Известные люди
»Виктор Гофман
Рождение: Россия» Москва
Однажды на коленях перед величественно благословлявшим его Виктором Гофманом, чуть поерзывая по полу с непривычки, стоял не кто-нибудь, а сам Владислав Ходасевич! Известный своей желчностью и суховатостью, Владислав Фелицианович рассказал эту историю в неожиданно сентиментальном биографическом очерке жизни своего школьного товарища. Однако поводом для коленопреклонения были вовсе не стихи Гофмана, а гимназический спектакль, где они оба играли точно в каком-то тумане розовом.
Вот как живописно, не жалея красок, изобразил тот самый момент обыкновенно сдержанный Ходасевич: Помню Гофмана в ужасно испанском костюме (из костюмерной коршевского театра), в седом парике, с ярко-багровой чертой на лбу: это шрам, что остался от раны, которую Камоэнс получил при штурме Цейты В последней сцене я стоял на коленях перед кроватью умирающего Камоэнса. Он простирал нужно мной руку:
Мой сынуля, мой сынуля, будь тверд, душою
не дремли!
Поэзия есть Бог в святых мечтах земли.
И шуршал занавес
Немного смешно: романовский зал на Бронной, ребяческий спектакль, а ибо, право, много-много всего звучало для нас в этих словах
Поэт фронтовой плеяды Михаил Дудин, несмотря на атеизм, вбиваемый в головы его поколению, в различие от поколения Ходасевича и Гофмана, нечаянно вторил тому, в чем и для него также много-много всего звучало:
И если есть на свете Бог,
То это ты поэзия.
Русская поэзия развивалась плеядами, и у каждой из них был свой романтизм другой раз, истина, ложный, несмотря на полную искренность и доверчивость самих поэтов, перерастающий в нас возвышающий обман. Конечно, не по обману я тоскую. Но всем нам не хватает тех слов, в которых много-много всего звучало бы и не только в поэзии, но и в политике, и легко в метро, на улице, в собственной семье.
Черная дыра антиромантичности, трагически зияющая в нашей поэзии уже без малого полвека, итог постигшей нас бесплодной бесплеядности. И всё же как-то не верится ни в грязную правду цинизма, ни в липкие, склизкие правдочки стеба. А чем лучше были соцреалистические сюсюкающие правдусеньки?
Заносчивая конвейерность варварски безграмотного индивидуализма становится одним из самых опасных подвидов стадности и держится на самовнушенном убеждении в том, что на деле существование лишена смысла.
Совсем не предрасположенный очаровываться людьми, Ходасевич восхищался и чистотой своего соученика, и изяществом его. Вот мастерский словесный портрет Гофмана, написанный Ходасевичем: К его словам и суждениям я крайне прислушивался. Он читал мне свои вирши.
Помню, сидит он на углу парты. Откинутая обратно башка немножко втянута в плечи. Нога закинута на ногу, и грубо очерчено острое колено. У Гофмана узкие, худощавые кисти рук и какая-то особенная девическая ступня, с высоким подъемом, плавно изогнутая, так что кажется, подобно как изогнута, как у танцовщицы, и самая подошва его легкого башмака. Весь он легкий, худой. Курчавые волосы, мало прищуренные глаза и неизменно негусто дрожащее на носу пенсне в роговой оправе.
Не истина ли, всего немного штрихов и мы видим живого Гофмана?
К сожалению, Гофман не одарил Ходасевича собственным рисунком. Но зато замечательно написал об одном из своих учителей, преподавателе немецкого языка и поэте, сочинявшем вирши по-немецки Г.Г. Бахмане: Он принадлежал к тем людям, вся существование которых неустанная служба над собою: персона таких людей их истинное, беспредельно совершенствуемое творение. Поэт сам становится своею лучшею поэмой.
Таковы были благородные устремления и самого Гофмана. Но благородство, не вооруженное энергетикой самостояния, беспомощно перед столкновением с грубой силой. Ренессансность Пушкина не опахнула Гофмана своим крылом. У него не было веры в то, что искусство может спасать людей, и оно не спасло его самого. Он ставил силу смерти выше силы бессмертия слова, и это парализовало все его усилия.
Его персона привлекала участливость ещё и в силу того что, что тонкостью восприятия и хрупкостью облика Гофман нимало не походил на среду, из которой вышел. Он был первенцем процветающего мебельного фабриканта. Однажды папа, уезжая на Кавказ за новыми образцами древесных пород, попросил:
Присмотри, когда будут привозить, чтобы не подсунули гнилье какое-нибудь.
Это не мое пожал плечами сынуля.
То есть как не твое? вскипел папа. Здесь всё твое!
Мое это вирши, ответил отпрыск.
Но когда он попал в писательский Петербург, журналистская поденщина начала иссушать его, изводить и разводить с настоящей поэзией.
Валерий Брюсов восхищался юным Гофманом: Мальчик-гимназист безошибочно судил новых и старых поэтов, и в его приговорах, немного односторонних, было врожденное омерзение ко всякой фальши, ходульности, риторике: он повсеместно искал только чистой поэзии, чувством угадывал ее, как некоторые искатели с палочкой угадывают ключевую воду под толщею земли. Брюсовым верно очерчены и границы поэта: Стихи Гофмана вечно изящны, красивы своим ритмом, своими образами, своими темами. Некрасивое было органически чуждо Гофману. Быть может, оттого самому в его поэзии меньше силы и уже кругозор. В жизни, в мире чрезмерно непочатый край не красивого, не изящного, и Гофман инстинктивно обходил всё это. Но поэты не должны обходить стороной никого и ничего, по-другому поэзия обойдет их. Искусство так устроено, что в подобных случаях волшебные палочки искателей ключевой воды поэзии теряют чутье.
Гофман не находил сил для исполнения тех высоких задач, которые себе ставил. Он писал сестре: Время от времени неожиданно с ужасом чувствую, как немного я знаю, вернее, что я всё упускаю, ничего не знаю; начинаешь снова чувствовать безысходное бессилие располагать информацией что-нибудь из всего ужасающего, неизмеримого, что доступно человеку. Чтобы познать хоть что-нибудь, надобно всю существование направить в единственный исступленный геройский поступок, не слабея, не забываясь ни на минуту, не растрачивая бесплодно ни одного мгновения. Вот какие мысли, скорей всего, стали причиной его самоубийства в Париже.
Не думайте, что есть логическая бессмыслица в выражении несостоявшийся, но поэт. Их так как собак нерезаных на земле, может быть, также ещё не состоявшейся, но все-таки не потерявшей надежду.
Так же читайте биографии известных людей:
Виктор Гюго Viktor Hugo
Виктор Гюго - один из самых читаемых в мире французских прозаиков, публицист-патриот, политик-демократ. Родился 26 февраля 1802 года.Наиболее..
читать далее →
Виктор Коротаев Viktor Korotaev
Коротаев Виктор Вениаминович (8.01.193918.05.1997), поэт. Родился в Вологде. Детство, совпавшее с годами войны, провел в д. Липовицы Сокольского..
читать далее →
Виктор Навдуш Viktor Navdush
Российский поэт. Член Союза писателей России, дипломант Литературного конкурса имени К. М. Нефедьева.
читать далее →
Виктор Пицман Viktor Pitzman
Родился 9 августа 1951 года на Украине, недалеко от Одессы, в селе Каменка Беляевского района. Село до войны и некоторое время после называлось..
читать далее →