Известные люди

»

Елизавета Васильева

Елизавета Васильева Elizaveta Vasilieva Карьера: Поэт
Рождение: Россия» Санкт-Петербург
Слово чернь означало не только неблагородную толпу холопов. Серебряный век узаконил благородную чернь узоров на старинных кинжалах, которые после модных ссылок на Кавказ было принято небрежно вешать на текинские ковры в гостиных, но и чернь печоринского сарказма в прихотливых узорах интриг, любовных романов и эротических игр. Они добавили к столоверчению карусельное кроватеверчение, когда невозможно стало предугадать в мелькании сплетавшихся (по брюсовскому выражению), как жадные змеи, тел, кто следующий шлепнется в твой альков или под чей альковный балдахин шлепнешься ты.

Эти игры знал назубок поразительно даровитый компилятор Александр Вертинский, ставший удешевленной версией не то Блока, не то Северянина, не то Гумилева, поющий тряпичный Пьеро в руках экзальтированной богемы, готовой для всплеска дешевых эмоций кинуть любую романтическую, ещё не завербованную декадентством душу, как рифмованно мемекающего ягненка, на жертвенник своих безжалостных развлечений. В очаровательной песенке Маленькая балерина у Вертинского были такие слова: Но знает мокрая подушечка В тиши ночей, Что я усталая игрушечка Больших детей.

Когда Вертинский вернулся из эмиграции, им с благожелательно подозрительным любопытством играли, как с давнехонько не попадавшейся на глаза куклой, прямые наследники тех, кто когда-то расстрелял Гумилева. Из-за исторической близорукости они не допускали, что организация, порожденная революцией, до времени или поздненько изволит откушать их самих. Такая же судьбина постигла и многих бывших курсисток-идеалисток, онаганившихся и следом опоганившихся в крови и грязи.

Но, будучи ещё идеалистками, они зачитывались посмертно опубликованным дневником Марии Башкирцевой (1860 1884), безвременно умершей талантливой художницы, которая с юных лет вкушала европейское свободомыслие и более того анонимно переписывалась с Мопассаном. Ей посвятила свою первую книгу Вечерний альбом Марина Цветаева, ее образ мечтали сыграть Грета Гарбо и Кэтрин Хепберн. Это была непритворно искренняя исповедь, может, раздражающе притязательная, но вместе с тем беззащитно непритязательная: Уж не выйдет ли из меня в конце концов так называемая непонятая персона?.. Вот если бы кого-нибудь кто целиком понял бы меня, перед кем я могла бы вся высказаться Кто понял бы всё, и в речах кого я узнала бы свои собственные мысли!.. Родственная душа Но где же она, эта суть человеческая?

Таких душ в мире оказалось значительно больше, чем Башкирцева могла допустить. Ни одно одиночество не одиноко. Одной из родственных душ Башкирцевой стала преподавательница Елизавета Ивановна Дмитриева (в замужестве Васильева), с детства болевшая костным туберкулезом, из-за чего восемь лет была обречена на неподвижность, а далее броско прихрамывала.

Люди, которых воспитывали болезни, они нимало иные, вовсе особенные и вот в текущее время я ничего не знаю, но только что-то слышу, а им всем кажется, что у меня открыты глаза.

И мне хочется, чтобы кто-нибудь стал моим зеркалом и показал меня мне самой хоть на одно момент. Мне несладко нести свою душу. По-моему, юная Лиза (или, как ее звали близкие, Лиля) начала чиркать вирши совсем не от первой влюбленности, а от ужаса и отчаяния затем того, как была соблазнена в тринадцать лет другом ее матери, тот, что, как набоковский герой, начал культурно развивать свою Лолиту.

Ее сестра умерла в три дня от заражения крови, а супруг сестры застрелился. При Лизе, т.е. при Лиле. Если доверять Волошину, она рассказала об этом со странной интонацией: Я знала, что он застрелится. Я только ждала. И когда последнее дыхание, более того был страх: разве не застрелится? Но он застрелился. Их хоронили сообща. Было весело, как свадьба Каким все-таки мазохистски изломанным было русское декадентство перед гибелью Помпеи не это ли раздразнило Везувий?

Одна из немногих близких подруг Дмитриевой, Елена Гуро, неплохо понимала причину ее скрытности, безуспешно пытающейся выскочить к открытости, которая освободила бы от скопившейся внутри нестерпимо невысказанной боли. Конечно, молитвенные строки стихотворения Гуро обращены к святой Елизавете, но я позволю себе пускай более того ошибочно догадываться: ещё и к Елизавете Ивановне: Ты безгрешная потерпевшая сторона вечерняя Роза эдемская Елизавета. Но спасительная исповедальность в стихах подруги никак не получалась. Мало того, что к собственному лицу всю дорогу непросто пробиться, так к нему начали примерять маску позанятнее, убеждая, что она значительно интересней собственного лица и что падкий до красивостей читатель попадется.

А уж кто больше любил красоту стиха, чем Николай Гумилев, написавший строфу, которую приводят как образец литературной отточенности, где всё играет самонаслаждающимися аллитерациями, как поигрывающие мускулы наслаждаются сами собой: Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвет наган, Так что сыпется золото с кружев, С розоватых брабантских манжет.

Вот его-то, на фортуна родное и беду, встретила Дмитриева в 1907 году. Он был ещё окончательно мальчишка, бесцветный, мрачное лик человеческий, шепелявый говор, в руках он держал небольшую змейку из голубого бисера. Она меня больше всего поразила. Но и бисерная змейка может смертельно укусить. Помните предупреждение Тютчева деве: Твоей святыни не нарушит Поэта чистая лапа, Но ненароком существование задушит Иль унесет за облака. Ни поэты, ни девы с тех пор не изменились. Стоило Гумилеву повстречаться с Дмитриевой сквозь пару лет и он уже написал ей: Не смущаясь и не кроясь, Я смотрю в глаза людей, Я нашел себе подругу Из породы лебедей. Он предложил ей руку и сердце, а она ему отказала, хотя не хотела его разобидеть, но не хотела огорчить и своего жениха инженера Всеволода Васильева. А тут ещё в ее жизни появился Макс Волошин, которого также не хотелось обижать. Она, ещё безупречно не сформировавшаяся как стихотворец, оказалась яблоком раздора двух одареннейших поэтов Серебряного века. Дело дошло до дурацкой дуэли между ними, когда никто, к счастью, не был убит.

Оба поэта, ведущие себя как большие эгоистичные дети, с детской неразумной жестокостью превратили Дмитриеву в игрушку своих страстей, забывая, что она болезненно ранимый и значительно больше, чем они, чадо.

Волошин, изобретательный режиссер, искусно поставил на страницах главного модернистского журнала Аполлон спектакль, героиней которого была несуществующая мистически одержимая аристократка Черубина де Габриак, сочинять вирши от имени которой согласилась скрытая в тени хроменькая преподавательница. Расчет Волошина на провинциализм читателей сработал. Они клюнули на Черубину, развеявшую на время тошнотворную скуку обыденщины с безвольным царем и казнокрадами около него, с благодушными городовыми, не замечающими, как почва раскаляется под их сапожищами, с бессмысленной Думой и маниловско-ноздревскими земствами, каковые до сих пор кажутся национальным спасением единственному человеку в России бесстрашному и по заслугам знаменитому писателю, но с глазами, глядящими вспять.

О судьбе же самой актрисы после этого неизбежного разоблачения легенды более того Макс Великодушный, увлекшийся постановочными эффектами, не подумал. А послушно готовые к самовоспламенению мифоглотатели оказались мстительно разочарованными и более того приписывали авторство стихов самому Волошину, что было явной натяжкой.

Волошин, мощный в гражданских стихах, но высокопарный и какой-то жестяной в лирике, никак не мог черкануть такое, в частности, прозрачнейшее четверостишие: В тени случайного порога / мне больно проводить зарю. / И лучше сердца ты не трогай. / Не всё тебе я говорю или такие обжигающие строки: Разорвать ненавистной неволи Эту крепкую, цепкую нить, Оскорбить, до конца оскорбить, Так, чтоб губы белели от боли.

Вот в чем ее беда ей внушали, что она должна исповедоваться посторонний, а не своей исповедью, теряя ощущение, где она сама, а где что-то только отдаленно похожее на нее или окончательно непохожее.

Глубже других поняла Елизавету Дмитриеву Марина Цветаева, цитировавшая на память ее строки: И лик бесстыдных орхидей Я ненавижу в светских лицах! Образ ахматовский, потрясение мой, отметила Марина Ивановна, вирши, написанные и до Ахматовой, и до меня

Цветаева дала гениальную метафору конца Черубины:

Их было полно, она одна. Они хотели видать, она схорониться. И вот увидели, то есть выследили, то есть изобличили. Как лунатика окликнули и окликом сбросили с башни ее собственного Черубининого замка на мостовую прежнего быта, о которую разбилась вдребезги.

Елизавета Ивановна Дмитриева Вы?

Я.

Так же читайте биографии известных людей:
Елизавета Дмитриева Elizaveta Dmitrieva

Елизавета Дмитриева - русская поэтесса, переводчик. Родилась 31 марта 1887 года.Елизавета Дмитриева наиболее известна под псевдонимом Черубина де..
читать далее

Елизавета Кульман Elizaveta Kulman

Рано развившись и обнаружив выдающиеся лингвистические способности (свободно владела десятью языками) и поэтическое дарование, Кульман получила..
читать далее

Елизавета Водовозова Elizaveta Vodovozova

Русская детская писательница, педагог, мемуаристка.
читать далее

Елизавета Кологривова Elizaveta Kologrivova

Русская писательница и переводчица.
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий