Известные люди

»

Курт Воннегут

-- В чем толк жизни?

-- Гм. Мой сынуля крайне недурственно пишет. И написал он как-то книгу под названием "Эдемский экспресс". Я говорю о моем сыне Марке, педиатре, тот, что как-то раз до такой степени спятил, что поступил в Гарвардский врачебный колледж, где его подлечили до эдакий степени, что он ухитрился тот самый колледж завершить. Да, так вот. Одна его идея мне сильно понравилась, и я процитировал ее в нескольких собственных произведениях. А идея такая: "Мы рождены, чтобы пособлять дружбан другу преодолевать все, что будет нам ниспослано". Ничего, да?

-- Смерть -- основная задача многих ваших книг. Почему вы отводите ей такую существенную образ?

-- Ну, это оттого что жутко всем любопытно. Народ обожает взирать на две вещи -- на то, как люди трахаются, и на то, как людей убивают. (Смеется.) Вот что истинно захватывает. Да и видим мы это нечасто. Одна девица, моя студентка, как-то пожаловалась, что в жизни не видела мертвого человека. А я ей сказал: "Потерпи -- все будет".

-- Ваша матушка покончила с собой в 1944 году, намедни Дня Матери. В годы Второй важный вы были солдатом. Как, по-вашему, события, произошедшие с вами в молодости, повлияли на ваше касательство к смерти?

-- Не думаю, в силу того что что они были довольно явственно предопределены. Понимаете, если бы меня, к примеру, воспитали в католической вере, то я -- как ладный мальчишка -- верил бы или пытался питать доверие в то, во что верят католики. Но мои предки, приехавшие в Америку перед Гражданской войной, были атеистами и верили в науку. Люди образованные, они полагали, что священнослужитель или там проповедник понятия не имеют о том, о чем болтают. Они считали, что в Книге Бытия ничего, помимо вздора, нет, а Иона с китом... ну, и так дальше. Короче, они были рационалистами -- по-моему, так это называлось. Они несли свою религию атеистов-вольнодумцев.

Если я не ошибаюсь, в одном моем очерке была такая думка, что мы стараемся поступать как разрешается лучше, не ожидая никакой награды и не боясь наказания в загробной жизни.

Ницше, на которого необоснованно нападают, но тот, что, между прочим, не имел ничего общего с нацизмом, сказал практически следующее (по-немецки, конечно): "Только сильно верующий дядя может дозволить себе быть скептиком". Я знаю, что происходит что-то зверски важное. Я имею в виду, Господи, что все так неспокойно, и я... да, я обладаю той самой глубокой верой. Так вот, скептицизм -- это совсем не роскошь. Смерть фигурирует в моих книгах в силу того что, что я люблю непреходящий дрёма. Черт, запутался. Наверное, не непреходящий, но дрёма.

-- В вашей книге "Будьте здоровы, врач Кеворкян" вы совершаете немного вылазок на небеса в качестве репортера. Ваша мишень -- брать беседа у духов, которых вы встретили между Синим Туннелем и Жемчужными Вратами. Книга замечательная. Но вы вообще верите в наличие загробного мира?

-- Забавно кумекать об этом. Я не раз представлял себе загробный мир, потому как что это любопытно. Там проблемы с гостеприимством и всего ничего развлечений, так что существовать там несложно нереально. (Смеется.) В какой-то книге (не помню, в какой именно) я придумал эдакий рай, в котором после этого смерти вам пришлось бы наличествовать все время в том возрасте, в каком на Земле вы были счастливее всего. И для меня это вылилось в самую настоящую неразбериху, потому как что моему отцу было 10 лет...

-- А какой возраст выбрали бы вы, окажись вы в подобном раю?

-- Самый наилучший возраст для мужчины -- 44 года. Вам сколь?

-- 28.

-- Вот как 44 исполнится, вас в конце концов начнут понимать серьезно.

-- В декабре 1944 года вы оказались в немецком плену. В "Бойне номер пять" вы пишете, что чуть избежали смерти во время бомбардировки Дрездена...

-- С позволения произнести, это ваши соотечественники-англичане не убили меня. После до того длительного добрососедства вы, парни, выжгли городок дотла, превратили его в огневой столбик. В этом аду погибло, задохнулось больше народу, чем в Хиросиме и Нагасаки, совместно взятых.

-- Я настаиваю на своей непричастности к бомбардировке Дрездена...

-- В некоторых ситуациях вы, англичане, ведете себя неподражаемо. Я вот тут думал о маршале Харрисе, Харрисе-Бомбомете, том самом, что стоял во главе Королевских ВВС и полагал, подобно тому как воздушные атаки на гражданское народ заставят немцев сдаться, хотя в самой Британии произошло как раз обратное. Парни из Королевских ВВС -- все до единого! -- выступили супротив сооружения памятника Харрису. Но, думается мне, монумент все-таки установили. А позор за то, что Харрис заставил их изготовить, лег на всех, стопудово всех парней из ВВС. И все из-за спортивного интереса.

11 сентября также был действительный ад. И, конечно же, шок от того, что видели по телевизору. Мы оттого что живем тем, что там показывают. И реагируем аккурат на то, что происходит в ящике. Но, Бог мой, ну и мозговитые же парни -- те, кто осуществил эти атаки! Мне и в голову не приходило, что здания такие хрупкие.

-- Ваша квартирка неблизко от места теракта?

-- Приблизительно в трех милях. Далеко. Знаете, когда что-то подобное происходит, я думаю: "Боже, Везувий проснулся!"

-- Не считаете ли вы, что тв уделило сверх меры как собак нерезаных внимания этим атакам, если сравнить размах произошедшего с Дрезденской трагедией, когда погибло 135 тысяч?

-- Знаете, что мне не нравится? То, что так они отвлекают наше участливость от всего остального. Центральная задача, тьма подробностей -- и все. А в Конгрессе тем временем дурака валяют, оттого что тв только и делает, что атомными взрывами пугает да Афганистан показывает.

-- Во многих ваших произведениях вы утверждаете, что эволюция -- что-то как будто неудачной сделки. Людей наделили уж очень большим для них мозгом. В свете событий на Манхэттене и в Афганистане разрешается ли утверждать, что это последствия использования людьми чересчур больших мозгов?

-- Да. Эволюция -- занятие чертовски неудачное, какими бы ни были ее механизмы. И я тут не упираю на натуральный отбор. Что бы там ни действовало, это бессознательно и бесцельно.

Но, знаете, научная фантастика уже затвердила в наших умах представление о том, что мы не остановим войны и не вылечим рак до тех пор, покуда не прилетят парни на летающих тарелках и не расскажут, как это изготовить. Или до тех пор, в то время как мы не задействуем ещё одну долю головного мозга и не станем умнее. Но потому как мы умнеем. Люди умнеют, как слоны, которые в минуту опасности говорят: "Эге, мы в опасности, но все будет путем, только нужно весу поднабрать, фунтов 200-300", -- или как жирафы: "Жизнь -- говно, но все наладится, если только у нас шеи ещё чуток вырастут".

-- А что бы сказал Килгор Траут, ваше альтер эго, по поводу терактов?

-- Гм, мне надобно покумекать минутку. Я ж не его агент. Это отдельная персона... Он крайне многому не придавал значения. Возможно, он вообще воздержался бы от комментария. Воспринял бы это как очередную автокатастрофу или что-то как будто того.

-- То есть эти события не были бы для него до того важны?

-- Именно. Но вот глобальные изменения его бы заинтересовали. Глобальные, медленные и необратимые изменения.

-- Какую кончина вы выбрали бы для себя?

-- Не знаю. Когда я был солдатом, желал только одного: чтобы не было больно. Наверное, безболезненную конец я бы и выбрал. Я ненавижу боль и люблю дремать. Моя любимая сестра умерла от рака, и ее последними словами были возгласы удивления: "Не больно! Не больно!" Это было так добро...

-- В одном беседа, где вас спрашивали о том же, вы сказали, что хотели бы пропасть в авиакатастрофе на горесть Килиманджаро. У вас тогда расположение было лучше?

-- Нет, это у Рея Брэдбери есть расклад, где он выдумал такую кончина как наиболее подходящий вариант для Хемингуэя. Хотя, может, я так и сказал. Просто дурака валял. У меня сегодня такое же ощущение, какое было в конце войны: "Я сделал все, что от меня требовалось, будь добр, отпустите меня домой!" Вот и ныне то же хочется проронить. Но тут я думаю: стоп, а где же тот самый чертов обиталище? Чего бы мне по-настоящему хотелось -- так это возвратиться в Индианаполис, в то время, когда ещё были живы сестра, брат, маменька и папа. Это нельзя. Но если бы это было осуществимо, я бы хотел, чтобы моя семейство была жива. И я бы умер посреди них.

-- Вы придумывали для себя эпитафию?

-- Да. Звучит следующим образом: "Все было превосходно и ни капельки не больно".

-- Чего вы больше всего боитесь?

-- Что с моими детьми и внуками что-нибудь случится.

-- Какая книжка повлияла на вас сильнее всего?

-- Думаю, "Кандид" Вольтера.

-- А какую из чужих книг вы хотели бы нацарапать?

-- Мне хотелось бы быть автором "Ромео и Джульетты".

-- Вы о чем-нибудь жалеете?

-- О куче всего.

-- В нескольких ваших романах герои проваливаются во времени. Во "Времетрясении" это приводит к тому, что все заново переживают последнее десятилетие XX века, повторяя все, что было в начальный раз. Вы верите в то, что наше перспектива предопределено?

-- Будущее, быть может, так же влияет на нас нынешних, как и прошлое. Жизнь -- штука замысловатая. И мне в действительности кажется, что перспектива куда сильнее воздействует на настоящее, чем мы себе представляем. И ничего с этим сделать запрещено.

-- То есть, по сути, мы идем тропой, для нас уготованной, и ничего особенно изменить не можем?

-- Боюсь, что так. А что, у вас проблемы?

Так же читайте биографии известных людей:

Курт Швиттерс Kurt Schwitters

Немецкий художник, работавший преимущественно в технике коллажа и ассамблажа и оказавший значительное влияние на развитие современного искусства.
читать далее →

Курт Рассел Kurt Russel

В российский прокат выходит фильм мастера подводных съемок Вольфганга Петерсена "Посейдон". Этот $150-миллионный ремейк "Приключений Посейдона",..
читать далее →

Курт Браунинг Kurt Browning

Канадский фигурист и хореограф. Он обладатель множества наград, в том числе чемпионского титула мирового значения.
читать далее →

Курт Вальдхайм Kurt Waldheim

Курт Вальдхайм был назначен Генеральным секретарем Организации Объединенных Наций на пятилетний период, начавшийся 1 января 1972 года. Совет..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий