Известные люди

»

Андрей Гаврилов

- Незадолго до отъезда из СССР вы с Гидоном Кремером дали в зале Института им. Гнесиных потрясающий концерт. Чего стоил ваш бис - вы вышли с красными гвоздиками в руках и исполнили сюиту Исаака Дунаевского из фильма "Дети капитана Гранта".

- Это же было седьмое ноября, 1978 год. И мы хотели как-то пометить революционность момента. Ну и, разумеется, получили скандальчик: позже этого меня хотели в очередной раз выпереть из консерватории, но спустили на тормозах. Хотя насчет гвоздик - это была не моя инициатива. Мне политика неизменно была по фене. Это Гидон был весьма политически заостренный господин, он меня таскал на всякие диссидентские лекции, на крышу Кабакова, на лекции Травкина, на всевозможные дебаты - в общем, интеллектуально развивал как младшего товарища. Самое главное, что ему все с рук сходило, а меня почему-то постоянно ловили.

- В конце концов вам пришлось отбыть. Как это было?

- Это как пить дать политическая история, связанная с ужасной мерзостью. Основана она на частной инициативе Гали Брежневой. Потому что я невзначай узнал об их манипуляциях с героином и бриллиантами посредством свою молодую подругу - она была задействована в цепи этих drug traffiks. И по прямому указанию Брежнева меня должны были шлепнуть. Тот перепоручил занятие Андропову, а тот - своему помощнику Бобкову. Но он был не тупица. Он решил меня не кончать физически, но неторопливо морить. Хотя некоторые покушения все же были, но какие-то вялые - видимо, правая десница не знала, что делает левая. Помните, тогда был бойкот американцев, связанный с Афганистаном, а я, напротив, ходил каждую неделю в американское посольство взирать новые американские кинофильмы. И в одно прекрасное время там какие-то наши квазипьянчужки как снег на голову ко мне прикололись, смотрю - револьвер достали и мне в лоб целят. Видимо, это агенты были какие-то - так что пришлось американским солдатикам меня ограждать. Была ещё пара эпизодов - делалось это тривиально и вульгарно, сильно безвкусно, без всякой интриги. Вот когда я в Лондон от господина Бобкова удрал, это было симпатично.

- Как же вам удалось провести недреманное око КГБ?

- Я думаю, что господин Бобков до сих пор не может мне это извинить. Кстати, он в текущий момент руководитель охраны Владимира Гусинского. Вообще забавно: все те пацаны с Лубянки, которые меня тогда обещали нигилировать, нынче частью у Гусинского, частью у Березовского - все по частникам разбежались, смешные. А что до Бобкова, то за всю его карьеру его обманули два человека - Солженицын и я.

Это история безупречно из раздела "шпионские страсти". Годы 1982-1983 были крайне смешные, с некоторой склонностью к гуманизму. Бобков, как все грамотные люди, потрясающе тонко чувствовал, куда ветер дует. Когда генсеки кончались единственный за другим (помните эту "пятилетку в три гроба"?), Бобков решил игрывать гуманиста и изобразил доверие ко мне. А я сыграл на его доверии. Несколько раз я побывал на нейтральной территории - это были Польша, Чехия и Словакия. И эти визиты я использовал для записи с английской фирмой EMI, с которой я был законтрактован. И всем этим стоял во главе Бобков.

В конце концов и в этом были задействованы большие политические силы, я добился выезда в Англию, также на записи. До этого Бобков года полтора-два меня проверял, и я ни разу не прокололся. Так что уехал я на практике правой рукой Бобкова. В Англии я сию минуту записал пластинку и сквозь своего бывшего продюсера сообщил мадам Тэтчер, чтобы она потревожила советские власти в связи с моей безопасностью. Мадам была сильно довольна. И меня под крышей английской разведки Мi-5, той, откель Джеймс Бонд, стали перевозить с места на местоположение. Агенты там на самом деле все под номерами, к примеру агент ХХХ или агент ZZ. В общем я нежданно-негаданно пропал. В СССР в тот самый миг скончался господин Черненко, и пришел юный, кипящий Михаил Сергеевич, которому Мэгги написала послание открытым текстом, потому что что у них уже тогда были хорошие личные отношения. Михаил Сергеевич немедля отреагировал - и я стал первым свободным советским человеком с советским паспортом, где стояла безвременная виза по пересечению всех границ за подписью мадам Тэтчер и господина Горбачева.

- И так сказочно-благополучно закончились ваши отношения с родным КГБ?

- Да нет, это только скелет истории. Там были и гонки, и засекреченные встречи - вовсе как в шпионском фильме. Англичане меня возили на черном "Ягуаре" с затемненными стеклами. Они сами были шибко дискретны - подчас я сам их терял. Каждый день мы меняли отели, в основном это был север Англии. А я был неизменно в темных очках, в бобровой шубе - окончательно по Агате Кристи, но и прохладно было все же. И в очередном отеле в reception леди спрашивает мой домашний адрес. Какой же у меня адрес - Никитский бульвар, что ли? И паспорта у меня не было, это был ещё миг негоции. Я замялся, и это был мой самый-самый большущий прокол. Она тут же настучала в Скотланд-Ярд, что она, такая активная, словила, мол, террориста, и свойский гостиница тотчас оцепили. Надо смыслить, что Скотланд-Ярд - это обычные менты, а Мi-5 - суперкагэбэшники, и вражда у них та же, что и у нас. И вот мы сидим в оцепленном отеле, и мои Мi-5 ломаются от хохота: "Смотри, вон там господин с газеткой и там, и там - это тебя хватать пришли!" Как в "Мастере и Маргарите"! Я говорю: "Чего делать-то?" Они говорят: "Ничего страшного". Оказалось, у них там был предусмотрен находящийся под землей ход, и мы - прыг в свой "Ягуар" с дымчатыми стеклами, а менты - при пустом отеле. Ну хохочем, "носы" показываем и едем в следующее местоположение.

Периодически ко мне из Мi-5 приезжал господин ХХ или ZZZ с сеансом политинформации, рассказывал об отношениях между Англией и СССР. И в одно прекрасное время сказал, что у них сильное усилие из-за меня, оттого что есть подозрение, что я все это делаю не по своей воле. А печатали в газетах вовсю, что в моей истории задействованы психотропные средства. В общем, говорит, им нужна саммит и нам нужна саммит. Я отказывался раз пять: советских ни в каком виде лицезреть не хочу! Но как-то раз приехал угрюмый господин в котелке сызнова же из Мi-5 и сказал, что английское руководство испытывает весьма немалый кризис. И в тот самый миг какая-то сволочь дала утечку информации. В очередном отеле я иду завтракать, есть свой жаркий маффин с кофейком, разворачиваю Тimes, а там - моя харя на первой полосе. Опять приезжает сумрачный котелок и говорит: "Вот видите, если бы вы встретились с русскими, ничего бы не было. А ныне у английского правительства ещё более значительный внутренний кризис". Ну я сдался, поехал к нашим на встречу.

- И как вас встретили бывшие соотечественники?

- Не саммит была - песня. Как они нервничали! Самый смирный был я - видно, меня в такой степени закалили все эти дела. Но у меня прочий нрав - я затем все переживаю. В самых пиковых ситуациях я холоден как лед, а посредством год может подоспеть реакция. Я думаю, мне было бы неплохо быть дуэлянтом - убивал бы хладнокровно всех кряду. Так вот - мы встретились, и тут оказалось, что обе стороны, вооружившись самыми лучшими переводчиками-синхронистами, элементарно ничего не понимают. Я переводил и одним, и другим - кино!

- Как вы приспособились к английскому менталитету?

- Ну, активизировать с того, что у меня не было проблем с языком. У меня с детства была гувернантка - настоящая англичанка. У нее был чудный британский. Она была суровая леди, от нее я получил крепкую английскую закваску в смысле ощущения некоторой отстраненности и критического отношения к себе, что у славян здорово хромает. Мы жутко любим себя сочувствовать и не умеем иронизировать над собой же. Хотя хохотать над самим собой - это же как зубы чистить, необходимая ежедневная душевная гигиена.

В России Рихтера идеализируют

- Вы - обожаемый ученик Рихтера. Как вам его "Дневники"?

- Я читал их с большим юмором - потому что что это нимало не Святослав Теофилович. Там нет Рихтера-человека - там все фальшиво. Но, беседуя о нем на форуме, в Интернете, я пришел к выводу, что в этом месте, в России, люди не готовы к адекватной реализации этой фигуры, которая до сих пор идеализирована и не имеет никакого отношения к реальному человеку, которого я весьма добро знаю. Человеку опасному, невероятно противоречивому, с огромным количеством негативных, черных душевных чертяка - тут его покуда без затей не поймут. Те, кто идеализирует Рихтера, занимаются как раз тем, что и господа, бальзамировавшие Владимира Ульянова. Это то же самое. Но я-то знаю настоящего Рихтера. Это был немалый имиджмейкер. Он не знал таких слов, но всю бытие старательно выстраивал свой имидж там - и в этом месте. И они были абсолютно противоположными. Я ни в жизнь не забуду, как мы с ним переезжали на машине рубеж между ГДР и ФРГ. В ГДР - таковой же, как здесь: наряд, рубаха, галстук. Переехали в ФРГ - открытая грудь, цепи, как у юродивого, громадная флорентийская лилия. Он всю дорогу был нарциссом - смотрелся в витрины магазинов, а под финал жизни ему вообще изменял привкус. Ну, в частности, как разрешается завершить кино обо всей жизни словами: "Я себе не нравлюсь"? Это же такая пошлятина! А что касается дневников, то он худо владел словом, его сильной стороной были мимика и жестикуляция - вот тут был Слава активный. Когда же он пытался что-то формулировать, это была катастрофа: логическое мышление у него отсутствовало всецело, чиркать он вообще не мог, у него было три класса образования, сочинений в жизни не писал. Одно искажение - мысля сказанная, второе - написанная и третье - думка, выраженная с расчетом на что-то. В этом смысле его "Дневники" - искажение в кубе.

- Почему же мир считал его великим?

- Потому что он и был великим дарованием. Он перерос рамки легко пианиста, он был художник реальный. В то время, когда он творил, в его лучшие периоды, в 1960-е и ранние 1970-е, он, на мой воззрение, добился того, что, будучи продуктом советской системы, прострелил время, и аккурат это страну двинуло вперед. Я вот недавно разговаривал с одним немцем, шибко опытным промоутером с сорокалетним стажем, заговорили о Рихтере, и он говорит: "А я завсегда воспринимал его как лапидарного строителя, кот наплакал скучноватого". Это в СССР Рихтер был иноземец с безупречно прочий эстетикой. То, что в этом месте было оригинально, там было типично. И, конечно, для меня его феномен был связан с сильно крупный оторванностью и девственностью СССР - тогда до него не дотягивали, он ушел вперед на тысячу голов и тысячу световых лет. А на Западе он пытался игрывать экстравагантного, свободного гомосексуалиста, и это ни в жизнь не скрывалось. Слава шибко недурственно знал, как себя новости в Париже: угу, грудь нараспашку, флорентийская лилия, публичные заявления с непередаваемой интонацией:"Oui, je suis egoiste" и все прочие атрибуты. А вот в Германии он не нашел чем быть по душе. Так что джентльмен он противоречивый, неоднозначный, огромный азартный игрок между двумя системами. В нем было сильно полно жестокого, циничного и непростительного в поведении и характере, и в России, повторяю, не готовы к настоящему Рихтеру.

- Кто ваши любимые композиторы?

- Я бы не так поставил вопросительный мотив - кто самый-самый здравый. Для меня самые несчастные фигуры - Моцарт и Шопен. Потому что непонятые - ни в близкое время, ни сегодня. Самая большая оплошность - игрывать Моцарта безмятежно. А оттого что это был неврастеник. Или Шопен - он по-настоящему разговаривает с нами, если мочь его внимать. Фредерик, он оттого что не дуралей был, и он добился такого мастерства, когда у него каждая нота говорит. Для меня у него ни одной загадки нет. Это не то что я хвастаюсь - я к этому шел всю существование. Я только месяца три-четыре как стал знать толк его. И если я стану расшифровывать словами произвольный его такт, это займет полкниги. Потому что там огромное число ассоциаций, которые так нетрудно растолковать в музыке, но на бумаге пояснять длительно. Например, в одном его ноктюрне так ясна отдаленная пушечная канонада, а над ней - сам Шопен, тот, что страдает по родине. Это и надрыв, и вскрик, и тихая хандра - все не возбраняется расшифровать. Мы забываем, что более того когда он друзьям самым близким играл, он сорок минут искал "голубой" звук. Ему было значимо его отыскать - и для этого он импровизировал бесконечно, покуда не находил его. Он мог музыкой рисовать хохот, слезы, оргазм, и вся фирма во главе с Мицкевичем и Делакруа от души забавлялась этой очаровательной игрой.

- Сегодня эти интеллектуальные занятия негусто кому понятны - забыты и утеряны.

- Я помню, что с Рихтером мы один раз соревновались таким образом - Святослав Теофилович в этом деле понимал. В Париже нам надобно было игрывать Генделя, и мне нужно было импровизировать большую ля-минорную прелюдию - ее нет, она не написана. И Рихтер говорит: "Андрей, а вы импровизируете на темы?" Я, конечно, в ответ: "На какие?" Он говорит: "Ну, вообще на темы. Ну сыграйте мне камень". Ну стал я булыжник игрывать. Тогда он говорит: "Теперь вы мне что-нибудь задайте". Я предложил: "Давайте облака".

- И как Рихтер их изобразил?

- Такие жирные облака у него получились. Так мы играли до тех пор, в то время как кто-нибудь не засыплется. И Слава засыпался на мухе - он не смог. А у меня получилась такая муха в стакане - звенящая, знойная. Слава меня расцеловал и сказал: "Вы победили". На фортепьяно разрешено все явить и все вымолвить. Я изредка с женой разговариваю музыкальной импровизацией - лучше, чем звуками, словами не скажешь.

Я мщу за Цусиму

- Чем вы гордитесь в жизни?

- Сыном Арсением. Ему два с половиной года, он живет в Люцерне. Но вообще я хочу пятерых. Его матушка стонет, и покуда мы договорились на троих.

- Как вы с женой познакомились?

- Очень просто: я крайне деловой дядя, и это было похоже на женитьбу Шостаковича. Он сказал невесте: "У меня есть тридцать минут - выходишь за меня или нет?" Она подумала - и вышла. Так и я: приехал в Москву и встретил студентку, которая брала уроки у моей матери. Мне сильно понравились ее глаза, а самое главное - Юка сильно что надо делала массаж, а у меня шибко поясница болит. И я на следующий день взял ее с собой в Испанию - и больше не отпустил. Мы сделали мировое турне, а следом поженились. Она правнучка адмирала Кобаяши, тот, что русских разгромил под Цусимой. А ныне я японцам мщу.

- Есть что-то, о чем вы жалеете?

- Нет, в этом смысле меня Англия перевоспитала. Я приехал туда таким пацаном душевным. У русских не считается зазорным поделиться сокровенным. А там это считается таким вульгарным! У меня был знакомый дядечка, близкий ко двору джентльмен, сэр весь из себя, британец до мозга костей, меня обожал как сына и был крайне талантливым господином. И я в минуту слабости поделился с ним - хотел сочувствия чисто по-русски. А он такую гадость сказал, что мне охоту на всю существование отбило делиться с кем-то. Я болел ангиной, провалялся в постели три недели, у меня полетел контракт, я ослаб морально и физически - в общем, худо мне было. И я ему все это вывалил где-то на party. А он спросил прилюдно, громко так: "Андрей, а ты простыни-то хоть менял?" Так что с самим собой нужно делиться, не с психоаналитиками и не духовниками.

- А как же может сочетаться мощь воли и неврастения?

- Здесь нет противоречия - это нетрудно две стороны одной личности.

- Как вы поддерживаете форму?

- Плавание, массаж. В родное время, когда Бобков меня довел до ручки, я придумал, как я могу скинуть свой адреналин. У меня давление стало вставать капельку не до трехсот, были кризы, и я организовал футбольную команду в Московской филармонии. Мы стали чемпионами Москвы, и я тренировал их как душевнобольной. Я рисовал схемы игры, сознательно встречался с каждым, чтобы вручить установки на матч.

- Кто был в вашей команде?

- Валера Гергиев был шибко мировой игрок, но безупречно бестолковый. Он бежал резво, но почему-то всю дорогу в другую сторону, его надобно было все время направлять. Он великолепно играл на тренировке, но на игре терялся, да ещё перед ответственным матчем сломал ногу. Лексо Торадзе был отличный игрок, Овчинников также великолепно играл, а вот Плетнева мы не заманили - он отдал предпочтение бадминтон.

Это называлось - впадение в ничтожество

- У больших музыкантов не может не быть срывов, тем больше вы обмолвились о том, что пережитое отзывается вслед за тем. Как вы преодолеваете неизбежные стрессы?

- В моей жизни был отрезок времени, когда я молчал семь лет - с 1993 по 2000 год. Я на все сто запутался. Очень тяжко быть уверенным в себе, чтобы осознать, что ты единственный прав, а весь мир в ж... Такие мысли на грани психбольницы. А чтобы это ещё и обследовать, нужно время. Я хотел два года это контролировать, а получилось семь лет. И с сильно тяжелыми кризисами. Однажды я свалился на восемь месяцев: лег в койка в августе, а встал в мае. Просто от мозгового истощения. Потому что так напряженно мне надобно было все переработать и передумать. А позже мне пришлось заново обучаться игрывать на фортепьяно. Не потому что, что я растерял свои навыки, а потому что, что они оказались для другого музицирования, которое ведет в сторону от проникновения.

- Что вы себе говорили в эти месяцы отчаяния?

- Да ничего. Я более того глаза не открывал. Я лежал на своей громадной вилле, этажом ниже был свой фитнес-центр, в тот, что я вгрохал два с половиной миллиона, там был пятисотметровый бассейн - и я туда ни разу не спустился. Не было сил с кровати стать. Это был совершенный душевный слом. Многие приезжали и умоляли подняться. Даже из Москвы друзья приезжали, в особенности я помню одного здоровенного парня, так он на коленях стоял, рыдал: "Андрей, встань!" Я не реагировал.

- Вы же были таким успешным человеком.

- А чем больше фарт, тем больше разочарование. Такие были, как русские говорят, вилы, что нереально было их удержать. С одной стороны, я приз за призом выигрывал, миллионером становился, а с прочий - все меньше себя уважал, более того презирал. Потому что играл нехорошо, мыслил нехорошо. Я оказался нетрудно в темноте. Я перепробовал всю народную философию, пожил с папуасами, только на Тибет не поехал, потому что что уже понял, что это то же самое. Я был в Палестине, посидел в Назарете, сорвал цветочек, понюхал - ничего у меня не шелохнулось. Пошел к Стене Плача, плюнул на нее, приехал домой - и лег. Я жутко похудел, стал как скелет.

- Что заставило вас подняться с постели?

- Приехал мой дружбан с письмом от Шери Блэр, где она меня умоляла сыграть в лондонском парламенте. Мой приятель просил ее не огорчать, что должно было быть подкреплено подписью. Ну подпись-то я сделал полусознательно, но ехать никуда не собирался. А сквозь две недели приехал британец и сказал, что меня велено привезти в парламент. И я там от страха спрятался в сортире и не выходил. В конце концов меня вытащили, и мне пришлось игрывать в парламентском зале. Рояль поставили прямо посередине, так что деваться было некуда. Старались пацаны, чтобы я не ушел в ничто. На старом русском хорошем языке это называлось - впадение в ничтожество.

- Вы уверены, что это не повторится?

- Тогда у меня не было идеи, и я не видел пути. А сегодня у меня такое численность идей, на воплощение которых мне надобно лет сто пятьдесят мышечной активности.

- Вам удается прочувствовать российскую культурную ситуацию?

- Каждый наезд я стараюсь осмотреть и услыхать все. Но если вы хотите ведать мое точка зрения, то в искусстве я шибко радикален в высказываниях, но я считаю, что это вовсе объективно. Если произведение - г.., я так и говорю. Раньше это вызывало какую-то профессиональную обиду, произведения почему-то отождествляли с производителями. За это ко мне прицепили моднячий ярлык экстравагантности. Нет, я без затей считаю, что в искусстве мы обязаны быть честными, оттого что у каждого есть своя эстетическая точка зрения и он должен ее отстаивать, по-другому будет абсолютный миш-маш. А если все подлаживать под политкорректность, то ради чего вопрошать?

- Вы живете в Швейцарии. Почему как раз там?

- Это был продолжительный дорога. Раньше я Швейцарию ненавидел - для меня это было кладбище. Я приезжал на Люцернский фестиваль, играл - и тут же на машине вспять. До таковый степени мне все казалось там приторно-сахарным. А следом когда мы с Юкой, первоначально моей массажисткой, а следом женой, стали избирать, где существовать, я задумался. Англия? Нет, в одну водичку два раза не вступишь - и я не тот, и Англия не та. И затем, я англичан уже насквозь знал. Заехали в Швейцарию - и мне внезапно понравилось. Я понял, что задача была не в Швейцарии, а во мне. Когда раньше у меня был ад в груди, тот рай в декорациях около меня раздражал до потери сознания. А когда я приехал без ада в груди, я почувствовал, что это мое местоположение. Все надобно выискивать в себе. А самое главное, что эти внутренние изменения происходят так неторопливо и непредсказуемо, что тут ни единственный психоаналитик не поможет. Помогают только мощь и вера в себя. И надежда, с которой необходимо существовать каждую минуту - как только глаза откроешь с утра. Вот это ценится на Западе, считается хорошим тоном.

- Вы кем себя чувствуете - русским, бывшим советским, европейцем?

- Только не советским - я ни при каких обстоятельствах им не был. Сейчас более того не русским. В СССР я был обыкновенный карбонарий, как все: держал фигу в кармане и плевал на руководство. А когда я с этим антирусским, антиправительственным настроением приехал в Европу, пришел к выводу, что я самый-самый большущий болван. И оттуда началась моя учебное заведение в том смысле, что чем больше мы супротив, тем больше мы - за.

- Вы помните, как в первый раз подошли к роялю?

- Как только встал на ноги. А первое произведение, которое я сыграл всецело, - "Реквием" Моцарта. Его транслировали по радио, я рыдал-рыдал и тут же сыграл маме. Она натурально хлопнулась в обморок. Мне было года три. И вот с тех пор началась моя существование пианиста.

Так же читайте биографии известных людей:

Андрей Григорьев-Апполонов Andrey Grigoriev-Appolonov

Рыжий Иванушка наконец-то обзавелся собственной квартирой. Поэтому сейчас, когда у него есть свой собственный дом, он просто счастлив. Все привыкли,..
читать далее →

Андрей Губин Andrey Gubin

Еще много можно говорить об этом талантливом молодом певце, композиторе и поэте в одном лице. Песни Андрея с каждым разом становятся все нежнее и..
читать далее →

Андрей Державин Andrey Derzhavin

Андрей Державин - советский и российский музыкант, певец, композитор, аранжировщик. Родился 20 сентября 1963 года.Андрей Державин являлся лидером..
читать далее →

Андрей Ковалев Andrey Kovalev

Он лидер группы Пилигрим, организатор и вдохновитель рок-фестивалей "Слава России! Слава Москве!", которые вот уже четвертый год проходят в..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий