Известные люди

»

Роберт Смирнов

- Р. С. Война, как известно, началась в 1941 году. Мне как раз было пятнадцать лет, и я только что получил удостоверяющий личность документ. Сами понимаете, событие знаменательное. Война началась с того, что [о её начале] объявили 22 июня. До этого я купил квиток на боксёрский поединок Королёва (тогда бывшего чемпиона Советского Союза). И тот самый поединок должен был произойти 22 июня, как раз. Я весьма жалел, что началась махаловка.

Первое ощущение такое было, что всё весьма занятно, всё то, что должно было приключиться. По молодости, по глупости, конечно, мы не понимали, что значит махаловка, ни в жизнь не испытывали этого. Но потихоньку, знакомясь со сводками по радио, в газетах, начали соображать, что это [война] такое. Большой заинтересованность у нас вызвали первые налёты авиации на Ленинград. Мы с интересом наблюдали, как юнкерши барражируют над городом. Особенно нам понравились ночные бомбардировки. Мы залезали на крышу (я жил тогда на Подъяческой улице в шестиэтажном доме). [Это была] достаточно высокая точка наблюдения. Мы влезали на крышу и наблюдали по всему горизонту над Ленинградом, как это [бомбардировки] происходит. Особенно прекрасно было присматривать за прожекторами, как зенитки, зенитные снаряды взрываются. Самым красивым были взрывы фугасных бомб, в особенности когда они попадают не в твой здание, а где-то там на окраине (сакраментальный прикол таковой, своего рода). Средства массовой информации начали знакомить [нас], как обращаться с зажигательными бомбами, что с ними действовать. Первый навык мы получили достаточно скоро, оттого что [на город] сбрасывали шибко непочатый край зажигательных бомб. Мы уже знали, что надобно гасить их, засыпая песком, [тот, что мы приносили] с чердака. Мы входили в команды защиты домов, в которых мы жили. Примерно в июле, а может быть, в августе месяце молодых людей грубо моего возраста организовали в какое-то полувоенное соединение. Это был не то заградительный отряд, не то какой-то отряд другого предназначения. Нас собрали в одном из бомбоубежищ на канале Грибоедова в одном из домов, рядом с домом народного избранника Гос. Думы Собрали нас единственный раз, начали знакомить с тем, как обладать оружием, винтовкой, гранатой. Собрали в иной раз по этому же поводу, рассказали о наших задачах: на эпизод вторжения немецких войск в Ленинтрад Ретроспективно оценивая и сравнивая с тем, что уже было после этого, в частности, в Германии, то это были своего рода, грубо, отряды молодёжи. Примерно раза два для нас устраивали кроссы по улицам Ленинграда, тренировали нас. Потом всё это как-то заглохло. В дальнейшем я нигде ни при каких обстоятельствах не слышал, не читал о таких формированиях, о попытках их создания.

Очень скоро, уже в августе-начале сентября месяца, мы начали испытывать нехватку продовольствия. Очереди уже за продуктами начали возникать. В то время я как раз состоял [учился] в 32 школе Октябрьского района и входил в состав медицинской команды (на происшествие бомбардировки для оказания первой медицинской помощи пострадавшим). В сентябре месяце мы лазали на тот самый жилище, в котором 32 учебное заведение это как раз уголок Майорова и Садовой; может быть, там видели такое фундаментальной постройки сооружение по немецкому проекту сделанное). [На крыше этого здания располагается] большой шпиль и фонарик в основании. [Оттуда хорошо] просматривается средняя доля города. Мы нередко туда лазили во время бомбардировки. И вот с этого фонаря мы в первый раз наблюдали последствия бомбардировки 12 сентября, когда были подожжены Бадаевские склады. Мы наблюдали, как клубы чёрного дыма на горизонте поднимаются над Ленинградом. С сентября мы учились стандартно [в школе]. В то время я учился в 9-м классе. Но чем дольше продолжалась блокада, тем больше отступали от учебных планов. В конце концов, всё свелось к тому (я имею в виду, уже к ноябрю-декабрю), что единственный преподаватель (по-моему, преподавал он физическую культуру) собирал нас. Было нас дядя 15 молодых людей всего только. [Преподаватель] рассказывал нам о военных событиях. Больше всего времени уделял он гастрономическим вопросам. Т.е. голод, тот, что начался уже в октябре, в ноябре, декабре уже определённым образом влиял на психику, по-видимому. Вот так мы занимались на глаз до второй половины декабря, верно я не могу припомнить, но по-моему так. А со второй половины декабря, грубо так, прекратились и эти [учебные] занятия. Я прекратил занятия так же, как и прекратили занятия во всей школе.

С этого периода наступила блокада во всей красе. У меня скончался папа от дистрофии. Мы отвезли [его тело] на пункт приёма погибших это было грубо в середине декабря месяца. Всё это время продолжались налёты авиации, орудийные обстрелы. Я жил в доме 10 по Большой Подъяческой. Напротив нас было местоположение, не застроенное домами. Площадка так мы называли это местоположение. [Она использовалась] как обычная спортивная площадка. На этом месте была установлена зенитная пушка. Вот мы весьма нередко, так вымолвить, слышали во время авиационных налётов крайне громкие пушечные выстрелы. Все мы следили за обстановкой на фронтах, без сомнения, и в особенности военной обстановкой около Ленинграда. Всё это обсуждалось весьма активно. Но ведущим, всё-таки, в тот самый отрезок времени я бы назвал заботу о том, как выжить в этих условиях. Точно не помню, но эдак к декабрю месяцу мы начали обрести как иждивенцы (я не работал) по 125 граммов хлеба, крупу, масла и прочие продукты. Всё в сильно скудном количестве. К этому времени получило распространение применение в качестве питательных веществ столярного клея. Клей тот самый варили длительное достаточно время и далее заливали так, как заливают холодец или студень. После этого употребляли его в качестве питания. К этому времени появилась охота на домашних животных. Собак по-моему уже всех съели к этому времени. Один раз мне пришлось вкусить, по-моему, мясцо не то собаки, не то кошки, я уже не помню в настоящее время. В таких условиях мы продолжали наличествовать. В декабре же, грубо, я похоронил своего старшего брата. Тоже отвезли его на пункт приёма умерших. Старший брат у меня не был в армии по заболеванию почек, вследствие этого он оставался на гражданке. Ещё необходимо пометить то, что зимушка 19411942 гг. была сильно жестокая. Температура воздуха снаружи, по-моему, градусов 40 достигала подчас. Сохранить тепло в жилых помещениях было непросто. Тем больше мы жили в квартире, которая находилась в полуподвальном помещении, и нам пришлось применить дополнительное там утепление, окна были задрапированы какими-то материями для того, чтобы беречь тепло в доме. Вот таким образом мы и жили. Примерно в феврале месяце я добился уже, по-видимому, последней степени дистрофии. В баню мы не ходили уже, но как-то моя матушка решила меня помыть. Когда я разделся, то она была, в общем, удивлена моим видом. Вспоминая о своих физических возможностях, я помню, что как-то вышел из квартиры, чуть-чуть запнулся и не смог выдержать на ногах и упал. После чего встал я уже с большим трудом. Короче говоря, состояние уже моё было по-видимому на грани. До этого времени мне не ясно, отчего я всё-таки остался жив в то время, как я похоронил отца, старшего брата.

С нами жила ещё моя старшая сестра. Она также осталась жива. Моя сестра как раз поступила в Авиационный институт в Ленинграде. Занятия у них также не продолжались в тот самый учебный год. В феврале месяце она узнала, что весь авиационный институт собираются эвакуировать из Ленинграда (тогда, когда было прорвано блокадное колечко около города и был составлен проект эвакуации тех учреждений, которые, в общем то, не нужны были в городе). Ей предложили эвакуацию. Она предложила эвакуироваться из Ленинграда и мне совместно с ней. Я на это занятие пошёл, и 13 марта 1942 года нас всех собрали на Финляндском вокзале и отправили на берег Ладожского озера. Я не помню как называется тот самый пункт, где кончалась железная стезя, построенная уже по-видимому в отрезок времени блокады [До этого пункта людей отвозили с Финляндского вокзала]. А позже перегружались мы на грузовые машины, и везли нас сквозь Ладожское озерко. Везли нас на трехтонках или полуторатонках [грузовые машины, рассчитанные на грузоподъёмность 1,5 или 3 тонны Н.Г.], вот так я уже сегодня не могу припомнить. Загружали нас во второй половине дня, когда было ещё ясно. И везли, прежде, [когда] также было ясно. Помню, что везли по озеру. Автомобильные колеи были заполнены эдак наполовину водой. Уже оттаивало. Лёд был не этакий уж и прочный в марте месяце. Но, тем не менее, переправиться нам удалось успешно.

Я забыл ещё упомянуть, что в Ленинграде на ноябрьских праздниках, на годовщину октябрьской революции, [революция 1917 года. Н.Г.] молодёжь моего возраста грубо собрали в Малом Оперном театре. Показали нам спектакль Овод. После спектакля всех нас повели в столовую и недурно угостили. Мне запомнилось это положение, в силу того что что в эдакий сложной и трудной ситуации не только для населения, но, по-видимому, и для руководства Ленинграда, всё-таки, не забыли о таком способе отпраздновать годовщину октября [революция 1917 года. Н.Г.]. Так вот, перевезли нас на другую сторону Ладожского озера, где мы уже ночью, уже черно было [были помещены] не то в сараи, не то ещё куда-то. Мы там переночевали. А утром нас погрузили в грузовые вагоны теплушки [теплушка в военные годы: товарный вагон с печуркой, приспособленный для перевозки людей. Н.Г.] и повезли на юг. Надо пометить, что в этом пункте на берегу Ладожского озера, в котором нас высадили, вслед за тем переправы я наблюдал шибко большое численность багажа, тот, что захватили эвакуирующиеся. Но в силу того, что не могли управиться с ним от бессилия, было брошено всё на берегу. Там же позволительно было следить обессиливших людей, которые дальше уже не могли передвигаться. После того, как нас погрузили в эшелон, нас повезли на юг. Случай был, когда был авиационный налёт на тот самый эшелон. Эшелон не пострадал. Вот так нас везли на Северный Кавказ. Причём по пути мы были обеспечены какими-то талонами. По этим талонам мы получали питание во время движения. Останавливались где-то на станциях. Нужно было всю дорогу брать кипятка. В каждой теплушке стояла буржуйка, которая отапливалась. В общем, в теплушках этих было довольно тепло. На этих буржуйках, у кого там была крупа какая-то, какие-то продукты, не возбраняется было сварить кашу или вскипятить чай, если было с чем его пить. Короче говоря, такие элементарные условия поддержания нашей физиологии имелись. Сложно было крайне с естественными потребностями, ибо теплушки не были оборудованы соответствующими устройствами. Приходилось это работать на остановках, которые были не так уж и зачастую. Поэтому с точки зрения комфорта, конечно, не всё было в порядке. Привезли нас в Кисловодск.

А. Г. Когда вы ехали, вы эвакуированные общались между собой?

- Р. С. Да, конечно.

А. Г. Какие были основные темы разговора?

- Р. С. Разговор был, в основном, о продуктах питания, о ситуации на фронтах. Поскольку коллектив был студенческий (студенты Авиационного института) они между собой общались на тему обучения. В основном там были студенты. У некоторых были более того родители. Я помню, у одной студенты ехала сообща с ней маменька. Но мало таких было. А были вот студенческого возраста, причём разных курсов. Моя сестра была на первом курсе, но там были студенты и со старших курсов.

А.Г. В тех условиях, в которых вы ехали, вас уже негусто откормили? Последствия голода уже чуть-чуть прошли?

- Р. С. Сказать, что откормили, чуть-чуть ли. Я думаю, скорее, зафиксировали то положение, в котором мы выехали. Ну и может быть энергетически немного лучше подпитывали, чем то, что было в Ленинграде. Потому что, мы всё-таки могли слезать, вылезать из теплушки и более того туда залезать. Всё-таки наше физическое состояние более того немного улучшилось.

А. Г. Помогали как-то те люди дружбан другу, которые ехали сообща с вами?

- Р. С. Да, конечно. Помогали, не только физически, но и психологически. Я помню эпизод, когда одна студентка не дотерпела до остановки. Все отнеслись к этому шибко этично так, чтобы не пострадала собственная психика этой студентки.

А.Г. А были ли какие-то романтические отношения между молодыми людьми и девушками в тех условиях?

- Р. С. Трудно произнести мне. Во всяком случае, ничего такого в памяти у меня не осталось.

А.Г. Т.е. без затей стояли проблемы выживания?

- Р. С. Да. Проблема выживания, в первую очередность.

А. Г. Если возвратиться вспять в Ленинград, вы знали на каких кладбищах предали земле ваших отца, брата?

- Р. С. Отца мы отвезли в пункт приёма покойников и никто не знал, куда позже отвозят тела умерших. Но метко было известно, что там они опосля не остались. Это было сооружение рядом Фонтанки, за Мариинским театром и Никольским садом.

А. Г. Когда разбомбили Бадаевские склады, рассказывали, что потом люди выкапывали землю там, где растворились сладости, и продавали ее. Вы знали об этом?

- Р. С. Да, об этом знали все. Но сам я туда не ходил. Это было сильно вдалеке, вследствие этого на своих двоих достигнуть туда было сложно. По-видимому, этим занимались местные обитатели, которые жили прямо рядом Бадаевских складов. А то, что это было, это воистину так.

А. Г. Когда финны наступали с Севера, они вытеснили с этих районов всё народонаселение, которое было привезено туда в 19401941 гг., в основном белорусов. Вы сталкивались с этими людьми?

- Р. С. Нет, с этим явлением я не сталкивался.

А.Г. А вообще посторонние были? Из Ленобласти, в частности?

- Р. С. Вообще в Ленинград крайне немало съехалось из области, из окружающих городов и поселений. И народ города увеличилось существенно. Это я знаю.

Весной марта 1942 года нас вывезли из Ленинграда, и мы прибыли на Кавказ в конце марта или в начале апреля в Кисловодск. Первое, что меня поразило, это то, что в Кисловодске улицы расположены с горы на гору, то подъём огромный, то спуск. Жители Кисловодска предложили свои услуги, и нас расселили по квартирам. Мы жили у какой-то женщины, отдельная горенка была. Расположен жилище тот самый был где-то на периферии Кисловодска, в горной местности. Поэтому когда мы хотели одолеть путь в середина города, нам приходилось нисходить, достаточно крутой спуск был. И я помню, что по сравнению с Ленинградом, тот, что характеризуется крайне ровной поверхностью. Там было крайне непривычно, и я с огромным трудом спускался, в силу того что что ноги не держали меня, до того я был ослабевшим. Я точь-в-точь не помню, как там было обеспечено питание, были предоставлены какие-то карточки, по которым мы питались. Так начался мой ход физического восстановления. Постепенно я набирал силу, каких-то особых трудностей с выходом из состояния кахексии у меня не было, помимо слабости.

Довольно резво, студентам авиационного института предложили отбыть в совхоз на северном Кавказе для того, чтобы действовать там. Это студенческое среда в конце мая, начале июня переехали в совхоз под Будёновском. Приехали мы в тот самый Будёновск, нас привезли по железной дороге, после этого направили автомобильным транспортом в мясомолочный совхоз имени Первого мая, километрах в 60 от Будёновска. И там нас опять расселили по домам, там обычные крестьянские дома. Мы с сестрой также получили местоположение у одного из хозяев дома и начали вкалывать в поле. Конечно, в первую очередь действовать было нелегко, сил было немного. Совхоз обеспечил нам питание приличное. И так мы работали до середины августа. В средине августа или позже немцы уже развивали своё штурмование на Северный Кавказ, и нам пришлось отправляться из этого совхоза куда-то на восток. Багаж мы оставили в Кисловодске, в надежде, что когда закончим работу в совхозе вернёмся в Кисловодск. А моя сестра поехала перед самым захватом немцев в Кисловодск за багажом. В это время немцы отхватили Кисловодск, и ей пришлось остаться в Кисловодске в оккупации, а я сообща с совхозом и со всеми студентами, которые работали в этом совхозе, отправились на восток. Совхоз организовал телеги запряжённые быками мажары, погрузил туда студентов, багаж, тот, что у них был, собрал дойное табун коров, овец. И всё это под водительством совхозных работников и при участии студентов, которые также выступали в качестве погонщиков, вечером в качестве доярок, отправились на восток. В день совершали 1020, иной раз 30 км в день. Шли достаточно долговременно. Во время такого движения скот сильно утомлялся, и мы были, по-видимому, не единственными переселенцами со скотом. Таким же образом уходили и другие совхозы. По пути следование зачастую встречались павший скот, гниющие коровы, распространявшие дух, овцы. Вечером вставали на стоянку, мажары располагали так, чтобы не возбраняется было дремать. Обычно под мажарами расстилали сенцо и там спали, вечером доили коров. Молоко подвергали сепарации. Захвати с собой сепаратор, получали сливки, и всё это шло на еду нашим студентам. Кроме того, периодически забивали овец, варили мясцо, баранину, этим питались.

По пути местные нас предостерегали шагать по какому-либо направлению, сообщали, что в тех районах появлялись чечено-ингушские банды, и если кто-то попадётся им то будет шибко худо. Поэтому мы меняли ориентация. Шли не в тот пункт, куда планировали, а куда-то в сторону. Правда, ни разу на эти чеченские банды мы не выходили.

Наконец, в сентябре месяце мы прибыли в Махачкалу на берегу Каспийского моря. В Махачкале нас временно разместили в каких-то сараях, перед тем как перевезти в Дербент, а после этого уже морским путём в Баку. В Махачкале мы скот оставили, что дальше с ним было, я не знаю.

Впервые в своей жизни я увидел море. В сентябре нас посадили на корабль, и мы отправились посредством Каспийское море в Красноводск. На встречу нам в Каспийском море попался корабль, на котором польская вс Крайвова переправлялась на Средний Восток куда-то, я уже после этого об этом читал в исторических книгах. Мы прибыли в Красноводск, и пробыли там дня два, краткосрочно. Затем нас заново погрузили в эшелон, в теплушку и мы поехали на Восток посредством Ташкент столицу Туркменистана, было шибко горячо, хотя был сентябрь. Жители этих республик выглядели по-азиатски и по внешности и по поведению, одеты были в тёплые халаты в жару, что меня удивляло. Мужики всегда жевали жевачку анашу. Видели мы богатые базары, фрукты, но возможности для приобретения у нас на практике не было. В поезде, в котором мы следовали, появились вербовщики рабочей силы из Свердловска. В свойский вагон явился вербовщик, тот, что вербовал в НПС (Наркомат путей и сообщения). Он предложил работу в рельсосварочном поезде, тот, что формировался в Свердловске. Несколько студентов и я с ними завербовались. Владимиров Олег, Никитин, ещё две девушки и я. Оказалось, что работники получают бронь, белый квиток и их не имеют право забирать в армию. Мы немного дядя поехали с этим вербовщиков в Свердловск, нас приписали к вербующемуся поезду 10. Но ибо поезд ещё не был сформирован решительно, оборудования не было, то временно мы работали на каком-то предприятии. Это предприятие вырабатывало корпуса для мин для батальонных миномётов. Вес каждой был килограммов восемь. Меня поставили на токарный станок, где я выполнял всего только одну операцию. Где вкручивается взрыватель, есть углубление, которое нужно было резцом сровнять. Работали по 12 часов в день, выходной воскресенье. Получали мы рабочую карточку, питались в столовой, питание было достаточно скудное, но силы всё-таки поддерживали. В Свердловске 800 рублей стоила тогда буханка хлеба, зарабатывали не сильно навалом, в аккурат не помню. Один раз я припоздал на работу, и попал под каток правосудия. 3 месяца высчитывали 1520% из моей зарплаты. Времени на существование за пределами работы не оставалось. Когда создание поезда было закончено, нас ещё в 1942 году направили из Свердловска с поездом в Москву.

В Москве мы сваривали повреждённые рельсы. Когда немцы отступали, у них были приспособления для дробления рельс. У них был какой-то эксцентричный каток, тот, что в процессе движения ударял и периодически ломал эти рельсы. Эти отрезки рельс поступали к нам на поезд. У нас стояла сварочная агрегатина Сименс, которая производила термическую сварку этих рельс. Сначала их обрезали, после этого зачищали контактные поверхности, и после этого зажимали в электроды тиски. Затем их разогревали, и когда температура достигала достаточной степени, то под большим давлением соединяли рельсы, получалась сварка. Сваренные швы выступали над поверхностью рельсов, их нужно было обрубать, и потом при помощи корундовых дисков зачищать. Меня в частности поставили на обрубку этих выплавленных металлов, а рядом безотлагательно затем обрубки стояло приспособление, на котором был закреплён корундовый диск, и при его помощи производилась зачистка. Я в этой атмосфере корундовой пыли работал 3 года, дышал ей, и сегодня у меня в связи с этим кое-какие осложнения со здоровьем. Электроэнергию вырабатывал тепловоз, тот, что нас возил.

Из Москвы весной 1943 года нас отправили в Вязьму. Когда мы стояли в Вязьме, свой поезд посетил Коганович. Помню как в текущее время, его непривычно белое упитанное лик человеческий, видимо получал паёк. Он прошёл по всей технологической цепочке нашего поезда, какие результаты этого были, не знаю. В Вязьме мы проработали возле 34 месяцев. Когда там всю работу закончили, нас отправили еще раз на восток в Челябинск. В 1944 году отправили в Ялуторовск, севернее Челябинска, где мы также работали по своему назначению. Там я видел перемещённых лиц из Западной Украины и Прибалтики, которых изъяли и переместили туда. Видел, как так они работали при 4050 градусах мороза. Одежда у них была очевидно не соответствующая природно-климатическим условиям.

Эти лица состояли и на особом режиме, потому как у них были отношения с русскими, я не знаю. Мы, поработав 8 часов, уходили в свои пассажирские вагоны, и никаких контактов между нами не было. После Ялуторовска в 1944 году нас вновь переместили в Москву. Мы работали в 30 км от Москвы по дороге, которая ведёт на Минск. Там мы встретили 9 мая. Мы видели воинские эшелоны, направлявшиеся в Японию, которые ехали прямо мимо нас. Наши победители максимально раскованные, не чуждающиеся глотнуть, везли с собой непочатый край барахла. Погода в мае была солнечная, тёплая, радостная.

На этом мои военные впечатления заканчиваются. Потом в связи с завершением войны, я задумался о переезде в Ленинград. Я получил разрешения перебраться, но в рамках Наркомата путей и сообщения. Так как по закону работники НПС не имели право увольняться независимо. Я переехал в Ленинград и начал трудиться на первом рельсосварочном заводе. Раньше я работал погрузчиком, сейчас меня поставили комплектовщиком, я должен был поднять фрагменты рельс, которые подходили по профилю и сварке.Это был 194546 год. Как только я приехал, я сию минуту же поступил в вечернюю школу рабочей молодежи, и без отрыва от производства закончил 10 класс. Трудности у меня были большие, единственную льготу которую получил право не вкалывать в ночную смену.

Так же читайте биографии известных людей:

Роберт Уодлоу Robert Wadlow

Cогласно Книге рекордов Гиннеса, самый высокий человек в мировой истории.
читать далее →

Роберт I Robert I

Граф Парижа, маркиз Нейстрии, король Франции (922 - 923), из династии Робертинов.
читать далее →

Роберт Кочарян Robert Kocharyan

Роберт Кочарян - второй президент Республики Армения, Первый президент непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. Родился 31 августа 1954 года.В..
читать далее →

Роберт Брюс Robert Bruce

Король Шотландии, освободивший ее от правления англичан, победивший в решающей Битве при Баннокберне (1314) и окончательно утвердивший независимость..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий