Известные люди

»

Николай Данилевский

Уроженец Орловской губернии, отпрыск заслуженного генерала, Данилевский воспитывался в Александровском лицее, а потом был вольным слушателем на факультете естественных наук в Санкт-Петербургском университете. Занимаясь сознательно ботаникой, он совместно с тем с увлечением изучал социалистическую систему Фурье. Получив уровень кандидата и выдержав магистерский экзамен, он был в 1849 г. арестован по делу Петрашевского. Проведя 100 дней в Петропавловской крепости, он представил оправдательную записку, в которой доказал свою политическую невинность, и был освобожден от суда, но выслан из Петербурга и определен в канцелярию сперва вологодского, а следом самарского губернатора; в 1853 г. он был командирован в ученую экспедицию, под начальством знаменитого Бэра, для исследования рыболовства по Волге и Каспийскому морю, а в 1857 г., причисленный к департаменту сельского хозяйства, он был отправлен для таких же исследований на Белое море и Ледовитый океан. После этой экспедиции, продолжавшейся три года, он совершил как собак нерезаных таких же, но менее значительных, поездок в различные края России. Данилевским выработано сейчас действующее законодательство по части рыболовства во всех водах Европейской России. Приобретя имение на южном берегу Крыма, Данилевский вступил в энергическую борьбу с филоксерой. Главное сочинение Данилевского "Россия и Европа" печаталось поначалу в журнале "Заря". Первое отдельное издание (ошибочно показанное вторым) вышло в 1871 г., второе (ошибочное 3-е) в 1888 и третье (ошибочно 4-е) в 1889 г. Другой большой работа Данилевского, "Дарвинизм", появился в 1885 г. В двух толстых книгах (к которым потом смерти автора присоединен ещё прибавочный выпуск) Данилевский подвергает теорию Дарвина подробному разбору с предпоставленной целью аргументировать ее полную неосновательность и нелепость. К этой критике, вызвавшей восторженные похвалы Н.Н. Страхова, безусловного приверженца Данилевского, специалисты-естествоиспытатели отнеслись вообще отрицательно. Кроме горячего нападения со стороны известного ботаника, московского профессора Тимирязева, вступившего в резкую полемику с господином Страховым, сочинение Данилевского было разобрано академиками Фаминцыным и Карпинским. Первый, рассмотревший всю книгу по главам, приходит к следующим заключениям: "Из числа приводимых им возражений, относительно только сильно немногие принадлежат автору Дарвинизма; громаднейшее большинство их, и притом самые веские, больше или менее детально заявлены были его предшественниками (дальше указываются Негели, Агассис, Бэр, Катрфаж и в особенности трехтомное сочинение Виганда); Данилевским же они только обстоятельнее разработаны и местами подкреплены новыми примерами"... "Книгу Данилевского я считаю полезной для зоологов и ботаников; в ней собраны все сделанные Дарвину возражения и разбросаны местами интересные фактические данные, за которые наука останется благодарной Данилевскому". Академик Карпинский, разбиравший палеонтологическую доля Дарвинизма, дает следующую ее оценку: "В авторе разрешается признать человека выдающегося ума и сильно разнообразных и значительных знаний; но в области геологии сведения его, зачастую обнимающие более того детали, не лишены и крупных пробелов. Без сомнения, это положение, а ещё предвзятое, утвердившееся уже до рассмотрения вопроса с геологической стороны, убеждение в несправедливости теории эволюции было причиной, что Данилевский пришел к выводам, с которыми не разрешено согласиться" (см. "Вестник Европы", 1889, книжка 2). Сочинение Данилевского, представленное в Академию Наук для соискания премии, не было ее удостоено.

Кроме двух названных книг Данилевский напечатал в различных периодических изданиях немало статей, частью по своей специальности, частью публицистического характера. Некоторые из них изданы Н.Н. Страховым в 1890 г., под заглавием: "Сборник политических и экономических статей Н.Я. Данилевского"; там же и подробный перечень всего им написанного. Основное воззрение автора "России и Европы", которое он, хотя вообще-то, не проводит с совершенной последовательностью, грубо отличается от образа мыслей прежних славянофилов. Те утверждали, что российский народонаселение имеет всемирно-историческое призвание, как подлинный носитель всечеловеческого окончательного просвещения; Данилевский, напротив, отрицая всякую общечеловеческую задачу в истории, считает Россию и славянство только особым культурно-историческим типом, и все-таки наиболее широким и полным. Видя в человечестве только отвлеченное понятие, лишенное всякого действительного значения, и вкупе с тем оспаривая общепринятые деления: географическое (по частям света) и историческое (древняя, средняя и новая история), Данилевский, ещё как и германский историк Генрих Рюккерт, выставляет в качестве действительных носителей исторической жизни немного обособленных "естественных групп", которые он, как и названный заграничный автор, обозначает термином "культурно-исторические типы". Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков достаточно близких между собой для того, чтобы сродство их ощущалось прямо, без глубоких филологических изысканий, составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества. Таких типов, уже проявившихся в истории, Данилевский насчитывает 10: египетский, китайский, ассиро-вавилоно-финикийский [он же халдейский или древнесемитический], индийский, иранский, иудейский, греческий, римский, ново-семитический, или аравийский, и германо-романский, или европейский. Россия с славянством образуют свежеиспеченный, имеющий в скором времени проявиться культурно-исторический тип, идеально отменный и отдельный от Европы. К этим несомненным, по Данилевскому, естественным группам он причисляет ещё два сомнительных типа (америкосский и перуанский), "погибших насильственной смертью и не успевших произвести своего развития". Что касается до новой Америки, то ее роль ещё не выяснилось для Данилевского, и он колеблется, признать ли ее или нет, за своеобразный вырабатывающийся культурно-исторический тип. - Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа: всякий тип вырабатывает ее для себя, при большем или меньшем влиянии чуждых ему предшествовавших или современных цивилизаций. Такое воздействие Данилевский допускает только в смысле "почвенного удобрения", всякое же образовательное и определяющее влияние чуждых духовных начал он отрицает разумеется. - Все культурно-исторические типы в равной мере самобытны и из себя самих почерпают содержание своей исторической жизни, но не все осуществляют это содержание с одинаковой полнотой и многосторонностью. Данилевский, как и Рюккерт (хотя в немного ином распределении), признает четыре общих разряда культурно-исторической деятельности: занятие религиозная, собственно культурная (наука, искусство, промышленность), политическая и социально-экономическая. Некоторые из исторических типов сосредоточивали свои силы на одной из этих сфер деятельности (так евреи - на религии, греки - на культуре в тесном смысле), другие - выражали себя зараз в двух или трех направлениях; но только России и славянству, по верованию Данилевского, дано равномерно развить все четыре сферы человеческой деятельности и осуществить полную "четырехосновную" культуру.

Признавая мировое сообщество за пустую абстракцию, Данилевский видит в культурно-историческом типе высшее и окончательное для нас выражение социального единства. Если та группа, говорит он, которой мы придаем наименование культурно-исторического типа, и не есть безусловно высшая, то она, во всяком случае, высшая из всех тех, интересы которых могут быть сознательными для человека, и составляет, значит, концевой рубеж, до которого может и должно простираться подчинение низших интересов высшим, пожертвование частных целей общим. - "Интерес человечества" есть бессмысленное выражение для человека, тогда как словечко "европейский интерес" не есть пустое словечко для француза, немца, англичанина. Точно так же для русского и всякого другого славянина "мысль славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения". В этом последнем слове теории Данилевского содержится ее самоосуждение. Так как любая культуры состоит аккурат в развитии науки, просвещения, истинной свободы и т. д., то кроме этих высших интересов, имеющих общечеловеческое значимость, предполагаемая "мысль славянства" сводится только к этнографической особенности этого племени. Забывая, что для культурно-исторического типа некогда всего нужна культура, Данилевский выставляет какое-то славянство an und fur sich, признает за высшее начало самую специфика племени, независимо от исторических задач и культурного содержания его жизни. Такое противоестественное отделение этнографических форм от их общечеловеческого содержания могло быть сделано только в области отвлеченных рассуждений; при сопоставлении же теории с действительными историческими фактами она оказывалась с ними в непримиримом противоречии. История не знает таких культурных типов, которые только для себя и из себя вырабатывали бы образовательные начала своей жизни. Данилевский выставил в качестве исторического закона непередаваемость культурных начал, - но действительное движение истории состоит главным образом в этой передаче. Так, возникший в Индии буддизм был передан народам монгольской расы и определил собою душевный нрав и культурно-историческую судьбу всей Восточной и Северной Азии; разноплеменные народы Передней Азии и Северной Африки, составлявшие, по Данилевскому, немного самостоятельных культурно-исторических типов, усвоили себе прежде просветительные начала эллинизма, опосля римскую гражданственность, дальше, христианство и в конце концов религию аравийского пророка; христианство, явившееся посреди еврейского народа, более того в два приема нарушило мнимый "исторический закон", потому что в первую голову евреи передали эту религию греческому и римскому миру, а следом эти два культурно-исторические типа ещё раз совершили такую недозволенную передачу двум новым типам: германо-романскому и славянскому, помешав им воплотить в жизнь заявочное пожелание теории и сотворить свои собственные религиозные начала. Вероисповедные различия внутри самого христианства ещё не соответствуют теории, потому что цельный по Данилевскому германо-романский мир разделился между католичеством и протестантством, а славянский мир - между тем же католичеством и православием, которое к тому же не выработано самим славянством, а всецело принято от Византии, т. е. от другого, чуждого культурно-исторического типа. - Помимо этих частных противоречий, доктрина отдельных культурно-исторических групп идет в разрез с общим направлением всемирно-исторического процесса, состоящего в последовательном возрастании (экстензивном и интензивном) реальной (хотя наполовину безотчетной и невольной) солидарности между всеми частями человеческого рода. Все эти части в настоящее время, несмотря на вражду национальную, религиозную и сословную, живут одной общей жизнью, в силу той фактической неустранимой связи, которая выражается, во-первых, в знании их приятель о друге, какого не было в древности и в средние века, во-вторых, - в непрерывных сношениях политических, научных, торговых и в конце концов в том невольном экономическом взаимодействии, благодаря которому какой-нибудь индустриальный кризис в Соединенных Штатах немедля отражается в Манчестере и Калькутте, в Москве и в Египте.

Логическую опору для своей теории Данилевский думает нарыть в идеально ошибочном различении рода и вида. Человечество, по его мнению, есть род, т. е. отвлеченное понятие, наличествующее только в обобщающей мысли, тогда как культурно-исторический тип, племя, нация сущность понятия видовые, соответствующие определенной действительности. Но логика не допускает такого противоположения. Род и обличье сущность понятия относительные, выражающие только относительно уровень общности мыслимых предметов. То, что есть род по отношению к одному, есть облик по отношению к другому. Человечество есть род по отношению к племенам и наружность по отношению к миру живых существ; метко так же славянство есть обличье по отношению к человечеству и род сравнительно русской или польской нации, которая, в свою очередность, может рассматриваться как род по отношению к больше тесным группам, ею обнимаемым. С точки зрения эмпирического реализма "джентльмен вообще" есть только отвлеченное понятие, а не предмет, имеющийся в реальности, но в аккурат так же не существует в реальности и "европеец вообще", "славянин вообще". К тому же занятие идет не об общем понятии "человек", а о человечестве, как едином целом, и если разрешается отрицать действительность этого целого, то только в том же смысле и на тех же основаниях, которые имеют силу и супротив действительности племенных и национальных групп. С точки зрения этической, признавать крайним пределом человеческих обязанностей и высшею целью нашей деятельности культурно-племенную группу, к которой мы принадлежим, как нечто больше конкретное и определенное относительно с человечеством - значит для последовательного ума раскрывать свободную дорогу всякому дальнейшему понижению нравственных требований. Интересы национальные (в тесном смысле) значительно конкретнее, определеннее и яснее интересов целого культурно-исторического типа (более того предполагая действительное наличие таковых); до того же бесспорно, что интересы какого-нибудь сословия, класса или партии вечно определеннее и конкретнее интересов общенациональных; и в конце концов, никакому сомнению не может подлежать, что для всякого его личные эгоистические интересы сущность изо всех возможных самые ясные, самые определенные, и если этими свойствами предуготовлять круг нравственного действия, то у нас не останется прочий обязанности, как только раздумывать о самих себе.

В изложение своего взгляда на историю Данилевский вставил особенный экскурс о влиянии национальности на формирование наук. Здесь он как как будто забывает о своей теории; вместо того чтобы гутарить о выражении культурно-исторических типов в научной области, указывается только на влияние различных национальных характеров: английского, французского, немецкого и т. д. Различая в развитии каждой науки немного главных степеней (искусственная организация, эмпирические законы, рациональный закон), Данилевский находил, что ученые определенной национальности преимущественно способны возводить науки на ту или другую определенную уровень. Эти обобщения оказываются, хотя вообще-то, только приблизительно верными, и установленные Данилевским правила представляют столь же исключений, сколь и случаев применения. Во всяком случае, тот самый вопросительный мотив не находится ни в каком прямом отношении к теории культурно-исторических типов. Занимающие значительную количество книги Данилевского рассуждения об упадке Европы и об отличительных особенностях России (православие, община и т. д.), вообще не представляют ничего нового относительно с тем, что было высказано прежними славянофилами. Более оригинальны для того времени, когда появилась книжка, политические взгляды Данилевского, которые он резюмирует в следующих словах: "В продолжение этой книги мы непрерывно проводим идея, что Европа не только нечто нам чуждое, но более того враждебное, что ее интересы не только не могут быть нашими интересами, но в большинстве случаев прямо им противоположны... Если нельзя и вредно устранить себя от европейских дел, то жутко может быть, полезно и более того необходимо обозревать на эти дела вечно и все время с нашей особой русской точки зрения, применяя к ним как один критериум оценки: какое касательство может иметь в распоряжении то или другое событие, ориентация умов, та или другая занятие влиятельных личностей к нашим особенным русско-славянским целям; какое они могут оказать препятствие или содействие им? К безразличным в этом отношении лицам и событиям должны мы оставаться абсолютно равнодушными, как чисто бы они жили и происходили на луне; тем, которые могут приблизить нас к нашей цели, должны всемерно содействовать и всемерно противиться тем, которые могут служить ей препятствием, не обращая при этом ни малейшего внимания на их безотносительное значимость - на то, каковы будут их последствия для самой Европы, для человечества, для свободы, для цивилизации. Без ненависти и без любви (потому как в этом чуждом мире ничто не может и не должно возбуждать ни наших симпатий, ни наших антипатий), равнодушные к красному и к белому, к демагогии и к деспотизму, к легитимизму и к революции, к немцам и французам, к англичанам и итальянцам, к Наполеону, Бисмарку, Гладстону, Гарибальди, - мы должны быть верным другом и союзником тому, кто хочет и может содействовать нашей единой и неизменной цели. Если ценой нашего союза и дружбы мы делаем шаг вперед к освобождению и объединению славянства, приближаемся к Царьграду, - не совсем ли нам все одинаково, купятся ли этой ценой Египет Францией или Англией, рейнская рубежная линия - французами или вогезская - немцами, Бельгия - Наполеоном или Голандия - Бисмарком... Европа не ненароком, а существенно нам враждебна; таким образом, только тогда, когда она враждует сама с собой, может она быть для нас безопасной... Именно равновесие политических сил Европы вредно и более того гибельно для России, а ломание правил его с чьей бы то ни было стороны выгодно и благодетельно... Нам необходимо, таким образом, отрешиться от мысли о какой бы то ни было солидарности с европейскими интересами". Та мишень, для которой мы должны, по Данилевскому, отрешиться от всяких человеческих чувств к иностранцам и воспитать в себе и к себе odium generis humani - содержится в образовании славянской федерации, с Константинополем как столицей. При составлении плана этой федерации, доставившего ему некоторую популярность в литературно-политических кружках Богемии и Кроации, Данилевский немаловажно облегчил себе задачу: одна из главных славянских народностей обречена им на совершенное истребление, за измену будущему культурно-и

сторическому типу; зато членами славянской федерации должны "волей-неволей" стать три неславянские народности: греки, румыны и мадьяры. Этот проект, основанный на разделе Австрии и Турции, осуществится потом ожесточенной борьбы между Россией и европейской коалицией, предводимой французами; единственной союзницей нашей в Европе будет Пруссия. - "Россия и Европа" приобрела у нас известность и стала распространяться только после этого смерти автора, благодаря совпадению ее основных мыслей с преобладающим общественным настроением. Сторонники Данилевского, способствовавшие внешнему успеху его книги, ничего ещё не сделали для внутреннего развития и разработки его исторических взглядов, надо думать, вследствие невозможности согласить эти взгляды с действительным содержанием всемирной истории. Критически разбирали теорию Данилевского: Щебальский, академик Безобразов, профессор Кареев, Вл. Соловьев, Милюков ; безусловным апологетом ее выступал неоднократно Н. Страхов; сильное воздействие оказал Данилевский на взгляды К. Леонтьева, признававшего его одним из своих учителей.

Независимо от оценки его историко-публицистического труда, должно признать в Данилевском человека независимо мыслившего, очень убежденного, прямодушного в выражении своих мыслей и имеющего скромные, но бесспорные заслуги в области естествознания и народного хозяйства. Вл. Соловьев.

Так же читайте биографии известных людей:

Николай Жеденов Nikolay Zhedenov

Государственный и общественный деятель, активный участник черносотенного движения, один из учредителей Союза Русского Народа (СРН), публицист,..
читать далее →

Николай Задорнов Nikolay Zadornov

Николай Павлович удостоен Государственной премии СССР (1952) за романы "Амур-батюшка", "Далёкий край", "К океану". Награжден 3 орденами, а также..
читать далее →

Николай Коняев Nikolay Konyaev

Родился в 1949 году в поселке Вознесенье на берегу Онежского озера.Закончил Литературный институт имени А.М. Горького при Союзе писателей СССР.
читать далее →

Николай Лукинский Nikolay Lukinskiy

Зрители давно наградили его званием "Заслуженный негр России". Однако он не только заслуженный "негр", но еще и Леонид Брежнев, Михаил Горбачев,..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий