Известные люди

»

Вячеслав Рыбаков

Как вскоре выяснилось, в особенности неблизко выискивать эти впечатления было не нужно. В кладовке обнаружились неразобранные неполные комплекты журналов "Вокруг света", "Химия и жизнь", "Техника - молодежи" и "Знание - сила", которые он до того только листал от случая к случаю. Теперь же он сложил их, разобрав по номерам, в огромную стопку у дивана и, благоприятно улегшись, взялся уяснять текст всю фантастику, что в них была.

Он не делил тогда фантастику на отечественную и зарубежную. Он вообще не обращал внимания на фамилии авторов. Впрочем, резво это прошло. Стругацких он выделил для себя уже давнехонько - вслед за тем "Понедельника..." (в домашней библиотеке было первое издание - "детлитовское", шестьдесят пятого года); вскоре стал отличать Кларка (тот нередко попадался), Хайнлайна (поразили "Пасынки Вселенной" - хотя не было номера "Вокруг света" с началом романа), Саймак... Печатавшиеся на тех же страницах отечественные авторы производили ощущение больше скромное, но и тут вскоре начали выдаваться какие-то имена (что было не совершенно легким делом - в его бедную голову валились одним потоком Щербаков и Булычев, Михановский и Лем, Де-Спиллер и Брэдбери). Запомнились, в свое время всего, серийные рассказы: "гуслярский" цикл Булычева и детективно-фантастический цикл Максимовича из "ТМ". Несколько вещей запомнились сию минуту - тем, что произвели совсем ошеломляющее впечатление: ни на что не сродный "Экзотический вариант" Бориса Руденко, "Сумасшедший король" Бориса Штерна, "Подсадная утка" Ларионовой, "Узник" Эрнста Маринина (кто он? где он?), "Великая сушь" Вячеслава Рыбакова...

Последний расклад был написан без затей и жутко. Пятнадцатилетний шкет понял в нем самое главное: зло может сотвориться от того, что люди хотят добра. Для него это было чудовищным открытием. До тех пор добро и зло в его представлении существовали особняком приятель от друга, борясь и противоборствуя, причем добро, конечно, было просто-таки изначально обречено на победу... И постижение того, что великое Добро может порождать не менее великое Зло, выводило его мироосознание в абсолютно новое для него измерение...

Такое не без затей выпустить из памяти.

Конечно, раньше времени или поздненько он так или по иному - не посредством эту ворота, так посредством другую, - вышел бы в это новое пространство этики. Но случилось так, на этой двери было написано имя.

И имя было - Вячеслав Рыбаков.

Прошло шесть или семь лет. Безумно полно времени. Годы перемен, которые он наблюдал в себе - или же сознательно их начинал и пытался довести до конца. Он научился крушить себя и, кажется, стал большим докой в этом спорте. Он перестал быть трусом (сколь позволительно закончиться им быть), заслужил дружбу, которой будет гордиться, вероятно, до конца жизни. Жизнь потихонечку (а подчас и не чересчур церемонясь) лепила из него нечто человекообразное.

И были книги. Были три толстых тетради, куда он переписывал все вирши Высоцкого, до которых сумел достичь. Были Феликс Кривин (также переписанный от руки в толстую тетрадь) и "Путешествие дилетантов" Окуджавы. После - "Мастер и Маргарита" (которую он выменял в букинистическом на тучный том Пикуля - "Из тупика", кажется), "До третьих петухов" и все другое Шукшина. Маркес...

Конечно, фантастика. Стругацкие - все, что сумел нарыть. Житинский, покоривший немедленно и навеки. Наново открытый в "Перевале" Булычев. "Сторож брату моему" и сборники Михайлова. Умный и тоненький "Здарг" Гуревича. "Чюрленисовский цикл" Ларионовой. Особняком - чистый интеллектуализм Лема.

В начале восемьдесят седьмого он в первый раз в жизни принял независимо стратегическое вывод - ушел из института. Внутреннее противодействие было мощнейшее, природа, привыкшая к конформизму, сросшаяся с ним, сопротивлялась изо всех сил. Но он победил.

Именно тогда он прочитал "Свое оружие".

Это был шок. Он читал, как Солт разваливался на куски, борясь сам с собой, боролся и побеждал - сам себя, себя прошлого... Это было о нем.

Потом были "Письма мертвого человека" (смотрел кино в московском кинотеатре "Керчь", ехал посредством весь град - больше нигде в Москве картина тогда не шла).

Потом была "Зима". "Домоседы"...

Встреча в правлении городского общества книголюбов с какой-то московской критикессой (фамилию он не запомнил), знакомой с кухней "Молодой гвардии": "Ах, Володя Щербаков и рад бы издавать хорошие вещи, но ему же не дают... На него так давят... Да и кого у нас издавать?" - "Рыбакова!..."

Потом Андрей Чертков замыслил "Оверсан", и он написал для первого номера рецензию на "Свое оружие". (Сейчас перечитал ее, поулыбался... Неужели прошло всего шесть лет?)

Следующий год принес новые публикации. Это была уже совершенно другая эпоха: прочитан был Гроссман (уже этого хватило бы для пересмотра всего прежнего опыта). Открыт Платонов. Увенчал все это потрясший до глубины души Оруэлл... Рыбаков напечатал "Люди встретились", "Ветер и пустоту", "Первый день спасения", но ни одна из этих вещей не вызвала какого-то особого духовного резонанса.... легко он был чуть-чуть в прочий плоскости мышления.

А опосля было "Доверие".

Рыбаков отомстил ему за то, что он отвлекся. Месть была утонченна и абсолютна. Пока он с неистовостью неофита искал в утопиях и дистопиях некие благие идеи, блуждал в растоптанных иллюзиях Замятина, пугался мрачной иронии Хаксли, находил что-то, терял - и все это в наивной убежденности, что есть, должен быть сущий дорога... А "Доверие" ставило на этом пути правильный опыт - и отменный, желанный и заманчивый мир рассыпался в дым - только соприкоснувшись с реальностью.

Именно явь разрушала безвозвратно все - все! - благие идеи. Умом он понял это, прочитав "Отягощенных Злом". Сердцем - прочитав "Доверие". И как раз тогда он познал безнадежность: благие намерения неизменно мостили стезя к вратам ада. Нужно было разыскивать выход из порочного круга. Не для всех разом. Сначала - только для себя.

"Град обреченный" - свежеиспеченный апокалипсис человека, неторопливо, но точно теряющего совесть... Понять дума Стругацких было без труда. "Носитель культуры" и "Давние потери" Рыбакова утверждали в той же мысли: центром всего нужно было изготовить совесть. Но дальше, дальше-то что? Он искал, в чем может укорить себя, и без труда находил - джентльмен несовершенен и изъянов в нем - прорва... Допустим, он доведет себя до такого состояния, когда совести не в чем будет его упрекнуть (чего проще - спятить или сдохнуть), но мир?.. Но люди?.. Как поворотить свою совесть вовне себя?

Жизнь продолжалась. В конце восемьдесят девятого года он женился. Мир кругом оставался несовершенным, больше того - уродливым, но отблеск их любви скрадывал глубокие изъяны реальности, в мире появилось нечто прекрасное, без чего он уже не мог бы дышать...

И нежданно - как ломом по ребрам - "Очаг на башне"... Роман об убийстве любви.

Он был не несложно потрясен. То, что он испытал, воспрещено было наречь без затей потрясением. Он был Симагиным, и Вербицкий убивал его влюбленность. Это был уже не нетрудно внутренний резонанс, это было полное отождествление...

До сих пор не могу принудить себя открыть тот самый роман - до того это больно...

"...ее улыбка лопнула, как будто взорванная изнутри, руки вскинулись изломчато и ужасно..."

Какое мучение сравнится с этим?

"-Она не умерла! - закричал он и с удвоенной силой начал растирать жесткое, как настывший булыжник, туловище - кожа лохмотьями поползла с его ладоней..."

Это "Зима" - расклад о смерти всей любви на Земле.

Что джентльмен без любви?..

Что он без совести?..

Случайно это вышло, нет ли, - но как раз рассказы, повести и романы Вячеслава Рыбакова вставали поворотными вехами на его - моем - пути. Может быть, это случайность. Может, нет. Не знаю. Просто так было. И, может, так будет.

Надеюсь...

Я не ищу в его произведениях подсказок, тем больше - ответов. Но как-то так получилось, что боль его героев - моя боль. И влюбленность их - моя влюбленность.

Впрочем, я бесполезно ищу объяснения той невероятной связи, что возникла между моей жизнью и прозой Рыбакова. Он сам уже давнехонько все объяснил:

"В сущности, все, что я пишу, это объяснения - более того не в любви, а легко любви. Только влюбленность не отвергает, а впитывает. Только она дает вероятность принимать проблемы иного человека так же остро, как свои, а значит - обогощать себя. И только она дает надежду, что все это - не зря".

Я верю Вам, Вячеслав Михайлович.

* * *

Материал написан в 1993 году.

Так же читайте биографии известных людей:

Вячеслав Кондратьев Vecheslav Kondratiev

Прозаик. Один из писателей фронтового поколения.
читать далее →

Вячеслав Бегиджанов Vecheslav Eduardovich Begidzhanov

В 1976 году был принят в Ленинградское отделение союза художников СССР.
читать далее →

Вячеслав Езепов Vecheslav Ezepov

Вячеслав Езепов много снимался в кино - на его счету более сорока фильмов. Среди них - 'Пять минут страха', 'Кодекс бесчестия', 'Ася', 'Хождение по..
читать далее →

Вячеслав Невинный Vecheslav Nevinnyi

Вячеслав Невинный - известный советский и российский актер театра и кино, народный артист СССР. Родился 30 ноября 1934 года.За свою актерскую..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий