Известные люди

»

Евгений Велихов

- Евгений Павлович, ваша научная да и общественная карьера, сколь я представляю, была в советские времена совершенно успешной?

- В общем, да, хотя я ни при каких обстоятельствах не рвался к власти. Я позже школы поступил на физфак МГУ, по окончании которого в 1958 году был направлен на работу в Курчатовский институт, а на диплом пришел сюда на два года раньше. Так с тех пор тут и работаю. Ну, защитил кандидатскую и докторскую диссертации - в единственный заход, 20 лет был вице-президентом Академии наук. Меня отправляли "на хутора" - я строил, в частности, академический городишко Троицк, жил там, формально оставаясь курчатовцем.

- Вы в 39 лет стали академиком - вошли в десятку, а то и в пятерку "молодых да ранних": Сахаров стал академиком раньше всех - в 32 года, Сагдеев - в 34, Келдыш - в 35 и так дальше. Но в вашей биографии я заметил такую штуку: достаточно поздненько, в 36 лет, вы вступили в партию. Зачем? Ведь босс Курчатовского института трижды Герой Соцтруда академик Анатолий Петрович Александров был беспартийный, то есть не считал, что нечленство в КПСС помешает его карьере...

- В то время, о котором речь, я по сути дела возглавлял филиал Академии наук в Троицке. И вопросительный мотив стоял таким образом: либо назначат начальником партийного, либо мне самому надобно входить в партию. Другого выхода не было. Мы с ребятами посоветовались, решили, что я должен входить, супруга со мной по этому поводу еле-еле не развелась. Что касается Александрова, то, став директором института, он сразу же вступил в партию, и его тут же избрали в ЦК. Должность директора требовала членства в партии. Вот отличный физик академик Леонтович не был членом партии, но он ни в жизнь и не занимал никаких административных должностей.

- Сейчас вы - Президент или босс Курчатовского института. А в руководство Академии наук по-прежнему входите?

- Два года вспять я ушел оттуда. Почему? Во-первых, я пробыл там двадцать лет - совершенно достаточный срок, во-вторых, ушел я в конфликтной ситуации. Я выставил свою кандидатуру на пост Президента, представив в то же время свою программу. Члены академии, рассмотрев эту программу, ее отвергли. Тем не менее я свою кандидатуру не снял, выборы просадил.

- Евгений Павлович, минул год со дня катастрофы атомной подлодки "Курск". Реактор для нее разрабатывал ваш институт. С ним все в порядке, он заглушен?

- Там стоит отменный реактор, ведет себя великолепно.

- Вернемся на 15 лет вспять. Чернобыль повлиял на ваше мировоззрение?

- Чернобыль повлиял на мою судьбу. Я потому что до этого атомными делами не занимался: моя профессия - физика плазмы, термоядерный синтез и тому подобное. В Чернобыль я попал невзначай. Мой друг, америкосский физик из Принстона, тотчас позже аварии на станции дал мне телеграмму, что облученным детям нужно дарить таблетки йода. Я с этой телеграммой пошел на совещание правительства, и Рыжков (Председатель Совета Министров в те годы) тут же направил меня в Чернобыль.

- На какой день позже аварии вы туда попали?

- На четвертый. Я оставил жене записку, что уезжаю на три дня, а пробыл там месяц. Звонить оттуда по телефону нам запрещалось, она не могла разобраться, что происходит, но официальным сообщениям, что все привычно, не верила.

- Академик Легасов покончил с собой из-за чувства вины? Какое он имел касательство к чернобыльскому реактору?

- Прямого отношения к аварии он не имел, несложно он был первым заместителем директора института - Александрова. И по должности продвигал тот самый реактор, проповедовал это ориентация. Он первым поехал в Чернобыль, я встретил его практически на прочий день позже случившегося у подъезда - мы жили рядом - с чемоданчиком в руках. У него, как и у меня, не было идей сравнительно того, что там случилось. Он так и сказал: "Еду в Чернобыль, там что-то случилось". Причин его самоубийства полно, в том числе личных, обсуждать их неэтично.

- Ваш институт осуществлял научное руководство созданием реакторов, подобных Чернобыльскому, точно?

- Да, а конструктором был академик Доллежаль. Одной из причин аварии был недостаточный научно-организационный порядок в стране вообще для эксплуатации подобной вещи. Случился комплект ошибок, которого в нормальных условиях быть не должно. Но и сам реактор не был идеальным, мы во многом его сегодня переделали, улучшили конструкцию, так что в настоящее время подобного не может сотвориться. Но это необходимо было произвести до аварии в Чернобыле.

- Почему же не сделали?

- У нас в те годы была такая эйфория, обусловленная успехами в строительстве первых атомных станций, полетом Гагарина и так дальше. Мы стали полагать, что нам все доступно. А наши возможности на самом деле были ограничены технологиями, которые были разработаны где-то в конце 60-х годов. Это были хорошие технологии, но когда мы решили, что все можем изготовить сами, одни, мы провалились не только в атомной энергетике, но и в космосе, в компьютерах - кругом провалились.

- Академик Александров застал Чернобыль?

- Да, и сильно все это переживал. Он потому что привык делать в других, советских условиях, когда такого проникновения СМИ во все дела не было. Но в свободе прессы помимо положительных есть, согласитесь, и отрицательные моменты. Среди журналистов есть довольно большое численность людей, имеющих другие интересы, отличные от интересов дела, оттого итог их "освещения" события может быть отрицательным. Поднявшийся в прессе гул сильно травмировал в отдалении не молодого Анатолия Петровича, на этом, собственно, его карьера ученого и Президента Академии наук, замечу, достаточно успешная, закончилась. После него таких президентов не было.

- До него был Келдыш - выдающийся ученый. А какой он был Президент?

- Он был сломлен своими неуспехами, у него был сильнейший кризис, по современному говоря, стресс.

- Я слышал, он также, как Легасов, ушел из жизни по собственной воле.

- Точно не знаю, но умер он в личной "Волге", в гараже... Я видел его незадолго до смерти, это был сломленный мужчина. В то же время, должен заявить, он привлек к работе в академии крайне интересных людей, Президиум был шибко сильный: Арцимович, Константинов, другие ученые.

- В каком положении Курчатовский институт сегодня? Когда я шел к вам по территории института, видел как собак нерезаных обшарпанных зданий...

- Я недавно побывал в MIT - Массачусетском технологическом институте в Бостоне. Самые громкие открытия там делаются в неказистых, обшарпанных, как вы сказали, зданиях. Мы можем расходовать монеты - а они у нас есть! - на ремонтик зданий, кабинетов, а можем - на науку.

- Ну а что с зарплатой научных работников?

- Мы с самого начала решили, что не будем повышать зарплату за счет сокращения других сотрудников. Человек должен обретать столь, сколь он получает. Академик Леонтович говорил, что правильность - это осуществленное ощущение зависти. Поэтому мы не ведем особого контроля, кто сколь заработал по различным контрактам, договорам, какие и от кого получил гранты. Многие сотрудники нередко бывают в загранкомандировках - это также повышает их зарплату. Если мужчина получает только государственную зарплату - это печально, но все, как правило, имеют прибавочный заработок. Если вы на острие какой-то проблемы в данный миг, можете получить от 500 до 1000 долларов в месяц. Для Москвы это хорошие монеты. Труднее теоретикам, которым мы пытаемся пособлять, ведя тут кое-какое, небольшое перераспределение ресурсов. Большое перераспределение известия запрещено - мы тогда подрываем инициативу энергичных сотрудников.

- Много сотрудников уехало за предел, Евгений Павлович?

- Нет, чуть-чуть. Но масса сотрудников работает за рубежом по контрактам, изредка возглавляя целые институты, направления, делается это в рамках международных соглашений. Другое занятие, что приток молодых ученых в институт уменьшился, - они безотлагательно ищут работу за рубежом, где платят существенно больше, чем у нас.

- Откуда идет подпитка молодыми специалистами?

- У нас есть свой лицей, по окончании которого школьники поступают в Физтех, МИФИ, МГУ. А дальше употребляется организация Физтеха: с третьего курса студенты приходят к нам, тут пишут дипломы и остаются действовать. 10-12 мужчина мы обучаем с первого курса тут, в Исследовательском университете, имеющем государственную лицензию.

- У вас дача в Жуковке, где жили, не побоюсь громкого слова, великие ученые: Александров, Зельдович, Харитон, Келдыш, Сахаров. Почему бы вам не учинить там дом-музей, хотя бы единственный на всех? Ведь в Переделкине работают уже три дома - музея: Пастернака, Чуковского и Окуджавы...

- Такая думка у меня была. Я более того обращался в администрацию Ельцина с предложением выкупить дачу Сахарова и учинить там музей. Но его дачу кто-то экстренно купил, после этого перекупил, она пошла по рукам. Я эту идею не отбрасываю, но в этом деле должно участвовать страна.

- А к помощи прессы не хотите прибегнуть?

- Прессу больше интересуют скандалы, чем конкретное хорошее занятие. Есть такая теорема: к сообщениям средств массовой информации необходимо относиться как к заведомой лжи, если у вас нет серьезных причин считывать их правдой (смеется).

- Мог бы оскорбиться за коллег, если бы не счел это шуткой. Скажите, а как вы относитесь к Жоресу Алферову? Он ибо коммунист, а это как-то не вяжется с современностью...

- Прежде всего Жорес - хороший ученый. Во-вторых, с большинством его конкретных общественно-политических положений я согласен - они такого, я бы сказал, конституционно-демократического, а не большевистского толка. Его ибо прежде затащили в партию власти: Наш обиталище - Россия. Он с ними разругался, ушел в КПРФ. Два моих деда также были, уместно сказать, кадеты - единственный расстрелян в 30 году, прочий - в 37-м. Я прежде думал, что также принадлежу к кадетам, а когда разобрался, покопался в истории, понял, что больше - октябрист, потому как что радикальные воззрения кадетов разрушительны для государства, для построения в России нормального либерального общества. Я не вижу причин, чтобы не водить знакомство с Алферовым из-за того, что он коммунист.

- Ну, а с Зюгановым можете контактировать?

- Нет, не могу, но по прочий причине (смеется). С функционерами не общаюсь, с тем же Язовым - плиз.

- Много лет вспять кто-то из друзей спросил меня: "Хочешь сходить на встречу с Эренбургом? Тогда поехали в ДК Курчатовского института". Мы домчались сюда к концу встречи, Эренбург отвечал на вопросы. Мне запомнился единственный вопрос: "Как вы относитесь к Сталину?" и отклик на него Ильи Григорьевича: "Раньше боялся, в настоящее время не боюсь. Я вообще не боюсь мертвецов". Сейчас устраиваются подобные встречи?

- Как ни больно об этом калякать, но все заглохло. Не знаю, кто повинен, может, повинно время.

- У вас взрослые дети, чем они занимаются?

- Два сына - компьютерщики, дочка была музыкантом, переучилась на юриста.

- Что вы любите, помимо физики?

- Поэзию. Конечно, Пушкина, но больше, может, Лермонтова, Тютчева, А.К.Толстого. Весь серебряный век: Гумилева, Волошина, которого считаю величайшим поэтом России. Особое касательство у меня к бардам: Окуджаве, Галичу, которого я славно знал, Киму, Городницкому...

Так же читайте биографии известных людей:

Евгений ГРОСС Eugene Gross

Советский физик, член-корреспондент АН СССР(1946). В 1924 окончил Ленинградский университет, с 1938 профессор там же. С 1944 работает так же в..
читать далее →

Евгений Дианов Eugene Dianov

В 1987 году Е.М. Дианова избрали членом-корреспондентом Российской академии наук. Ныне он - действительный член Российской академии наук (1994),..
читать далее →

Евгений Забабахин Eugene Zababahin

Основные труды по гидродинамике, теории взрыва и ударных волн. Ленинская премия (1958), Государственная премия СССР (1949, 1951, 1953).
читать далее →

Евгений Пашковский Eugene Pashkovskiy

Мой собеседник - Евгений Пашковский, ученый-физик, сотрудник одной из крупнейших американских физико-химических фирм.
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий