Известные люди

»

Иосико Окада

Источник информации: журнал "ЛЮДИ", декабрь 1998.

История Сугимото и Окады начиналась как рождественская сказка. Молодой сценический режиссер, переводчик русской литературы, состоявший в Компартии Японии, свято верил в идеи великого Сталина. За эти взгляды в Японии его дважды арестовывали. В 1938 году он убедил самую красивую женщину Японии, звезду немого кино Иосико Окаду нестись сообща в Советский Союз. Там, в далекой Москве, работал большой режиссер театра Мейерхольд, и только у него стоило обучаться дальше.

Сразу же потом Нового года, 3 января, они на пару с разрешения японских властей прибыли на Сахалин, на советско-японскую рубеж. Сугимото и Окада привезли детям пограничников подарки, обещали провернуть представление. Японские пограничники не могли уверовать своему счастью - звездочка кино пожаловала к ним сама и более того хочет бросить взгляд на рубеж. Гостям выделили сани с теплой подстилкой, и они помчались по нетронутому снегу. Отъехав подальше от контрольного пункта, Сугимото и Окада внезапно спрыгнули в сугроб и побежали в сторону СССР.

...На далекой пограничной заставе Зандас (о. Сахалин) начальник отделения Григорий Сизенко первым сообщил о нарушителях Государственной границы СССР: "З января 1938 года. Два человека перешли Госграницу. Получил приказание лейтенанта забрать с собой подкрепление и задержать нарушителей. Подойдя к вышке, я услышал свисток и, дойдя до второго визирного столба, различил голоса нарушителей, которые между собой переговаривались и подавали свистки. Я крикнул: "Стой, руки вверх!" Нарушители подчинились. Японец держал в руках сапоги, а сам стоял на снегу в носках. При окрике сапоги бросил: "Мы политические. Идем к вам", - объяснил он.

После обыска конвоир доставил нарушителей на заставу. Встрой ли Сизенко когда-нибудь слышал об обычаях далекой Японии - когда переступаешь порог новой родины, непременно необходимо снять обувь.

На пограничном пункте Окаде и Сугимото выделили комнату с печкой, поставили на довольствие и стали дожидаться указаний из Александровска. Через два дня их конвоировали в град и там уже поместили в разные камеры. Начались допросы.

Первым на допрос вызвали Сугимото. Он безотлагательно же признался, что мечтает о встрече с Мейерхольдом. А НКВД в тот миг как раз фабриковал "дело" на неудобного режиссера Мейерхольда. Но не хватало конкретных фактов, которые разрешается было предъявить в суде. И вот оно, желанное свидетельство! Сотрудники НКВД рьяно взялись за занятие. Через немного дней из Сугимото "выбивают" показания, что он "разведчик, посланный в СССР японским Генштабом. Цель переброски - связаться со шпионом Мейерхольдом, давнехонько завербованным японцами, чтобы совместно проводить "диверсионные операции".

Через полтора месяца Окаду и Сугимото, сломленного, в разбитых очках, из Хабаровска спецконвоем отправили в Москву. Они так и не узнали, что едут в соседних вагонах поезда Т N97 и больше не увидят приятель друга.

Секретное извещение из Хабаровска о японских перебежчиках было направлено заместителю наркома внутренних дел Фриновскому. Следователи долгими часами допрашивали Окаду, били Сугимото. А через пару месяцев, с приходом Лаврентия Берии, их самих и Фриновского расстреляли как врагов народа.

На первых допросах Окада не понимала, чего от нее хотят, говорила правду. Ей казалось, что переводчик-кореец неверно истолковывает многие слова. И на упорный вопросительный мотив следователя: "С какой целью вы перешли рубеж?" - она заново и вновь повторяла: "Муж - коммунист, переводил русскую литературу. Сейчас, с приходом в Японии к власти реакционных сил, супруг боялся репрессий и решил перейти на сторону СССР. Вместе с ним перешла и я".

Ответ не устраивал следователя, и он ещё раз допытывался: "Что вас заставило нестись с Сугимото в Советский Союз?" - "С одной стороны, влюбленность к Риокичи, с прочий - изменения в театральном искусстве Японии, которые мне не нравились. Со слов мужа я знала, что в Советском Союзе театральное искусство крайне ценят, оно отражает реальность. А я сильно хотела игрывать на сцене СССР".

Следователи никак не могли брать в толк: для чего таковой известной, преуспевающей актрисе, ни слова не понимавшей по-русски, мчаться в другую страну?

Вскоре тон допросов изменился. Переводчики уже были отменные, и Окада не сомневалась в их компетентности. Внезапно в деле Окады появляется "чистосердечное" признание: оказывается, они вкупе с мужем были засланы японской разведкой для выполнения спецзадания.

А в деле 537 (занятие Мейерхольда), которое фабриковали не единственный год и в котором не хватало только свидетельских показаний о причастности режиссера к шпионской деятельности, появилась решающая страничка - подтверждение о сотрудничестве с японцами.

Перед самым расстрелом Мейерхольд послал жалобу на имя Молотова: "...Меня в этом месте били, больного шестидесятипятилетнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и спине, когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху, с немалый силой), по местам от колен до верхних частей ног, В следующие дни, когда эти же места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-сине-желтым кровоподтекам еще раз били жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине резиной, руками били по лицу, размахивая с высоты..."

В это же время Иосико писала следователю: "...У меня ныне шибко плохое самочувствие. Я уже пять дней ничего не ем. Очень прошу вас распорядиться, чтобы эскулап прописал мне белый хлеб... Я весьма обременяю вас просьбами, мне стыдно...

Дайте мне, будь любезен, книгу и словарь".

О словаре, уместно сказать, актриса просила с первых дней пребывания на Лубянке: "Я крайне хочу обрести русско-японский словарь. Если это вероятно, то вышлите мне что-нибудь из книг русских писателей, переведенных на японский, - Толстого, Горького. Если у вас нет лишнего экземпляра словаря, то дайте мне на выходной день какой-нибудь, может из комнаты переводчиков. Мне крайне хочется обучаться русскому языку, хотя бы час в неделю... Я боюсь, что моя башка отупеет. Не дайте мне обратиться в свинью.

Очень прошу вас - скажите мне, как самочувствие Риокичи. Простите, что я немного раз прошу Об одном и том же".

Во многих записках Окада просила перевести ей и капиталы, которые у нее были при переходе границы. 5 мая 1939 года она уже молила: "У меня крайне погано со здоровьем... Переведите мне, будь другом, денег. Так как я нездоровая, прошу перевести мне их поскорее". На этой записке была наложена резолюция начальства: "Сегодня же побудить ее и передать ей денег".

Но, видимо, дел было у следователей невпроворот, и о просьбе забыли. 20 мая того же года Окада заново умоляет: "За время пятнадцатимесячной жизни в тюрьме я чувствую полное истощение, мое самочувствие в весьма плохом состоянии. Я хочу белого хлеба. Смогу ли я заполучить это? Если может быть, то я просила бы насчет выплаты денег (японских), которые я имела. Нельзя ли их обменять? В случае невозможности обмена японских купюр запрещено ли вручить мне денег вместо часов, которые я имела... Я хотела бы обучаться, но, как мне сказали, словарь вручить нереально. Нельзя ли два-три раза в месяц инициировать меня и дарить на час словарь? Я от всего сердца хочу как разрешено скорее сделаться гражданкой прекрасного Советского Союза. Поверьте мне, что другого желания у меня нет".

20 августа 1939 года состоялось подготовительное совещание Военной коллегии Верховного суда СССР. Дело слушалось в закрытом судебном заседании без участников обвинения и защиты, без вызова свидетелей. Председательствовал в суде армвоенюрист Ульрих. Тот что ни на есть, тот, что вынес смертный вердикт Сугимото, а позднее Мейерхольду. Даже посреди своих Ульрих прослыл палачом. Его обличье верно соответствовала его деяниям: тонкие губы, белесые глаза, лаконично стриженные, как у Гитлера, усики. Практически все дела, попадавшие к нему, заканчивались расстрелами. После войны Ульриху присвоили звание генерал-полковника юстиции, умер он от старости и был с почестями похоронен на Новодевичьем кладбище.

В конце сентября Иосико Окаду приговорили "...подвергнуть лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях сроком на десять лет без конфискации имущества за неимением такового".

В том же помещении несколькими часами раньше вынесли смертный вердикт Риокичи Сугимото. Окада так ни при каких обстоятельствах и не узнала, что в тот день они были совершенно рядом.

...Петра Буинцева посадили за пререкания с начальником - надежным и проверенным партийцем. Петр Никитович не смолчал, когда тот в очередной раз оскорбил его, и в двадцать три года оказался на Лубянке. Как противник народа.

В первом лагере - Котласе - он попал к уголовникам, они его избивали. Помог эпизод. Бригадир уголовников как-то спросил у Буинцева: "Слушай, паря. Романы тискать умеешь?"

С тех пор Петр, начитанный, с прекрасной памятью, в любую минуту должен был сказывать увлекательные истории. Пересказывал Конан-Дойля, Майн Рида, Жюля Верна, Вальтера Скотта и более того Вольтера, "Философские письма". Да, да, и Шиллера, и Гете, но... особым языком. Все приходилось толковать блатным языком. Иначе они не поняли бы. А выжить сильно хотелось, в силу того что и матерщинником стал. В зоне без этого не разрешено. Другая бытие, иной язык. В 39-м Буинцева перевели в Вятлаг. Там он и встретился с Иосико.

Эту встречу Буинцев по этот день помнит в мельчайших деталях:

- Прибыл период с женщинами. Все, конечно, бросились к проволочному ограждению. Я перелез первым и увидел японку. Ее отвели в каптерку, переодели в ватник, на котором сохранились пятна крови убитого солдата, дыры от пуль, выдали уродливую шапку. Я смотрел на нее и говорил ребятам: "Смотрите, жемчужина в навоз попала!" Она подобно как вся светилась. Даже лагерная одежка не могла утаить ее красоту.

Определили ее в мою бригаду - лесной массив рубить и сучья жечь. С рубкой у нее, конечно, ничего не получалось. Я делал это за нее. По-русски она негусто понимала, но изъясняться не могла. Знала, истина, одно словечко "штидно", что означало "стыдно".

Да мне самому было стыдно за все происходящее. Ведь тот самый кошмар происходил в моей стране. А чего стыдилась Иосико?! На Лубянке она, конечно, многое поняла, и закалка у нее чувствовалась крепкая.

В этом гнилом, болотистом аду Петр Буинцев в первый раз почувствовал себя счастливым. Он влюбился.

- Окада нечасто вспоминала Японию. Единственное, о чем она рассказывала немного раз, так это об удивительном рассвете, а тут, в лагере, за деревьями и высоким забором она не могла увидать восходящего солнца.

Тогда Петр решился на отчаянный шаг. Он объяснил Окаде, что поздненько ночью ждет ее у входа в лазарет. Только надобно быть шибко осторожной, предупредил он. Все прошло на редкость гладко: их не подметили, и они пробрались на чердак. Около часа сидели в полной темноте, затаив дыхание, и вот бесцветный рассвет высветил верхушки елей. Окада не могла отхватить око. В тот самый миг они забыли о лагере, о многочисленных автоматчиках на вышках.

- Был ещё единственный ликующий день в лагерной жизни Иосико. Видимо, что-то человеческое осталось в лагерном начальстве, и оно вдруг вернуло ей кимоно, отобранное при поступлении в лагерь.

Иногда на самодельной сцене, превращенной из столовой, она выступала с танцами. На сцене Иосико преображалась. Вероятно, забывала о том, где находится и кто ее окружает.

Перед самым Новым годом, когда мы возвращались с работы, Окада подбежала ко мне и сунула какой-то сверток, произнеся одно слово: "Подарок". Первое, о чем я подумал: "Наверное, еда". Когда развернул серую тряпицу, то увидел миниатюрное карликовое деревце. И немедленно вспомнил расклад Иосико: сколь труда, терпения надобно приложить, чтобы его произвести, вернее вырастить. Проволочками осмотрительно обматывают ветки, маленькими палочками закрепляют ствол.

Больше я ни при каких обстоятельствах не видел ее. Ночью партию заключенных отправили в прочий лагерь. Меня же посредством немного лет этапировали в Карлаг, где было немало пленных японцев. Когда я поздоровался с ними по-японски и назвал имя Иосико Окады в надежде что-то изведать о ней, случилось невероятное. Все японцы бросились ко мне, окружили, без конца повторяя: "Расскажи про Иосико Окаду! Звезда Иосико!"

Если бы я только мог ведать, что она выжила, переехала в Москву!

После освобождения из лагеря Иосико направили в Москву, в Радиокомитет. В то время в японской редакции на практике отсутствовали хорошие специалисты. Перед войной многие, кто знал язык, оказались "японскими шпионами": профессор Невский погиб в застенках Лубянки, и Государственную премию ему присудили посмертно; академик Конрад также просидел в тюрьме долгие годы.

Окада подружилась с заведующим редакцией вещания на Японию Липманом Левиным. И только ему рассказала о допросах на Лубянке. Левин вспоминает:

- Ее первым переводчиком был кореец, нехорошо знавший российский язык. Окада как-то вспомнила: "Видимо, что-то в моем ответе или неправильном переводе не понравилось следователю, он подскочил ко мне и с размаху ударил по лицу". Я спросил ее: "Вы заплакали?" - "Нет, на что? Может, неправильно понял меня".

После этого случая ей немного дней не давали дремать, допрашивали сквозь каждые три часа. Еле живая от голода и усталости, она подписала все бумаги. Она говорила так: "Пытки совести были следом страшнее всего на свете. Два года в лагере в Сибири я мечтала об одном - преставиться. Сразу затем суда мне сообщили, что Сугимото захворал воспалением легких и умер. Но я не поверила".

Спустя два года, не в силах удерживать в себе эту муку, 27 января 1940 года она отправила послание Сталину на японском языке. Его подшили в пухлое занятие. Сталин потому что по-японски не читал.

Окада работала диктором. Образный язык актрисы удивлял слушателей, они все время ей писали.

В 1950 году из Хабаровска в Радиокомитет перевели двух бывших военнопленных японцев - Акиру Сейто (он стал лучшим другом Окады) и Синторо Токигучи. За него Иосико вскоре вышла замуж.

Казалось бы, наконец-то в жизни все устроилось. Но греза о театре, несмотря на лагеря, унижения, так и не перестала быть мечтой.

И Окада поступила в ГИТИС на режиссерское отделение - в пятьдесят три года.

Театральная карьера Окады началась в Театре им. Маяковского. Тамара Лукина, бывший писательский помощник Николая Охлопкова, вспоминает: "Впервые Охлопков привел ее в театр в конце 50-х. Очень красивая, невысокая. Он тогда сказал: "Покажи ей театр, опекай ее, она свойский грядущий режиссер". Окада ни при каких обстоятельствах не говорила, что десять лет провела в лагерях, и мы более того допустить не могли такое. Никогда не теряла самообладания, ни при каких обстоятельствах не была хмурой. Ее сильно любили. Она поставила спектакль "Украденная жизнь" по пьесе японского драматурга Каори Моримото. Постановка стала сенсацией".

В 1972 году Иосико полетела на родину. Билет ей прислал глава администрации области Токио г-н Минобе. На следующее начало дня все японские газеты вышли с сенсационными сообщениями о возвращении великой кинозвезды Иосико Окады. С тех пор она немного раз посещала Японию, поставила там немного спектаклей, снялась в эпизодических ролях, но все-таки не осталась на родине. Почему?

Ее приятель Акира Сейто ответил так:

- Вернувшись оттуда в финальный раз, она призналась: "Пока ты полон сил, энергии и можешь вкалывать, в Японии крайне ладно. Когда же ты не сможешь больше вкалывать или заболеешь, то там будет шибко студено. Я не могу себе разрешить существовать за чей-то счет".

Актриса Театра им. Маяковского Нина Тер-Осипян долгие годы дружила с Окадой:

- В возрасте восьмидесяти девяти пет Окада сообща с одним журналистом полетела в Сочи. За неделю до отъезда она позвонила мне и торжествующе сообщила: "Я быстро полечу в Сочи. Мне звонил управляющий музея Николая Островского и сказал, что какой-то японец подарил им книгу "Как закалялась сталь" на японском языке. Перевод книги делал Сугимото! Они хотят располагать информацией, кто он таковый, что с ним стало. Я должна лететь!"

Я пыталась отговорить ее - чувствовала Окада себя неважно. Но продолжительный стезя ее не испугал. Она вернулась посредством три дня - воодушевленная и помолодевшая: "Знаешь, как меня встречали? Были шибко признательны за мой расклад. А ты меня отговаривала!"

Всю свою существование позже лагерей Окада писала во все инстанции в надежде что-то изведать о Риокичи Сугимото. В 59-м в исполком района, где она жила, поступила справка из Верховного суда СССР от 21 октября 1959 года за 2575/59. В ней говорилось: "Дело по обвинению Риокичи Сугимото, арестованного 3 января 1939 года, пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР 15 октября 1959 года. Приговор Военной коллегии от 27 сентября 1939 года в отношении Риокичи Сугимото по ещё раз открывшимся обстоятельствам отменен, и занятие прекращено за отсутствием состава преступления. Риокичи Сугимото реабилитирован посмертно.

Член Верховного суда СССР - Б. Цырлянский".

Тогда об этом никто не сообщил Окаде. Лишь через двадцать лет в скромную московскую квартиру пришел помощник прокурора Москвы Валентин Рябов. Он лично разыскал Окаду и рассказал ей о трагической гибели Сугимото.

Но она давнехонько предполагала подобное...

...В конце 90-х популярный японский драматург Сейто Рен написал пьесу-монолог "Синяя птица", повествующую о жизни актрисы Иосико Окады. Роль Окады должна была исполнять красотка Огава Маюми. Сейто и Огава сознательно прилетели в Москву, чтобы выказать сценарий Окаде и обрести ее одобрение. Она в то время находилась в больнице.

- Я пришел к ней на следующее начало дня позже визита японских коллег и не узнал ее, - вспоминает Акира Сейто. - Лицо осунулось, глаза уставшие, припухшие. Рядом лежал сценарий, весь в пометках красным карандашом. Окада длительно лежала не говоря ни слова, а затем произнесла одну-единственую фразу: "Я ни при каких обстоятельствах не рассматривала свою бытие как цепочка любовных похождений". Больше мы об этом не говорили. К сожалению, я слышал, что спектакле в Японии поставили без учета замечаний Окады. Думаю, она об этом узнала.

После смерти Окады друзья обнаружили ее дневники. На одной из страниц написано: "Период Лубянки". Только заглавие, и ни одной строчки. Период в Сибири также отсутствует. Может, Окада намеренно оставила "белое пятно" в своей биографии?

Так же читайте биографии известных людей:

Иосип Скоблар Josip Skoblar

Небольшая балканская страна Хорватия с населением чуть больше 4,5 миллионов человек исправно поставляет на гора футболистов высочайшего уровня:..
читать далее →

Иосип Тито Iosip Broz Titto

В 1963 Тито был избран пожизненным президентом Югославии, оставаясь председателем Союза коммунистов Югославии. В 1960-е годы Тито стал лидером..
читать далее →

Иосиф Каракис Josif Karakis

Выдающийся советский архитектор, один из самых плодовитых киевских зодчих.
читать далее →

Иосиф Бродский Josif Brodskiy

Иосиф Бродский - выдающийся русский и американский поэт, драматург, переводчик, эссеист. Родился 24 мая 1940 года.Иосиф Бродский является лауреатом..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий