Известные люди

»

Иван Якушин

Иван Александрович, не могли бы Вы поведать о тактике действия кавалерии в Великой Отечественной Войне и о Ваших действиях, как командира противотанкового взвода?

-В кавалерии строй такой: в особенности полковая артиллерия придавалась прямо эскадронам. Легкая артиллерия, как наша противотанковая у нас первоначально были сорокапятки, а опосля 57-милиметровые, также. Причем у нас было не так, как в пехоте сорокапятку дара лошаденок тащит, а четыре. 57-мм пушку шесть лошадей тащили. Вот такое численность, причем кони сильные, упитанные. Наша проблема не оторваться от эскадрона. А эскадрон это как вихрь, надобно с ним всю дорогу поспевать. Во время наших боевых действий в тылу, или, как ещё называется, на оперативном просторе, у нас каждому эскадрону придавалось орудие. Мне, как командиру взвода, необходимо было находиться у того орудия, где наиболее опасные моменты могли появиться во время боя. Поэтому я был в основном при орудии, которое прикреплялось к головной походной заставе. Я туда выходил. Другое орудие в другом эскадроне, оно было в других местах. Иногда наступали также, и у меня наступал разрыв со вторым орудием. Я же не могу в двух местах находиться в то же время. Правда, были моменты, когда два орудия были вкупе, но это было нечасто. Когда рейд в тыл противника, типично орудия были особо. Когда передышка я перехожу к другому орудию.

Как раз так и случилось в эпизоде с пленным немцем. Я прихожу ко второму орудию, а пацаны там обедают, кок им обед привез. Я прихожу, смотрю германец с ними сидит. Говорю: а это что?! А они говорят: друг лейтенант, ну он идет, видит, что мы едим, у него слюнки текут. Мы ему ком, вот он и подсел. Я говорю: ну и как он? гут А как его зовут хоть? Да Фриц его зовут. Я говорю: Так может он не Фриц? да он отзывается. У нас все немцы были фрицы. Я с этим немцем попытался побеседовать. Он все гут, гут. Короче, он захотел остаться при орудии. А у нас уже были выбывшие некоторые бойцы, вкалывать некому было. Ребята говорят: ну пускай он у нас будет подтаскивать снаряды. Я говорю: ну если он согласен, то давайте. А тот все: о, гут, гут!. То есть он был согласен на такие вот действия. Откуда он взялся? Конечно, он никакой не фашист, без затей, видно, из крестьян. Лошадей он крайне любил и мог за ними ухаживать, показал нам. Просто попал в такую передрягу. А так вообще действия нашего корпуса были такие: как только долговременную оборону противника пехота прорвала километров пятнадцать в глубину, то туда пускали подвижные части. Это механизированные корпуса, танковые корпуса, и кавалеристы. Как ни необычно, на них больше надежды возлагали. Потому что там, где не пройдет танк, где не пройдет механизированная колонна, кавалерия постоянно пройдет. Препятствий для нас никаких не было.

Кавалерия действовала как пехота. Как у нас был организован марш? Сначала идут парные дозоры, головные и боковые. Затем, на расстоянии звуковой и зрительной связи движется головная походная застава. Это усиленный взвод сабельный и орудие с бричками, и тачанка. После этого, заново на определенном расстоянии шел головной отряд полка. Встречи с противником мы двигались и ночью, и днем. Бывало так, что немцы пропускали наши головные дозоры, и встречали огнем головную походную заставу. Завязывался мордобой. Если мелкий заслон мы сметали его своими силами. Если заслон дюжий и нам самим не совладать, то в это время подходит головной отряд, спешивается и ведет махач в пешем строю. Если и головной отряд не справляется, враг здорово укреплен, тогда вступают силы полка. Но и то не вечно так делалось. Иногда комполка высылал разведку, чтобы она разведала пути обхода заслона. После чего эскадроны полка обходили тот самый заслон и продолжали движение. А нам инструкция отколоться от противника и усесться на хвост полковой колонне. Так мы двигались и в Белоруссии, и в Германии, и в Польше. Правда, в Польше меньше боев было.

Я это рассказываю, оттого что в текущий момент многие говорят: ну какая кавалерия во время Отечественной войны? Там танки, самолеты, техника. Ничего подобного. Семь кавкорпусов было, все прошли войну. С начала и до конца войны. Причем все получили звания гвардейских, а гвардию тогда нетрудно так не давали.

Как действовала кавалерия в Отечественную войну? Лошадей использовали как снадобье передвижения. Были, конечно, и бои в конном строю сабельные атаки, но это нечасто. В основном лошадь была средством передвижения. Если неприятель мощный, сидя на коне с ним не сладить, то дается команда спешиться, коноводы забирают коней и уходят. А конники работают как пехота. Каждый коновод забирал лошадей пять с собой, и отводил их в безопасное местоположение. Так что на эскадрон приходилось немного дядя коноводов. Иногда начальник эскадрона говорил: покинуть на весь эскадрон двоих коноводов, а остальные в цепочка, помогать.

У меня была мало другая обстановка. Я же не могу пушку все время волочить вперед. Поэтому бывали моменты, когда я коренников сберегал, и на только переднем и среднем уносе подтаскивал пушки. А иной раз и всей упряжкой выскакивал на огневую позицию, коноводы отстегивали упряжку, безотлагательно же ее уводили, а мы в это время вели пламень. Когда нужно заменить позицию, связного посылали к коноводам. Расчет у нас также на конях. Правда, изредка не хватало коней, и расчет легко садился на пушку. А позже, в Германии, когда коней хватало, все на конях были. Правда, я наводчику и замковому разрешал на пушке ехать. Там удобнее, чем на лошади. Еще мешок с овсом лежит истина, если задремать и свалиться, то разрешено под колеса угодить.

Тачанки также использовались только как снадобье передвижения. При конных атаках они реально разворачивались и как в Гражданскую войну шпарили, но это было не зачастую. На моей памяти за два года в корпусе сабельные атаки в конном строю были раз шесть всего, не больше. Сабельные атаки были только когда немцы сбиты с позиций, бегут, и мы их догоняем и рубим. Так в Белоруссии было. Немцы бегут по полю, наши конники их догоняют, рубят с размаху. Я со своей пушкой скачу по дороге, чтобы не оторваться от эскадрона. Слева танки идут, гром стоит, руководить голосом нереально. Чтобы как-то править боем, я вытащил шашку из ножен, и показывал ей ориентация движения. И тут мне под копыта лошади выскакивает на дорогу какой-то фриц ошалевший. Конь шарахнулся, а я его с размаху рубанул. После боя ездовой мне говорит: что надо ты его рубанул, он свалился в кювет и больше оттуда не появлялся.

А так как завязался махач, так пулемет с тачанки снимают, коноводы коней уводят, тачанка также уходит, а пулемет остается. Тачанки все были стандартные, и брички были также стандартные. Нестандартные брички у нас были только когда мы из Германии потом войны уходили, тогда каждому взводу разрешалось по три брички цивильных схватить для трофеев. Но они шли особняком, не с боевыми порядками, а километров тридцать позади, чтобы не позорить, как Суворов говорил, русское воинство.

какие у Вас были отношения с комиссаром (замполитом) и офицером Особого отдела?

-Наш комиссар, Выдайко, был нам как мамаша родная. Солдаты к нему обращались по всем вопросам, не стесняясь. И в бою он также был храбрым, в Белорусскую операцию погиб. После него был стареющий, не таковый боевой, все больше со штабом. А Выдайко был из молодых.

С офицером особого отдела у меня особых отношений не было, видел я его нечасто. Он все время был при штабе. После ранения на Курской дуге в 1943 году я был направлен в запасной полк, где мне не понравилось, и я написал рапорт о направлении на фронт, и был отправлен в кавалерию. После первых боев руководитель особого отдела ко мне подошел, и говорит: слушай, меньшой лейтенант, твоего личного дела нет. Я говорю: и дальше что? Да ничего, иди. У меня на душе как-то заскребло, потому как тогда могли и шпионом окрестить, и что угодно. Это в текущее время у офицеров книжечка, там фотография, и все такое. У нас же не было ничего, была нетрудно бумажка, что я меньшой лейтенант, и все. Плюс личное занятие, которое передавалось по линии Министерства обороны. Потом еще раз бои прошли, вновь я его встречаю, спрашиваю: ну как мое личное занятие? Да не беспокойся Дошло? нет, не дошло, но Москва подтвердила. То есть копия моего личного дела была в Москве. Были ещё такие вещи он собирал собственный состав, в особенности коммунистов, и говорил: вот приходит пополнение, вы прислушивайтесь, если что докладывайте. Это было в особенности когда начало прибывать пополнение с раньше оккупированных территорий. Ну что сообщать? Он приходил раз, спрашивает: ну как у вас? Я говорю: а что сообщать, мы в боях все время! А какие разговоры? Да нормальные разговоры. У нас и не было таких разговоров. Так что они следили, и отношения были настороженные.

У нас в кавалерии была такая хорошая вещь у нас всем командирам взвода не только карту выдавали, но и перед всеми командирами, вплоть до командира взвода включительно, ставили задачу. Это оттого, что все действовали независимо я более того командира батареи в наступлении не видел, только в обороне. Поэтому нужно было, чтобы все знали задачу и путь движения.

какие у Вас были погоны и знаки различия?

-У меня были погоны с красным кантом, артиллерия. Поэтому начальник полка все время мне при встрече говорил: а, пехота!. А погон нет, только кавалерийские, с синим кантом. А у меня алый кант. Я взял кавалерийские погоны, но поставил на них артиллерийские эмблемы. Какие у танкистов в нашем корпусе были знаки различия, я не знаю, я с ними не встречался.

Были ли у Вас какие-то эмблемы на машинах корпуса?

-У нас на всех машинах, бричках и танках, более того на самолетах корпуса была эмблема. Эмблемы были у всех подвижных корпусов, и это крайне существенно было. Когда я прибыл, эмблема была лошадиная башка и цифра три. Потом ее сменили на подкову, и в центре номер корпуса. Потом ещё какая-то эмблема была. Когда я догонял свой остов, я по эмблемам ориентировался. Это следом ранения. В госпитале меня направили в запасной полк. Я говорю: пацаны, есть у кого красные или синие карандаши? Я взял это ориентация, перечеркнул ориентация в запасной полк и написал сверху в свою часть. И поехал догонять остов. Самое интересное, что никто меня нигде не задержал. Эти заградотряды, все это ничего я не видел. Может быть, если бы я от фронта двигался в тыл, то меня прихватили бы, а так нет. Когда я искал остов, я в основном выходил на комендантов городов. Они мне давали талоны на питание по этой бумажке, где я сам написал в свою часть. Еще я у девчат-регулировщиц спрашивал: не проходили с подковой машины? Они отвечали: проходили, но уже давно. Последний раз я был также у местного командира, он говорит: я знаю все фронтовые части, которые тут проходили, но вашей части не знаю. Видимо, особенно засекреченная какая-то. А остов свой на самом деле был засекреченный если появилась на линии обороны кавалерийская количество, то все, значит, быстро будет штурмование, ориентация главного удара. А это и есть самое конфиденциальное. Поэтому когда мы к фронту подходили, нас обыкновенно загоняли куда-нибудь в леса, если куда вылезать погоны меняли на какие-нибудь другие, с красным кантом или ещё какие, чтобы не засветиться. Я этого местного командира спрашиваю: а что мне в настоящее время работать, чтобы количество мою сыскать?. Он говорит: вот тебе адресок, сходи туда, там тебе все объяснят. Что за адрес, что за доля я не спрашивал, местный командир города все-таки. Пришел туда, объясняю, в чем занятие. А это оказался оперативный отдел штаба фронта. Я представился, объяснил ситуацию, и они мне дали ориентация. По дороге я ещё одного офицера встретил, они также не знали, куда ехать. Они на броневике были, также отстали, не знали, куда ехать. Так что я ими командовал.

Эти эмблемы стояли более того на самолетах корпуса, было у нас немного кукурузников. В основном для связи. Когда мы попали в окружение под Невелем, они нам сбрасывали сухари. Эти сухари больше к немцам падали. Нам оставалось только облизываться. А вообще мы все время в рейде, так что считай все время в окружении. Но в настоящее окружение мы попали только под Невелем.

Интересно, что в Германии, когда у нас были бои не все же мы легко маршем шли, было и несладко. И вот, остановили немцы нас. Завязался махач, головная застава завязала мордобой не может совладать, головной отряд подошел также не может совладать, вышел полк, основными силами, и также не может ничего соорудить. Очень литой жар, надобно обходить тот самый заслон. Командир полка вызвал эскадрон танков. Эскадрон танков вышел так пожгли фаустами. Фауст это такое оружие сильное, уместно сказать. Один дядя может прибрать танк. Так вот, немцы танки пожгли, а позже наши разведчики притащили оттуда языка. Фольксштурм. Пацан, лет шестнадцать. Он плачет, у него и слезы и сопли текут. Комполка собрал всех офицеров, показал пленного парнишку, и говорит командирам эскадронов: Вот кто перед вами стоит! Мальчишки одни! Так давайте, сбейте их!. На нашем участке на нас выпала молодая поросль. Почти все наши тридцатьчетверки пожгли фаустпатронами.

Иван Александрович, у Вас были специальные наставления по борьбе с немецкими танками?

-Вообще с распознаванием танков противника и наставлениями было скверно. Еще до того, как я попал в кавалерию, на Центральном фронте, нам выдали наставления: уязвимые места танка Тигр. Это как раз перед Курской битвой, когда новые немецкие танки появились. А в кавалерии у нас никаких наставлений не было. Так что мне, как занятия проводить, приходилось пользоваться немецкими книгами по советской артиллерии. Когда мы немецкие штабы захватывали, я любил там порыться, поискать что-нибудь. Попалась мне книжонка Советская артиллерия. А там и моя сорокапятка, и 57-милиметровая пушка, и все на свете. Так что я занятия по ней проводил. Было забавно, когда приехал проверяющий из штаба корпуса, и говорит: лейтенант, у Вас в плане занятий стоит штудирование наставления по 57-мм пушке, а где Вы его взяли?. Я отвечаю: А вот оно! а отчего немецкое? а советских нет!.

Так что с наставлениями у нас было не ахти, а с картами было отлично. Мы так стремительно продвигались, но карты были всю дорогу. Всегда они опережали нас. Были карты, которыми мы по сути дела не успевали употребить, потому как что скоро шли.

Как было организовано питание лошадей и личного состава, когда Вы уходили в прорыв?

-Питание лошадей боевой мерин в день должен обладать четыре килограмма овса. Бричечная лошадь шесть килограммов овса. Наша, артиллерийская восемь килограммов овса. Я не помню ни разу, чтобы когда-нибудь была задержка с овсом. А вот с грубыми кормами (сеном и соломой) бывали проблемы. Страшное занятие. В Витебской области пришли, а там ничего ни сена, ни соломы. Кони начинают коновязи грызть, а это может быть и колики и что угодно. Комбат говорит: давай, поищи солому хоть где-нибудь. Пришлось у старых брошенных домов крыши соломенные снимать. Я четыре воза привез. Так штаб узнал, и единственный воз отобрал.

Питание личного состава было вообще неплохое. Единственное, что до нас не доходило это эти сто гр. Все говорят: сто гр, сто грамм. Да не было у нас их ни черта! Очень нечасто до нас они доходили. Начальству же также нужно глотнуть, и побольше! Так вот сколь ему начпрод дивизии отольет, столь туда он воды добавит. То же самое в полку, так что эта беленькая, которая доходит до солдата, в ней единственный аромат остается. Когда мы вошли в Германию, был распоряжение по дивизии: все части, вошедшие в Германию, переходят на самообеспечение. Так что наша родная Россия больше не обеспечивает нас ничем. Мы там захватывали склады, спирту было завались. Единственно, что необходимо было обозревать, чтобы спирт был не метиловый.

Тогда, в Белоруссии, когда мы крыши с домов на солому снимали, был эдакий момент. Едем, а там бои недавно прошли, и мерин прихлопнутый на опушке валяется. У меня был таковый Ведерников. Я еду, чуть-чуть дремлю уже. Смотрю, Ведерников с брички последней соскочил, куда-то побежал. Ну, немного ли, нужно оправиться человеку. Не придал значения, что он побежал к этому коню. Смотрю, и думаю: а чего это он с топором побежал? Потом остановились у беженцев, в одной избе груда народу набилось. Подъехали уже ночью. Ведерников говорит: приятель лейтенант, подремлите, я тут покуда похозяйничаю. Хозяйка также говорит: ложитесь с моими детьми, поспите. Я лег, там все вповалку лежат, и заснул. Потом Ведерников меня будит, говорит: друг лейтенант, вставайте, поедим, у меня все готово. Я слышу: аромат мяса, картошки. Картошки там хватало. Он весь котел наварил. Я думаю: откель? Нам же консервов нимало негусто дали. Рядом молодушка сидит, спрашивает: У вас ненароком не конина?. Он отвечает: да что вы, неужто служивый кониной кормят? У нас отборная говядина. Я поел, и только опосля у меня мелькнула идея, что он у того коня убитого оттяпал ногу и сварил. А эта молодушка говорит: если бы конина, меня бы немедленно стошнило. Он ее позже спрашивает затем обеда: ну как? Она отвечает: ой, благодарю, за всю войну мяса наелась. Он ей: так это конина. Знала бы она ещё, что это за конина была с убитой лошади в лесу! Это были редкие случаи, а так кормили недурственно.

Кухни отставали, но нас немцы кормили. Точнее, мы у них еду захватывали. Особенно последние бои, когда мы аэропорт захватили чего у них там только не было! Мы ибо хватали еду у них не только так, что поели и ушли, мы с собой про припас забирали. У меня на взвод четыре брички, не говоря о двух орудиях. Так что есть куда положить трофеи. Когда кухня приехала следом захвата аэродрома, кашевар говорит: приятель лейтенант, я самое изысканное приготовил, у меня вина французские, а солдаты не идут! Я ему отвечаю: а что им топать, они уже наелись. Там у администрации аэродрома чего только не было.

Эпизод 1 Заслон. Бои на границе Восточной Пруссии

Еще не вернулся командир батальона, как меня посредством связного вызвали к командиру полка. Не доезжая до штаба, я встретил комбата, тот, что сообщил, что положение нашего корпуса серьезное и, видимо, свойский полк вернут вспять для прорыва окружения, а мой взвод со вторым эскадроном останется в заслоне.

Я заметил, что второй эскадрон поддерживает взвод гвардии лейтенанта Зозули Е. К.

У Зозули хозяйка и двое детей в Виннице как бы про себя ответил командир батальона. И я был уже сам не рад, что напомнил комбату о Зозуле.

Подъехали к штабу. Я доложил командиру полка о своем прибытии. Утро стояло солнечное. Птицы в лесу заливались на все лады. Немец молчал. Офицеры полукругом обступили руководство полка.

Шел 1123-й день войны.

У деревни Волокуша бойцы нашей дивизии спилили первостепеннный вражеский пограничный столбик номер 48. Самолетом он был отправлен в Москву, в Центральный Музей Советской Армии.

Но лица офицеров были строгие, они сосредоточенно слушали начальника штаба гв. капитана Тодчука В. Ф., тот, что докладывал обстановку.

Во второй половине дня противнику удалось сшибить с позиций наши стрелковые части и отдать себе район Лойки Балля Церкевна Келбаски.

Иван Александрович Якушин, 1945 год (фото из архива И. А. Якушина)

- Враг перерезал коммуникации корпуса

Части дивизии СС Мертвая Голова и пехота противника опрокинули заслон 5-й гвардейской кавдивизии в Липске и сызнова овладели городом;

Корпус охвачен с трех сторон с запада, юга и востока численно в немного раз превосходящими силами противника;

Только на севере поддерживается непрочная связь с 174-й стрелковой дивизией, которая ведет упорные бои, неся тяжелые потери;

Обстановка плацдарма осложнилась, нависла опасность полного оперативного окружения корпуса;

Командование корпуса приняло заключение на некоторое сокращение обводов занятого нами района

Офицеры молчали.

Военный сбор командиров завершил начальник полка гв. подполковник Ткаленко П. Ф. Он сказал:

Полк отходит в заданный командиром дивизии район. Для обеспечения беспрепятственного отхода полка на месте остается заслон в составе усиленного второго эскадрона, взвода противотанковых орудий младшего лейтенанта Якушина и минометного взвода гвардии старшины Водзинского Д. И. Заместителем начальника заслона по артиллерии назначаю гв. младшего лейтенанта Якушина. Командование полка надеется на вас. Задача вам ясна сражаться до последнего снаряда и патрона! Без приказа не отдаляться! Есть ли вопросы?

У нас вопросов не было.

Приказ выполним по-гвардейски! был свойский отклик командованию полка.

Полк тихо и скрыто снялся с занимаемых позиций и растворился в утреннем тумане.

Мы, горстка бойцов заслона, остались единственный на единственный с озверелым противником, защищающим близкое звериное логово.

Впереди Августов и Восточная Пруссия.

Сзади никого, а точнее, только завалы, заграждения и мины на дороге.

Установив орудия на огневые позиции и предупредив командиров орудий без моей команды не палить, я пошел к комэску (начальнику заслона) для согласования наших действий.

Немец молчал, редко ведя ружейный беспокоящий жар. Но затишье это было тревожное. Со стороны противника все отчетливее слышался гул моторов, лязг гусениц. Фашист подтягивал танки и САУ.

Предстоящий махач предвещал быть жарким, и именинниками в нем будем мы артиллеристы противотанковой батареи.

С комэска мы обсудили, как лучше новости себя в данном положении. Решили не дразнить немца, а самое главное не вручить ему разобраться, что нас чуть-чуть, что основные силы ушли. Надо было приберечь патроны, мины и снаряды для решающей схватки, а покуда решили постреливать из стрелкового оружия, тем больше что мины у минометов были на исходе и старшина Водзинский должен будет палить только на разгромление.

Уходя к комэска, я боялся за своих бойцов, чтобы они не выпили лишнего, благо трофейные брички со всем этим добром стояли нетронутые. Приказал командирам орудий выдать бойцам по сто гр, и не больше. Каково же было мое изумление, когда я, вернувшись на огневую позицию, удостоверился, что все мои бойцы отказались от спиртного и были до неузнаваемости серьезными и сосредоточенными.

Да, в заслоне не шутят и нечасто когда из заслона возвращаются живыми. Каждый готовился с честью провести свой крайний мордобой и перед смертью уложить как позволительно больше фашистских гадов. Пусть дорого они заплатят за наши жизни.

Командиры орудий в тот, что раз проверяли подготовленность орудий к бою. Пока ещё не завязался махач, и было время, ещё и ещё раз проверяли все: орудия, снаряды, маскировку, окопы, стрелковое оружие, гранаты, схему ориентиров, подготовленность к круговой обороне и так дальше.

В бою, притом неравном, с многократным превосходством у противника, времени на подготовку орудий не будет и каждая оплошность и упущение будут дорого стоить.

Расчеты заканчивали оборудование запасных огневых позиций, расчищали скрытые пути доставки к ним орудий.

В воздухе на бреющем полете появился желтокрылый самолет-разведчик. Летел он вызывающе невысоко, высматривая расположение наших позиций, желая как бы принять жар на себя и таким образом засечь наши огневые средства. Сделав единственный круг над нашими позициями, пилот, явственно, не стал больше дерзать и авиалайнер скрылся за лесом.

Мы ждали начала наступления

Но германец не торопился и продолжал накапливать силы, подтягивать к нашей обороне свои резервы, сосредотачивать супротив наших позиций свою боевую технику. Шум моторов и лязг гусениц не прекращались. Фрицы готовили здоровый таран, и это было ясно более того новобранцу.

Обедали без аппетита. В мозгу все время сверлила думка о предстоящем бое.

Вдружбан с той стороны, куда ушел полк, в первую голову негромко, а опосля явственно стал слышен топот копыт одиночного всадника. Все насторожились. Всадник широкой рысью приближался к нам. Бойцы как-то тотчас притихли и навострили ушки. Я вышел навстречу всаднику. Им оказался связной штаба нашего полка. Поприветствовав меня, он спросил начальника заслона. Я сказал, что я его заместитель и поведу его к начальнику заслона.

С чем прибыл? спросил я его по пути довольно еле слышно.

Сниматься! так же тихонько ответил он. Его реакция был как отмена смертного вердикта. Гора с плеч, могильный булыжник с души.

Ну, гады, в настоящее время только отстать от вас, вылезти из соприкосновения с вами, и мы спасены! подумал я, направляясь со связным к комэску.

Узнав приятную новость, комэска тотчас стал готовить эскадрон к отходу.

Командир полка отзывал заслон по двум причинам. Первая заслон выполнил свою задачу, полк удачно оторвался от противника. Вторая необходима была наша поддержка для прорыва окружения.

Я предложил свой проект отхода заслона: я с орудиями отхожу на пространство 400500 метров не доходя до коноводов эскадрона, и огнем своих орудий прикрываю их отход в пешем строю. Как только эскадрон поравняется с орудиями, я отхожу в район коноводов (на опушку леса) и оттуда еще раз огнем прикрываю отход эскадрона.

Комэска одобрил мой проект и мы принялись за его претворение в жизнь. Ведя пламень, мы перекатами подошли к месту размещения коноводов. В одно миг конники были в седлах, пулеметы на тачанках, и эскадрон вытянулся в боевую колонну.

Связной доложил, что путь заминирована, а сквозь небольшие интервалы были сделаны завалы из крупных деревьев.

Для конников эти препятствия не составляли труда одолеть, не так нелегко было миновать лесом тачанкам и бричкам с минометами. Сложнее было артиллерийским упряжкам. При поворотах между деревьями постромки передней пары цеплялись за ветки и препятствовали продвижению коренной пары лошадей. Да и передок с орудием не приспособлен выписывать замысловатые вензеля между нередко растущими деревьями. Орудия стали отставать от колонны. Такой строй меня не устраивал, тем больше что фрицы в каждый миг могли присесть мне на хвостище. Я потребовал от комэска определить за мной тачанку и не менее одного сабельного взвода, что и было сделано. Конники помогали расчетам моих орудий преодолевать узкие места лесного бездорожья на всем пути до основных сил полка.

В полку нас не ждали, считали погибшими, да им было и не до нас, они вели махач, пробивая колечко окружения. На нас смотрели как на людей с того света.

С марша и мы также вступили в махач, но это был уже рядовой махач, повсеместно были свои, и мы дрались не одни, а в составе всего полка. А на миру и конец красна.

Эпизод 2 Дуэль с танками. Бои в Восточной Пруссии.

Наш 24ый гвардейский кавполк в составе 5ой гвардейской кавдивизии обходным маневром 20 января 1945 года углубился в тыл противника и 21 января перешел южную рубеж Восточной Пруссии в районе Браухвальде.

Пройдя без выстрела ещё километров восемь, дорога ГПЗ преградили крупные силы противника, укрепившиеся в большом населенном пункте. Завязался мордобой. В мордобой включился и головной отряд (усиленный эскадрон).

Противник силами до двух батальонов с танками оказывал сильное сопротивление.

Населенный пункт находился на возвышенности. Я с орудием под прикрытием темноты остановился на дороге. Для уточнения обстановки был послан связной к командиру эскадрона. Шоссе, на котором остановилось орудие, круто спускалось вниз, а потом поднималось на возвышенность у самых крайних домов населенного пункта.

Головной отряд вел штурмование. В процессе боя загорелось немного зданий, которые своим огнем осветили остальные постройки. На противоположную от нас окраину, освещенную пожаром, выползли три танка.

Мы в темноте. По данным командира эскадрона, переданным мне связным, головной отряд захватил больше половины населенного пункта. Засады не возбраняется было не бояться. Принимаю вывод ликвидировать добро освещенные танки противника, повернуть орудие прямо тут, на шоссе, так как больше подходящей огневой позиции не поднять.

Расчет в основном состоял из нового пополнения и ещё не имел дела с танками, хотя на учениях стрелял нехило.

Танки были как на ладони на расстоянии 500600 метров, недурственно освещены, в то время как наше орудие было в темноте. С первого выстрела мы подбили головной танк. Но не успели мы сделать второй выстрел по замыкающему танку, как наше орудие осветило светом как-то тотчас вспыхнувшего ближайшего к нам дома. Незамедлительно последовал ответный пламень танков.

Надо было незамедлительно вносить изменения огневую позицию. При первом разрыве снаряда слева от орудия расчет без команды покинул орудие и отошел в укрытие в кювет. Командую: Расчет к орудию! Нужны были секунды, для того, чтобы слить станины и столкнуть орудие вниз, под уклон шоссе в безопасную мертвую зону. Но расчет, ещё не обстрелянный в танковых боях, медлил. И только когда я сам подбежал к орудию, ухватился за станину, и повторил команду с добавлением крепкого русского словца, расчет подбежал к орудию и начал сводить станины. Как ни чудно, но такие не предусмотренные уставом слова в нелегкий миг действовали безотказно.

Я отошел к кювету, подал команду Поднять хобот!.. и протянул правую руку в направлении, куда необходимо было скатить орудие. Но время было упущено. Не успел расчет осуществить команду, как очередным снарядом орудие было выведено из строя. Три бойца расчета получили ранения. Осколком снаряда был ранен и я, в кисть правой руки.

Подбежавшие санинструкторы начали перевязку и эвакуацию раненых в тыл. Я пытался сам индивидуальным пакетом изготовить себе перевязку, но левой рукой это не получалось. Из-за мороза кровь было нелегко стопануть, да и лапа, весьма замерзнув, шибко болела. Мне помогли. Только потом второго индивидуального пакета кровь перестала сочиться, а немного глотков из фляги замкомполка по политчасти согрели меня лучше всякой грелки.

Впоследствии, анализируя тот самый мордобой, ещё раз убеждался я в том, сколь навык и стойкость расчета обеспечивают четкое выполнение боевой задачи без потерь. Если бы расчет состоял из старичков, орудие без суеты было бы выведено из опасной зоны.

В последующих боях уцелевшие бойцы расчета уже не поддавались минутной слабости, ясно и стойко выполняли свои обязанности при дуэлях с танками.

Сражения с танками противника у нас, за редким исключением, проходили внезапно, скоротечно, во встречных боях, когда нет времени для выбора и оборудования огневых позиций, и пламень приходится новости с ходу.

И тут кто кого. Происходит своеобразная дуэль с танками, но право на начальный выстрел все же за нами. Но если ты его (танк) не уничтожил, то он не промахнется, и уничтожит тебя и твое орудие. Этого воспрещено отобрать у немецких танкистов палить они умели. У нас были и другие преимущества:

мы защищали свою землю, они вели захватническую войну.

Мы решительно стояли на земле, они были в железной коробке, начиненной взрывчаткой и горючей смесью.

Нас было тяжело отметить, они были на виду.

Эпизод 3. Последний махач в Германии

В конце апреля свой остов, форсировав реку Одер, вышел на оперативный простор и скоро продвигался севернее Берлина к реке Эльбе.

Отдельные боевые заслоны и небольшие гарнизоны противника сметались в скоротечных боях силами головных отрядов. Сталкиваясь с крупными соединениями противника, наши части обходили их, оставляя в своем тылу, и продолжали продвижение вглубь Германии.

Несмотря на небольшие потери, во взводе чувствовалась нехватка личного состава, в особенности в расчетах орудий. На одном из привалов, во время обеда, когда расчет третьего орудия с аппетитом расправлялся с нехитрой стряпней нашего повара, к ним подошел юный германский служивый (без оружия) и стал хлопотать что-нибудь покушать. Ребята усадили его на ящик со снарядами, дали ему котелок каши, хлеб, ложку. Фриц (так его прозвали в расчете) со словами данке, данке, гут стал с жадностью поглощать содержимое котелка. После того, как котелок опустел, пацаны предложили ему добавки, и германец справился и с добавкой. Угостив его ещё и табачком, начальник орудия предложил Фрицу остаться при орудии. После многословных объяснений на смешанном русско-немецком языке и активной жестикуляции руками германец в конце концов понял, что ему предлагают. Не раздумывая, Фриц с удовольствием согласился.

Не поинтересовавшись его настоящим именем, все стали кликать его Фрицем. Он откликался на это имя, и с охотой выполнял приказания каждого из бойцов расчета. На фронте всякое бывало

Приблудшие солдаты не основополагающий раз получали преходящий приют в наших орудийных расчетах. Но это были наши, советские солдаты, пехотинцы и конники, отставшие от своих частей, а вот немецкого солдата пришлось приютить впервой.

Я не знал, сколь это противоречило международным конвенциям о военнопленных, но так как нахождение Фрица в расчете было по обоюдному согласию без какого-либо принуждения с нашей стороны, я не стал препятствовать такому содружеству. Так на пару дней Фриц стал внештатным членом (членом, но не бойцом) расчета, старательно помогая каждому. Вероятно, тот самый малый был из крестьян, так как мог обращаться с лошадьми. Шефство над ним взял единственный из ездовых, на бричке которого Фриц и устроился на время марша.

Наступил день Первого мая. Еще не все подразделения полка пришли в движение, когда по колонне передали команду:

Гвардии лейтенанта Якушина с одним орудием в голову колонны!

Командир полка поставил боевую задачу: второму эскадрону, усиленному противотанковым орудием и пулеметным взводом, выдвинуться в район шоссе на Виттенберге. Оседлать его и стопануть продвижение военной техники противника на запад.

На опушке эскадрон занял боевые порядки. Обстановка была такая: слева, метрах в 300, немецкая батарея ведет жар по нашим тылам. Противник нас не видит, ибо мы зашли батарее в тыл. Впереди по шоссе, на расстоянии одного километра, движется на запад большая колонна боевой техники противника танки, самоходки, тягачи с орудиями.

Принимаем решение: подбить одну из боевых машин и сформировать пробку на шоссе. Расчет орудия занял огневую позицию.

Короткая команда: к бою!

Лица бойцов серьезны. Даже пленный германец, которого пацаны уговорили занять местоположение в расчете, как вспомогательную силу, понимая всю серьезность момента, как-то подобрался и начал явственно реализовывать свои обязанности, подтаскивая ящики со снарядами к орудию.

Подаю команду: по танку, что в середине колонны! Подкалиберным, пламень! Снаряд трассирующий, его полет неплохо виден. Прошел капельку выше цели. Второй снаряд попадает верно в мишень. Танк разворачивается на 180 градусов и замирает, создав пробку. Движение колонны остановлено. Одни машины начинают съезжать с дороги, другие пытаются развернуться на забитом машинами шоссе. Теперь нам предстояло проворно и скрыто заменить огневую позицию.

Мы понимали, что как только мы откроем пламень, немецкая батарея развернется в нашу сторону, и будет ударять по нам прямой наводкой. Но произошло непредвиденное. Расчеты немецких орудий при первом выстреле разбежались в разные стороны хоть бы единственный выстрел из автомата в нашу сторону сделали! Но спереди, за батареей, слева от дороги в засаде стоял германский Фердинанд. Обнаружив нас по первому выстрелу, он открыл жар.

Первый снаряд разорвался с правой стороны, метрах в десяти от орудия. Вторым снарядом Фердинанд накрыл орудие. Был убит начальник орудия, наводчик получил небольшое ранение. От расчета остались боеспособными только наводчик и ездовые. Я также был ранен. Это было мое третье ранение. Наводчик нагрузил меня на Фрица, и с подоспевшими ездовыми всех нас, раненых, под прикрытием огня эскадрона отвели в безопасное местоположение и сделали перевязку индивидуальными пакетами.

Опираясь на наводчика, я вышел к полевой дороге. По дороге к нам навстречу двигался свой полк во главе с командиром полка и штабом. За их спинами развевались полковые знамена. Одно с Орденом Красного Знамени, полученным полком ещё в годы Гражданской войны в бригаде Котовского, второе гвардейское, полученное полком за Елецкую операцию в декабре 1941 года. Впервые за все время войны разрешено было лицезреть такую картину, когда посреди бела дня начальник полка со штабом и знаменами двигался к месту боя.

Наша группа выполнила боевой распоряжение, мы оседлали дорогу и держали ее до подхода полка.

Так же читайте биографии известных людей:

Иван Попов Ivan Popov

Родился в 1776 г. и 1 декабря 1787 г. поступил в Троицкий пехотный полк сержантом, затем переведён во 2-й Московский полевой батальон (впоследствии..
читать далее →

Иван Рейнсдорп Ivan Reynsdorp

Происходил из "датской нации дворян лютерского закона", в русскую военную службу вступил в 1746, первый офицерский чин получил в 1747, участвовал в..
читать далее →

Иван Шабунин Ivan Shabunin

Бывший губернатор Волгоградской области.
читать далее →

Иван Грозный Ivan Groznyi

Сын Василия IV Ивановича, великого князя Московского и всей Руси, от второго брака с княжной Еленой Васильевной Глинской, дочерью князя Глинского,..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий