучиться с богатством, чтобы жениться на прочий с постом наместника Кавказа. В мае 1860 года Александр Иванович отбыл с Кавказа в долгий отпуск за рубеж ввиду расстроенного здоровья. Эта формулировка скрывала драматические перипетии его личной жизни: уж если чего и не сбылось, то это его мечтаний о любви не для супружеских наслаждений, а с целью того, чтобы с женой чай пить. Нет, занятие шло аккурат о любви.

Вот что писал об этой истории имеющий известность политический участник граф Сергей Юльевич Витте:...Среди его адъютантов был полковник Давыдов; он был женат на княжне Орбелиани. Княжна Орбелиани была невысокого роста, с достаточно обыденной фигурой, но с крайне выразительным лицом кавказского типа... Барятинский начал ухаживать за женой своего адъютанта Давыдова. Так как вообще князь Барятинский шибко любил ухаживать за дамами, то никто и не думал, чтобы это ухаживание кончилось чем-нибудь серьезным. Окончилось же это ухаживание (в действительности) тем, что в единственный превосходный день Барятинский уехал с Кавказа, до известной степени похитив жену своего адъютанта.

Наместник, аналогично горцу, умыкнул и спрятал ненаглядную грузинскую княжну там, где бы у него не могли ее отобрать строгие на тот самый счет российские законы. Вот что, в сущности, пряталось за словами врачевание за границей. Понятно, что это бегство с сторонний женой не предполагало скорого возвращения. На карьере необходимо было становить крест: Барятинский подал в отставку, но получил ее только в 1862 году. Пришлось ему постоять и под дулом пистолета: оскорбленный супруг приехал требовать сатисфакции. Фельдмаршал, дерущийся на дуэли, это для бурной русской истории чрезвычайный эпизод. Поединок на долгое время перекрыл Барятинскому возвращение в Россию, по которой он ужасно тосковал.

С Елизаветой Дмитриевной, урожденной княжной Джамбакур-Орбелиани, они прожили без малого 20 лет. Князь умер в Женеве, но завещал предать земле себя в Курской губернии, в родовом селе Ивановское, что и было исполнено. На его надгробной доске с родовым гербом Барятинских и девизом С Богом и честью начертано: Генерал фельдмаршал. Генерал адъютант князь Александр Иванович Барятинский. Род. 2 мая 1815 года. Cкончался 25 февраля 1879 года.

Так же читайте биографии известных людей:

Александр Буковский Aleksandr Bukovskiy

Буковский Александр Петрович (1867-1944) - генерал-майор. Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, 2-е военное Константиновское училище и..
читать далее →

Александр Бурутин Aleksandr Burutin

Первый заместитель начальника Генштаба Вооруженных сил РФ с октября 2007 года, бывший советник президента России по военно-технической политике..
читать далее →

Александр Василевский Aleksandr Vasilevskiy

Родился 18 (30) сентября 1895 года в селе Новая Гольчиха Кинешемского района Ивановской области. Отец Михаил Александрович, был сначала псаломщиком,..
читать далее →

Александр Гернгросс Aleksandr Gerngross

Образование получил в Рижском пехотном юнкерском училище (1868). Выпущен в 63-й пехотный Углицкий полк. В составе полка участвовал в русско-турецкой..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий