Известные люди

»

Владимир Софроницкий

"Персона" No.3, 2000.

СОФРОНИЦКИЙ Владимир Владимирович

Музыкант

Родился в 1901 году в Петербурге

1919 - первостепеннный сольный концерт

1921 - диплом Петроградской консерватории

1928 - первые зарубежные гастроли в Варшаве и Париже

1936 - профессор Ленинградской консерватории

1939 - цикл из 12 исторических концертов в Большом зале Московской консерватории

1942 - профессор Московской консерватории

1942 - заслуженный участник искусств РСФСР

1943 - лауреат Государственной премии СССР 1945 - участие в концерте лучших музыкантов мира на конференции в Потсдаме

Умер в 1961 году

13 мая 1921 года в Малом зале Петроградской консерватории два ее выпускника играли дипломную программу Оба - сонату Листа си-минор. Публика безотлагательно разделилась на две половины: одна болела за Марию Юдину, вторая - за Владимира Софроницкого.

А время было больше чем трудное для классического искусства. Еще шла кровавая и нечеловечески жестокая гражданская махаловка. По городу патрулировали вооруженные рабочие и матросы, уже расстрелян Николай Гумилев, открывший список "врагов народа" посреди творческой интеллигенции. Рахманинов насовсем покинул Россию, Бунин заканчивал манускрипт трагических "Окаянных дней". Через полгода уедет Шаляпин... Но самое поразительное - зал консерватории был переполнен. Слушатели знали - играют два выдающихся таланта, которым предстоит прославить Россию.

Софроницкий играл последним. Как писал единственный из очевидцев концерта: "Выходит бесцветный рослый юноша, скромно кланяется, садится за рояль и немного минут остается неподвижным, с опущенной головой. Красивый взмах рук, и он начинает сонату Листа". Он играл посреди войны, разрухи, голода, отчаяния, страха, безумных планов полной переделки мира и человека...

На иной день появляется статья журналиста Стрельникова, названная в духе того времени - "Производственный успех": "Последний выпуск нашей консерватории выдвинул на эстраду две бесспорно выдающиеся артистические единицы - Марию Юдину и Владимира Софроницкого. Софроницкий не любит холодного волнения, бесстрастных сокровищ прошлого..."

Софроницкий сильно до времени обнаружил музыкальное дарование огромного масштаба. И более того первое словечко, произнесенное им в младенческом возрасте, было не какое-нибудь, а - "лояль". Немногим позже он начал импровизировать - на заданные темы или в манере того или иного композитора. Семья его в это время живет в Варшаве, Володю начинают обучать музыке, и вскоре его преподавательница решает выказать своего воспитанника знаменитому профессору Михайловскому Профессор длительно отказывался, говорил, что с маленькими не занимается, но когда он услышал игру Володи, воскликнул: "Но я же не предполагал, какое в этом месте дарование! Такого ученика я не могу не взять".

Известный в те годы пианист Иосиф Турчинский приходит в экстаз от его игры и оставляет в его альбоме следующую запись: "Талантливейшему и милому товарищу по искусству Володе Софроницкому с искреннейшим и сердечнейшим пожеланием воздержаться может быть дольше от концертной деятельности, а вкалывать умно, дабы укрепить свои силы и дух для великих задач искусства".

После Варшавы он учится в Петроградской консерватории. В том же году, когда умирал не потребный новой власти Блок, Софроницкий дает свой начальный концерт в Москве в Малом зале консерватории. В следующем году состоялся начальный концерт молодого пианиста в Большом зале Петроградской консерватории. Начинаются гастрольные выступления в Москве, Петрограде, Одессе, Саратове. А в 1928 году он уезжает без малого на два года за рубеж.

Во время гастролей Софроницкого в Париже там находился немалый российский композитор Глазунов, тот, что так откликнулся на его игру: "Я сильно ладно знаком-с Владимиром Софроницким. Это единственный из самых замечательных молодых русских пианистов. Его развлекуха отличается артистической зрелостью, совершенной техникой, проникновенностью, экспрессией и звучностью. Я не боюсь утверждать, что перед ним открывается большая артистическая будущность".

В январе 1930 года Софроницкий возвращается. И сызнова концерты, концерты, концерты... Его гений до того велик, что никем не может быть оспорен или подвергнут сомнению. "Вот отменный, ослепительный, младой, оригинальный пианист, способный властно завладеть слушателя. Его сфера, его стихия - мелодический микрокосмос Скрябина". Да, к этому времени уже решительно проявились пристрастия Софроницкого. Он полно играет Шуберта, Шумана, Шопена, Листа, Бетховена, но на первое местоположение ставит Скрябина. Он более того как-то сказал: "Скрябин за пределами музыки". Старшая дочка Скрябина Елена Александровна становится его женой. Сам Софроницкий ни в жизнь не слышал игру Скрябина, но те, кто слышал их обоих, утверждали, что его развлекуха диковинно напоминала игру Скрябина. Тут было диковина, которое дозволено неужели что гениям.

Репертуар его был поистине безграничен. Он свидетельствовал не только о необыкновенном таланте, но и на самом деле бесконечном трудолюбии. Однажды Софроницкого спросили: "Если вас усадить за рояль, не прерываясь, за сколь времени вы сыграли бы весь свой репертуар?" Он подумал и ответил: "Две недели, это точно". О том, что он испытывал, когда играл, не возбраняется судить по тому, как он говорил об исполнении 8-й прелюдии Шопена: "Я крайне люблю ее. Как как будто радостное, благоуханное дыхание жизни внезапно врывается и захлестывает всю душу". Однажды сыграв Экспромт Шуберта, спросил своего сына Александра:

- Какие ассоциации вызывает у тебя эта музыка?

- Ну, это какие-то философские раздумья.

- Нет, в этом месте стихия переживания, тут перекликаются голоса отдаленных, неясных, но дорогих воспоминаний. Вообще Шуберт - самый-самый добрый и земной композитор.

А о второй части сонаты сказал так "Сейчас будет самая высокая музыка на Земле. Только боюсь, дойдет ли она до публики, оттого что ее так нечасто играют".

А вслед за тем была махаловка. Он встретил ее в Ленинграде. Трудно представить себе ныне, что пережили несчастные жертвы ленинградской блокады. Софроницкий совместно с другими ленинградцами вынес, пережил все, что им было отпущено суровой судьбой. Среди холода, голода, артобстрелов и бомбежек, посреди ежесекундного присутствия смерти Софроницкий играет для бойцов, уходящих на фронт. Зрители - в ватниках, телогрейках, шинелях. В зале холод, как на улице, видно ледяное дыхание, а он играет в перчатках с прорезанными кончиками... В марте 42-го года умирает его папа, в течение месяца Софроницкий не мог его предать земле - у него без затей не было сил. В апреле его, полуживого, вывозят в Москву... И уже сквозь немного дней он играет! Сольный концерт в зале Чайковского.

Он не только играет. Скоро начинает преподавать в Московской консерватории. Студенты влюблены в своего профессора. Вот как помнит то время его ученица Ольга Жукова: "Облик Владимира Владимировича отличался особой одухотворенностью, изысканностью, высокой интеллектуальностью. Красивая обличье, стройная фигура, точеные, верно высеченные из мрамора и в то же время необычайно живые выразительные руки, - все гармонировало с его внутренней красотой, душевным богатством. Теплая ситуация, царившая в нашем классе, способствовала тому, что все мы были дружны между собой, в консерватории всю дорогу держались стайкой и интересы у всех были общие. Любовь и восторженное касательство к нашему руководителю объединяли и окрыляли нас. Уходя с урока, мы только и думали: как бы поскорее наступило время следующего урока! Студенты других классов называли нас в шутку "софроничками", но мы не обижались, в чем-то это нам более того льстило".

В дни Победы, летом 1945 года, Владимир Софроницкий и Эмиль Гилельс играют в Потсдаме. И снова концерты и служба в консерватории. И удивительная для музыканта его масштаба скромность. Удивительная, в особенности посреди тщеславия и гордыни, которые так свойственны людям искусства. Как-то ему сказали, что развлекуха Альфреда Корто напоминает его игру. Он возразил: "Это Корто напоминает меня, а я - Корто". Из живущих пианистов первое местоположение отдавал Вальтеру Гизенкингу. Пришел в совершенный экстаз от Глена Гульда и более того шутя говорил: "У меня Гульд личности". Самым же великим пианистом XX века он считал Рахманинова. Очень тепло отнесся к юному Ван Клиберну, в которого влюбилась вся Москва, более того нарочно приехал на встречу с ним в музей Скрябина. Когда в какой-то беседе кто-то сказал, что не понимает шума, поднятого около Рихтера, жестко оборвал; "Это вы понапрасну, там есть чем восторгаться". Он мог почитать гений других, что не нередко встречается.

Когда Рихтер и Софроницкий встретились в конце концов, было решено хлебнуть на брудершафт. После этого, как известно, нужно обругать приятель друга и перейти на "ты". Обругали. Софроницкий сказал Рихтеру: "Гений", а тот ему ответил: "Бог". Кстати, когда один раз великому Генриху Нейгаузу дали послушать запись пьесы Моцарта в исполнении Софроницкого и Рихтера и спросили, кто лучше, хотя трактовки были безупречно разными, Нейгауз ответил замечательно: "Оба - лучше".

Сам Владимир Владимирович перед игрой Нейгауза преклонялся. Еще в молодости после этого его концерта незамедлительно послал родным телеграмму: "Был на концерте Гарри, счастлив, что живу в одно время с таким гением".

Часто огромный художник кажется людям большим ребенком, человеком со странностями. Что ж, суть человеческая большого художника вправду скроена немного по-другому, она необыкновенно чутка к чужим страданиям, ее ничего не стоит оскорбить, задеть, подранить. Он по-другому чувствует, чересчур весьма. Когда Софроницкому предложили перечитать книгу Диккенса "Домби и сын", он отказался: "Нет, нет, там столь несчастья, там такие садисты, я не могу это читать". И тут не было ни намека на позу, на тяготение к покою. Потому что он был убежден: нет ничего хуже для человека искусства, чем влечение к удобствам: "Нельзя чувствовать себя комфортно, как в мягком купе международного поезда". Сам он всю дорогу метался, сомневался. К нему всецело приложимы слова Пастернака: "С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой". Он не любил записываться, и был прав. Техника тех лет была далека от возможности верно зафиксировать его игру О каждой из своих записей говорил: "Это все нужно ликвидировать, потому что что это мои трупы". Не любил конкурсов, не мог постичь, как искусство позволительно уподоблять спорту.

Он зачастую говорил, что не читал ни одной толковой рецензии на свою игру Причем страдал не только тогда, когда не понимали его творчество. Однажды по радио прослушал премьеру симфонии Шостаковича, пришел в экстаз, ждал откликов, рецензий, а не дождавшись, с горечью сказал: "Вот самый-самый огромный композитор современности написал симфонию, потому как это целое событие в музыкальной жизни! А нет никакого отклика, ни единого слова в прессе. И в то же время сколь рецензий на ничтожные произведения! Критики ждут, какие указания будут свыше".

Сам он был невероятно лаконичен и точен в оценках других.

"Лист - это Европа, Антон Рубинштейн - весь мир, Рахманинов - это Вселенная".

О Ван Клиберне: "Это персона. Секрет его успеха не только в гениальной музыкальной одаренности, но и в притягательной силе личности. Публика ощущает это и тяготеет к нему".

О записи Рахманиновым "Карнавала" Шумана: "Там каждая нота - шедевр".

У всякого большого пианиста свой своеобразный, неповторимый звук Каждому настоящему музыканту рояль отвечает особым, неповторимым звуком. Но если многими пианистами без затей восторгались, то развлекуха Софроницкого вызывала недоумение: как он может извлекать такие звуки, как он заставляет рояль так слушать себя и так раздаваться? И где же нарыть слова, чтобы обрисовать, как как раз звучит рояль? Можно было только восторгаться. Станислав Нейгауз говорил: "За немного дней до концерта Софроницкого в меня поселялась веселье, я считал дни, оставшиеся до его концерта".

Его любили все. Глаза, весь вид Софроницкого излучали доброту. Как-то он спросил сына: "А ты также задумываешься, необходимое ли для человека свойство - доброта?" В руках он держал газету с крупным заголовком: "Доброта. Нужна ли она?". И, не дожидаясь ответа, грубо бросил: "Меня несложно коробит от самого факта появления статьи с таким заголовком! Неужели кто-то нуждается в доказательстве необходимости доброты?". Он не переносил жестокости, высокомерия, чванливости, душевной черствости. Просто страдал от них. Даже в минуты веселья с его лица не сходила трагическая складка. Не мог постепенно внимать рассказы о войне - так переживал.

Владимир Владимирович в каких-то своих проявлениях был большим ребенком. Но его любимым писателем был Достоевский. Он боготворил Пушкина, сердился, когда Лермонтова ставили выше. Очень ценил Пастернака и обожал Блока, знал его наизусть капельку ли не всего. Одно из самых дорогих воспоминаний: в Варшаве молодой Володя играет на рояле, из соседней комнаты выходит прекрасный мужик и начинает предлагать ему темы импровизаций - "Дождик", "Вьюга", "Солнце"... И Володя тут же, на его глазах, импровизирует. Позже выяснилось - это был Блок. Чаще других Софроницкий повторял пронзительные строки:

И пускай я умру под забором как кобель,

Пусть бытие меня в землю втоптала.

Я верю: то Бог меня снегом занес,

То вьюга меня целовала.

Софроницкий был как Счастливый принц из сказки Оскара Уайльда. Тот принц-скульптура позволил ласточке по очереди выклевать его рубин, его глаза-сапфиры, все золотые пластинки своего тела, чтобы раздать нищим. Однажды во дворе дома пианист увидел орущую кошку Мальчишки объяснили, что соседи себе завели новую, а эту выбросили. Он еле слышно сказал: "Вот так и меня..." Не договорил, не высказался до конца - унес с собой тайну своей постоянной печали и грусти.

Природа наградила пианиста щедро всем: огромным талантом, добрым сердцем, красивой душой и замечательной внешностью. Не было только здоровья, подорванного ещё испытаниями ленинградской блокады. Мучили сердечные приступы, из-за которых он нередко отменял концерты, а порой вынужден был покидать со сцены, не доиграв.

В 1961 году вся музыкальная Москва содрогнулась: у Софроницкого рак. Он не боялся смерти. Когда врачи прописали обезболивающие наркотики, он сам их отменил: "Не обманывайте меня. Я должен все претерпеть до конца". Последний концерт он дал 7 января 1961 года в музее Скрябина. Среди других пьес была Трагическая поэма Скрябина, которая оказалась его Реквиемом.

Его туловище покоится на Новодевичьем, там же, где Рихтер, Оборин, Нейгауз, Прокофьев и Шостакович, а суть человеческая - в раю.

Так же читайте биографии известных людей:

Владимир Спиваков Vladimir Spivakov

Владимир Теодорович Спиваков удостоен также титулов: Посол Доброй воли ЮНЕСКО (1998), Лучший музыкант Радио-1 (1999), лауреата премии Лица года в..
читать далее →

Владимир Трошин Vladimir Troshin

.. Песня это трибуна артиста, это возможность сказать людям что-то большое. Ведь что артист вложит в песню, то и получит слушатель. И когда я..
читать далее →

Владимир Федосеев Vladimir Fedoseev

Имя Владимира Федосеева давно знакомо любителям музыки. Это артист с необычной судьбой, который прошел нелегкий путь от первых выступлений в..
читать далее →

Владимир Фейертаг Vladimir Feiertag

Не будучи музыкантом, Владимир Фейертаг широко известен в джазовых кругах бывшего СССР и Донецка, в частности. Кто-то сказал, что участие Владимира..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий