Известные люди

»

Людмила Гурченко

Людмила Гурченко Ludmila Gurchenko Карьера: Актер
Рождение: Украина» Харьков, 12.11.1935 - 30.3
Людмила Гурченко - выдающаяся советская и российская актриса театра и кино, певица. Родилась 12 ноября 1935 года.Людмила Гурченко является Народной артисткой СССР, Лауреатом Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых, а так же Лауреатом Государственной премии Российской Федерации.Людмила Гурченко приняла участие в съемках более чем 95ти фильмов, сыграла множество ролей в таких театрах как Современник и Театр-студия киноактера, записала 11 музыкальных альбомов на CD и выпустила 6 пластинок. Кроме этого, Людмила Гурченко является автором трех книг:1982 - Моё взрослое детство1987 - Аплодисменты2002 - Люся, стоп!

Дорогой мой население! Зрители-читатели. Я живу и работаю для вас. На съемках предощущаю, как вы улыбнетесь или заплачете, глядя на экран, в театре ваши аплодисменты для меня -- как взлет в небеса, как горилка, как адреналин! Много небылиц, сплетен... Лучше я сама напишу. Роли - это оттого что была в чем-то и моя судьбина. Под маской героини исповедуюсь я сама, и кто знает, если бы у меня была счастливая семейная бытие, нашлись бы проникновенные слова, парадоксальные мысли и "ходы", которые вырывались в ролях и оставались на экране? Если бы потом посмертной реабилитации свекра - Бориса Пильняка - я впустила в свою существование трагедию народа на сто процентов -- нет, ничего бы я не сыграла. Не было бы ни "Карнавальной ночи", ни "улыбки без сомненья" - одни горькие сомнения. А как же 1 Мая? Самый ясный торжество! А как же "за Родину, за Сталина"? А Победа? Все тогда смешалось в моей темной совковой голове...

Когда в эти дни по ТВ идут программы "Как это было", "Совершенно секретно", я с жадностью вглядываюсь в лица свидетелей прошлых событий. Но ни хроника, ни их воспоминания не воспроизводят страха, тот, что въелся в поры, сосуды. Что такое в 58-м оглушительная статья в газете? А тем больше фельетон... Это тихая одиночная камера. Тихая, потому что что замолкает телефон. И друзья проверяются только тем, постучат они к тебе или навечно исчезнут... Мое истребление началось с всю дорогу младой газеты "Комсомольская правда". Я сообща с советским народом верила в дух юного бесстрашия, живущий в сером сталинском здании на улице Правды. А позже... Что же со мной случилось с тех самых лет? Была ли потом того у меня юность, беззаботная и розовая, как должно быть в 20? Нет, я уже ни в жизнь не была младой. Только притворялась. Носила маску жизнерадостной девушки. А всего-то - пара статей в прессе любимой Родины.

"Оттепель" и 70-е приучили меня уяснять текст "Театр", "Искусство кино" и другие толстые журналы. И в 96-м, встретившись следом репетиции со "скандальным" журналистом "Комсомолки", я открыла родное восторженное, как говорил Бернес, "хавало". Начинаю с подъемом о наболевшем, о том, что меня наполняет, и вижу прохладный отсутствующий воззрение. Так куда же я? Зачем? И что мы тут делаем?

- Скажите, - перебивает он, - а что за джентльмен Кобзон?

"Аргентина - Ямайка 5:0". 5:0 в его пользу. Это, надо полагать, и есть скандальность: ты знакомишься с человеком, а он -- вместо своего имени: "Скажите, у вас ночью был оргазм?" И, глядя на окаменевшую меня:

- О! Кобзон говорил, что у вас будет аккурат такое лик человеческий при упоминании о нем. Вы так откровенны в своей книге, отчего же в беседа... А ибо у вас тогда были тяжелые времена.

Спасибо, акулы!

И задел то, что, как ни засыпай землей, как ни топчи ногами, прорастет травинкой через асфальт. Годы ненужности, безденежья, боли. И безработицы. Это страшное словечко ныне известно многим, а в советские времена все были обеспечены работой (помимо киноактеров!) - и мне в "Аплодисментах" посоветовали сменить "безработицу" на "безролье". А это ох как не одно и то же...

- Слушай, а не пошел бы ты на...!

У меня к тому времени появилась защита: Сергей Михайлович попросил у журналиста диктофончик, вынул пленку.

- Вы что? Да вы знаете, кто я!?

Он шел за нами до самой машины, выкрикивая свою фамилию. Вот, Люсичка, как надобно себя преподносить! А то:

- Как вас огласить, Людмила Марковна?

- Как хотите, только без званий. Лучше всего - "У нас в гостях..."

Дура! Надо все звания. Все регалии! Но почему-то навечно въелось: "Поет Марк Бернес" и - гром оваций... "Комсомольская правда", извинившись за "крутого и скандального", прислала новую журналистку.

Отступление: Вот тут, дорогие читатели и придется прекратить песню. Ненадолго. Но - принципиально. Андрей мужчина интеллигентный, сдержанный и совестливый. Даже если и спросил он про Кобзона, то никак не ожидал, что собеседница его осыпет матом. Ну ладно, примадонны нервны, ясен перец, но ради чего же выдумывать, что он "бежал и выкрикивал свою фамилию"? Впрочем, какие могут быть придирки? Гурченко же не написала, кто это. Может, это собирательный образ. И может, кто-то иной и бежал, и выкрикивал. Но нам оскорбительно аккурат за нашего Андрея.

Приятная леди, корректные вопросы... Я растаяла, потеряла бдительность. И сызнова - бах: "А вот ваш второй супруг, Кобзон..." Ну что, думаю, может, для начала исправить порядковый номер? Сказать, что если бы он сам не озвучил наше "знакомство", я бы словом не обмолвилась об одной из самых жутких своих ошибок? От него надобно было спешить, как Гарун. Быстрее лани. Но мне тогда казалось, я его "перестрою". Какая наивность. Что я помню? Цветы, духи, натиск. Бесконечные застолья вслед за тем концертов, тосты и славословия ему. Рядом представители обкома или райкома, западная или отечественная кинозвезда. Не я. Я тогда была прочно в "бывших". Общего дома, хозяйства у нас не было: я на Маяковской, Кобзон на проспекте Мира... Прошло время. Всюду пошли разговоры о том, какая я хорошая. Нужна рекламная инфа? Все постепенно "оттуда" переползает к нам. Чтобы о тебе говорили, нужно с шумом оставить со сцены (и являться на ТВ ещё чаще), соседствовать с яркой фамилией ("У нее нрав непростой", "Двум звездам не ужиться вкупе..."). А мне-то запомнилось, что три года потом этого я не могла себе представить рядом ни одного человека. Одной, только одной. Боже сохрани. Никогда. Ни за что. Нет, нет. Я тогда многое поняла про себя. Если моя подсознательная энергия переполнена агрессией, если нет в ней следов любви и счастья перед встречей со зрителями -- мне финал. А диктофоны пишут... На гастролях то ли в Омске, то ли в Новосибирске ко мне в гримуборную зашел младой мужчина с перевязанной косоглазый на затылке.

- Значит, так. Я телережиссер. Недавно получил приз ТЭФИ. Мне нужна интересная передача. Но не о профессии. Просто о личном, об интимном. А то тут я делал программу с Костей Райкиным, так он все время говорил о работе в своем театре! Я сказала гостю, что, может быть, эта передача с грандиозным актером была его самой немалый удачей. В глазах напротив появились искры нескрываемой насмешки... Что ж, вы меня многому научили, уважаемые акулы пера. Я сделала вывод: лучше самой ответствовать на вопросы - в письменном виде. А наилучший технология общения - прямой эфир. На ТВ не возбраняется одним взглядом передать истинное касательство к предмету разговора.

Снова заливаться слезами, рыдать, помирать?

Что меня спасало? Дом! Я знала, что вот доберусь до гостиничного номера, и тут же, ещё с порога, телефон - папин звонок: "Здравствуй, дочурочка, богинька моя!"

А словечко "брак" у меня стало ассоциироваться с браком пленки. Это значит переснимать - вновь слезы лить, рыдать, отдавать богу душу. Ужас! Я уходила из браков. Но в жизни в первые месяцы влюбленности, притирки, открытия приятель друга неужто думаешь о "браке". Это следом... Еще спасала служба. Долго жданная. А вечером - такая мука, такое вытье. Три года я жила одна, бросалась на все эпизоды, ролишки и концерты. Когда в 73-м умер папа, Бог послал мне, чтобы я совершенно не тронулась, милого человека Костю.

- Извините. Я по поводу записи "Иисус Христос - суперзвезда", вы хватали послушать. Но у вас, оказывается, девятый день со смерти отца. Я знаю, что это такое. У меня недавно бабуля умерла. Я позвоню позже. Извините ещё раз.

Какой славный младой дядя. А мне ибо почтение и чуткость, больше ничего не необходимо. Внутри все крыто-перекрыто ("Уком закрыт. Все ушли на фронт"). Слов о любви я уже ни в жизнь не провозглашала, они кончились сообща с исчезновением из моей жизни Машиного отца. И в текущий момент я длительно не верила, что мужчина может быть вот таким идеальным и любящим. Но шли дни, недели, месяцы, годы, в конце концов. "Ты ко мне относишься так, как я об этом мечтала всю существование. О наконец-то за все мои нескладности пришел покой". Когда на съемках детского фильма "Мама" клоун Олег Попов упал мне на ногу и размозжил кость на 19 осколков, Костя проявил столь внимания и заботы. Мне завидовали. Мы летали 17 лет - по городам, по гостиницам, по нотам, по сценам, по Америке, по Израилю. Пианист - 7 рублей 50 копеек за концерт, звездочка - 32.50. Приходили за кулисы поклонники со взрослыми детьми и внуками: "Ой, мы вас так любим. Мы ещё подростками смотрели вашу картину про пять минут"... А рядом со мной младой супруг, и я - хоть умри - должна быть веселой, юный и с тонкой талией. Костя понимал, что я патологически боюсь повторения долгих лет безработицы. После перестройки оплачивать стали больше, и ничего было неясно с этой свободой, куда она выльется и сколь продлится. Потому по три концерта в день! Приплюсовав мой заработок за главную образ в "Старых стенах" и за большие роли в "Открытой книге" и "Детях Ванюшина", мы купили "Жигули". В кармане осталось 3 рубля, и необходимо было заново получать на бытие. Могла ли я тогда располагать информацией, что спокойный, вежливый Костя превратится в агрессивного, злого и мстительного. Когда это началось? "Не всю же бытие мне быть пианистом", "Да если бы не я, ты бы ничего не добилась"... Костя оживился, он получил родное время, "Не хлебом единым" кончилось. То он хотел раскрыть свою студию звукозаписи -- нужно мое имя. То давай ему двойное гражданство -- я в этом месте, он в Израиле. В Америке летом 91-го он все забегал в магазины игрушек. Для совершенно маленьких детей. А Машины Марик и Леночка уже вышли из младшего возраста... И в конце концов признание: "Я живу с женщиной с ребенком". А в глазах страх, смешанный с глубоким тайным и нежданно вырвавшимся наружу победным превосходством, -- ну как мы вас, звезд?! Мои мысли, видения, лица -- все превратилось в груду кирпичей, которая ещё недавно была красивым домом. О, сколь разбитых домов видела я во время войны. Но ЭТА битва разрушает самое важное -- веру в человеческую искренность и верность. "Заботясь" обо мне, Костя учтиво отвадил от меня многих. "Ее нет дома", "Она занята", "Она не сможет". Странные вещи происходили с мамой. Оказывается, в мое отсутствие она подтачивала Костю: "Я всю бытие прожила с человеком старше себя. Это весьма тяжело. У вас ещё есть шанс..." После моих книг "добрые" люди дули ей в уши: "Что это Люся так превозносит отца? А что же ты, Леля, не давай себя в обиду!" Она люто возненавидела папу и ушла существовать к Маше.

Распрастри глаза ширей

В преддверии 1992-го я повисла в воздухе. Иногда, по вечерам, шибко хотелось души не чаять. Просто все корпус ломилось, тосковало. Уже не 25 и не 35, раз родилась в год ударного стахановского движения. Опять активизировать? В 1962-м был нелегкий разрыв с Машиным отцом. Долго я не могла оправиться. Мне казалось, что мы - на всю бытие, а как же по иному? И вот гладко сквозь 30 лет таковый же разрыв. Все слова и признания оказались замечательным Пшиком. 17 лет пшика! И поплакать негде, вся на виду... Теперь мне самой нужно звякать, договариваться, вносить плату, устраиваться... Воздушной волной прибило на Цветной бульвар. И, захлебываясь, я рассказала Никулину, как ездила по Москве, вопя за рулем недобитым животным. Ю.В. долговременно молчал.

- Если я скажу, что никто не стоит вот этой твоей... растерянности, ты сегодня и не поймешь. Потом, опосля... Время, служба.

Когда я появилась на его юбилее одна, Нина Рязанова присела в пустое кресло рядом: "Где Костя?" Услышав "Мы разошлись", она так побледнела. Это был потрясение для всех, кто нас знал. А тут Эльдар в программе "Восемь девок - единственный я" вопросительный мотив в лоб. Завтра, значит, об этом будут ведать все, кто смотрит ТВ. "Ну что тут сообщать? Такая, понимаете ли, дорогие телезрители, банальная история. Разошлись, с кем не бывает..." И напеваю Вертинского: "Я ныне смеюсь над собою..." Ну и рождайтесь, сплетни!

В 97-м Ю.В. позвонил мне из больницы:

- Молись за меня 5 августа. Ты верная и настоящая. Я тебя за это люблю. Пока.

Конечно, покуда. Ни за что не "прощайте". Я на всю бытие знаю, что такое немалый мужчина. Ты прав, надобно все первоначально. Самой, без папы Марка и папы Ю.В. Я помню все ваши советы. И "Потом, после этого. Время, служба...", и "Хорошега человека судьбина пожметь-пожметь да и освободить..." Я добра и доверчива, в то время как встречаю в отклик то же самое. Но скорбь, если меня предадут. Тут хоть меня удави, но прикидываться, что ничего не было, да ни за что на свете. Пусть без работы, без денег, без теплого места - нет, нет и нет! Нет объекта для меня на земном шаре. В спине ножик. Рана не рубцуется. Кровь не свертывается... Да ладно, ничего мне не нужно, помимо душного павильона, боевой команды "Мотор!" и замечательного состояния блаженства, когда получается. "Ну, распрями плечи, моя клюкувка, распрасти глаза ширей, уперед!" Появилась у меня задумка - спеть песни, ставшие мне особенно близкими как раз в годы моей расстроившейся жизни. Сопровождая их монологами о любви, о профессии, о судьбе. Оставалось выискать частных лиц, которых заинтересовала бы эта идея.

- Знаете, я буду это работать. Сейчас уезжаю, а вернусь - дам ведать.

Боже мой, все "Як закон". Очередной "обещатель". Но вот:

- Я приехал. Будем снимать. Режиссер Федор Бондарчук, художник Борис Краснов, костюмы - Валентин Юдашкин.

Сергей Сенин собрал ударную группу! И годы мои с горки - бух! Он не вполне естественный джентльмен. Полная противоположность тому, с чем я так, казалось бы, счастливо прожила треть жизни. Там прекраснодушные разговоры, в этом месте чаще затишье. Там поддакивание, в этом месте редкое "да, супер". Никаких сорок раз в день признаний в любви. Страшно жить-жить в тропиках и - враз попасть на Северном полюсе. Долго Сергей Михайлович меня провожал и уезжал к себе. О, со мной было тяжело, да легко нельзя. Подозрительность. Подозрительность в кубе. Это не любой выдержит. Но как же я нуждалась в понимании, диалоге. До боли в груди хотелось положить голову на мужское плечо. Самой, без просьб и принуждений. Сергей Михайлович был так похож на папу. Только что в доме все летело, содрогалось, взрывалось - а в текущий момент папа сидит на груде разбитой посуды и плачет. Особенно мы сблизились в больнице. Все мои болезни я заработала, как говорил папа, Честь по чести, в профессии, вера в которую крепче самой страстной любви, сильнее религии. После перелома тело разладился: общие наркозы, боли, костыли. А ещё холециститы с колитами, мелкие травмы, упавший в полуметре из-под купола цирка мешок... Теперь вот мучительный гайморит. Нянечек не хватало, у меня по очереди дежурили Сергей и подружка Люба из Харькова. Приходила Маша - добрая, как в былые времена (позже Любочка призналась, что мою дочка больше всего интересовало, расписаны ли мы с Сениным и кому достанется квартирка после этого моей... ну ясно). 12 ноября на звонок "Когда приедете поздравить маму с днем рождения?" она ответила:

- Мне некогда прогуливаться по больницам. У меня на руках и стар и млад.

Держать потрясение

Это жестоко, но, может быть, следует хоть раз побалансировать между жизнью и смертью, чтобы приметить все как есть: и что ты такое, и кто окружает тебя. Моя Маша ни в жизнь не кичилась известностью своей мамы. Росла незлобивой и независтливой, окончила медучилище. Когда она вышла замуж за одноклассника, я думала: вот скромный чувак, не будет упрекать мою дочка, что преподнес ей машины, роскошь и денежки. А Маша стала суше, деловитее. Началась штурмовая вылазка. Квартиру нам большую. Квартиру, квартиру. Все прочее, по мнению зятя, -- подачки. Я не могла ему втолковать, что нет у меня дара заводить знакомства с нужными людьми. Что зарубежные фестивальные гости и корреспонденты приходили в мою двухкомнатную. Чтобы предварить отсутствие понимания (это звездочка?!), я принимала всех на ковре. Говорю, у нас ритуал этакий. А ныне пришлось стать на учет на Старой площади. В доме ситуация безотложно потеплела... За Машу, которую подняли без отца, за ее детишек, я могла бы прикрыть амбразуру с самой страшной ракетной установкой. А у зятя появились "отношения на стороне". До меня доходило: "Кому она нужна с двумя детьми?" Это также надобно испытать.

Конец моей книги "Аплодисменты" счастливый: у меня родился внучок. Марк, Маричек, Маркуша. Когда произносишь это имя, внутри разливается особое родственное фортуна. Слов для объяснения нет. Счастье разливается и все. Сережа его называл Марчелло -- у них была несентиментальная мужская приятельство. Саша в семью вернулся, и они захотели взращивать детей по-своему: платные колледжи, учеба в Англии. Какое-то странное было соревнование зятя со мной. Вы известная артистка, но и мы не лыком шиты... А в декабре 98-го умер свой Маричек. От передозировки наркотика. В 16 лет... Рухнула моя веселье. Больше мне утрачивать нечего. Вхожу, не оглядываясь, в подъезд. Могут подстрелить из-за угла и чем-нибудь жахнуть по голове. Все одинаково! Папы нет уже 28 лет, Марика нет три года. Они, мои два любимейших на свете Марка, лежат сейчас на одном кладбище. И маменька Леля... После смерти Марика она сломалась, бытие стала бессмысленной. В последние дни в больнице она не могла произносить, только целовала руки Сереже и мне.

С ним у нас - через все превратности, разницу в возрасте, его интровертность и мою экстарвертность, через недоуменные взгляды, поздравления и кислые усмешки: эх, мол, неизвестно, что у них завтра будет, -- сложилась семейство и пробилась мысль "Грустной пластинки". Наш дружбан, сибиряк Саша Адливанкин, рассказывал: "За день вымотаюсь на работе, эх, думаю, сегодня сорвусь на жене, на детях. А слушаю ваш диск и понимаю, не пойду я таковой к семье. Заехал в маркет, жене цветы купил, детям кока-колу -- они любят. Получилось, торжество им сделал"...

В 1979 году я увидела на Бродвее основополагающий мюзикл. Шла из театра и еле слышно плакала сама себе. Потому что существование моя для этого жанра прошла. А потому как как раз за этим я ехала из Харькова в Москву, о драматических ролях совсем не мечтала. Но время само вытолкнуло меня в театр. Только бы не вручить слабину. Только бы не побояться ввязаться в битву. Ведь, испугавшись, я стану негодной артисткой. Все, что получилось, все, чего я добилась в этой жизни, я добилась, сражаясь. Вперед! Открывайте занавес!

Стоп, Люся!

Но подчас я приказываю себе: остановись! Стоп. Раз нет прежнего неистовства, безумства и прекрасной глупости -- стоп, Люся! Дай отстояться чувствам, ощущениям, а после этого, мало-помалу, все выстраивай заново. Почему-то я продолжительно не беспокоилась о встрече с возрастным моментом, не готовилась к этому неизбежному. Хотя выгляди ты хоть на 35, а мозги, тело, прожитая бытие? Куда это денешь? А ещё я спрашиваю себя: если бы я знала, бегая по харьковским улицам, какая битва меня ждет -- изматывающая, где бьют ниже пояса, подставляют подножку, улыбаются ненавидя, -- бросила бы я отчий жилье? Кинулась бы в тот самый водоворот? Да! Я бросила бы отчий жилье и кинулась в водоворот, не боясь разломать себе голову и переломать ноги. А по-другому что такое актриса? Но как же нужно было мне в начале пути прочитать нечто подобное тому, что вы в текущий момент читаете, уважаемые зрители. Ведь ни разу ни в чьих-либо воспоминаниях, ни в кино, ни в газетах, ни на лекциях во ВГИКе никто не озвучил истинную повседневную существование артиста. Было светлое перспектива, благоухали цветы, раздавались несмолкаемые аплодисменты. И казалось, что актером неизменно владела только великолепная утомленность. Съемки, спектакли, поклонники. И безбрежные возможности взять себе "что хошь". Храню одно послание из лагеря:

"Людочка! Я бугор, меня все уважают и боятся. Недавно в библиотеке увидел Ваш портрет на обложке. На шейке у вас фуфло, а вот в ушках вещица стоящая. Я в этом разбираюсь - за это и получил родное. Решил, как выйду, первой очищу Вас. А тут завезли к нам "Вокзал для двоих". Смотрел два сеанса кряду, темное время суток не спал, думал о Вас. Кровью, кровью и после этого зарабатываете себе на существование. И вот что я решил - живите постепенно. И всем своим покарал, чтоб порог Вашего дома не переступали. Уважающий Вас и Ваш работа Леонид".

Как протянуть, чтобы не улетучиться в густом тумане будней? Я не знаю. Учусь. Все ещё учусь. Вот недавно проснулась и безотлагательно вскочила. Не терпится -- в подкорке души, в серых клетках мозга уже звучит мелодия, выкручиваются руки и ноги... Вот они уже все собрались и стучатся. И просят облечь их в "образ". Да, да, да! Облечь их в образ ушедшего века. Есть! Знаю! Поехали! "Прощай, Двадцатый..." Хорошее наименование.

Так же читайте биографии известных людей:
Людмила Зыкина Ludmila Zykina

Людмила Зыкина - известная советская и российская певица, исполнительница русских народных песен, русских романсов, эстрадных песен. Родилась 10 мая..
читать далее

Людмила Лядова Ludmila Lyadova

Людмила Алексеевна Лядова народная артистка СССР (1985) и РСФСР, заслуженный деятель искусств РСФСР (1975), лауреат Государственной премии СССР,..
читать далее

Людмила Рюмина Ludmila Ryumina

Приводит в восхищение не только удивительная работоспособность певицы, но и тяга к постоянному самосовершенствованию.
читать далее

Людмила Сенчина Ludmila Senchina

Людмила Сенчина - известная советская и российская певица, актриса, народная артистка России. Родилась 13 декабря 1948 года.Людмила Сенчина..
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий