Известные люди

»

Екатерина Максимова

Екатерина Максимова Ekarerina Maximova Карьера: Балет
Рождение: Россия» Москва, 1.2.1939 - 28.4
Екатерина Максимова - легендарная советская и российская балерина, Народная артистка СССР. Родилась 1 февраля 1939 года.С 1990 года Екатерина Максимова являлась педагогом-репетитором театра Кремлёвский балет, а с 1998-го - балетмейстером-репетитором Большого театра.

В издательстве "АСТ-Пресс" готовятся к публикации мемуары Екатерины Максимовой "Мадам Нет" (литературная запись Елены Фетисовой). Кроме воспоминаний знаменитой балерины, в сборник войдет Энциклопедия Максимовой - ее балетные партии, роли в кино и на ТВ, балетмейстеры, ставившие ей танцы, театры, где она гастролировала, кинофильмы, в которых снялась, и т. д. Выход книги в свет планируется на август этого года. "НГ" публикует фрагменты из двух глав: "Я - звездочка?!" и "Кино и тв - что получилось".

"Я - звездочка?!"

Никогда ни звездой себя не ощущала, ни примой, ни сверхбалериной, ни при каких обстоятельствах не считала, что мне все дано. Да, конечно, я народная артистка СССР, орденоносец, лауреат ряда престижных премий (посреди которых, к примеру, премия Парижской академии танца как лучшей балерине мира). Но для меня это отнюдь не основание для того, чтобы увериться в своей исключительности.

В жизни мой "звездный" статус никак не проявляется: меня никто нигде не узнает, на разные вечера, презентации, встречи постоянно кто-нибудь "за ручку" проводит. Бывали случаи, когда кто-то идет спереди, заявляет: "А я с Максимовой!" Его пропускают - меня нет. Я вижу ворота, на которой написано: "Посторонним вход воспрещен", - меня туда арканом не затащить! Мне изредка говорят: "Скажи, что ты Максимова!" (чтобы одолеть путь куда-то, достигнуть чего-то). А мне все время кажется - вот я приду, скажу, что я Максимова, и услышу в ответ: "Ну и что?" Правда, как-то раз произошел безупречно анекдотичный эпизод, когда мое имя помогло продвинуться в очереди. Ехали мы тогда с Володей из Лондона в Париж - свойский микроавтобус перегоняли. Из Парижа отправились в Москву и увязнули на польско-советской границе. Стояли долговременно, в Бресте выстроилась дикая очередность, двое суток там проторчали, по полметра в час продвигались. Когда Володя уставал, уже несложно "вырубался", за руль садилась я. А не дай Бог, заснешь - тут же кто-нибудь на твое местоположение втиснется. Наконец подъезжаем - и, конечно, в настоящий момент начинаются какие-то бумаги, бесконечные кабинеты, подписи, разрешения. Ходим, мыкаемся, заглядываем во все двери. И вот в одном кабинете сидит какая-то леди, смотрит на меня и неожиданно начинает ойкать:

- Ой! Неужели?! Вы Максимова?!

- Да...

- Ой, знаете, я вас видела в "Пламени Парижа"!

- Как вам это удалось?! Я потому что всего единственный раз в жизни тот самый балет станцевала!

- Ну как: я приезжала в Москву, ходила в Большой театр и видела вас на сцене! Мне так повезло, я такая счастливая!

Тут же откуда-то притащила букет: "Какие машины! Какая очередность!" И вот иду я с цветами, другие автовладельцы на нас во все глаза глядят, а леди командует:

- Ваша агрегатина?

- Да.

- Поезжайте, а вы все - пропустите!

Но обыкновенно, когда начинаются разговоры: "Ах, вы такая звездочка!" - я вспоминаю, как танцевала в Октябрьском зале в Ленинграде. Там, в маленькой комнатке, где ещё и гладили, и шили, мне обустроили угол для переодевания. И вот позже выступления собрались в нашей комнатке гримерши, костюмерши, портнихи, окружили меня, и я услышала (как высшую уровень восхищения, одобрения, признания): "Екатерина Сергеевна! Мы вас так любим! У вас этакий счастливый момент - ну... как у Аллы Пугачевой!"... Или с Кобзоном произошла история в том же Ленинграде, когда я в начале восьмидесятых приехала туда на гастроли с ансамблем Московского Классического балета и жила в гостинице "Октябрьская". В здании гостиницы одно крыло предназначалось для "уважаемых людей", а другое - для всех остальных. Приходила я в свой номер (в крыле "для всех остальных"), забиралась на ложе - в свитерах, в шерстяных носках, в валенках, закутавшись ещё и в одеяла, потому что что мороз стоял страшный, не топили вовсе! И вот заглянул ко мне Иосиф Кобзон, подивился: "Ты что тут делаешь?!" А я, прямо как по анекдоту, ответила: "Ну живу я в этом месте..." Он меня пригласил на свой концерт, посадил в ложу дирекции, посвятил мне одну из песен А вслед за тем того как Иосиф Давыдович уехал, ко мне пришла администратор гостиницы и с поклонами перевела в номер, где жил Кобзон: шикарный, с роялем, с живыми цветами в вазах, а главное - шибко теплый, и я в конце концов могла больше не кутаться. Оказывается, это "уважаемый человек" Иосиф Кобзон распорядился: "Переведите ее в мой номер!"...

* * *

Я нередко сталкивалась с возмущенным неодобрением, когда решалась на что-то новое, интересное для меня, но непривычное для зрителей. Приходилось преодолевать и инерцию восприятия своих коллег. Начать с того, какое резкое непонимание встретило мое стремление станцевать партию Китри. Ведь первое время я считалась чисто лирической балериной. "Жизель", Сильфида в "Шопениане", Мария в "Бахчисарайском фонтане", "Золушка", Муза в "Паганини" - я перетанцевала все лирические партии репертуара и захотела чего-то совершенно иного. Как меня отговаривали, как пугали: "Ты что, с ума сошла?! Нельзя так дерзать! Китри - нимало не твое амплуа!" Никто не верил, все считали, что "Дон Кихот" не мой балет. Даже Галина Сергеевна - она говорила: "Ну что ж, попробуй, конечно..." - а сама не верила. Но Китри получилась, и тогда было забавно чувствовать от людей, впервой увидевших меня как раз в "Дон Кихоте", совершенно другие речи: "Максимова - идеальная Китри! Не может быть, что она танцует ещё и Жизель!" Но в настоящее время на меня навешивался свежеиспеченный ярлычок: отныне во мне хотели видать только бравурно-комедийную балерину. А я танцевала и трагическую Юлию в балете "Ромео и Юлия" Мориса Бежара, и самовлюбленную, жестокую Розу в "Голубом ангеле" Ролана Пети, потому как что для меня стремление проверять что-то новое оказывалось сильнее страха неудачи, боязни провала. "Ты сломаешь себе шею, ты сломаешь себе карьеру!" - слышала я непрерывно, но меня это не останавливало...

Всю бытие меня одолевали письма недовольных с традиционно-однообразным началом: "Как Вы могли?! Мы Вас так любили, а Вы" - и дальше очередное обвинение: "Вы такая лиричная Жизель, на что Вам тот самый "Дон Кихот"?!", "Вы - эталон классической балерины, как Вы посмели так унизить близкое искусство в эстрадной "Галатее"?!" (К моему глубокому огорчению, "Галатею" так и не признала Уланова: она полагала, что я "не должна размениваться", и с моими телеработами ее, как говорил Володя, примирила только "Анюта".) А уж что следом "Ромео и Юлии" творилось! Завалили письмами и нас, и местком, и партком театра, и газеты: "Мы Вас так уважали, а Вы позволяете себе на сцене то, что разрешается только в постели! Вы предали искусство хореографии!" И сызнова та же песня: "Как Вы могли"

Кино и тв - что получилось

Идея "Галатеи" всецело принадлежит Александру Аркадьевичу Белинскому. Он рассказал мне свой проект соорудить фильм-балет по пьесе Бернарда Шоу "Пигмалион", в котором профессор Хиггинс будет преподавать цветочнице Элизе хорошие повадки, но обучая ее не правилам произношения, а правилам движений классического танца. Идея меня весьма заинтересовала, но... ожидать пришлось целых десять лет! В Москве нам долговременно снимать не давали. Белинский называл разных балетмейстеров, но все они не устраивали телевизионное руководство. Хотя на самом деле это был только предлог, чтобы не запускать сам кино. Время шло, Александр Аркадьевич, кот наплакал переждав, вновь пытался активизировать переговоры, заскочить с прочий стороны, предложить другие фамилии, но вновь все "повисало". В конце концов Белинский решил: "Хватит! Здесь - все ясно! Конечно, у нас в Ленинграде нет хорошей техники, нет приличных условий, но давай снимать там!" К тому времени в Ленинграде начинал становить юный балетмейстер Дмитрий Брянцев, и Александр Аркадьевич предложил ему вкусить изготовить какую-нибудь сценку для "Галатеи". Брянцев пришел, мы посмотрели, что он придумал, мне понравилось, и я сказала, что меня это устраивает.

Когда начинали работу над "Галатеей", нас совсем не занимали мысли о том, что мы непременно создадим шедевр, и гарантий, что вообще что-нибудь получится, не было никаких. О нашей затее все говорили как о безумии. Каким образом "Пигмалиона", где все построено на словах, на проблемах языка, позволительно свершить без слов?! А как мне созидать образ Элизы Дулиттл, не имея в своем распоряжении остроумнейшего текста Бернарда Шоу?! Что хорошего тут может удаться?! К тому же, когда начали к съемкам, оказалось, что у нас ничего нет. Просто ничего! Ни техники, ни декораций, ни костюмов, ни денег, ни материалов. Что-то шили на "Ленфильме" из каких-то остатков, что-то мне делали в мастерских Большого театра. Бижутерия - вся своя, украшения - свои. Белинский предупреждал: "Приготовься заметить камеру, которой снимали ещё Веру Холодную". И когда я осмотрелась на съемочной площадке, когда поняла, в каких условиях предстоит действовать - мне стало нетрудно плохо, появилось стремление тотчас отседова спешить!

Это были трагические съемки! Помню, как же я на "Галатее" рыдала! А ссорились мы сколь! Вся служба находилась на грани срыва! Постоянно слышала от Белинского: "Ах, ты, конечно, вновь ничего не понимаешь?!" Да, мне необходимо понимать: что и к чему делаю, а слепо ступать туда-сюда, руку вверх-вниз таскать не умею, не буду, и вынудить меня нелегко. Я привыкла к другому стилю работы - привыкла выстраивать спектакль, выстраивать образ, когда из одной сцены переходишь в другую, когда формируется соответствующее моменту ощущение и расположение - оттого что в театре я вижу всю партию всецело и проживаю ее последовательно. А на съемках мне приходилось все время исполнять какие-то отдельные фрагменты, хореографические "кусочки": я не понимала, отчего я тут появилась, что происходило раньше, что с чем будут монтировать? Никакой логики, никакого психологического развития образа! Поэтому я требовала от Белинского: "Объясните мне, что в конце концов получится на экране?" Но Александр Аркадьевич считал, что пояснять безупречно необязательно. Конечно, это приводило к конфликтам: у Белинского - нрав, но и у меня - нрав!

С Брянцевым также было непросто. То, что он предложил, оказалось шибко любопытно - и крайне нелегко! Трудно танцевать на каблуках - ни при каких обстоятельствах раньше не приходилось. Правда, в училище нам преподавали специфический танец, но мне он не нравился, и я пользовалась любым предлогом, чтобы убежать с урока. Во время работы весьма пожалела об этом! Трудно воплотить все хореографические фантазии Брянцева: он придумал и "завернутые" ноги, и пародийно-классические па, и в пластике - море необычных, непривычных вещей, ни при каких обстоятельствах не встречавшихся мне в других балетах. Смотрю в текущий момент и думаю: разве я такое вытворяла, помню, дурака валяли прямо! Сквозь слезы, истина...

А Марис Лиепа сколь у меня на этих съемках крови выпил! Марис, тот, что приехал творить, но сам дико нервничал - может быть, в глубине души он сомневался в успехе нашей затеи.

В "Галатее" есть такая сцена - "Чаепитие": просматриваю ее и любой раз пытаюсь осознать, видно на экране или нет, что у нас там на самом деле творилось? Потому что во время работы "Чаепития" я перессорилась первоначально с Брянцевым, затем - с Лиепой. И в тот миг, когда уже нетрудно дошла до истерики и, помимо ненависти и слез, во мне ничего не оставалось, Белинский сказал: "Все, хватит! Включаем камеру и начинаем снимать!" Если звучит музыка, то волей-неволей начинаешь передвигаться. Вот и начала рисовать что положено по роли: сделала улыбочку, но слезы-то градом лились, и Марис пихал меня рукой, и я вздрагивала! А в текущее время смотрю кино, и мне непостижимо, мне любопытно: каким образом это получилось - да, на экране видно, что я тут в действительности улыбаюсь...

И мой вопросительный мотив, мое отсутствие понимания - каким образом?! - относится, в общем, ко всему телебалету. Потому что мы всегда сталкивались с тем, что кадры - забракованы, пленочка - линяет, исправить - ничего не разрешено и катастрофически не хватает времени (более того нет возможности отсмотреть материал)... Согласна - в конце концов "Галатея" в действительности получилась, но получилась - вопреки всему, что было!

* * *

Теперь Александр Аркадьевич Белинский захотел снять меня в роли травести, переодеть в наряд мальчика. Зазвучало "Старое танго"...

Мне предстояло сыграть, станцевать историю девушки, вынужденной переодеться в мужскую одежду, чтобы выискать себе работу. Франческа превращается в Петера - сюжет телебалета позаимствован из популярного фильма тридцатых годов "Петер", в котором центральную образ исполняла любимица публики Франческа Гааль (это в честь нее Белинский и назвал мою героиню). Мне было крайне занятно - ничего подобного я ещё не делала! Но сложностей в этом месте также хватало, может быть, более того ещё больше, чем в "Галатее". Ведь мне приходилось не нетрудно танцевать в мужском костюме - в конце концов штаны они и есть штаны, - но мне приходилось совершать мужские движения, известия партнершу в танце и реализовывать поддержки за кавалера!

Брянцев заставлял меня кувыркаться, стоять на голове, ползать по полу, куда-то лазать: но то, что осталось в фильме, - только сотая доля того, что он на самом деле задумывал, и того, что происходило на репетициях! Например, в "Старое танго" вошло двенадцать (!) вариантов того, как Петер на сервировочном столике наезжал на Лакея. Из бесконечного разнообразия попыток Петера забраться в оконный проем (когда я карабкалась по Воришке, как по лесенке) в телебалете осталось только пять. Роль Воришки исполнял необычайно артистичный и пластически шибко выразительный Гали Абайдулов. Но он жутко боялся ронять "саму Максимову", как того требовал постановщик. А Дима его ещё и подстегивал: "Что это ты так ласково? Давай посильней!"

Почти с каждой репетиции я приходила или с разбитой головой, или с разбитой спиной, или в лучшем случае с разбитым коленом. Но когда я пыталась сетовать, объясняя, что у меня что-то болит, Брянцев заявлял, что этого не может быть, вследствие того что что у него самого вообще ни в жизнь ничего не болит! Когда я говорила, что устала, в силу того что что подчас съемки продолжались двенадцать часов кряду, он заново меня не понимал: "Что значит - устала?!" - и все мои мольбы и жалобы повисали в воздухе. На съемочной площадке всю дорогу что-то не ладилось или пропадал какой-то реквизит (к примеру, ночью из павильона неожиданно таинственно исчезла огромная бронзовая статуя негра, кругом которого танцевали Петер и Служанка). Я возмущалась, говорила, что так трудиться нельзя, необходимо съемки отменять. А Дима от всей души удивлялся: "Зачем отменять?! Мы сегодня несложно что-нибудь другое придумаем, новое!"

...Пока работали над "Галатеей", а следом и над "Старым танго", я поменяла, кажется, все гостиницы Ленинграда: жила и в "Европейской", и в "Астории", и в "Англетере", и в "Октябрьской", и в "Москве", и ещё в каких-то гостиницах - и отовсюду сбегала. Дело в том, что наши съемки проходили по ночам (в другое время павильоны на студии не давали), я возвращалась поздненько, голодная, а покушать негде. Идти в гостиничный кабачок - значит сиживать и дожидаться часа три. Никаких ночных магазинов тогда и в помине не было, а включать в номере электроплитку или кипятильник (чтобы хоть чаю согреть) не разрешалось. Повидаться ни с кем из друзей я в своем номере не могла - вслед за тем одиннадцати часов вечера в гостиницу посторонние не допускались. Ладно, гостям приспевать запрещено, но и массаж соорудить нереально, массажиста в гостиницу вечером также не пускают. А мне воистину следом целого дня репетиций и работы необходимо массаж совершить! И вот тогда я в Кировском театре как-то столкнулась с городским начальством и попросила: "Помогите! Мне нужен массажист, а по гостиничным законам ему вечером прибывать запрещено..." Из обкома партии позвонили в гостиницу и указали: "Надо сходить навстречу народной артистке!" После чего всякий день повторялась одна и та же история. В гостиничном коридоре у дежурной по этажу на столе под стеклом лежала бумажка, заверяющая, что "Максимовой разрешается иметь в распоряжении в номере мужчину затем 23 часов". Но дежурная любой раз останавливала Володю (театрального массажиста, тот, что согласился мне помочь), подозрительно его оглядывала и спрашивала: "Молодой дядя, а вы знаете, что позже одиннадцати вечера в номере находиться воспрещено?" И только следом моего напоминания: "Посмотрите, у вас лежит бумажка" - эта "ключница" говорила: "Ах да, вы Максимова, вам разрешили мужчину" - и пропускала его. Тут, конечно, открывались двери всех соседних номеров, все выглядывали и смотрели, как "к Максимовой шел мужчина"... История с массажистом стала последней каплей, и я взмолилась: "Поселите меня на улице Зодчего Росси! Дайте хоть какую-нибудь комнату в театральном общежитии!"

Так что во время работы "Старого танго" я перебралась в общежитие Кировского театра, где многие проблемы безотложно решились: и массажист мог смирно являться, и какая-то пища всю дорогу находилась (я, со своим больным желудком, ибо ещё и не всякую пищу есть могла: какие-нибудь магазинные пельмени на скорую руку никак не годились). Но у нас замечательная фирма собралась, где все товарищ о друге заботились. Причем в театральном общежитии я с тех пор останавливалась ещё не раз, приезжая в Ленинград на другие съемки или на спектакли, и в разное время там проживали разные артисты, но атмосфера настоящего общего жития царила неизменно. Жили "общим столом", кто что имел - выкладывал, кто что мог готовить - тот и стряпал на всех, у кого находилось время - тот и стирал, и строй наводил. Дирижер Женя Колобов, в частности, на всех щи варил - десятилитровую кастрюлю. Его хозяйка, хормейстер Наташа Попович, котлетки домашние вертела. Муртазу Мурванидзе, художнику Кировского театра, из Грузии привозили зелень разную, фрукты. Никогда не выясняли: чья колбасятина - твоя или моя, каждый из нас залезал в морозильник и хватал, что там лежало. Покупали продукты в расчете на всех жильцов и на гостей, вследствие того что что к каждому из нас вечно приходили гости - и гости также становились общими. Все дни рождения, все праздники, все премьеры фиксировали сообща. Там жил ещё и Валерий Гергиев (истина, недолго), и Дима Брянцев, и Наташа Касаткина с Володей Василевым. И дети там жили под общим присмотром рядом родителей (как с Женей Колобовым и Наташей - их прелестная дочь Марфуша). Котята какие-то завсегда под ногами вертелись - в общем, целиком домашняя, уютная была ситуация.

В конце концов съемки "Старого танго" закончились, кино показали по телевидению, и все-таки такого успеха, как "Галатея", он не имел. У меня также есть свои претензии к этому телебалету, но, абсолютно, интересную работу над ролью Петера я не считаю потерянным временем. Ну и конечно, после этого "Старого танго" мне начали предлагать свершить новые варианты старых фильмов: и "Веселых ребят" уже собирались переделать на балет, и "Волгу-Волгу"...

Так же читайте биографии известных людей:
Екатерина Шипулина Ekarerina Shipulina

16 октября 2003 г. Екатерина Шипулина впервые станцевала главную партию (Седьмой вальс и Прелюд) в "Шопениане".
читать далее

Екатерина Коновалова Ekarerina Konovalova

Екатерина Коновалова - российская телеведущая, театральный критик. Родилась 28 февраля 1974 года.Является автором одной из первых программ о театре..
читать далее

Екатерина Семенчук Ekarerina Semenchuk

Академии молодых певцов Мариинского театра исполнилось пять лет. На фоне трехсотлетия города этот скромный юбилей прошел незамеченным, но итоги..
читать далее

Екатерина Лисина Ekarerina Lisina

Екатерина Лисина - российская спортсменка, баскетболистка. Родилась 15 октября 1987 года.Екатерина Лисина является игроком Национальной Сборной..
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий