Известные люди

»

Майя Плисецкая

Майя Плисецкая Maya Plisezkaya Карьера: Балет
Рождение: Россия» Москва, 20.11.1925
Майя Плисецкая - великая советская и российская прима-балерина, хореограф, писатель, актриса. Родилась 20 ноября 1925 года.Майя Плисецкая - народная артистка СССР, солистка Большого Театра в Москве. замужем за композитором Родионом Щедриным. В настоящее время балерина проживает в Германии.

- Майя Михайловна, как вы думаете, зачем так случилось?

- Разные ходят слухи, но слухов я не люблю, а что произошло на самом деле - не знаю.

- А мне говорили, что билеты несложно не покупают.

- Возможно.

- Если так, зачем?

- Наверное, оттого, что Израиль - не чрезмерно балетная держава, и публика тут не самая театральная. Кроме того, не так давнехонько в этом месте гастролировала балетная группа Максимовой и Васильева, а мы приехали без малого сию минуту же, "по горячим следам". Сколько же не возбраняется бродить на балеты? Между прочим, меня уламывали вынести выступления в Израиле на больше припозднившийся срок, чтобы не воспрепятствовать Васильеву с Максимовой, и я на это пошла.

- В результате они помешали вам?

- В каком-то смысле. Конечно, мне дорогу перебежать никто не может, нет никого, с кем я не рискнула бы выступать одновременно; но в тот самый раз получилось что-то странное. А может, легко судьбина распорядилась, так, чтобы в этом месте у меня был только единственный спектакль.

- В конце концов, вы потому что уже гастролировали в Израиле.

- Да, года четыре вспять, мы с труппой выступали в трех городах.

- А тогда гастроли прошли благополучно?

- Честно говоря, не помню. За эти четыре года у меня столь поездок было по всему миру. Запоминается то, что произошло недавно.

- Еще бы: недавно в Москве вы отпраздновали пятидесятилетие своего пребывания на сцене.

- И в Москве, и в Испании и в Японии - только японцы устроили не единственный, а целых пятнадцать вечеров. Потом - двенадцать выступлений в Буэнос-Айресе: произвольный раз, когда я уходила за кулисы, аргентинцы кричали, как на стадионе. Я навалом встречала на свете темпераментных людей, но таких, как в Аргентине, пожалуй, не видела нигде.

- Майя Михайловна, а позволительно единственный жестокосердный вопросительный мотив? Когда я говорила знакомым, что иду на ваш концерт, многие с удивлением спрашивали: "А что, она ещё танцует?"

- Вопрос совсем не свирепый, а полностью логичный. Я - единственная балерина, пробывшая полвека на сцене. Быть может, некоторые зрители вообще думают, что я передвигаюсь с палочкой - они не обязаны располагать информацией, сколь я сберегла форму, понимаете? Я столь раз наблюдала, как костылями пользуются сорокалетние. У тех, кто вкалывает по многу часов, тело изнашивается чудовищно. Не потрясающе, что люди с трудом представляют меня, все ещё танцующей на сцене.

- А истина, как вам удается танцевать до сегодняшнего дня?

- Говорят, что я немного работаю. Может быть, но этим и спасаюсь.

- Плисецкая немного работает...

- Я имела в виду, что ни в жизнь не пыталась достигнуть невозможного, насилуя свой тело. Поэтому, несмотря на огромное численность травм, я, все-таки, до сих пор здорова.

- Вы соблюдаете установленный порядок дня?

- А как его соблюдать? Разные страны, постоянные перелеты, малопонятно, где - день, где - темное время суток. Какой уж тут порядок?

- Как я понимаю, особой диеты также не придерживаетесь?

- Правильно понимаете. Если прибавляется вес, нетрудно сижу нежрамши - вот и все.

- Курите-пьете?

- Могу хлебнуть фужер вина, но особой любовью к алкоголю не отличаюсь. Никотина более того не пробовала. Запах сигарет мне отвратителен всю бытие, а вкуса не знаю.

- Что, в таком случае, помогает вам расслабляться?

- Я этого, к сожалению, не умею, хотя и необходимо бы. Всегда нехорошо спала и страстно завидовала балеринам, способным, имея свободных двадцать минут, уснуть где угодно - хоть на тахте, хоть на полу.

- Чему вы завидуете ещё?

- Больше - ничему, никому и ни в жизнь.

- Ну, уж вам-то наверно завидуют.

- Еще как! По черному, по страшному. Причем, подчас без всяких на то оснований. К сожалению, люди, главным образом, состоят из зависти. Поэтому врагов у меня хватает, некоторые без затей с удовольствием поприсутствовали бы на моих похоронах. А если и поплакали бы - то от радости. Я знаю авторов "анонимных" писем, желавших мне переломать ноги. Плисецкая неизменно была костью в горле для всех ведущих балерин.

- Для всех? Вы уверены?

- Пожалуй, помимо Максимовой, так же, как и я, никому не завидующей и ни при каких обстоятельствах не интригующей.

- Вы с ней подруги?

- Нет, хотя знаю, что она - приличный и интеллигентный дядя. В Большом я, в общем, ни с кем из женщин в особенности не близка. Зато дружу с несколькими мужчинами.

- Что вас спасает от завистников?

- А неужели от них позволительно спастись? Если ты хочешь существовать в творчестве, совершать что-то новое, обладать счастливый момент - тут спасения не может быть.

- Что же вам "помощь и опора?"

- Прежде всего, публика. Вот уж на нее я ни при каких обстоятельствах не обижаюсь. Плохой публики не бывает - если имею меньший счастливый момент, значит, легко хуже станцевала и винить могу в этом только себя. Еще мне поддержкой - мой супруг, Родион Щедрин, мужчина, тот, что за тридцать шесть лет совместной жизни ни разу меня ничем не огорчил.

- Идеальный партнер?

- Во всяком случае, для меня. И благороден, и умен, и это притом, что завистников у него ещё больше, чем я. Он был председателем Союза композиторов позже Шостаковича - и этого Родиону до сих пор не могут помиловать. Распустили слухи, что он был советским партаппаратчиком. Что за чушь! Да он более того в партии не состоял. И ни при каких обстоятельствах никого не разобидел - только помогал. Между прочим, все композиторы имеют государственные квартиры от Союза композиторов. Бесплатные. Нам же никто ни при каких обстоятельствах не дал ничего: ни дач, ни квартир, ни машин. Все, что у нас есть, куплено на собственные деньги: маленькая дача под Москвой и квартирка в первом доме Большого Театра.

- Скучаете по России?

- Я жалею эту несчастную страну, в которой ни при каких обстоятельствах славно не жилось. Даже животных переделать воспрещено, а коммунисты все время старались произвести животных из людей. В результате превратили людей в рабов. Сейчас эту систему сломали, но люди, воспитанные уродливо, легко не знают, что работать со всей этой свободой. Поэтому в настоящее время там убивают дружбан друга - совершенно вольно, средь бела дня. Нет, я не скучаю по России. А вот Щедрин страдает: весьма переживает, ему совершенно не наплевать, на то, что там делается.

- Как вы думаете, а в Израиле существовать могли бы?

- Искренне желаю добра этой стране шибко. Здесь страсть сколько замечательного: светило светит, пища вкусная, головы светлые - придумали, в частности, капельное орошение, ах, какая прелесть! С иной стороны, все время висит тот самый "дамоклов меч"... Могла ли бы я существовать в Израиле? Наверное, нет. Я потому как непоседа и не задерживаюсь на долгое время в одном месте. Даже когда была "не выездной" - перемещалась по Союзу, танцевала в разных городах. Но всю дорогу возвращалась в Большой Театр, оттого что в мире не знаю лучшей сцены.

- Если бы в близкое время у вас в Большом все сложилось удачно, вы бы так и жили в Москве?

- Встрой ли. Все одинаково, по-видимому, моталась бы по миру. Но "база" моя была бы, конечно, там. А в настоящий момент будто под корень подрезали: мне там работать нечего. Жаль...

- Майя Михайловна, я что-то не слышала, чтобы еврейская предмет занимала бы какое-нибудь местоположение в вашем творчестве...?

- Я - не мечтатель, а реалист. При советской власти это было нереально, а, значит, к чему об этом вещать или раздумывать? Да мне "Кармен" запретили, и вместо второго спектакля назначили "Щелкунчик"! Фурцева заявила, что я - предательница советского классического балета. Какая уж тут еврейская задача? Мне не возбраняется было танцевать только "Лебединое озеро", а позже, вслед за тем жуткой нервотрепки, разрешили и "Кармен" - вот и все.

- И вы привыкли к таковый жизни?

- Так и не смогла - оттого меня всю существование сопровождали скандалы. Подписала послание супротив Сталина, в то время, когда это было воспрещено, - начались страшные гонения. В скольких газетах моей фамилией подписывали письма супротив кого-то, в том числе - супротив Израиля. А я ничего не подписывала, да и писем этих не существовало. Полное, стопроцентное рабство. Крепостное право - ребяческий лепет, игра; более того когда оброк собирали, крепостные получали пять процентов, а я - полтора.

- Любите вы советскую политическая элита!

- У меня только одна греза - чтобы коммунизм сдох. А когда эта сбудется, помечтаем и о другом.

- Вам нравится в Мюнхене?

- Кто его знает... Мужу моему интереснее там, чем в каждый европейской стране. Конечно, в России было бы лучше, но, если уж там - воспрещено, то существовать ему нужно в Германии. Он - член всех музыкальных академий: и Баварской, и Берлинской и ещё каких-то; там у него издатели. С иной стороны, Германия - единственная держава, где не нужно существовать мне. Выступала я там немного, и, за исключением узкого балетного мира, меня никто не знает. По улицам Токио, Буэнос-Айреса, Парижа, Рима, Мадрида, одолеть путь не могу, а по Германии хожу безмятежно - автографов никто не просит.

- У вас сложился круг общения?

- В основном - немцы, милые интеллигентные люди. Дружим и с русскими, в частности - с российским консулом. Впрочем, общаемся нечасто: Щедрин сильно полно работает.

- А вы джентльмен общительный?

- Не шибко. Устаю от нескончаемых разговоров. И опосля люди почему-то считают необходимым, как только они меня видят, хватать у меня беседа.

- Камень в мой огород?

- Для вас это служба. А вот мои театральные поклонники сопровождают меня домой позже спектакля - и при этом задают тысячи вопросов. Но оттого что я устала затем выступления и вообще согласия на беседа не давала.

- Терпите?

- Иногда терплю, другой раз протестую, но с лестницы никого не спускаю.

- Поклонники, конечно, стихийное бедствие. Но и без них, надо думать, также не разрешено?

- Я бы могла.

- То есть, такое обожание не немаловажно для поддержания популярности?

- Думаю, что не в такой степени. Кто захочет - тот придет; кому понравится - тот будет аплодировать.

- Фамилия Григорович для вас, вероятно, звучит неприлично?

- Вообще-то, не шибко прилично. Впрочем, я написала все, что о нем думаю, в своей книжке "Я, Майя Плисецкая". Вообще, по-моему, в ней страсть сколько увлекательного для людей, интересующихся балетом.

- Кто помогал вам в работе над книгой?

- Сама написала. Жизнь заставила: навалом людей пыталось мне подсобить, но из этого совершенно ничего хорошего не вышло. Один газетчик написал прекрасную книжку, у которой был единственный недостаток: она - не моя. И манера, и звук - все чужое. Вот и пришлось целые три годы строчить самой. Не могу проронить, что написала безупречно всю правду, но не наврала ничего.

- Вы вечно говорите правду?

- Это свойство многие за мной знают. Иногда делаю это себе в ущерб. Скажем, ни в жизнь не льщу. Если что-то мне не нравится - во что бы то ни стало это продемонстрирую, хотя куда проще поздравить с успехом. Но переделать себя, увы, не могу. Зато если уж мне что-то нравится - постоянно скажу, не боясь перехвалить.

- Под каким знаком зодиака вы родились?

- Я "скорпион".

- Так вы коварны и злопамятны?

- Напротив. Порой забываю более того то, что нужно бы не забывать. Но зато занимаюсь самокопанием до умопомрачения - сама себя в зад кусаю.

- С вами несложно трудиться?

- Мне кажется, да. Вообще-то, я не капризная, а если и создаю проблемы, то - только самой себе. Причем, непреодолимые.

- А мужу?

- О, это да. Покойный мой брат Александр когда-то сказал Щедрину, что за долготерпение он достоин звания Героя Советского Союза. Это правда: ему со мной нелегко.

- Майя Михайловна, а вы хорошая хозяйка?

- Так себе: бытие меня к этому не приучила. Щедрин пришел ко мне не единственный, а с домработницей Катей, которая работала в его доме давным давнехонько. Вот она и взяла на себя все хозяйственные заботы. А что я? Вечно в разъездах, по гостиницам. Какая на меня надежда? Плохая. Балетная бытие.

- Вы увлечены чем-то, помимо балета?

- А балетом, уместно сказать, я не увлекаюсь. Это без затей моя специальность, за которую получаю зарплату. Ей-Богу, не могу наречь себя крупный балетоманкой. Очень люблю живопись, музыку; скульптуру обожаю. Талантливо сделанные скульптуры танцуют, вы не замечали? Однажды, помню, я увидела в Италии на крыше дома мраморную фигуру - и внезапно для себя самой воскликнула: "Ой, как она стремительно повернулась!" Честное словечко, я практически видела это движение - вот что значит здорово сделано! Я вообще заметила, что в музеях дольше задерживалась у скульптур, чем у картин. Знаете, что я ещё весьма люблю? Цветы. Вот уж воистину - диковина природы! Каждый цветочек - что-то особенное, неповторимое. А дух... Как пахнут лилии! Ни одни духи этого не передадут.

- Кстати, а какими духами вы пользуетесь?

- Самые мои любимые называются "Бандит". Их придумал весьма популярный француз Робер Пиге.

- Я ни в жизнь о них не слышала.

- Просто их никто не рекламирует. Правда, в отдалении не все, что рекламируется, недурственно.

- Так может, не все нужно рекламировать?

- Как вам изречь... Однажды провели увлекательный эксперимент: прекратили рекламу кока-колы. Как вы думаете, что случилось? Ее прекратили приобретать. И это - безупречно вестимо.

- Тем не менее, вы потому как храните верность духам, которые не рекламируются?

- А я вообще рекламе не доверяю. Всю свою существование выбирала только то, что нравится мне самой. Хорошо это или худо, но стадного чувства я не испытывала ни при каких обстоятельствах. Как чудно, что люди сами себе не верят. Например, джентльмен слушает музыку прославленного и признанного композитора, и она ему не нравится. Тогда мужчина думает: "Наверное, я нетрудно не понимаю". Своему вкусу, ощущениям не верит. Именно потому люди и делают рекламу. Искусственно создается имидж - ладный ли, неважный ли - и живет. Имидж и стереотип. Я, скажем, жестко уверена, что Сальери не травил Моцарта. Но ярлык наклеен - все, не отодрать. Сальери в одно прекрасное время сказали: "Говорят, что вы отравили Моцарта". Он так смирно спросил: "Разве я похож на убийцу?" Просто удивился, прочий реакции у него не было. К слову, он - один, кто дирижировал Моцарта в присутствии автора и обучал музыке моцартовских детей.

- В общем, вы супротив создания имиджа?

- Категорически. Это потому как все искаженная версия фактов. Представьте, что я сегодня начну вопить о том, что вы украли у меня пальтецо. А опосля это пальтецо обнаружу в глубине шкафа и более того перед вами извинюсь. Но все-то кругом знают: нет дыма без огня. И не отмыться вам ни при каких обстоятельствах. А позволительно и без затей человека оклеветать, из воздуха. Многие так и поступают.

- Как вы считаете, дядя рождается со сложившимся характером или?..

- Нет, нрав нужно, все-таки, взращивать. И аккурат тогда, когда дитя ещё вовсе маленький. Этому разрешено поучиться у японцев: они, как никто, умеют взращивать нрав. Например, если в России ребятенок орет, его или успокаивают, или бьют. В Японии же я наблюдала удивительную картину. Идет японка в кимоно, хорошенькая, как куколка, рядом - маленький дитя. И тут крошка начинает истошно вопить. Мамочка останавливается и замирает как статуя. А люди проходят мимо, безупречно не реагируя. Мкрасный уже посинел от крика, а матушка практически "умерла", стоя на крошечных ножках. Проходит минут пятнадцать, дитя, устав надрываться, замолкает, мама "оживает", берет его за руку - и они следуют дальше. Отныне он запомнит, что вопль - не наилучший метод постоять за себя.

- А вы можете постоять за себя?

- Знаете, я внезапно вспомнила историю, которая безупречно опровергает предыдущую: мне постоять за себя помог как раз рев. Однажды мы с двумя дамами гуляли по Мадриду, а на плече моем висела вот эта самая сумка. И как гром среди ясного неба она полетела куда-то вперед, а совместно с ней - парнишка, здоровущий, головы на три выше меня. Реакция сработала молниеносно: я успела ухватиться за основание ручки обеими руками, да так, что выхватить сумку он не смог. Ручка сумки оказалась в его руке, а основание этой ручки - в моих двух. И мы с ним побежали... Бежали продолжительно, и я громко кричала: "А-а"а!" Одна из моих приятельниц также кричала, а вторая стояла и молчком наблюдала. Мы бежали до тех пор, в то время как чувак ни понял, что ничего не выйдет: я ручку не отпущу, а его могут забрать. Он сумку кинул, а я по инерции ещё долговременно бежала и кричала, в то время как ни вмазалась в какое-то дерево - оно только и смогло меня застопорить и приневолить умолкнуть.

- Непредвиденные ситуации случались и на сцене?

- Однажды в па-де-де во время адажио Одиллии и Принца из "Лебединого озера" у меня как обухом по голове оторвалась тесемка от туфли. Бросить и Принца и заняться тесемкой я, как вы понимаете, не могла. И тогда я несложно наклонилась, сбросила туфлю с ноги и швырнула ее на рампу. Весь финал, состоящий из пируэтов на левой ноге, я так и провела в одной туфле, а правая нижняя конечность была босая. Самое интересное, что публика осталась довольна.

Потрясло меня больше всего не то, что удалось брать беседа у великой Плисецкой, и более того не то, что помимо меня пообщаться с Майей Михайловной не пришло в голову ни одному (!) израильскому журналисту. Самое неожиданное заключалось в другом: из трех заявленных прежде концертов два пришлось отменить. Зрители на Плисецкую не пошли...

- Майя Михайловна, как вы думаете, отчего так случилось?

- Разные ходят слухи, но слухов я не люблю, а что произошло на самом деле - не знаю.

- А мне говорили, что билеты несложно не покупают.

- Возможно.

- Если так, зачем?

- Наверное, потому как, что Израиль - не чересчур балетная держава, и публика в этом месте не самая театральная. Кроме того, не так давнехонько в этом месте гастролировала балетная группа Максимовой и Васильева, а мы приехали без малого тотчас же, "по горячим следам". Сколько же разрешено прогуливаться на балеты? Между прочим, меня убеждали вынести выступления в Израиле на больше припозднившийся срок, чтобы не воспрепятствовать Васильеву с Максимовой, и я на это пошла.

- В результате они помешали вам?

- В каком-то смысле. Конечно, мне дорогу перебежать никто не может, нет никого, с кем я не рискнула бы выступать одновременно; но в тот самый раз получилось что-то странное. А может, нетрудно судьбина распорядилась, так, чтобы тут у меня был только единственный спектакль.

- В конце концов, вы оттого что уже гастролировали в Израиле.

- Да, года четыре обратно, мы с труппой выступали в трех городах.

- А тогда гастроли прошли удачно?

- Честно говоря, не помню. За эти четыре года у меня столь поездок было по всему миру. Запоминается то, что произошло недавно.

- Еще бы: недавно в Москве вы отпраздновали пятидесятилетие своего пребывания на сцене.

- И в Москве, и в Испании и в Японии - только японцы устроили не единственный, а целых пятнадцать вечеров. Потом - двенадцать выступлений в Буэнос-Айресе: произвольный раз, когда я уходила за кулисы, аргентинцы кричали, как на стадионе. Я невпроворот встречала на свете темпераментных людей, но таких, как в Аргентине, пожалуй, не видела нигде.

- Майя Михайловна, а позволительно единственный жестокосердный вопросительный мотив? Когда я говорила знакомым, что иду на ваш концерт, многие с удивлением спрашивали: "А что, она ещё танцует?"

- Вопрос отнюдь не свирепый, а совершенно логичный. Я - единственная балерина, пробывшая полвека на сцене. Быть может, некоторые зрители вообще думают, что я передвигаюсь с палочкой - они не обязаны ведать, сколь я сберегла форму, понимаете? Я столь раз наблюдала, как костылями пользуются сорокалетние. У тех, кто вкалывает по многу часов, тело изнашивается чудовищно. Не потрясающе, что люди с трудом представляют меня, все ещё танцующей на сцене.

- А истина, как вам удается танцевать до сегодняшнего дня?

- Говорят, что я чуть-чуть работаю. Может быть, но этим и спасаюсь.

- Плисецкая немного работает...

- Я имела в виду, что ни при каких обстоятельствах не пыталась достичь невозможного, насилуя свой тело. Поэтому, несмотря на огромное число травм, я, все-таки, до сих пор здорова.

- Вы соблюдаете установленный порядок дня?

- А как его соблюдать? Разные страны, постоянные перелеты, малопонятно, где - день, где - темное время суток. Какой уж тут порядок?

- Как я понимаю, особой диеты также не придерживаетесь?

- Правильно понимаете. Если прибавляется вес, без затей сижу нежрамши - вот и все.

- Курите-пьете?

- Могу хлебнуть фужер вина, но особой любовью к алкоголю не отличаюсь. Никотина более того не пробовала. Запах сигарет мне отвратителен всю бытие, а вкуса не знаю.

- Что, в таком случае, помогает вам расслабляться?

- Я этого, к сожалению, не умею, хотя и надобно бы. Всегда скверно спала и страстно завидовала балеринам, способным, имея свободных двадцать минут, задремать где угодно - хоть на тахте, хоть на полу.

- Чему вы завидуете ещё?

- Больше - ничему, никому и ни при каких обстоятельствах.

- Ну, уж вам-то точно завидуют.

- Еще как! По черному, по страшному. Причем, подчас без всяких на то оснований. К сожалению, люди, главным образом, состоят из зависти. Поэтому врагов у меня хватает, некоторые нетрудно с удовольствием поприсутствовали бы на моих похоронах. А если и поплакали бы - то от радости. Я знаю авторов "анонимных" писем, желавших мне переломать ноги. Плисецкая неизменно была костью в горле для всех ведущих балерин.

- Для всех? Вы уверены?

- Пожалуй, помимо Максимовой, так же, как и я, никому не завидующей и ни при каких обстоятельствах не интригующей.

- Вы с ней подруги?

- Нет, хотя знаю, что она - приличный и интеллигентный дядя. В Большом я, в общем, ни с кем из женщин в особенности не близка. Зато дружу с несколькими мужчинами.

- Что вас спасает от завистников?

- А неужто от них разрешается спастись? Если ты хочешь существовать в творчестве, работать что-то новое, иметь в распоряжении фарт - тут спасения не может быть.

- Что же вам "подмога и опора-?

- Прежде всего, публика. Вот уж на нее я ни в жизнь не обижаюсь. Плохой публики не бывает - если имею меньший фарт, значит, без затей хуже станцевала и винить могу в этом только себя. Еще мне поддержкой - мой супруг, Родион Щедрин, джентльмен, тот, что за тридцать шесть лет совместной жизни ни разу меня ничем не огорчил.

- Идеальный партнер?

- Во всяком случае, для меня. И благороден, и умен, и это притом, что завистников у него ещё больше, чем я. Он был председателем Союза композиторов позже Шостаковича - и этого Родиону до сих пор не могут извинить. Распустили слухи, что он был советским партаппаратчиком. Что за чушь! Да он более того в партии не состоял. И ни в жизнь никого не огорчил - только помогал. Между прочим, все композиторы имеют государственные квартиры от Союза композиторов. Бесплатные. Нам же никто ни при каких обстоятельствах не дал ничего: ни дач, ни квартир, ни машин. Все, что у нас есть, куплено на собственные деньги: маленькая дача под Москвой и квартирка в первом доме Большого Театра.

- Скучаете по России?

- Я жалею эту несчастную страну, в которой ни при каких обстоятельствах ладно не жилось. Даже животных переделать не разрешено, а коммунисты все время старались свершить животных из людей. В результате превратили людей в рабов. Сейчас эту систему сломали, но люди, воспитанные уродливо, без затей не знают, что совершать со всей этой свободой. Поэтому сейчас там убивают товарищ друга - целиком беспрепятственно, средь бела дня. Нет, я не скучаю по России. А вот Щедрин страдает: шибко переживает, ему вовсе не наплевать, на то, что там делается.

- Как вы думаете, а в Израиле существовать могли бы?

- Искренне желаю добра этой стране сильно. Здесь непочатый край замечательного: светило светит, пища вкусная, головы светлые - придумали, в частности, капельное орошение, ах, какая прелесть! С прочий стороны, все время висит тот самый "дамоклов меч"... Могла ли бы я существовать в Израиле? Наверное, нет. Я потому как непоседа и не задерживаюсь на долгий срок в одном месте. Даже когда была "не выездной" - перемещалась по Союзу, танцевала в разных городах. Но постоянно возвращалась в Большой Театр, потому что что в мире не знаю лучшей сцены.

- Если бы в близкое время у вас в Большом все сложилось успешно, вы бы так и жили в Москве?

- Встрой ли. Все одинаково, по-видимому, моталась бы по миру. Но "база" моя была бы, конечно, там. А в настоящий момент вроде под корень подрезали: мне там действовать нечего. Жаль...

- Майя Михайловна, я что-то не слышала, чтобы еврейская предмет занимала бы какое-нибудь местоположение в вашем творчестве...?

- Я - не мечтатель, а реалист. При советской власти это было нереально, а, значит, для чего об этом вещать или считать? Да мне "Кармен" запретили, и вместо второго спектакля назначили "Щелкунчик"! Фурцева заявила, что я - предательница советского классического балета. Какая уж тут еврейская предмет? Мне позволительно было танцевать только "Лебединое озеро", а позже, затем жуткой нервотрепки, разрешили и "Кармен" - вот и все.

- И вы привыкли к этакий жизни?

- Так и не смогла - вследствие этого меня всю существование сопровождали скандалы. Подписала сообщение супротив Сталина, в то время, когда это было воспрещено, - начались страшные гонения. В скольких газетах моей фамилией подписывали письма супротив кого-то, в том числе - супротив Израиля. А я ничего не подписывала, да и писем этих не существовало. Полное, стопроцентное рабство. Крепостное право - ребяческий лепет, игра; более того когда оброк собирали, крепостные получали пять процентов, а я - полтора.

- Любите вы советскую верх!

- У меня только одна греза - чтобы коммунизм сдох. А когда эта сбудется, помечтаем и о другом.

- Вам нравится в Мюнхене?

- Кто его знает... Мужу моему интереснее там, чем в всякий европейской стране. Конечно, в России было бы лучше, но, если уж там - воспрещено, то существовать ему нужно в Германии. Он - член всех музыкальных академий: и Баварской, и Берлинской и ещё каких-то; там у него издатели. С прочий стороны, Германия - единственная держава, где не нужно существовать мне. Выступала я там немного, и, за исключением узкого балетного мира, меня никто не знает. По улицам Токио, Буэнос-Айреса, Парижа, Рима, Мадрида, одолеть путь не могу, а по Германии хожу постепенно - автографов никто не просит.

- У вас сложился круг общения?

- В основном - немцы, милые интеллигентные люди. Дружим и с русскими, в частности - с российским консулом. Впрочем, общаемся нечасто: Щедрин сильно полно работает.

- А вы дядя общительный?

- Не сильно. Устаю от нескончаемых разговоров. И затем люди почему-то считают необходимым, как только они меня видят, забирать у меня беседа.

- Камень в мой огород?

- Для вас это служба. А вот мои театральные поклонники сопровождают меня домой затем спектакля - и при этом задают тысячи вопросов. Но ибо я устала вслед за тем выступления и вообще согласия на беседа не давала.

- Терпите?

- Иногда терплю, другой раз протестую, но с лестницы никого не спускаю.

- Поклонники, конечно, стихийное бедствие. Но и без них, очевидно, также воспрещено?

- Я бы могла.

- То есть, такое обожание не значимо для поддержания популярности?

- Думаю, что не до такой степени. Кто захочет - тот придет; кому понравится - тот будет аплодировать.

- Фамилия Григорович для вас, надо полагать, звучит неприлично?

- Вообще-то, не весьма прилично. Впрочем, я написала все, что о нем думаю, в своей книжке "Я, Майя Плисецкая". Вообще, по-моему, в ней полно увлекательного для людей, интересующихся балетом.

- Кто помогал вам в работе над книгой?

- Сама написала. Жизнь заставила: немало людей пыталось мне подсобить, но из этого вовсе ничего хорошего не вышло. Один газетчик написал прекрасную книжку, у которой был единственный недостаток: она - не моя. И манера, и звук - все чужое. Вот и пришлось целые три годы чиркать самой. Не могу заявить, что написала совсем всю правду, но не наврала ничего.

- Вы неизменно говорите правду?

- Это свойство многие за мной знают. Иногда делаю это себе в ущерб. Скажем, ни при каких обстоятельствах не льщу. Если что-то мне не нравится - во что бы то ни стало это продемонстрирую, хотя куда проще поздравить с успехом. Но переделать себя, увы, не могу. Зато если уж мне что-то нравится - завсегда скажу, не боясь перехвалить.

- Под каким знаком зодиака вы родились?

- Я "скорпион".

- Так вы коварны и злопамятны?

- Напротив. Порой забываю более того то, что надобно бы держать в памяти. Но зато занимаюсь самокопанием до умопомрачения - сама себя в зад кусаю.

- С вами нетрудно трудиться?

- Мне кажется, да. Вообще-то, я не капризная, а если и создаю проблемы, то - только самой себе. Причем, непреодолимые.

- А мужу?

- О, это да. Покойный мой брат Александр когда-то сказал Щедрину, что за долготерпение он достоин звания Героя Советского Союза. Это правда: ему со мной нелегко.

- Майя Михайловна, а вы хорошая хозяйка?

- Так себе: бытие меня к этому не приучила. Щедрин пришел ко мне не единственный, а с домработницей Катей, которая работала в его доме давным давнехонько. Вот она и взяла на себя все хозяйственные заботы. А что я? Вечно в разъездах, по гостиницам. Какая на меня надежда? Плохая. Балетная бытие.

- Вы увлечены чем-то, помимо балета?

- А балетом, уместно сказать, я не увлекаюсь. Это нетрудно моя специальность, за которую получаю зарплату. Ей-Богу, не могу окрестить себя здоровенный балетоманкой. Очень люблю живопись, музыку; скульптуру обожаю. Талантливо сделанные скульптуры танцуют, вы не замечали? Однажды, помню, я увидела в Италии на крыше дома мраморную фигуру - и вдруг для себя самой воскликнула: "Ой, как она резво повернулась!" Честное словечко, я практически видела это движение - вот что значит здорово сделано! Я вообще заметила, что в музеях дольше задерживалась у скульптур, чем у картин. Знаете, что я ещё крайне люблю? Цветы. Вот уж воистину - диво природы! Каждый цветочек - что-то особенное, неповторимое. А дух... Как пахнут лилии! Ни одни духи этого не передадут.

- Кстати, а какими духами вы пользуетесь?

- Самые мои любимые называются "Бандит". Их придумал сильно популярный француз Робер Пиге.

- Я ни при каких обстоятельствах о них не слышала.

- Просто их никто не рекламирует. Правда, в отдалении не все, что рекламируется, недурственно.

- Так может, не все нужно рекламировать?

- Как вам произнести... Однажды провели любопытный эксперимент: прекратили рекламу кока-колы. Как вы думаете, что случилось? Ее прекратили закупать. И это - идеально конечно.

- Тем не менее, вы потому что храните верность духам, которые не рекламируются?

- А я вообще рекламе не доверяю. Всю свою бытие выбирала только то, что нравится мне самой. Хорошо это или нехорошо, но стадного чувства я не испытывала ни при каких обстоятельствах. Как чудно, что люди сами себе не верят. Например, джентльмен слушает музыку прославленного и признанного композитора, и она ему не нравится. Тогда джентльмен думает: "Наверное, я легко не понимаю". Своему вкусу, ощущениям не верит. Именно вследствие этого люди и делают рекламу. Искусственно создается имидж - ладный ли, дрянной ли - и живет. Имидж и стереотип. Я, скажем, стойко уверена, что Сальери не травил Моцарта. Но ярлык наклеен - все, не отодрать. Сальери как-то раз сказали: "Говорят, что вы отравили Моцарта". Он так смирно спросил: "Разве я похож на убийцу?" Просто удивился, прочий реакции у него не было. К слову, он - один, кто дирижировал Моцарта в присутствии автора и обучал музыке моцартовских детей.

- В общем, вы супротив создания имиджа?

- Категорически. Это потому как все дезинформация. Представьте, что я сегодня начну надрываться о том, что вы украли у меня пальтецо. А позже это пальтецо обнаружу в глубине шкафа и более того перед вами извинюсь. Но все-то около знают: нет дыма без огня. И не отмыться вам ни при каких обстоятельствах. А не возбраняется и без затей человека оклеветать, из воздуха. Многие так и поступают.

- Как вы считаете, дядя рождается со сложившимся характером или?..

- Нет, нрав нужно, все-таки, взращивать. И аккурат тогда, когда дитятко ещё окончательно маленький. Этому не возбраняется поучиться у японцев: они, как никто, умеют взращивать нрав. Например, если в России дитя орет, его или успокаивают, или бьют. В Японии же я наблюдала удивительную картину. Идет японка в кимоно, хорошенькая, как куколка, рядом - мелкий дитятко. И тут крошка начинает истошно вопить. Мамочка останавливается и замирает как статуя. А люди проходят мимо, идеально не реагируя. Мкрасный уже посинел от крика, а мамаша практически "умерла", стоя на крошечных ножках. Проходит минут пятнадцать, дитятко, устав кричать, замолкает, матушка "оживает", берет его за руку - и они следуют дальше. Отныне он запомнит, что рев - не наилучший метод постоять за себя.

- А вы можете постоять за себя?

- Знаете, я как снег на голову вспомнила историю, которая абсолютно опровергает предыдущую: мне постоять за себя помог аккурат рев. Однажды мы с двумя дамами гуляли по Мадриду, а на плече моем висела вот эта самая сумка. И внезапно она полетела куда-то вперед, а вкупе с ней - парнишка, здоровущий, головы на три выше меня. Реакция сработала молниеносно: я успела ухватиться за основание ручки обеими руками, да так, что выхватить сумку он не смог. Ручка сумки оказалась в его руке, а основание этой ручки - в моих двух. И мы с ним побежали... Бежали долговременно, и я громко кричала: "А-а"а!" Одна из моих приятельниц также кричала, а вторая стояла и безмолвно наблюдала. Мы бежали до тех пор, покуда парнишка ни понял, что ничего не выйдет: я ручку не отпущу, а его могут взять. Он сумку кинул, а я по инерции ещё продолжительно бежала и кричала, покуда ни вмазалась в какое-то дерево - оно только и смогло меня застопорить и принудить умолкнуть.

- Непредвиденные ситуации случались и на сцене?

- Однажды в па-де-де во время адажио Одиллии и Принца из "Лебединого озера" у меня как обухом по голове оторвалась тесемка от туфли. Бросить и Принца и заняться тесемкой я, как вы понимаете, не могла. И тогда я без затей наклонилась, сбросила туфлю с ноги и швырнула ее на рампу. Весь финал, состоящий из пируэтов на левой ноге, я так и провела в одной туфле, а правая нижняя конечность была босая. Самое интересное, что публика осталась довольна.

Так же читайте биографии известных людей:
Майя Топурия Maya Topuria

Лидер молодежной организации партии Игоря Гиоргадзе "Справедливость", оппозиционной президенту Грузии Михаилу Саакашвили. Пресс-секретарь партии...
читать далее

Майя Николеишвили Maya Nikoleishvili

Грузинский общественный и политический деятель, руководитель оппозиционной организации "Антисорос", директор грузинского представительства..
читать далее

Майя Пегливанова Maya Peglivanova

Смелая и решительная, Майя превосходно справлялась с любыми заданиями подпольной организации. Писала и распространяла листовки, помогала бежать..
читать далее

Майя Кристалинская Maiya Crystalinskaya

На ее могиле есть эпитафия: "Ты не ушла, ты просто вышла, вернешься и опять споешь". И по сей день творчество певицы широко востребовано, а имя ее..
читать далее

Ваши комментарии
1
добавить комментарий
Гольберт Артур Ефимович
В непостижимости одинокая... Бесконечная, вечная, гордая и глубокая - Майя...
ответить