Известные люди

»

Иоганн Зейме

Иоганн Готтфрид Зойме (Иоанн Готфрид Зейме, нем. Johann Gottfried Seume; 29 января 1763 - 13 июня 1810) германский беллетрист и стихотворец.

Сын бедного поселянина, изучал поначалу богословие, но, проникшись скептицизмом, оставил Лейпцигский вуз. Схваченный гессенскими вербовщиками, был зачислен в отряд, проданный ландграфом Фридрихом II англичанам, и отправлен в Америку. По возвращении Зойме дезертировал, но был опять схвачен прусскими вербовщиками. Вторичная попытка нестись не удалась, и только с трудом Зейме избежал смертной казни.

В 1792 Зойме прибыл в Варшаву, стал секретарем генерала Игельштрема и благодаря ему русским офицером; был некоторое время в плену у поляков. После смерти Екатерины II Зойме оставил русскую службу и, удалившись в Лейпциг, напечатал Wichtige Nachrichten ьber die Vorfдlle in Polen 1794 (1796); Zwei Briefe ьber die neuesten Verдnderungen in Russland (1797) и Obolen (1796-1798).

В 1801 Зойме совершил на своих двоих турне в Сицилию сквозь Австрию, Италию и вспять сквозь Париж. Он описал его в Spaziergang nach Syrakus (1803). Подобное же турне Зойме совершил в 1805 посредством Москву, Петербург, Финляндию в Швецию, описав его в Mein Sommer im J. 1805 (1807).

Человек честный, Зойме непреклонен в своих принципах; сурово и грубо высказывал он их, не заботясь о форме своих произведений. Эта черта его сочинений придает им большую цену, несмотря на их недостатки в литературном отношении. Интересную автобиографию начал Зейме в сочинении Mein Leben (1813; продолжена Клодиусом). Его Gedichte появились поначалу в Риге (1801). Его Sдmtliche Werke изданы в первостепеннный раз в 1835; нов. изд. в Nationalbibliothek Гемпеля (1879).

В Германии Иоганн Готфрид Зейме (1763 1810) с легкой руки Гете известен раньше всего как прославленный путешественник. Свой титул Зейме получил благодаря публикации путевых заметок Прогулка в Сиракузы в 1802 году и Мое лето 1805 года. Эти два путешествия Зейме первое на юг, второе на северо-восток есть толк подвергать рассмотрению в единстве, как отображение того политикоэстетического интереса, тот, что образованные европейцы второй половины XVIII в. испытывали в равной мере к классическому Югу и возвышенному оссианическому Северу. Классическое и возвышенное, рассудок и фантазерство, мера и безмерное в конце XVIII в. выступают как конкурирующие сферы позднепросветительской эстетики. Эти разнонаправленные принципы получают свою точную географическую привязку: в первом случае Италия или (реже) Греция, во втором Англия (Шотландия), Скандинавия или Россия.

Зейме, как профессиональный путешественник, в своих странствиях, разрешено вымолвить, освоил важнейшие для просвещенного европейца конца XVIII в. крайности эстетического и житейского опыта: он побывал и в Италии, стране солнечного света, тепла и ясности, и в ночных, лунных северных странах (Россия, Швеция, Финляндия).

Особые отношения связывают Зейме с Россией, представлявшейся мыслящим европейцам XVIII в. средоточием возвышенного природной мощи и политической энергии. Задолго до путешествия в Россию и выхода в свет в 1806 г. Моего лета Зейме по сути дела считался одним из специалистов по России. В 90-е гг., будучи секретарем главнокомандующего русской армией в Польше генерала Игельстрема, он стал непосредственным свидетелем восстания в Варшаве в 1794 г. Эти кровавые события описаны Зейме в одной из лучших работ Некоторые сообщения о событиях в Польше в 1794 году. Перу Зейме принадлежат кроме того политико-публицистические трактаты о российских самодержцах (Два письма о новейших изменениях в России со времени восхождения на престол Павла I, О жизни и характере российской императрицы Екатерины II) и Анекдоты к изображению характера Суворова. Наконец, на закате жизни Зейме ещё раз столкнется с Россией. В 1810 г. смертельно больному, обнищавшему Зейме по ходатайству Виланда и герцогини Веймарской перед царской семьей назначается годовая пенсионная выплата. Известие об этом приходит сквозь два дня позже его смерти.

Что бы ни писал Зейме о России, его суждения отличаются взвешенностью и беспристрастностью. В то же время Зейме, имеющий известность посреди соотечественников своим прямодушием, отзывается о России с непривычной для него дипломатичностыо. Когда я думаю о России, в моей душе всю дорогу возникает необычное смешанное ощущение. Нигде в мире не встретишь лучших людей, чем в различных провинциях этого необозримого государства: нигде в мире руководство не заботится так хоть отбавляй о благосостоянии провинций; и нигде в мире не делается так всего ничего для гуманности, справедливости и просвещения. Так завершает Зейме русский момент своих странствий летом 1805 г., переправляясь из Финляндии в Швецию. Корень зла, абсолютно, в крепостном праве. В России нет всеобщего образования, а есть только отдельные случаи рафинированности; нет всеобщей законности, а только отдельные случаи милосердия. Жуткое, непроходимое суеверие соседствует с необузданнейшим распутством, зачастую переходящим в атеизм, для которого мораль есть всего только узда для сдерживания глупцов. Здесь нет благосостояния, а есть только состоятельность и бедность, роскошь и нищета, между которыми нет перехода: зачастую они существуют вместе; домовитость в этом месте большая редкость. И все это следствие рабства.

Такое удручающее признание, сделанное Зейме уже за пределами России, контрастирует с красочными этнографическими картинками российской народной жизни, с восторженным описанием Петербурга, этого Эльдорадо на берегах Невы, с доброжелательными и подробными отчетами о новых и старых российских университетах в Москве и Дерпте (Тарту). Зейме заворожен динамикой российской внешней и внутренней политики, красотой и мощью российского имперского проекта, тот, что возник и начал реализовываться на глазах изумленных европейцев. Зейме убежден в том, что Россия полным ходом движется на Запад и с целью этого готов помиловать многое российской монархии.

Усилия Зейме направлены супротив варваризации России в европейском общественном мнении. В российских самодержцах, в противовес таким авторам, как Рейналь, он видит раньше всего агентов западной модернизации и Просвещения. Так республиканец и демократ Зейме в своих трудах, посвященных России, по сути дела выступает с консервативных, монархических позиций.

С этой точки зрения объяснима симпатия Зейме к Петру, Екатерине, Александру. К Павлу I он также относится с неподдельным уважением, стараясь выискать рациональное начало и логическую последовательность в реформах этого Гамлета на троне. В своих Письмах о правлении Павла I Зейме старается быть объективным и посвящает первое послание разбору промахов нового царя, во втором же концентрируется на оправдании его внутренней и внешней политики. Так, Зейме со знанием дела разбирает нрав военной реорганизации Павла I, сравнивая достоинства и недостатки оружия, снаряжения, воинских уставов различных стран, и приходит к выводу, что российская вс в том виде, какой она получила от Потемкина, в целом по своим боевым качествам могла бы, при сохранении собственных преимуществ и умелом использовании чужих достижений (в частности, больше совершенного прусского ружья), сделаться бесспорно лучшей армией в мире.

Строже всего Зейме судит Павла I за его судебную и административную перестройки. По мнению Зейме, сокращение числа губернаторств в России приведет к восстановлению дворянских привилегий, которые, как он с жаром утверждает в предисловии к Моему лету, по сути дела разрушают страна и препятствуют созданию нации в подлинном смысле слова. Обилие привилегий так же сомнительно, как и обилие законов, и в большинстве случаев и то и другое связано между собой.

Сравнивая административные реорганизации Екатерины и Павла, Зейме обращает участливость на принципиальный для России вопросительный мотив взаимоотношения центра и периферии, причем середина выступает у него как начало рациональное, организующее и упорядочивающее, тогда как глубинке, губернии воплощают хаос, произвол, рабство. Выступая горячим защитником централизации в России, Зейме, разумеется, имеет в виду свою родную Германию с ее раздробленностью. Говоря о политической ситуации в России, Зейме обращается раньше всего к своим соплеменникам. Наиболее очевидна эта апелляция в предисловии к Моему лету 1805 года, где Зейме с самого начала предупреждает читателя (немецкого), что его книжка имеет политический нрав. Что же Зейме понимает под политикой? Политическое все то, что как-то способствует или должно содействовать общественному благу, quod bonum publicum promovet. Политика есть для Зейме опека об общественном благе, которое, в свою очередность, сводится к справедливости. В этом смысле нацией для Зейме может именоваться только политическая общность людей, осознавших идею общего блага и справедливости. Единственной европейской нацией в этом смысле Зейме считает французов, да и те, по его мнению, родились как политическая нация из духа революционной справедливости в 1789 г. Никто, помимо французов, не заслуживает определения нации, более того греки и римляне, оттого что они в высокой степени обладали чувством, но не понятием естественного права и права народов.

Справедливости для нужно пометить, что попозже, по мере того как Наполеон все отчетливее примерял на себя одежды нового европейского диктатора, Зейме начал разочаровываться во французах как политической нации. Конечно, запрещено произнести, что местоположение французов как идеальной нации отныне занимают русские. И все же Зейме, при всем своем неприятии российской крепостнической системы, кажется, порой готов связать надежды на больше справедливое и гуманное правление аккурат с Россией.

Самое яркое подтверждение тому работа О жизни и характере российской императрицы Екатерины II, написанный прямо потом смерти императрицы. Книга эта представляет собой апологию Екатерины, ее возвышенный тон отличается от подчеркнутой сдержанности Писем о Павле I. Заявляя, что будет сочинять в свое время всего о характере российской императрицы, Зейме непоследователен в выполнении своей задачи. Его характерология в данном случае восходит к античным жизнеописаниям выдающихся людей Плутарху и в особенности любимому им Тациту. В портрете императрицы у Зейме как собак нерезаных идеализирующей риторики, индивидуальные черты отодвинуты на задний проект. Перед нами чисто политический образ, в котором выделены традиционные черты сильного правителя: энергия, выдержка, ум. В этом смысле характер Екатерины немногим отличается от характера других российских самодержцев Петра, Павла, Александра. Сравнивая Екатерину с Петром I, Зейме указывает на преемственность их внутренней и внешней политики, отмечая следующее различие в их деятельности: Петр Первый был творцом нации, его наследники водили ее на помочах, Екатерина Вторая отважилась сделаться ее воспитательницей. В своем описании правления Екатерины Зейме сознательно останавливается на судебной, административной и хозяйственных реформах. Он одобряет тяготение Екатерины отступиться от привилегий, волюнтаристских указов и обилия различных локальных прав для единообразного права. Под пером автора вырисовывается картина социального мира, которому не хватает последнего штриха акта об освобождении крестьян. Этот завершающий потрясение кистью, по мнению Зейме, императрице помешал соорудить лишенный смысла и несвоевременный бунт Пугачева.

В целом Зейме изображает российских царей не как захватчиков и колонизаторов, но как реальных политиков, заботящихся о безопасности и благосостоянии своего государства. Для этого он более того вводит совершенно в духе Макиавелли понятие двух политик, внешней и внутренней: Нации живут между собой в природном состоянии и, соответственно понятию разума, не могут существовать иначе: граждане находятся в установленных законом отношениях общения; и большинство сопоставлений, заурядно извлекаемых из сферы гражданских прав с целью уяснения международного права, оттого совершенно не верны (. Пытаясь оправдать российскую внешнюю политику фактическим отсутствием единого международного права, Зейме все же не удерживается от тактичного совета не увлекаться больше территориальными приобретениями и ссылается при этом на Петра Великого: Для России повышение площади еле-еле ли пойдет на пользу, и более того в самой империи кругом придерживаются этой позиции. которую установил Петр Первый и которую он, умирая, настоятельно рекомендовал своим наследникам.

Собственно человеческому, чересчур человеческому в характере Екатерины Зейме посвящает немного страниц в финале своей книги. Это человеческое изображено в привычном для позднего Просвещения сентиментальном ключе. Зейме, в частности, в деталях останавливается на трогательном эпизоде, связанном с некой юный актрисой, которая, желая избежать домогательств престарелых вельмож, использовала сцену театра для прямого обращения к императрице: Не найдя иного способа, она во время спектакля отважилась демонстративно прекратить свою игру, подойти к ложе императрицы и передать ей, трогательно обливаясь слезами, свою просьбу в письменном виде. Государыня прочитала, дала ход делу и обнаружила причину.

Сочетание чувствительности и классической римской справедливости ещё больше присуще портрету Суворова, которого Зейме, аналогично другому немецкому писателю Иоганну Петеру Хебелю, ценил крайне приподнято. Суворов в изображении Зейме объединяет в себе энтузиазм, чувствительность и чудачество все те черты, которые были в особенности милы сердцу просветителя конца XVIII в. В то же время в общении со своими солдатами тот самый чувствительный полководец обнаруживает явную склонность к классицистической стихомифии краткому, быстрому обмену репликами. Зейме с симпатией рассказывает о любви Суворова к остроумным, нехай более того и очень далеким от истины ответам своих подчиненных, о его эксцентрике и лаконичных посланиях типа Ура! Прага! Суворов!.

Завершая беглый обзор работ Зейме о России, укажем ещё раз на очевидную симпатию, которую тот самый демократ к вольнодумец питал к России как стране возможностей. Зейме рассматривает Россию как доля Европы, в контексте европейских идеи и событий. Россия в его глазах составляет нерасторжимое единство с Европой, и залогом этого единства тут республиканец Зейме вынужден совершить уступку реальной политике парадоксальным образом выступает российское самодержавие.

Так же читайте биографии известных людей:

Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер Johann Schiller

Фридрих Шиллер - полное имя Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер - немецкий драматург, поэт и историк. Родился 10 ноября 1759 года.Фридрих Шиллер..
читать далее →

Иоганн Арндт Johann Arndt

Немецкий лютеранский теолог и религиозный писатель. Родился 27 декабря 1555 в Балленштедте (Анхальт) в семье лютеранского пастора и рано осиротел.
читать далее →

Иоганн Каспар Лафатер Johann Caspar Lavater

Лафатер занимал должность сначала приходского диакона, а потом пастора в своём родном городе. В 1796 г. за протест против оккупации Швейцарии..
читать далее →

Иоганн Людвиг Тик Johann Ludwig Tieck

Учился в университетах Галле, Гёттингена и Эрлангена, особое внимание уделяя истории английской литературы прежде всего елизаветинской эпохи (16..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий