Известные люди
»Леонид Десятников
Рождение: Украина, 16.10.1955
В среду в Большом театре премьера оперы Леонида Десятникова Дети Розенталя. Для отечественной культуры это событие знаменательное: впервые за последние тридцать лет ведущий театр страны заказал и поставил оперу ныне живущего композитора.
- Вы присутствовали при последнем этапе репетиционного процесса Детей Розенталя - а принимали ли участие в отборе певцов?
- Нет, только сидел при дополнительном отборе, нужно было укомплектовать два состава полностью. При мне на практике никого не отобрали. Из питерских выбрали только Петра Мигунова, да и то на Фальстафа Сейчас, хотя вообще-то, он репетирует образ Розенталя.
- Видели предварительный макет?
- Меня не было в Москве во время сдачи макета. Но позже я видел эскизы костюмов, и макет также. Мариус Някрошюс сценограф, а Надежда Гультяева, подруга жизни Някрошюса, художница по костюмам.
- А как протекала служба с Сорокиным? Сюжет он придумал сам?
- Я явственно помню, что с Володей Сорокиным мы были уже знакомы и приятельствовали, в особенности следом фильма Москва, где он был автором сценария, а я - музыки. Мы вкупе кушали, выпивали; как-то раз встретились в Кратово, на даче общих знакомых, и Володя сказал: Давайте напишем оперу о клонах композиторов-классиков. Если гутарить о том, кто автор идеи, то это и есть мысль. Она заключена в трех словах: Клоны композиторов-классиков.
- Как обстоят дела в опере с женскими голосами? Кажется, там только одна героиня, эпизодическая, в которую влюбляется Моцарт?
- Она не эпизодическая, я считаю ее главной, несмотря на то что Таня появляется только во втором акте. Ее партия написана для крепкого драматического сопрано такая вердиевская героиня, хотя в нее влюблен Моцарт, а не Верди. Проститутка Таня величавый персонаж, у нее есть два больших дуэта с Моцартом. Второй дамский звук у Вагнера. Партия написана для меццо-сопрано, хотя Вагнер - это, видать, скорее Брунгильда?
- Не думаю. Уж скорее Вагнер отождествлял себя с Вотаном, басом...
- Нет, тут я рассуждал, как Флобер: Эмма Бовари это я. Так и Вагнер, думаю, мог бы сказать: Брунгильда это я. Да и в представлениях публики Вагнер скорее ассоциируется со стенобитными женскими, так называемыми вагнеровскими, голосами. Тут я, быть может, и погрешил супротив оперной правды но мне немаловажно было иметь в распоряжении тембровую краску меццо-сопрано на фоне сопрано Тани.
- Этими двумя женские партии в опере исчерпываются?
- Есть ещё Няня, также меццо. Остальные композиторы поют мужскими голосами. Чайковский лирический тенор словно бы Ленского, Моцарт драматический тенор. Верди баритон, Мусоргский бас. Розенталь также бас.
- И каков сюжет?
- Сюжет основан на подлинной истории доктора Розенталя, забытого персонажа, а на самом деле реального человека, выдающегося немецкого ученого-генетика. Еще в 1930-е годы он придумал приём бесполого размножения живых организмов и назвал дублированием. Время в фашистской Германии было тяжелое. И так как его опыты подрывали чистоту расовой теории, он вынужден был эмигрировать в СССР, где открыл под патронажем самого Иосифа Сталина секретную лабораторию по производству дублей.
- Мистификация?
- Эта мистификация имеет некую документальную подоплеку. И в ней есть немного реальных героев. Доктор мастерил всяких стахановцев для нужд советской армии и сельского хозяйства, а в свободное от ключевой работы время экспериментировал с генами композиторов-классиков. Он, как и полагается образцовому немецкому генетику, был страстным меломаном. Я немедленно спросил Владимира Георгиевича, как же быть с Моцартом? Ведь могилка его неизвестна, стало быть, неоткуда забирать генетический материал для воспроизведения. Оказалось, существовал какой-то медальон, где хранилась прядь его волос; где-то обнаружилась ключица Моцарта, так что Розенталю удалось заполучить ген Моцарта и клонировать его.
Эти пять композиторов-дублей (словечко клон мы не употребляем) живут у него дома, взаперти, на полулегальном положении. Сталину он представляет их как своих детей.
Весь первостепеннный акт это большая экспозиция, в которой зритель осваивается с этой историей. Далее медик Розенталь успешно умирает от глубокой старости, а его лаборатория закрывается, оттого что у государства нет денег, чтобы содержать ее.
- Трагический финал, в котором композиторы гибнут от отравленной водки, напоминает пьесу Венедикта Ерофеева Варфоломеевская темное время суток. Думаю, параллели неизбежно возникнут.
- Да с целью бога. Мне нередко приходится откликаться на вопросительный мотив о цитатах: опера реально имеет свой сверхсюжет. В ней пять картин, и каждая как бы представляет собой воображаемую оперу того или иного персонажа. Первая картина написана как вагнеровская мини-опера, вторая как опера Чайковского и так дальше. Есть и вердиевская картина, а вот отсылок к Моцарту как раз не сильно полно. Цитат в моей партитуре нет; вероятно, есть бессознательные цитаты. Не исключено, что Сорокин читал пьесу Ерофеева и она отложилась у него где-то в подсознании. Мы же имеем в опере занятие со всякими клише, зачем в литературе такое нереально? А в смысле музыки это проникновение в главные оперные стили, которые у нас есть. По большому счету, приношение классической опере.
- Не монумент на ее могилу?
- Нет, изъявление моей горячей любви к опере как жанру.
- Трудно было сочинять? Вы писали долго
- Долго, два года, причем ничем другим не занимался, только оперой. У меня были достаточно жесткие сроки - к тому же я в первую очередь дожидался, когда будет готово либретто, позже оно дописывалось, переделывалось. Два года это кот наплакал, если сравнить с Хованщиной или Воццеком.
- В Хованщине пять часов музыки, а в вашей - приблизительно два Но все одинаково это крупное сочинение, конечно.
- Думаю, это достаточно крупное сочинение для сегодняшней композиторской практики. В ХIХ веке все было иначе: было другое чувство времени, и это распространялось на все сферы человеческой активности. Концертные программы также были немаловажно длиннее, на глаз на час-полтора. А в текущий момент, когда в Мариинском театре идет Вагнер, или та же Хованщина, доля публики убегает с последних актов; они торопятся на метро, но, скорее всего, легко устают.
- В вашей опере примат вокального начала, мелодии?
- Да, конечно.
- Прозрачная фактура?
- Да, и, надеюсь, со временем она станет ещё прозрачней. Партитура написана для большого симфонического оркестра, но у меня есть одно маниакальное качество: я все время убираю, вынимаю какие-то дублировки и вечно стремлюсь к максимальной прозрачности; хотя осознаю, что жертвую при этом монументальностью.
- Сколько вы написали до этого опер? Три?
- Три с половиной. Бедная Лиза в Театре Покровского, Браво-брависсимо, пионер Анисимов, или Никто не хочет распевать. И ещё Витамин роста по поэме Олега Григорьева, для четырех певцов и рояля. Потом я ее оркестровал, но неудачно. Еще у меня была написана приблизительно половинка оперы для театра марионеток. Но тот самый план так и не осуществился.
- Вы нашли корпоративный язык с Эймунтасом Някрошюсом?
- Не знаю, как он ко мне относится, но я чувствую к нему безграничное почтение и человеческую симпатию. Он мне шибко нравится. Может быть, внешне мы различны, но он дядя моего склада.
- Вам не кажется, что ваша опера погружена в мрачноватые реалии нашего времени, а у Някрошюса - нимало прочий театр, символический?
- Понятие реалистической оперы нонсенс. Опера это заведомо помешанный здание, апофеоз безумия. Наташа Ростова, смотревшая оперный спектакль в Войне и мире, была не так уж не права. На самом деле, вот образец адекватного восприятия оперы. Это немалый фрагмент, я недавно его перечитывал. Видите ли, я вынужден быть эгоцентричным человеком, по-другому я нетрудно не уцелею как композитор. Я хочу иметь в распоряжении превосходство не вникать в некоторые вещи, по иному не выживу. Я тогда нетрудно не начну строчить оперу, если буду об этом считать. Я должен полагать о каких-то простых вещах, я по-другому устроен.
- О технологии?
- В том числе. В опере есть немного простых идей, не музыкальных, которые я пытаюсь продуцировать. И мне этого достаточно: я не хочу вторжения в мой мир какого-то другого понимания оперного жанра. Я прошу допустить, что Някрошюс есть активный, развивающийся тело, тот, что, быть может, хочет чуток отстраниться от своего театра и свершить что-то новое. Мы все этого хотим. Мы все-таки ещё не законсервировались: ни я, ни Эймунтас. Может быть, для него опера и есть вероятность свершить что-то новое. И при этом привнести в спектакль свою эстетику. Я не вижу в этом ничего плохого. Някрошюс довольно крупная фигура, чтобы я мог ему верить и уверовать в то, что он делает. Когда люди сообща что-то делают, без доверия и взаимной любви ничего не получится. Он мне сильно понравился, сию минуту, с того момента, как я вышел на платформу Вильнюсского вокзала и увидел, что он и его хозяйка меня встречают. Я понял, что он обычный дядя, а не помесь олимпийца с номенклатурой.
- Как вы оцениваете последние события, развернувшиеся кругом предстоящей премьеры: запрос в Госдуме, пикеты активистов из движения Идущие вместе?
- Скандал в Думе стремительно раздули, но пузырь опал уже посредством пару дней. Какой-то дядя заслышал трезвон и решил стукнуть в набат. Ситуация-то, если осмыслить, анекдотическая. Фарсовая составляющая в ней шибко сильна. Ведь ясно, что перечеркнуть и воспретить продукт воли и усилий десятков людей (а опера - это дорогостоящее производство) не удастся. Ясно, что решению о постановке моей оперы не предшествовали тайные заговоры и никакие мрачные умы не вынашивали стратегический проект по захвату Большого театра. Хотя все, что говорят по поводу скрытых пружин, приведших в действо агрегат депутатского запроса чьи-то ущемленные финансовые интересы, подстава Швыдкого, - это, конечно, истина. Но наше среда живет и развивается хаотично и непредсказуемо, и попытки контроля за ним обречены на неудачу. Возможно, люди, сидящие на своих должностях в высоких кабинетах, думают, что они управляют обществом; на самом деле они только отправляют какой-то ритуал.
В наезде на оперу как раз проявился ингредиент хаоса и непредсказуемости. Это похоже на то, как мужчина шел-шел и как черт из табакерки упал в лужу. С каждым может довестись. Лично я происходящее около постановки по иному и не воспринимаю.
- Разве в вас не бьется жилка общественной активности? Относительно недавно вы подписали открытое послание деятелей культуры Петербурга, посвященное выборам главу администрации области. Там, если не ошибаюсь, говорилось о том, что выборы на практике безальтернативны.
- Да, подписал. Меня попросила об этом моя хорошая приятельница - Татьяна Москвина. Я ей доверяю; друзьям оттого что нужно полагаться, истина? И я был согласен с содержанием письма, хотя супротив Матвиенко ничего не имею. Как говорится, ничего личного. Но по характеру я вообще-то дядя смирный и домашний. Потому и выбрал профессию композитора. Хотя это утверждение не совершенно точно: на самом деле специальность выбирает нас. Если дядя по складу характера интроверт, домосед и склонен к агорафобии, то он предпочтет сиживать дома и фантазировать музыку - только тогда он чувствует себя комфортно.
- Расскажите, как вы стали музыкантом, композитором.
- Родился я в Харькове. Мои родители не были музыкантами, я начинал с нуля. Мой покойный папа обладал некоторыми музыкальными способностями: хорошим слухом, играл на мандолине как самоучка. Мои же склонности обнаружились, как водится, ненароком и в самой обыденной ситуации. В доме отдыха, где мы были с матерью, мы познакомились с преподавателями музыкального училища. Видимо, они обратили на меня участливость и посоветовали матери явить меня в музыкальной школе. Меня отвели в школу-десятилетку, тогда мне было шесть лет. Но туда не взяли, сказав, что я ещё излишне мал. Со второго класса я стал заниматься в музыкальной студии при школе, а с четвертого класса поступил в районную музыкальную школу. Занимался игрой на фортепиано. У меня была замечательная преподавательница, ее звали Фаня Абрамовна Ярхо. Я ее обожал, и она ко мне весьма неплохо относилась. Именно она инициировала мой переход в десятилетку. Оторвала меня от себя, понимая, что я перерос ее уроки. В тот самый миг я уже занимался композицией
- С кем?
- Вам это покажется странным, но я занимался с Валентином Бибиком.
- Почему же странным? Бибик отличный модерновый композитор, писал достаточно глубокую музыку...
- Да, он умер в Израиле года два вспять, к сожалению. Так вот, Бибик жил в соседнем с нами доме. А его мамаша работала сообща с моим отцом. Я приходил к Бибику домой заниматься. Это были тяжелые для меня уроки. Во-первых, я трепетал перед ним, ибо он был истинный, великовозрастный композитор. А во-вторых, он тотчас же дал мне осознать, что сочинение музыки тяжелая служба. Он заставлял меня переписывать и переделывать по многу раз, и при этом ни при каких обстоятельствах не бывал в особенности доволен мною. Он вообще от природы был крайне сумрачным человеком. Быть может, за этим скрывалась какая-то робость по отношению к ребенку, это зачастую бывает у взрослых.
- Вы были его единственным учеником?
- Видимо, да. Это были так называемые частные уроки, хотя с моих родителей он денег не хватал. Сейчас шибко тяжело уяснить, чему конкретно он меня обучил. Но он давал мне внимать музыку, единственный раз более того пришел ко мне на день рождения, подарил немного виниловых пластинок.
- Что аккурат вы писали, фортепианные пьесы?
- Да, в основном. Помню, какие страшные мучения мне доставляла пьеса для виолончели и фортепиано, я никак не мог осмыслить, на что им игрывать сообща.
- Серьезно занинь стремительно, по всей видимости, в силу того что, что попал в больше благоприятную для себя социальную атмосферу. Уменьшилась нагрузка по общеобразовательным предметам, и у меня сей же час прекратились головные боли. Учеба в простой школе с ее шестью уроками меня жутко изнуряла. А в музыкальной десятилетке я попал в свою среду и безотлагательно почувствовал себя комфортно. Проучился я там четыре года: нам преподавали сольфеджио, гармонию, историю музыки. Спустя многие годы я понял, что это и есть мое образование, консерватория без малого ничего к этому не добавила. Тем не менее в Ленинградской консерватории была бесценная атмосфера. Можно было ничего не совершать, но с тобой что-то происходило кроме твоей воли. Мой круг общения был не излишне широк: его составляли преимущественно мои собратья по композиторскому цеху: Виктор Копытько и его тогдашняя супруга Ангелина, Юрий Красавин. С прочий стороны, был джентльмен, тот, что не соприкасался с этим повсеместно впрямую Юрий Симакин, он был аспирантом моего профессора, Бориса Арапова.
- Вы говорите по-украински?
- Нет, хотя, думаю, если бы я попал, скажем, во Львов, то недели посредством две-три заговорил бы. В Харькове мы все говорили по-русски, это ибо стопудово русскоязычный град. В детстве я ненавидел украинский, для меня он был олицетворением официоза, тот, что изливался из местного радиоприемника. Мы все потешались над ним.
Гораздо позже, когда я попал в русскую культурную среду, я начал соображать, что мне не хватает украинского языка. Иногда в разговоре со своими бывшими земляками я уснащаю свою речь украинскими оборотами. Я как снег на голову вспомнил украинский язык в миг сочинения оперы. Работая над третьей картиной, я стилизовал музыку под оперу Мусоргского. То есть это была как бы опера Мусоргского, написанная моим героем, дублем Мусоргского. Действие третьей картины происходит зимою 1993-го, на площади трех вокзалов. Можно себе представить разноязыкую толпу народа, торгующего всякой всячиной, и всякий откуда-то приехал, из бывших республик Советского Союза. Мне понадобилась украинская песня на бэкграунде, чтобы реконструировать манера по возможности больше точь-в-точь. И я выудил из какой-то антологии украинскую песню, чуть-чуть ее пересочинил и вставил в оперу.
- Какая как раз песня?
- Ой, пiйду я в лiс по дрова. В тексте слышен ностальгический мотив, сильно уместный в данной ситуации для торговцев-челноков, но не прямо, песня проходит на заднем плане. И актеры, и хоровой коллектив находятся на сцене, а сама песня всего только фон для диалога главных героев.
- Вернемся к воспоминаниям о людях, которые вам помогали. Вас оттого что любил Вениамин Баснер
- Да, и я ему отвечал тем же. Отношения наши были дружескими, но в какой-то миг они переросли в творческие. Я помогал, в частности, наоркестровал две его оперетты, и для меня это было хорошей школой. Только не подумайте, что он не мог оркестровать; он делал это блестяще, но у него не завсегда хватало времени на все. И, конечно, он мне крайне щедро платил. И он, и Людмила Сухорукова, его благоверная, были весьма хлебосольными людьми, опекали меня, и кормили, и помогали. Они были настоящие.
- Вы все время повторяете, что у вас был узкий круг. Кажется, он был не так уж узок и всю дорогу расширялся
- Да, но мои отношения с людьми это приватная сфера. Я могу сообщать только о круге, связанном с моей профессиональной деятельностью. А у меня не так немало друзей-музыкантов.
- Гидон Кремер музыкант и, полагаю, ваш дружбан.
- С Гидоном я встретился невзначай, хотя к тому времени он теоретически должен был располагать информацией о моем существовании: в 1980-м, кажется, году усилиями общих друзей ему какими-то немыслимыми путями были переправлены мои ноты сюита для фортепиано в четыре руки Альбом для Айлики. Две пьесы из этого альбома Кремеру понравились, и он включил их в программу своего фестиваля в Локенхаузе. Их сыграли Алоиз Контарский и Олег Майзенберг, эти выступления были записаны и фигурировали в телевизионной программе. Я позже видел фрагменты передачи: все это как-то просачивалось через железный занавес. Тогда они более того не совершенно метко знали, как меня зовут. В титрах я с изумлением увидел имя автора Альбома: Распутин Десятников. Распутин, я так понимаю, мое имя. Возможно, это была чья-то юморность. Я впервой увидел Гидона ещё в Харькове - одно из сильнейших впечатлений моей юности. Помню, что ошеломляющее действо на меня произвела Quasi una Sonata Шнитке в его исполнении. Это была программа, полностью состоящая из ультрамодных острых сочинений. Они играли ее в зале Харьковской филармонии, я испытал мощный эстетический шок. Тогда я, конечно, не мог подумывать, что наши пути сойдутся. Помню Гидона Кремера, Татьяну Гринденко и Юрия Смирнова, идущих по улице Сумской (это тамошний Бродвей) в каких-то немыслимых разноцветных дубленках. В моих глазах они были абсолютными инопланетянами: настолько же неземными, сколь персонажи модного в то время фильма Анджея Вайды Все на продажу - там также фигурируют блестящие, утомленные жизнью молодые люди в разноцветных дубленках. Для провинциального подростка это был высший шик. Прошло полно лет, и паззл сошелся. Мы с Гидоном достаточно долгое время находились в шапочном знакомстве, покуда ему не понадобились услуги аранжировщика. Кто-то кажется, это был пианист Михаил Мурач сказал ему, что эту работу может изготовить Десятников. Я сделал эту работу, она оказалась достаточно забавной. Мне нужно было намарать какой-то бис для концертной программы, составленной из танго Пьяццолы. Это был пик увлечения Гидона творчеством Астора Пьяццолы, и он готовил гастрольную программу для своего Астор-квартета. Мне надлежало совершить транскрипцию известного танго Утомленное солнце, его автор Ежи Петербуржский; совершить таким образом, как если бы это танго написал сам Пьяццола. Опыт оказался достаточно удачным. Так начался мой роман с Гидоном, вместе с тем роман с Пьяццолой. Сначала Пьяццола, как клинок Валгаллы, лежал между мной и Кремером
- Вы имеете в виду клинок Зигфрида?
- В скандинавской мифологии это называется мечом Валгаллы. А на оперном жаргоне, конечно, клинок Зигфрида. Потом мы клинок Зигфрида устранили и начали водить знакомство напрямую.
- Вы достаточно нередко пишете музыку для кино
- Не так уж зачастую. Я сделал всего 12 фильмов, это не непочатый край. Самая востребованная музыка Эскизы к Закату что ни на есть мой исполняемый опус. Под него более того фигуристы на соревнованиях катались. Это был мой основополагающий кино, его снимал Александр Зельдович по бабелевскому Закату. Вообще-то он в первую очередь хотел позвать Шнитке, но что-то не получилось. Тогда Вера Горностаева знакомства, всюду знакомства! сообщила обо мне своей подруге Алле Гербер, кинокритику. Алла Гербер мамаша Зельдовича тихонько сказала словечко сыну, и тот меня ангажировал. Так я попал в кино.
- Вам нравится строчить прикладную музыку?
- А чем плоха прикладная музыка? Самое играемое сочинение Альфреда Шнитке Ревизская сказка, музыка, написанная к спектаклю Любимова. Что не отменяет того факта, что это замечательная музыка, стопроцентно блестящая. Из нее опосля Геннадий Рождественский сделал сюиту. И Пер Гюнт также прикладная музыка.
- Я слышала, что за оперу Дети Розенталя вам полагается недурной гонорар, раз в десять больше обычной ставки закупочной комиссии Минкультуры.
- Так ибо в министерстве платят за партитуру, а у меня заказ от театра. И мою оперу ставят. Я работал над ней больше двух лет. И если поделить причитающиеся мне денежки на 24 месяца, выходит сумма, совершенно сравнимая со средним заработком офисного работника в какой-нибудь маленькой, но преуспевающей фирме. Так что не будем мифологизировать размеры моего гонорара.
Провинциал между двух столиц
Леонид Десятников родился в Харькове 16 октября 1955 года. Окончил Ленинградскую консерваторию по классу композиции профессора Бориса Арапова. Член Союза композиторов. Основные сочинения: камерная опера Бедная Лиза, детские оперы Браво-брависсимо, пионер Анисимов и Витамин роста, опера Дети Розенталя; симфония для хора, оркестра и солистов The Rite of Winter 1949"; кантаты Дар на вирши Державина, Пинежское сказание о дуэли и смерти Пушкина; вокальный цикл Любовь и существование поэта на вирши Хармса и Олейникова, Русские сезоны для скрипки, сопрано и камерного оркестра. С 1996 года активно сотрудничает с Гидоном Кремером как композитор и аранжировщик. Автор музыки к фильмам Закат, Серп и молот, Подмосковные вечера, Мания Жизели, Кавказский пленник, Москва.
Так же читайте биографии известных людей:
Леонид Коган Leonid Kogan
Исполнитель обязан постараться сделать все от него зависящее, чтобы публика получила богатые и разнообразные художественные впечатления и ушла из..
читать далее →
Леонид Лютвинский Leonid Lyutvinsky
Хотя группу "Белый орел" не отнесешь к новичкам эстрадной сцены, только в последние год-полтора ее облик принял некую законченную форму. Вначале..
читать далее →
Леонид Пташка Leonid Ptashka
раньше газеты писали "Пташка - виртуоз джаза". Сейчас постепенно перешли на "Пташка - гений".
читать далее →
Леонид Семаков Leonid Semakov
Песни писал с 1968 года на свои стихи.
читать далее →