Известные люди

»

Георгий Шенгели

Георгий Шенгели Georgy Shengeli Карьера: Поэт
Рождение: Россия
Ранним утром окончательно переходящей в лето весны 1914 года, когда после экзаменов и выпускных балов закрывалась городская гимназия, дворники города Керчи, сметая с улиц конфетти и серпантин, заметили подростка с ведерком клея, кистью и рулоном самодельных афиш, энергично расклеивающего их в самых неположенных местах.

Проверяя по инструкции, нет ли в этом крамолы, подметальщики неторопливо шевелили губами, роняя в бороды слог за слогом, сложившиеся в конце концов в два непонятных для них нерусских слова: Символизм и футуризм. Последнее словечко им уже попадалось, потому как немного месяцев обратно в городе, разворошив его, как муравьиную кучу тростью, побывали господа футуристы из Москвы единственный в желтой кофте, второй с моноклем в единственном глазу, третий с ложкой в петлице, а самый-самый именитый, Игорь Северянин, по общему мнению, с наиболее подобающим поэту украшением хризантемой.

Тогда-то современный подросток, тоненький, вроде крюшонная соломинка, Жора Шенгели, дождавшись московских знаменитостей в гостинице Приморская, уговорил их послушать его вирши и сам услышал в отклик целиком поощрительные отзывы Давида Бурлюка и Северянина.

Шенгели, сынуля провинциального адвоката, до срока остался сиротой. Мальчика воспитывала на отцовскую пенсионную выплату и скромные сбережения бабуля М.Н. Дыбская, покровительница и обожательница всех муз немедленно. А главной любовью ее внука, потеснив более того Поля Верлена, Шарля Бодлера, Эмиля Верхарна и Фридриха Ницше, стал Валерий Брюсов с поэмой Искушение.

Популярность Брюсова в 1910-е годы была неимоверной. Даже Северянин, настолько упивавшийся собой, писал: Вокруг талантливые трусы И обнаглевшая бездарь И только Вы, Валерий Брюсов, Как какой-то равновеликий монарх...

Едва вылупившись из гимназии и ещё оставаясь в гимназической униформе, за неимением бархатного северянинского смокинга, Шенгели оказался на керченской сцене, с которой более того не успели смести тальк от чьих-то балеток, и прославлял победу эгофутуризма над символизмом в одной особо взятой стране, воздевая руки, переросшие рукава. Но гимназическая униформа дематериализовалась, и через нее проступил брюсовский, наглухо застегнутый на все пуговицы сюртук.

Может быть, идолопоклонство перед Брюсовым и соединило Шенгели с Северяниным, тот, что в 1916 году величавым жестом благодетеля пригласил начинающего поэта в совместное поэзотурне по матушке-России. Кстати, подобного идолопоклонства не избегла и Марина Цветаева, носившая тогда ещё беленькие носочки. Лишь после этого смерти Брюсова с мстительным сарказмом неоцененности мэтром ее самой она насмешливо назвала Брюсова героем труда. Но Шенгели, будто решившись удостоиться и этой чести, вдогон за Брюсовым начал приниматься и за лекции на любые темы, и за переводы с любых языков, более того неизвестных ему, смахивая со лба воистину брюсовский пот, концентрировавший свою трудовую соленость до невозможности утонуть в нем, как в воде Мертвого моря.

Однако Шенгели суждено было перебрюсовить самого Брюсова как трудоголику-поэту, как переводчику и как эссеисту, тот, что превзошел автора строки-стихотворения О, закрой свои бледные ноги по дерзости, подняв руку на нечто если не самое великое, то самое крупное, что возвышалось в горной цепи тогдашних литературных имен, на Маяковского. Когда перечитываешь эту статью, подхваченную через полвека книгой Юрия Карабчиевского, то не можешь не признать, что многое у Шенгели было не только справедливым, но и пророческим. Неправда справедливости Шенгели была в жестокости, а это уже выводит ее из разряда справедливости. Лишь бегло упомянув, что лучшей вещью Маяковского была поэма Облако в штанах, Шенгели всё лучшее оставил в стороне. И мстительно сосредоточился на остальном, трактуя творчество Маяковского как беспомощное, натужное, самовлюбленное и агрессивное. В конечном счете самоубийственное. Можно поразмыслить, что Облако и шедевры первого тома всего только случайные удачи поэта, сплошь оплошности, осказки, сбои. Но великое оплошностью не бывает.

Борис Пастернак понял, что беда Маяковского была в уклонении от присущей ему искренности: Я знаю, ваш дорога неподделен, Но как вас могло внести Под своды таких богаделен На искреннем вашем пути? Даже аттестуя Маяковского: Дурак, герой, интеллигент, Пастернак считал его левацкий мазохизм производным от опять-таки мазохистского комплекса старательно припрятанной интеллигентности. А Шенгели представил Маяковского сильно рядом к бунинскому гротескному изображению в Окаянных днях неправдиво жестокому портрету воплощенного грядущего хама, люмпен-пролетария.

За эту жестокость Шенгели и поплатился. И поплатился незаслуженно жестоко. Когда Маяковский посмертно был введен в ранг лучшего, талантливейшего поэта советской эпохи, Шенгели могла спасти только незаметность. Он уехал от греха подальше из Москвы и ускользнул от без малого неизбежного ареста. Но, когда начался Реабилитанс, ему ничто не светило потому что он не побыл в лапах ГПУ, и никто не спешил широковещательно хвалить его и печатать. Новому поколению он вообще казался преуспевающим серячком, завистником Маяковского. Между тем Шенгели потихонечку-полегонечку стал первоклассным классицистом, в том числе мастером белого стиха, не уступавшим по его насыщенности Владиславу Ходасевичу.

Никому в голову не приходило, что у этого тихони спрятаны в столе взрывчатые вирши о гражданской войне, встающие рядом с поэтическими фресками того смутного времени, написанными Максимилианом Волошиным, дивные стихотворные портреты самого Макса и Анны Ахматовой, бесстрашные лирические исповеди, при чтении которых мурашки бегут по спине, в конце концов, пронзительный, чеховского склада расклад в стихах Иноходец.

Одорожить Шенгели успели только считанные люди, и в их числе Юрий Олеша, выделивший его ещё тогда, когда впервой увидел на сцене театра в Одессе:

Он поразил меня, поразил насовсем. В черном сюртуке, младой, прекрасный, загадочный, мерцая золотыми, как мне тогда показалось, глазами, он читал необычайной красоты вирши, из которых я тогда понял, что это рыцарь слова, звука, воображения...

Я верю, что где-то сегодня он живет на маяке с огромными окнами и огромным морем у подножия.

Вы из гордости ни в жизнь ни у кого не просили прощения за свою статью о Маяковском, Георгий Аркадьевич, хотя, конечно, пожалели о том, что не догадывались, как резво и как трагически может оборваться его существование.

Давайте поспевать додумываться.

Так же читайте биографии известных людей:
Георгий Вайнер Georgy Vainer

Георгий Александрович Вайнер родился в 1938 г. в Москве. По образованию - юрист. Работал журналистом.
читать далее

Георгий Владимов (Волосевич) Georgy Vladimov

Родился в учительской семье. Учился в ленинградском Суворовском училище. В 1953 окончил юридический факультет Ленинградского университета. Печатался..
читать далее

Георгий Газданов Georgy Gazdanov

Газданов Георгий Иванович, русский писатель. Родился в С.-Петербурге в семье лесовода. Учился в полтавском кадетском корпусе, в харьковской гимназии.
читать далее

Георгий Гулиа Georgy Gulia

Начинал Георгий Гулиа свой жизненный путь не как литератор. В молодости он много лет проработал инженером на строительстве Черноморской железной..
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий