Известные люди

»

Раиса Антипина

-Родилась я тридцатого апреля 1921 года. Мне уже Ну, не буду уточнять

В начале войны я служила в Кронштадте. Так получилось в силу того что, что мы жили на Строительстве-200 Нет, не отседова приступать необходимо. Давайте я вам лучше расскажу с больше раннего времени.

Есть такое местоположение на южном берегу Финского залива Ручьи. А за Ручьями, тогда, перед войной, строились доки для кораблей. Это местоположение находится без малого напротив Кронштадта.

Строительство-200 это было наименование закрытого городка НКВД, а строили его заключенные Там было четыре, как их называли, района это зоны тюремные. Заключенные по национальности разные люди были, и русские, и финны, и греки, почему-то их хоть отбавляй было Они строили укрепрайоны и доки для кораблей, там планировали разместить новую базу Балтфлота. Все это было под секретом, все проволокой огорожено. Но там работали ещё и военные, и вольнонаемные. И наша семейство там оказалась

Мой папа был армейский доктор, и его направили в пограничный гарнизон на финской границе. И мы там жили, но в 1936 году папа умер. Пришел новоиспеченный боевой эскулап, и нас переселили в прочий обитель. Нас осталось четверо: мамаша, я и два брата. Мама стала выискивать работу. У нее было бухгалтерское образование, и ее взяли на работу в эту организацию Строительство-200 инкассатором и бухгалтером. А затем и я, в семнадцать лет, там начала вкалывать. Меня морской офицер Александров взял на работу в начальный отдел этого учреждения.

С братиком, тот, что затем меня родился, бедствие случилось ножка захворала, после этого гангрена, и он умер Это было ещё в 1938-м.

Когда объявили, что началась махаловка, мы в поле гуляли, играли, всей комсомольской организацией, погода была хорошая. Вдруг: Война! Мы пошли домой, и видим: все куда-то бегут, кто-то что-то несет из магазина. Все, что раньше на полках лежало, и никому не нужно было разобрали в единственный момент. Мама смогла достать только пять килограммов сахара. Но бесполезно оказалось набирать впрок, потому что, что нам сказали, что будем эвакуироваться и с собой ничего лишнего хватать не разрешат.

Наш гарнизон весь подорвали ничего без малого не осталось. А заключенных вывезли поездами в Кандалакшу. И из вольнонаемных кое-кто с ними уехал. А куда нам? У меня более того планов никаких не было. Александров мне говорит:

Ну, раз ты осталась у нас, значит едем сообща в Кронштадт.

К нам в гарнизон вскорости пришли люди из разбитой Либавской военно-морской базы. Многие из них семьи свои потеряли. У меня где-то было записано про одного капитана. Его ранили, а жену немцы расстреляли. Она там где-то осталась

Стали мы подготавливаться к эвакуации. Военных набралось больше ста дядя, вольнонаемных поменьше. Нас повезли на машинах в район Ораниенбаума. Вывезли нас в лесной массив.

Главным у нас был генерал Аржавкин (Вероятно Р. Я. заблуждается, так как один именитый Аржавкин в начале войны находился на Волге в звании капитан-лейтенанта. В 1948 году ему присвоено звание Контр-Адмирала, вслед за тем чего он был назначен комендантом г. Кронштадта.), он сказал:

С этого места, если кто сдвинется, расстреляю! Я еду в Ораниенбаум, и узнаю, куда вас всех везти дальше

И уехал. Мы без малого сутки сидели там. Еду готовили в полевой кухне, она на машине была.

На следующее начало дня нам с Шурой (это машинистка из политотдела) говорят:

Вот бидон двадцатилитровый, вон посредством речку водокачка. Идите за водой.

Мы пошли. Дорога хорошая, широкая. Мы идем, несем бидон, и нежданно слышим, авиалайнер летит прямо на нас. До этого мы ни разу не слышали звука немецкого самолета. Это уже затем мы научились их отличать. И вот он на нас спикировал, и безотложно с пулемета начал палить.

Нам пацаны из леса кричат:

Быстро в канавы!

Мы упали одна в одну сторону, другая в другую А авиалайнер разворачивается и возвращается, видимо увидел бидон блестит, и еще раз по этому бидону. Попал, проломил его, весь изрешетил. И улетел. А мы в канаве так и лежим Ребята подскакивают:

Живые? Вылезайте!

Так я крещение получила

А когда это приблизительно было?

-Нас сквозь месяц затем начала войны эвакуировали. Это значит, финал июля, а может и август Я не помню точнее.

Короче говоря, мы ждем Аржавкина, а его все нет и нет. И неожиданно слышим: немцы громко разговаривают и винтовки заряжают. Наверно, вовсе неподалеку были, раз их в лесу слышно было

Александров остался за старшего, но не взял на себя ответственность что-нибудь предпринять. И вот, Барабанов Костя, капитан всего-навсего, говорит:

Я беру всю ответственность на себя. Сейчас всем соблюдать тишину, а ночью будем выбираться из леса.

Фары зажигать не разрешено было, а потому как мы с большим трудом выехали из леса. И когда наконец-то выехали на дорогу, уже стало рассветать, и мы полным ходом сиганули.

На встречу нам со стороны Ораниенбаума Аржавкин едет.

Вышел из машины и как начал надрываться. Он и так то лютый дядька был, а тут вообще:

Расстреляю! Как приедем на местоположение, расстреляю Барабанова!

А тот в отклик говорит:

А что было действовать? Нас бы и так всех немцы расстреляли Давайте проверим поедем вспять,?

Покричали, но поехали в Мартышкино, там немцев ещё не было, а после этого в Ораниенбаум, где ночью посадили всех на баржу и отвезли в Кронштадт.

Меня взяли в армию. Точнее, в штаб Краснознаменного Балтийского флота, машинисткой. Было нас два матроса девушки, Рая и Шура.

Нам в начале и рабочего места не нашли, и формы, и башмак. Я так на каблучках и ходила, и коса была не по уставу здоровая.

Начала я знакомиться с флотскими порядками.

Генерал Аржавкин каждое начало дня проверял наши кабинеты.

У нас единственный из работников прокуратуры был грузин, или армянин, я уж не помню, у него бородка сильно проворно росла Так Аржавкин его заставлял малость ли не произвольный час бриться. И тот брился, по-моему, до скрипа костей.

Однажды Аржавкин заходит к нам. Я сижу, и стучу на машинке, а туфли на каблучках. Он увидел, и как заорет:

Раздеть!.. Одеть!.. Непорядок!.. Накажу!..

Наш новоиспеченный шеф капитан пытается оправдаться:

Нет, говорит, таких башмак. У нее тридцать четвертый габарит.

Какой хотите таковой и носите. Не оденете ее, она пойдет на гауптвахту.

Неизвестно откель принесли ботинки весьма малого размера, более того меньше, чем мне нужно, по-моему, тридцать третий габарит я чуть-чуть запихнула ноги. Пришла к генералу:

Товарищ генерал! Разрешите доложить: я обута, как полагается.

А сама чуть-чуть стою, стараюсь не пасть.

Хорошо, идите.

Вернулась к себе, резво сняла тесные ботинки и сижу, работаю дальше. Он еще раз пришел, увидел меня без башмак, и снова орать:

Пять суток гауптвахты!

Но обошлось, потому как, что работы немало было.

Этот Аржавкин орал на меня все время, прицеплялся по любому поводу. И единственный раз я на гауптвахте все-таки была.

Я иду по городу, а он идет позади. И в тот миг, когда мы проходим мимо парикмахерской, он как снег на голову туда меня вталкивает и говорит:

Отстригите ей косу!

Не дам! говорю, я буду носить ее под беретом.

Никаких беретов! Пять суток гауптвахты!

Ну, хочешь-не хочешь, отсидела двое суток.

Я непродолжительно в Кронштадте была, по-видимому, месяца три, не больше.

Запомнились налеты немецкой авиации. Иногда как видно, по сто пятьдесят самолетов тучи немецких самолетов. И волнами, сквозь каждые 30 мин, или более того чаще.

У нас был офицер, тот, что все время переживал за нас. В штабе всего две девчонки было. Он учил нас:

Дети мои, при бомбежке вставайте только под арку. Ведь если арка более того провалится, то остается надежда А если обитель свалится, вас точь-в-точь не будет. Если что выбегайте на улицу и под арку.

Вот мы и на улицу бегали, и под арку становились. И там мы спасались.

Я тогда авиацию не знала. Кто кого бил? Наши сбивали, наших сбивали. И весьма немало. В Кронштадте, я в аккурат знаю местоположение, где германский Юнкерс лежит. Сбитый. Там болотце было, сегодня уже высохло.

Что я сама ещё видела?

Я с матросом возила документы в штаб посредством Лисий нос. Нас на катере подвозили на небольшую пристань. Какое это местоположение, я в текущее время не помню. И любой раз необходимо было скоро из катера выкатываться. Однажды только выскочили, и в тот самый миг прилетел авиалайнер и вдребезги тот самый свой катерок разнес.

В иной раз отправились с документами. Только подходим к крейсеру Марату. Ой, какой крейсер? Линкор

Подходим к этому линкору. Красивый Прекрасный корабль Это местоположение там, где монумент Петру в парке стоит И вот мы возвращаемся, к набережной подходим. Ребята на палубе кричат:

Давайте к нам. У нас спасетесь.

Но мы прошли мимо И в тот миг, когда мы дошли до пристани, в Марат попадает взрывчатка. Он и разломался

Они до этого прилетали бомбить базу подводных лодок, а тут налетели на Марат

А зенитчики стреляли?

-Стреляли со всех концов.

Тогда же я страшную вещь видела. Там в парке было, большое бомбоубежище. И что вы думаете, куда попала одна из бомб? Прямо в двери!

Подробности я не видела. Но очевидцы говорили, крышка бомбоубежища поднималась, выкарабкаться пытались. Все там остались Потом покойников выносили задохлись все.

А мне довелось тянуть трупы немцев в Паланге, на берегу. Это уже в конце войны было.

А что дальше было с Вашей семьей?

-А маму с другим моим братом, ему тогда было шестнадцать лет, позже эвакуировали на барже из Кронштадта в Лебяжье. Они там нимало голодали.

И я попросилась, чтобы меня перевели в Лебяжье, в прокуратуре вкалывать. Надеялась, что удастся маме и брату чем-нибудь пособить. И в самом деле, изредка удавалось, то мяса кусок из супа, или картошечку достану и домой отнесу. Мама разведет, они покушают. А я уже как бы как в столовой покушала. Но я не доедала, и сама захворала дистрофией

Испытаний мне досталось Я была и ранена, и контужена была. И дистрофию перенесла.

До того как я занедужила дистрофией, меня напоили влажный водой. Со мной работала машинисткой Женя Шагарова, она-то и напоила меня влажный водой. И у меня с желудком скверно стало дизентерия.

А Женя ходила в столовую и мою порцию ела. Это была такая прохиндейка Она была намного старше меня. Но уж и не знаю, может быть, и в текущий момент ещё жива.

Как-то шибко скоро я захворала дистрофией. И уже никуда не ходила, не ела, не пила, ничего.

А как же так получилось, что Ваша товарка за Вас первое блюдо получала?

-Ну, я не знаю, как, может быть, она говорила в столовой, что отнесет мне на рабочее местоположение. Я тогда уже лежала, и мне уже все одинаково было.

Это было в 1941 году, в конце года, снег уже был. Ноябрь или декабрь.

Короче говоря, был таковый Макухин стержневой прокурор КБФ. Слышу, зашел к нам. А я разохалась.

А он услыхал мои вздохи и спрашивает:

Кто, говорит, там охает-то?

А Палуйко секретарь отвечает ему:

Да у нас Рая захворала.

Я смотрю, ее не видно, не работает Где она?

А у нас койки между двумя сейфами стояли. Мы там, где работали, там и спали, там и жили. Домой нас ни при каких обстоятельствах не пускали, А мне, более того если в увольнение и отпустили бы, все до времени шагать некуда было.

Макухин что-то ещё спросил и куда-то умчался. И приносит кулек с сухарями, подает и спрашивает:

Можешь руками удерживать?

Да, говорю буду удерживать.

Взяла. Одели меня как следует, и повезли на машине в больницу. И привезли уже полумертвую.

Представляете мне уже девятнадцать лет, а вес всего двадцать четыре килограмма. Стала я маленькая и худенькая

Ой! говорят, а куда ж Вы ребенка-то привезли?

Все переполнено, кто на полу валяется, кто, где. И не на койку меня положили, а на подоконник. Смотрю в оконце на улице штабеля. И по глупости подумала: Ой, сколь дров, надо полагать, тут тепло. А это оказывается, покойники лежали, замерзшие Сложены штабелями.

Врач пришел и говорит:

Вот там, в палате в текущее время умрет леди, положим туда.

Женщина умерла сквозь час. Умерла прямо при мне. И меня туда положили на ее местоположение. В палате, поди, дядя семь было. И по мне ползают вши Ужас это не то словечко!

И люди там лежали смирно, умирали. Это палата мертвых была.

А медик подошла и говорит:

А что ей дарить есть? Молоко запрещено, мясцо не разрешено, и это нельзя Дайте стакан марганцовки.

Дали мне марганцовки. А у меня ещё хлебные сухарики. И я хрусть, хрусть Кушаю, постепенно. Врач на второй день приходит:

Ну что? Дайте ей в текущее время и в обед по стакану марганцовки.

Опять марганцовки Я скверно понимала, что происходит

Меня два дня поили марганцовкой. На третий я сама встала.

А утром доктор приходит, а меня на кровати нет. Она спрашивает:

А где же Михайлова? (Это моя девичья фамилия.) Когда она умерла? Почему без ведома останки вынесли?

А больные говорят:

Она куда-то вышла.

Она шибко удивилась и заходит в туалет, я там спокойненько на горшке сижу. Она говорит:

Ах, ты моя золотая, она берет меня на руки, в текущее время мы тебя в другую палату перевезем, ты будешь существовать.

И все. Я одним духом поправилась как-то. Наверно уже на шестой день меня выписали. И еще раз стала вкалывать.

А в 1942 году, меня отправили вспять в Ленинград. И там меня ранило. У меня до сих пор финские, тьфу, то есть немецкие осколки в голове.

А произошло это так. Пришла я из столовой, а ещё слабая. Села печатать И тут объявили тревогу Там нередко тревоги объявляли. Ну, легко замучили. Бывало и такое: мы в противогазах сидели и печатали. И покуда меня не ранило, я не ходила в подвалы, в бомбоубежище.

А вот вслед за тем ранения, про меня так говорили:

Гудок раздался в Кронштадте, а наша Михайлова уже в подвале.

Ну, вот объявили тревогу, а я сижу, печатаю. Вдружбан входит следователь, Лаврусенко, он уже умер. Входит и говорит:

Раечка, поедешь на дачу.

Тогда как раз переводили из Кронштадта во Всеволожск, и говорили на дачу. Я говорю:

Ни на какую дачу я не поеду.

Он говорит:

Ты покуда военная. Вот указание, читай. Ты, Шахов, Кузнецов Василий Иванович и Крутский Василий Егорович.

А прокурор Крутский, крайне нехороший мужчина был, и излишне требовательный. Опечатку увидит, и не разрешает подправлять, а завсегда требовал перепечатывать. Я, когда его бумаги печатала, то дрожала от страха. Потом уже я поняла, что благодаря ему я стала внимательней и требовательней к себе самой.

Я говорю:

Демобилизуюсь, но не поеду, я Крутского боюсь.

Я встаю, иду к Лаврусенко объясниться, а он как раз мне навстречу идет. И в тот самый миг, в уголок комнаты, где моя машинка стоит, и где я только что сидела, попадает снаряд А может и взрывчатка. И как шарахнуло И я пробила ворота и К этому самому Крутскому в офис, и там шлепнулась на пол. Быстро встала, и назад в коридор. А там все сыпется, на полу валяется угробленный солдат Я держусь, и пытаюсь соображать: Что такое? Как-то не пойму?

Крови на мне как собак нерезаных. И с пальцем что-то Этот перст хотели ампутировать. Но я сказала:

Не дам!

А как же Вы будете печатать с перевязанной рукой?

Я говорю:

Одной рукой.

Не позволила. У меня была коса, и я говорю:

И волосы не дам стричь!

Но тут меня внимать не стали и остригли. Ну, там где ранение было, где зашивали. У меня и в текущий момент осколки в голове сидят. Мне рентген делали достать их не разрешено.

Как меня ранило, заново отвезли в лазарет, тут уже на Васильевском острове.

А по ранению Вы, сколь были в больнице?

Меня двадцать четвертого апреля ранило, и я, наверное, месяц лежала в госпитале. Долго лежала

Однажды документы мне понадобились, и мы запрос написали. Это Батиевский, первостепеннный супруг мой сделал. Я бы сама ни при каких обстоятельствах не догадалась. Кстати, сколь он из меня повытаскивал пинцетом этих осколочков. И только в 1993 году я получила справку о ранении и инвалидность.

Мы писали в архив в Гатчину ответа нет, якобы оттого что все документы в войну сгорели. И из военкомата также не ответили. Написала в Московский архив. Вот оттуда отклик пришел. Там написано: ранение и контузия в 1942 году.

Мы тогда находились в академии имени Фрунзе, а крейсер Киров на середине Невы стоял, у Васильевского острова. Немецкие летчики, конечно, целились в тот самый судно, но попали в уголок нашего здания.

Я то ещё без труда ранена была, а Лаврусенко попало в лоб, и вот такая дырища тут была. У меня с затылка течет, у него лоб пробит, мозги видно а разговариваем с ним, как легкораненые. Появился доктор, и Лаврусенко полез пальцем в свою рану. А доктор увидел это, и его резво забрали и унесли, и я его больше не видела. Он скончался

(24.04.42 года в сооружение, где помещался штаб КБФ попало 6 небольших фугасок, в результате было убито 9 и ранено 47 человек)

А перст мой ещё без малого год не сгибался. И внезапно в одно прекрасное время, когда я мыла пол, что-то на пальце заблестело торчит мелкий кусок осколка. Я в санчасть сбегала, мне его вытащили, и перст стал трудиться. А если бы отхватили?

Скажите, чем занималась прокуратура в то время?

-Разными чрезвычайными происшествиями.

Например, крайне невпроворот было дезертиров, и многих из них ловили. После разбирательства обстоятельств решали какое им будет возмездие.

Иногда это было жутко. Один этакий дезертир немного прокурора не убил за столом. Потом, когда его допрашивали, примерно него два часовых стояло. Его опосля расстреляли. Он что-то такое особенное натворил.

А было ли дел по дезертирам когда-то в особенности полно?

-Ну, нечистая сила его знает. Я как-то ни при каких обстоятельствах не задумывалась. Ну, их ловили, приводили.

А куда дезертировали-то? Что в Ленинграде делать-то?

-Ну, как куда? Кто куда мог.

Я разговаривал с одним блокадником, он говорил, что рядом за Невой была Невская Слобода. И когда занятие к блокаде подошло, из тех мест ракеты стали запускать, наводить немецкие самолеты

-И такие попадались. Их расстреливали.

Мы в Ленинграде находились недалече от стоянки Кирова. И тот самый район бомбили, и бомбили как раз вблизи Кирова. А оказывается наводчик был. Кто-то его заметил, быстренько пришли и сняли.

Много было этих наводчиков

Скажите, будь другом, это была военная прокуратура?

-Военная. Именно ВВС КБФ. Главным прокурором у нас был Крутский, а главным военным прокурором Балтфлота был Макухин Федор.

А зачем тогда Вы занимались разными делами, не только с авиацией связанными?

-Не знаю. Может оттого, что как раз с авиацией дел не так полно было И оттого какие дела дадут, теми и занимались. А вообще работы непочатый край было, а машинисток немного, в прокуратуре всего две. Спрос был на нас здоровый. Я более того в Большом доме работала, меня туда на темное время суток вкалывать посылали. А у меня специфика я только днем могу вкалывать, и я весьма стремительно печатала в близкое время. А ночью я засыпаю и все. Меня всю дорогу подполковник Василий Спиров, начальство строевого отдела, спасал. Бывало, скажет:

Иди, поспи часочек. Потом придешь, и больше сделаешь.

И впрямь, днем в тысячу раз легче.

Но меня посылали в тот самый наряд. Потом полковник видит, что я как сонная муха:

Ну, Вы устали? Ну, вот в текущее время машину дам.

А я такая злая, думаю про себя: Ну зачем я ещё и в этом месте должна печатать? Ну отчего?

И бормочу:

Не необходимо мне машины, не необходимо мне Вашей никакой машины, я до Адмиралтейства и пешочком дойду.

Он говорит:

Это что за разговоры!

Ну, посадили, отвезли

А дела с людоедством разбирали?

-Были людоеды в Ленинграде. Они убивали, сами ели, и продавали мясцо. Слышали мы про это, но по линии нашей прокуратуры эти страшные дела не проходили. И я ничего такого не печатала. Наверно, они по гражданской линии приходили.

Про случаи людоедства было известно ещё на Строительстве, ещё до войны. Там людоедов содержали особняком от остальных, в особом лагере.

А нормы хоть какие-то законности соблюдались? Или было так, сказал расстреляли?

-Обязательно по суду. Хотя по суду не все так нетрудно. Ведь и по суду люди решают

Вот единственный из прокуроров, председатель трибунала решал так: фьють и все Вот представляете, какой неистовый эпизод был в Лебяжьем.

Пришел какой-то дядька в трибунал и донес, что он слышал, как одна дама пришла на работу и вслух пожаловалась на жизнь:

Ну что такое! Немцы пришли грабят Пришли русские, всю картошку забрали. Да что же это такое!

Ее по доносу забрали, судили и расстреляли. А у нее восьмидесяти летняя бабушка-старуха тут же в Лебяжьем, эвакуированная из Ленинграда, и мальчуган мелкий ещё. Вот такое было.

Ну, вот как эту женщину поставить к стенке, да это Это вообще, слов не хватает. Ну, донесли

А опосля этого самого прокурора расстреляли за нарушения законности.

У нас был ещё единственный уж крайне ужасный происшествие в Ленинграде в 1948 году. Но мы сегодня разбираем события, связанные с войной, и он с войной связан.

Был заместитель начальник полка какого-то, по всей видимости, авиационного. Хотя документы я печатала, но не помню фамилии. Я запомнила, что его семейство жила на Пятой Красноармейской.

Потом выяснилось, что он весьма издевался над солдатами, или матросами, я уж не помню, и многие ему хотели за это отомстить.

И отомстили убили его жену и младшего ребенка. Газ открыли в духовке и туда ребенка сунули Старшая девчурка из школы пришла, и почувствовала дух газа из квартиры. Сказала соседям, которые вскрыли квартиру и увидели

А сам обладатель жив остался на работе был. Он позже с ума сошел.

И что вы думаете? Виновный сам пришел в прокуратуру и рассказал все Это зверюга был, а не начальник, я отомстил, ныне хоть расстреливайте! И вот он так ужасно отомстил. За такое правонарушение расстреляли Война здорово, конечно, на людей повлияла, такое творили, что несложно ужас

Разные прокуроры были, и по-разному дела решали. Вот, к примеру: одному летчику грозил расстрел. Вроде за серьезное преступление: он человека убил.

Произошло это, как бы в Паланге. Самолеты там садились, чтобы заправиться, и летчики в столовой кушали. Однажды они засиделись и единственный из них, говорит:

Эй, братцы-кролики! Мы должны вылетать Надо салют вручить!

Взял и в порог стрельнул, а пуля-дура рикошетом отлетела и прямо официантке в висок. Она тут же скончалась.

Естественно разбор дела. А парень-то славный, и мировой пилот, заслуженный. Долго свой прокурор мурыжил это занятие. Старался как-то обосновать, чтобы возмездие поменьше было. Он ладный дядька был Да и мы убеждали. Как только не просили за этого летчика, хотя нимало его и не знали Молодой красивый Ну, за что его? Чистейшей воды горемычный происшествие.

Ну, в общем, документы пошли в Москву. И вернулись с требованием пересмотреть в сторону ужесточения. Прокурор начинает пересматривать и кончилось так: разжаловать и на передовую.

Прошло время, еще раз мы в Паланге, идем в столовую, а тот самый парнишка идет навстречу, тот самый что ни на есть, но со звездой Героя И оказывается, он нам привез какие-то подарки.

Это не Костылев был?

-Нет, нет, не Костылев. Он был ниже чином А Героя ему дали на фронте, когда он в штрафбате отличился

Сталкивались со случаями приписок в итогах боевой работы летчиков? И приписывания себе чужих успехов?

-В прокуратуре таких случаев весьма чуть-чуть было Но единственный эпизод, вот уж и гогот и грех

Я работаю, печатаю под диктовку представления на звание Героя. И тут же сидят летчики. Как завсегда веселые, разговаривают, ещё матрос единственный и шеф первого отдела.

И мне в шутку диктуют:

Ой! Давай включим ещё и этого N. Интересно пройдет или не пройдет.

Ну, мое какое занятие я же не легко машинистка, я ещё и матрос. Дали команду, нужно печатать. Я этого N не знаю, мне диктуют фамилию, имя отчество, с какой части и все остальное. Я напечатала. Подписали

Прошло время, и аккурат он получил, а остальные нет.

У всех, конечно, шары на лоб Никто ж не знал, что его в список включили! На него ибо и представления от командования полка не было! А как авторы награждения хохотали

Вы помните, кто авторы этого предложения?

-Их уже нет в живых никого, нечего ворошить

Не из штурмовиков?

-Вы знаете, не хочу величать фамилию. Он сам в этой истории не повинен, а в жизни у него трагедий хватало

Я так понял, что первую зиму Вы были в Питере, да?

-Да. Вот первую блокадную.

Каково было Ваше довольствие? Питание какое?

-Я вольнонаемной была сильно короткое время в самом начале войны. А все прочее время военнослужащая. Все питание сквозь столовую получала. Нормально. Когда я приехала в Кронштадт, то шибко что надо кормили.

А когда я была в Лебяжьем, то делилась с мамой и братиком и кончилось это дистрофией.

А в Ленинграде, я была сыта. Потому что я уже все сама ела, отъедалась тогда.

А столовая была общая?

-Нет, офицерская особняком, а матросская особняком. Мы как матросы ели с матросами.

А вслед за тем я в Лебяжье-то уехала.

Аржавкин в штаб пришел. Спрашивает Шуру Куликову, которая со мной была, куда я исчезла.

А Михайлова отвечает, уехала в Лебяжье.

Как уехала? А кто разрешил? Где указание?

А я думала тогда: Да пошли вы на фиг, поеду я в Лебяжье. Была прокуратура там.

Прошло полно времени, летом 1944 года мы в Бернгардовке стояли. Я у приятельницы велосипед взяла покататься. Еду я на этом велосипеде и смотрю идет свойский Крутский и с ним Аржавкин. Ой! Куда повертывать? Никуда не повернешь: туда в речку упаду, там забор. Ну, думаю, поеду дальше, прикинусь валенком.

И как снег на голову слышу Аржавкин говорит:

Слушай, это не Михайлова? говорит Хорошая девица была

Запомнил, и все-таки.

Вы не помните, там дома отдыха для летчиков?

-Нас туда не пускал Крутский и мы бегали тайком на концерты, вечера и танцы.

Какая у Вас была получка во время войны? И что на эту зарплату позволительно было в блокаду приобрести?

-Я вот что-то не помню, что бы нам хоть какие-то капиталы давали.

Мы были на полном обеспечении, у нас все было. Я и жива осталась только из-за этого.

А вот мать моя Бедненькая. Я все, все что могла ей отдавала. А я когда в Лебяжье-то приехала, первое время все носила, носила из столовой, все что могла, а сама попала с дистрофией в лазарет. У меня ещё там братик семнадцатишестнадцати летний и мать.

А они блокаду пережили?

-Братика маменька устроила юнгой на флот. И его отправили на фронт в морскую пехоту. В следующем году он погиб под Нарвой. Ему было семнадцать лет, восемнадцатый годик пошел. Хороший мальчишка был.

Мама работала в трибунале. А умерла, точнее, утонула из-за дистрофии. Как-то принесла эскулап мешок белья и говорит:

Ольга Николаевна постирай, я тебе буханочку хлеба дам.

Мама все время говорила:

Я боюсь воды, я утону!

Не выдержала от слабости на берегу, упала и утонула, хотя речушка была, ну вот как тот самый столик шириной.

Она ещё юная была Ей было всего-навсего сорок пять лет.

Скажите, а в прокуратуре не разбиралось занятие летчика Кулакова? Это было зимой 194142 года. Дело такое, редкое запоминающееся пилот в Сиверскую к немцам улетел.

-Был этакий происшествие. Наш прокурор этим делом занимался. А я печатала. Но я уже не помню подробностей. Очень давнехонько было.

Скажите, какого сорта дела с участием летчиков были наиболее частными в прокуратуре?

-Ну, к примеру, напиться могли, а в пьяном виде подраться.

Бывало, летчика обвиняли в виновности в аварии или катастрофе Ну, вот это у нас было

А посреди летчиков были случаи трусости? Одни говорят, были одиндва, другие, что вообще не было

-Таких случаев у нас было негусто, но бывали. А потому как виновных возили сюда в Ленинград, то слухи о них проворно разносились и росли

И что было с этими летчиками?

-Были случаи вплоть до расстрела.

-Вы говорили, про расстрелы. А Вам, что приходилось наличествовать на расстрелах?

-При расстреле нет! Боже упаси. Возили в определенное место Это было жутко.

И вслед за тем приговоренные были такие ребята, которых без часовых воспрещено было более того допрашивать. Они могли и прокурора прибить. Знали, что вышка будет. Что им утрачивать?

А в одно прекрасное время, я как раз ехала в Ленинград, (уже разрешено было проезжать с документами) и приговоренного к расстрелу посадили в ту же машину, чтобы везти на расстрел. Но он ещё не знал про это.

Вот он едет и спрашивает:

Как Вы думаете, меня расстреляют или нет?

Я говорю:

Да нет, ну что Вы, что Вы

Молодой, прекрасный парнишка, а папа у него огромный ранг. Но все одинаково расстреляли. Как многих других дезертиров

А Вы не помните, чей это был отпрыск? Если это не секрет.

-Это конечно секрет. Это я не могу проговорить. Это большого правителя отпрыск. Расстреливали в этом месте, в Ленинграде, в Петропавловской крепости.

Так прямо в Петропавловке расстреливали?

-Там прямо и расстреливали. Ну и у нас в Лебяжьем, где-то в лесу расстреливали. Я не знаю более того где. Это был здоровенный секрет.

А когда это было?

-Это было сперва 1942 года. Я из госпиталя вышла, и меня вновь приписали к прокуратуре Ленинграда.

Да, расстреливали

И за неудачную шутку дядя мог лишиться жизни. Помню, был этакий Гриша Мазепа Он ещё сообща со мной служил в Ручьях, Он там срочную службу проходил морскую, и остался там позже срочной. И эдакий он был бойкий, постоянно, во всем начальный. Он у нас и в балете участвовал.

А перед самым концом войны, взял трубку, позвонил в Кронштадт своим знакомым:

Ребята! Что вы там делаете? Война-то кончилась!

И музыку ещё завел какую-то

Все конечно взбудоражились. Война-то в действительности вскоре кончилась, но видно позже

Пошутил неудачно.

И вот я иду по улице, агрегатина проезжает, такая в которой возят на расстрелы, и внезапно в маленькое окошечко, кричит кто-то:

Рая!

Я обалдела, и думаю: "Господи! не наша как бы, не прокурорская агрегатина! А вслед за тем мне сказали, что Мазепу забрали, и расстреляли. Но были и другие сведения, что его отправили в штрафбат на передовую и он там погиб.

Потом ещё занятие разбирали. В Либаве нашим летчикам здорово досталось

Был у нас эдакий Герой Советского Союза, Пысин, но он не с нашего полка. Я не знаю, может с восьмого С дивизии восьмой, по-моему, столичный житель. Так он в Либаве упал, раненого немцы поймали.

Он продолжительно лежал у них в госпитале, но Золотую Звезду сберег всунул за щеку. А один раз, когда началась бомбежка, все немцы удрали, и забыли про Пысина. И он бежал А у нас его затем побега проверяли.

А как Вы с Батиевским познакомились?

-С Батиевским я познакомилась уже позже войны, когда из Таллинна полетела в командировку в Польшу. Направили в Кольберг. Села я на Каталину и повезли меня

Вы более того помните наименование самолета?

-Помните это не то словечко! Я первостепеннный раз в жизни села на авиалайнер. И эта Каталина над лесом идет так гладко. А как только вышли из леса, так у-ух. У меня все, что было внутри, все стало наружу. Когда привезли в Кольберг, пацаны говорят:

Ну что, дайте простыню, мы ее вынесем. Иначе нам ее не дотащить.

Вот так я летела на этой Каталине. Ой, не дай Бог.

А откель Вы знали что это Каталина?

-Ну, потому что что ее так называли Каталина. Вспомнила это гидросамолет был.

Когда вылетали, мне послание дама дала и сказала:

Вот передай Батиевскому это послание. И смотри, не влюбись в него.

Я взяла и привезла. Нашла его на танцах. Такой весь из себя Герой Советского Союза. Я ему говорю:

Вам послание.

И отдала сообщение. А он прицепился как банный лист. Весь вечер Он и танцевать-то, как следует, не мог. Танцую и думаю:

Боже мой! Нашла на свою шею

И стал он за мной ухаживать. И я за него замуж-то вышла. Вот так я с ним познакомилась.

Вообще он был крайне нелегкий джентльмен что сделать, все они затем войны длительно в себя приходили. И я с ним не продолжительно прожила. Сына под мышку и сказала:

Ау федерзейн!

Расскажите про прокурора, тот, что излишне жестокие решенья выносил, которого в итоге самого расстреляли.

-Это не свойский прокурор, это трибунальский, председатель трибунала в Лебяжьем. Когда его арестовали, я уже там не работала, я следом узнала, что его расстреляли.

Тогда вопросительный мотив возникает: какова была операция осуждения, операция следствия??

-Ой, какая операция. Всякое бывало

Вот, допустим, я уже говорила, что джентльмен рассказал как его обворовали такими словами:

Русские пришли картошку забрали

И эту женщину расстреляли

Или эпизод с двумя дезертирами. Они на авангардный были, в Ораниенбауме, в Мартышкино. И хотели есть. Ночью пришли в Лебяжье, по огородам походить. И куда вы думаете, они попали? На огонечек в комендатуру. Их тут же забрали, и обвинили в дезертирстве.

Как же тогда в принципе законность-то соблюдалась?

-Нормально соблюдалась, не без самодурства другой раз, но в рамках допустимого. У нас был прокурор, тот, что сильно сурово подходил. Но впрямь разбирался, и при этом делал все, чтобы до расстрела не доводить.

А были и такие: Ага, попался!. Не там курил, там не проследил И на расстрел. И такое было. Но вечно по букве закона.

Мне вечно говорили:

Напечатала и забыла, напечатала и забыла.

Дак, что вы думаете, я всю существование и печатала, и забывала

По Вашему мнению, такая суровость была необходима, или разрешается было ее избежать? Я про то, что расстрел за какой-то незначительный проступок?

-Мое точка зрения? Это было необходимо, по-другому городок бы сдали.

Ваше личное мнение: сам закон по себе, он не излишне ли суров был?

-Конечно, суров. Но в военное время это было неизбежно.

Для меня лично, самый-самый аляповатый происшествие вот когда по доносу женщину-мать расстреляли. Мы ее знали, она на кухне поварихой работала.

Вы знаете я законы не знаю. Попала я в эту прокуратуру абсолютно ненароком.

И вот Вы уехали в Бернгардовку

-А в Бернгардовке также штаб был. У нас командующий был Самохин Михаил Иванович. Очень, крайне приятный приятель. Строгий, но требовал то, что надобно. И он с нами всю войну без малого был. И в Лебяжьем, и в Паланге, повсюду с нами был. А вот в Кольберге уже его не было. Не знаю, куда он девался, может он демобилизовался, или в Москве остался.

А Вы так же продолжали действовать с прокуратурой?

В прокуратуре. Меня только из одной в другую.

И сколь времени вы были в Бернгардовке?

Годполтора мы там стояли.

То есть покуда была блокада.

Да. Из Бернгардовки нас увезли в Гора-Валдай. Туда ехали на машинах. На грузовых машинах. Сразу погружали: вся канцелярия, связь, штаб, всецело, вся прокуратура.

1942г., Гора-Валдай, штаб ВВС КБФ

Дом там, в Гора-Валдае, таковой крупный, двухэтажный был, а рядом построенный только-только аэропорт Гора-Валдай.

Это где 35-й полк и 12-й, сидели?

Там многие были. Одни прилетали, другие улетали, опосля вновь прилетали. Я знаю многих. Кушать в столовую вкупе ходили

А Вы не помните, сколь мужчина в тот миг было в прокуратуре?

Я могу подсчитать. Можно нетрудно перечислять: прокурор, зам прокурора, так. Две машинистки, два прокурора с замом, грузин единственный.

Вы извините, финал забавно звучит, как-то своеобразно: грузин один это что профессия?

Ой, да ладно уж Ну, не помню я, кем он был, но ибо был джентльмен. У нас было три четыре следователя, прокурор, зам прокурора. Потом, ну это, дознаватели двое. Ну, там домуборщица, ну так дядя десять.

Вся прокуратура ВВС КБФ составляла десять джентльмен?

Была прокуратура Балтфлота, а в ее составе была прокуратура ВВС КБФ. Была ещё своя прокуратура для моряков. Общее руководство было у Макухина, он бригвоенюрист. Это друг, тот, что что ни на есть немалый ранг имел. Еще была прокуратура Балтийского морского пароходства, это гражданская, мы к ней не относились.

Может Вы печатали документы по случаям, когда своих сбивали?

Ну, когда свои самолеты сбивали, на моей памяти, по-моему, единственный эпизод. Но это в большом бою и виновного не судили.

Вы помните, когда в 1941 году объявили, о том, что наши Германию бомбили?

Помню. У нас моряки радовались, что они первые в Берлине побывали. Наш морской пилот Преображенский Бомбил, это как бы как флаг поставил. Всем показал: Придет время

Вы вот как-то упомянули, что Вы в Паланге занимались растаскиванием покойников?

Так же читайте биографии известных людей:

Раиса Коробова-Голубева Raisa Korobova-Golubeva

Все, полк больше не летал. А девятого мая, полк построили, и официально сообщили: Война кончилась!
читать далее →

Раиса Богатырева Raisa Bogatureva

Украинский политический и государственный деятель. Депутат Верховной рады Украины четырёх созывов (I, IIIVI созывов), глава фракции Партии регионов..
читать далее →

Раиса Плотникова Raisa Plotnikova

Плотникова Р.И. является одним из инициаторов создания Ассоциации выпускников Московского финансового института (ныне Московская финансовая академия..
читать далее →

Раиса Сурначевская Raisa Surnachevskaya

До предела скуп язык наградного листа: "...Обнаружив группу вражеских бомбардировщиков типа Ju-88 и Do-215 в количестве 42 самолётов... тт. Памятных..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий