Известные люди

»

Артем Боровик

В письмах, которые идут к нам со всех концов света, нас нередко спрашивают - как нам удалось воспитать такого замечательного сына. Мы не знаем точного ответа. Просто мы старались передать Артему и нашей дочери Марина влюбленность и почтение к тому, что мы сами ценили и любили в жизни: родные, друзья, служба, книги, отчизна. Для этого бесполезны нотации. Для этого необходимо новости себя с детьми открыто, открыто и уважительно.

Артем родился 13 сентября 1960 года. С тех пор мы стали считывать, и постоянно будем полагать, цифра "13" самым счастливым. Так же, как и цифра "20", когда родилась наша дочка Марина.

В 1966 году мы всей семьей поехали в Нью-Йорк - я стал действовать там собственным корреспондентом Агентства печати "Новости". Однажды в первые месяцы нашего пребывания в разноязыком Нью-Йорке, Артем спросил:

- Пап, а сколь всего людей на земле?

Я назвал ему цифра - тогда, кажется, это было три с половиной миллиарда. Тема поднял на меня глаза и спросил весьма серьезно:

- Считая и меня?

Ему хотелось удостовериться, что он - полноправная частица человечества.

Артем изумительно верно запомнил и бережно пронес сквозь всю бытие чувство атмосферы, царившей в Америке в 60-е годы. Эта атмосфера определялась ненавистной, кажется, всем тогда войной во Вьетнаме, мощнейшим антивоенным движением в стране и борьбой чернокожего населения Америки за свои гражданские права. Шесть лет, проведенные в Америке воспитали в Артеме почтение к другим народам, другим странам, к людям разного цвета кожи, разных национальностей. Такого же уважения он ожидал и к себе. И, уместно сказать говоря, - к своей стране.

Нам с женой повезло в жизни с друзьями. Артем сообща с Маришей видели в нашем доме (и в Москве, и в Нью-Йорке) легендарных людей, общались с ними. Роман Кармен, Константин Симонов, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Виктор Розов, Юлиан Семенов, Аркадий Сахнин, Гаррисон Солсбери, Норман Мейлер, Габриэль Гарсиа Маркес, Уолтер Кронкайт, Артур Миллер, Мэри Хемингуэй (вдова "Папы") и многие другие. И большинство из них имело прямое касательство к миру литературы, журналистики, кино, театра, телевидения.

И Артему к четырнадцати - пятнадцати годам, мне кажется, стало ясно, что вся удивительная бытие этих людей, их известность, их слава, влюбленность к ним читателей, зрителей - десятков или сотен миллионов людей - завоеваны не только талантом, не только такими прекрасными человеческими качествами, как честность, верность в дружбе, отвага (без малого все они прошли войну), но ещё и огромным трудолюбием...

После окончания школы в Москве Артем поступил в МГИМО. Учился ладно. На студенческую практику его послали в советское посольство в Перу. Там он также зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Поэтому его распределили на работу "по первому разряду" - в МИД (в МГИМО была своя "иерархия" распределений, на первом месте, конечно, считалась служба в МИДе). Для Артема более того сделали исключение: потому что он учился на факультете журналистики.

Но Артем не принял лестного предложения. Пришел в деканат, поблагодарил и отказался: "Я завсегда мечтал быть журналистом". И пошел литсотрудником в международный отдел "Советской России". Ее главным редактором был тогда Михаил Федорович Ненашев, тот, что делал хорошую газету. Попасть в нее было непросто. Тем больше - сыну известного журналиста.

В газетах с полным основанием остерегались хватать на работу "сынков" и "дочек". Это на чиновной работе младой мужчина мог протирать брюки, за него работает имя и положение отца. А в журналистике тунеядцем быть нелегко. Каждый на виду. И всякий только сам может сообщить о себе, аргументировать - чего он стоит. Иногда Артем в шутку жаловался мне:

- Не повезло мне с тобой, батяня. Что бы я ни делал, все одинаково все вокруг говорят: "Ну конечно, сынуля самого Боровика, ему папа помогает!"

Мы с женой знали, как невпроворот талантливых детей известных родителей (в особенности в писательских и журналистских семьях) всю свою бытие не могли переступить границы того пространства, на котором полагается яблоку валиться недалече от яблони. И понимали, как существенно было сыну вылезти с "территории" отца.

Поэтому в тон ему я отвечал также шуткой:

- Не беспокойся, сильно быстро настанет время, когда про меня будут говорить: "Смотрите, вон идет папа самого Боровика!"

Он смеялся. И я смеялся. Но достаточно быстро, к моей огромной радости, я начал смыслить, что доля правды, которая имеется в каждой шутке, в моей шутке быстро крупнела. Артему нужно было совершить весьма хоть отбавляй, чтобы отстало от него стереотипное представление "сынок". Там, где кому-то требовалось свершить единственный шаг, чтобы достичь успеха, ему приходилось работать десять. Но эти десять шагов в "Советской России" он делал довольно скоро.

Хоть он и работал он в Международном отделе, но маршруты первых командировок, в которые Артем попросился, проходили внутри страны. Поехал в Воркуту и привез оттуда серию очерков. Они тотчас были замечены читающей публикой, вызвали страсть сколько благодарственных откликов с "северов": о тамошних серьезных проблемах тогда чуть-чуть кто писал так открыто, открыто и с таким сочувствием. Следующей командировкой была поездка по дорогам Смоленщины, по которым трагическим летом 1941 года отступали наши солдаты. Те дороги были в сознании Артема во многом связаны с именем молодого Константина Симонова, тот, что шел по ним совместно с войсками. Помню, как-то ночью Артем нежданно позвонил по телефону из Вязьмы и через телефонный треск с волнением рассказал, что ему удалось нарыть тот "пожилой дом", в котором "одну только ночь" жил армейский корреспондент "Красной звезды" Константин Симонов со своими фронтовыми друзьями, и где они перед боем дали приятель другу клятву верности. Те вирши Артем, конечно, знал наизусть:

"...В ту темное время суток, готовясь помирать,

Навек забыли мы, как лгать,

Как изменять, как быть скупым,

Как над добром трястись своим.

Хлеб напополам, кров напополам -

Так существование в ту темное время суток открылась нам..."

Для Артема посетить в том доме значило присоединиться к той фронтовой клятве. Он следовал ей всю существование. За дорогами Смоленщины последовала поездка в Чернобыль. Потом - Никарагуа, где шла битва. А вскоре он сообщил мне, что решил ехать в Афганистан. Я не возражал. Мы только уговорились с ним, что маме до времени сообщать об этом не будем. Она только-только стала приспевать в себя позже волнений, связанных с поездками Артема в Чернобыль и Никарагуа. А тут - Афганистан!

- Ты уже испортил мне бытие тем, что носился, кажется, на все войны, на все революции, а сейчас хочешь, чтобы по тем же дорогам ходил Тема! Пожалейте меня! Зачем мне заново такие испытания! - говорила она мне подчас.

Но я понимал: если в нашем тревожном мире хочешь быть настоящим журналистом, "горячих" точек сторониться запрещено. Впрочем, если бы я придерживался прочий точки зрения и начал бы отговаривать сына, он все одинаково бы меня не послушал. Единственно о чем я просил его - избыточный раз не дерзать и в самое пекло не залезать. Он, смеясь, обещал, но поступип по-своему. Добился приема у начальника Генерального штаба маршала Ахромеева и попросил у него письменного разрешения участвовать в боевых операциях. Журналистам такое типично не разрешалось.

- А папа знает? - спросил Ахромеев.

- Ну, конечно! - заверил Артем.

И Ахромеев подписал бумагу. О ее существовании я узнал только потом возвращения Артема из той тяжелейшей командировки. Пожалуй это был один эпизод, когда Артем сознательно использовал "в своих интересах" отцовскую известность. Пользуясь этим разрешением, он ходил вкупе с разведчиками к "душманам". Сидел в засаде. Вместе с десантниками прыгал с вертолета на территории противника. Увидев сбитые сапоги у солдата-десантника, без слов отдал ему свои. Сам шел по горам в кроссовках. И конечно, не раз видел конец в физиономия. Вернулся домой почерневший и похудевший. Два дня отсыпался. А на третий приступил строчить. Обычно в прошлом, чем усесться за письменный столик, с пол-часа перебирал клавиши на пианино, наигрывая что-то близкое, только ему ведомое, слушал одну-две солдатских песни, записанные в Афгане, ставил "Реквием" Моцарта. Только затем этого садился сочинять и писал до рассвета. Все, что он увидел в Афганистане - погибель многих своих новых друзей, с которыми успел познакомиться там, случайность, непредсказуемость и нелогичность смерти, отвага и трусость, благородство и подлость, верность долгу и предательство - все это могло обратить его в циника или в мистика. К счастью, он не стал ни тем, ни другим. Но тот воззрение - очи, устремленные вовнутрь собственной души - которым он другой раз обескураживал собеседника, стал являться значительно чаще.

К тому времени, как очерки были готовы, в "Советской России" сменился первейший редактор. Он отказался печатать материалы Артема в том виде, в каком он их сдал в газету. Требовал "смены акцентов" в сторону сглаживания острых углов. Артем не согласился и понес очерки Коротичу, только недавно назначенному главным в "Огонек". Виталий Алексеевич не только выразил подготовленность печатать все сразу, но и предложил Артему перейти действовать к нему в редакцию, в международный отдел.

Очерки Артема из Афганистана вызвали бурю. В них впервой была сказана неприкрытая истина о той бессмысленной войне. Благодарность и экстаз со стороны читателей. И гневное раздражение - ясно с чьей стороны. Это было первое опробование гражданского мужества сына. Он его выдержал достойно. Однажды вечером он пришел домой раньше обычного (как завсегда - с гвоздикой для мамы) и в хорошем настроении. Подошел ко мне и, как бы между прочим, спросил:

- Батяня, где вышла твоя первая книга?

- Ты же знаешь - в "Библиотеке "Огонек"

- Знаю. А в каком году?

- В 1956-м. А что?

- Сколько тебе было лет тогда?

- Посчитай.

- Смотри, и мне - столь же. И более того номера выпусков у нас совпадают - 45.

И положил на столик свою первую книжку "Встретимся у трех журавлей". Она также была издана, как и моя первая книга, в "Библиотеке "Огонек".

Это был торжество для всех нас. В магазинах и киосках книжку расхватали молниеносно. Это был фарт, здоровый счастливый момент. И писательский и штатский. Несколько писателей по своей инициативе подняли вопросительный мотив о том, чтобы принять Артема в члены писательского Союза. Среди них был и Юрий Нагибин. Приведу отрывок из его рекомендации Артему.

"Признаться, не зачастую я рекомендую кого-либо в члены Союза Писателей: и так уж напринимали сверх всякой меры! Но когдавижу, что юный литератор может своими литературными и человеческими достоинствами благотворно повлиять на климат нашего Союза, радуюсь и рекомендую от всей души. Так и с Артемом Боровиком..."

А вот, что писал об Артеме прочий великолепный сочинитель Георгий Семенов.

"Артем Боровик обладает одной, крайне редкой в нашей литературе загадочно-необъяснимой способностью: умением нацарапать образ мужественного и обаятельного человека, не изменяя при этом ни вкусу, ни такту, не нарушая чувства меры, что крайне существенно в данном случае и что, собственно, отличает настоящего художника от журналиста. То есть, он пишет живых людей, которым смотрит в глаза и которые также как бы смотрят на него, веря, что он не исказит, не подведет, но и не приукрасит, не сделает из человека икону, не заставит краснеть перед товарищами - смотрят на него, как на своего друга, которому доверились до конца и убеждены в его кристальной честности....Артем Боровик сам также герой своих очерков. А это - исключительный дар: быть посреди своих героев героем... Подчеркиваю это, в силу того что что у нас нет ничего подобного в очеркистике наших дней. Я верю, что Артема Боровика ждет трудная и счастливая писательская фатум, что сегодняшние накопления, возвысившие его дух, подвигнут молодого писателя на свершение больших дел. У него есть все необходимые данные, чтобы сделаться крупным писателем..."

Не могу не привести оценку работы Артема ещё одним выдающимся писателем, любимым миллионами читателей. Он прочел очерки Артема, переведенные на британский и напечатанные в журнале "Лайф". Они произвели на него такое глубокое ощущение, что он счел нужным намарать послание, которое передали в журнал "Огонек". Вот оно:

"Среди всего того, что мне приходилось уяснять текст про войну в Афганистане, я не встречал ничего, что разрешено было бы сравнить с этим рассказом очевидца о солдатских буднях, рассказом без примеси пропаганды. Словом, это уже не журналистика, а литература. Грэм Грин".

Но афганские очерки Артема вызвали не только одобрение. Они вызвали и волну нападок со стороны тех, кто по тем или иным причинам не хотел, чтобы истина об афганской войне стала известна людям. Артем несладко переживал клеветническую атаку на себя. Но не сдавался и шел дальше своей трудной и опасной дорогой. И с каждой новой командировкой в Афганистан (а он там был немного раз) - поднимал планку риска и требовательности к себе всё выше. Скоро вышла новая серия его очерков - "Спрятанная война". И вновь - счастливый момент. И вновь клевета и нападки.Ох, как нелегко было ему! Сколько же мужества требовалось тогда совершенно ещё молодому Артему, чтобы миновать не только бои и угрозу смерти физической, но и угрозу гибели гражданской. А потому что гражданское мужество требует изредка значительно больше воли и отваги, чем мужество физическое. После Афганистана Артем был награжден солдатской медалью "За боевые заслуги". Он с полным правом мог носить ее всю существование. Но не носил, ни разу не участок, и всего ничего кому о ней рассказывал. Я спросил его в одно прекрасное время - отчего? В реакция он сказал то, что я ожидал от него услыхать. Артем был убежден, что газетчик, более того самый-самый отважный, более того идущий на геройский поступок, знает, что, совершив тот самый геройский поступок, если, конечно, останется жив, он вернется в тыл, в свою редакцию, где будет безмятежно изображать то, что увидел. А боец, более того не совершивший заметного геройского поступка, на самом деле делает его всю дорогу, с утра до ночи и с ночи до следующего утра, и опять до следующего, и сызнова, и заново... Изнуряющий, утомительный, ежедневный, ежечасный, ежеминутный и совсем незаметный геройский поступок... Идиотский ломоть металла прицельный или шальной - может шлепнуть солдата в любую минуту, в любую секунду... И только тогда тот самый всегда совершаемый изнурительный, изматывающий геройский поступок прервется. Уже насовсем...

Вот отчего газетчик и сочинитель Артем не считал себя в праве носить солдатскую медаль "За боевые заслуги". Он отдал ее нам. И Галя хранила и хранит ее у себя в столе.

У Артема было полно наград, о которых он без малого никому не говорил. Он получил премию "Общественное признание", медаль Союза Журналистов "Золотое перо", премию телевизионной академии ТЭФИ. Он - один газетчик (не только в России, но и во всем мире), кто дважды удостоен высокой американской телевизионной премии имени Эдварда Морроу... Но мне кажется, больше всего Артем был бы достоин награды, "За гражданское мужество". Физической храбростью обладает полно людей. Гражданским мужеством - немаловажно меньше. Физическая храбрость - это зачастую порыв, всплеск. И она одобрительно встречается всеми. А осознанное и ответственное гражданское мужество - это постоянное натуга ума и души. Это усилие сродни тому изнурительному, но необходимому круглосуточному солдатскому подвигу, о котором говорил Артем. Артем совершал тот самый геройский поступок в течение всей своей журналистской жизни и, в особенности, в течение тех последних десяти лет, когда он возглавлял созданный им холдинг "Совершенно секретно". Здесь он продолжал эту войну уже, в так называемое "мирное время". Продолжал мужественно и бескомпромиссно. Войну с подлостью, с коррупцией, с враньем, с воровством, с бесчеловечностью. Он понимал, что угрожающе воевал. Но он воевал со злом. И защищал добро.

Самой "горячей точкой" для него оказались не махаловка в Никарагуа и не участие в афганских боях. Самой "горячей точкой" для него стало местоположение руководителя холдинга "Совершенно секретно".

У него было диковинно развито ощущение гражданственности, ощущение долга перед людьми и перед страной. Это ощущение и определяло его позицию, как редактора, издателя, руководителя популярнейшей телевизионной программы. Первого сентября 1999 года он пришел в свою родную 45-ю московскую школу на встречу со старшеклассниками и сильно капитально говорил о том, что значит быть гражданином своей страны. Вспомнил слова Джона Кеннеди "Не спрашивай страну, что она может произвести для тебя. Спроси страну, что ты можешь для нее сделать".

В одном беседа газетчик спросил у Артема - не боится ли он расправы от тех преступников, которых он вывел на чистую воду?

Он ответил: "Если газетчик сумел намарать правду, его существование не пропала даром".

В другом беседа его спросили - к чему издания, которыми руководит Артем, печатают такие рискованные материалы? Разве не спокойнее было бы издавать какие-нибудь благополучные глянцевые журналы? Он ответил: "Это моя держава. И я не буду молчать".

Последнее беседа, которое Артем дал в своей жизни, было беседа на канале НТВ в темное время суток с 6 на 7 марта 2000 года. Около часу от одного из телезрителей пришел на пейджер необычный и страшенный вопрос: "Если вы этакий честный, отчего же вы до сих пор живы?.."

Ответ на него пришел гладко посредством 56 часов. В аэропорту Шереметьево при взлете упал и разбился авиалайнер ЯК-40, в котором находился Артем...

Вместе с ним погибли ещё 8 джентльмен. В том числе грядущий партнер Артема - Зия Бажаев. Причины катастрофы до сих пор до конца не выяснены. Артем был журналистом и издателем важный известности. Весть о его гибели сразила миллионы людей. Ему было всего 39 лет. Не верьте, что время лечит. Я пишу эти строки посредством два с половиной года после этого трагедии. Но она никуда не ушла, не отодвинулась, не ослабла. Как никуда не ушел и сынуля. Мы все разговариваем с ним. Может быть, только в этом наше избавление... Он сверкнул на небосклоне жизни яркой звездой. Когда падает звездочка, говорят, позволительно загадывать возделение. Я не знаю, успели ли люди загадать стремление. Но по складу своего характера, Артем сделал бы все, - и всю бытие старался это работать! - чтобы светлые желания людей сбылись.

До сих пор нам идут письма, в которых разные люди, большей частью нам безупречно не известные, выражают сочувствие нашему горю, благодарят за то, что мы воспитали такого сына. На улице неизвестный дядя подчас приблизится, скажет слова ободрения или легко безмолвно пожмет руку, в глазах - слезы.

Для нас с женой безмерно дорого это внимательность.

И мы пользуемся случаем, чтобы сердечно поблагодарить всех, кто до сих пор поддерживает нас своим сочувствием.

Генрих Боровик.

Так же читайте биографии известных людей:

Артем Алиханьян Artem Alihaniyan

Советский физик, член-корреспондент АН СССР (1946), академик Армянской Академии наук (1943). Брат А.И. Алиханова. Создал школу физиков (В.П...
читать далее →

Артем Пасечник Artem Pasechnik

Герой Советского Союза (7.04.40). Награжден орденом Ленина.
читать далее →

Артем Ткаченко Artem Tkachenko

Родился 30 апреля 1982 года в Калининграде. Занимался в театральной студии. По окончании школы поступил в Театральное училище имени М. С. Щепкина,..
читать далее →

Артем Михалков

Родился в 1975 году. 1992-1993 - учился в американском колледже в Италии. Окончил режиссерский факультет ВГИКа (вектор движения М.М. Хуциева)...
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий