Известные люди

»

Тереза Нойманн

По книге Вольфганга Иоаннеса Бека Тереза из Коннерсрейта.

Тереза Нойманн родилась в апреле 1898 года в баварской деревне Коннерсрейт. Надо представлять себе, чем была на рубеже веков баварская деревня: бедность, но не убожество, в каждой деревеньке каменная католическая церковь, немного образованных священников, способные крестьянские дети при желании могут двинуться на обучение в городок, в гимназию. Баварские крестьяне непреклонно стоят обеими ногами на земле и больше всего походят по своему характеру на хоббитов Дж.Р.Р.Толкина. Последний изобразил в своих хоббитах английских крестьян, но между хоббитами и баварцами также вне сомнения существует какое-то родство: они так же любят закусить, не мыслят жизни без пива и трубочки, цивилизованны и ценят блага цивилизации, скептически относятся ко всему чужому, скуповаты (хотя и в меру), нелюбопытны, верны традициям, жизнерадостны и обладают каким-то неизбывным душевным равновесием.

Отец Терезы был небогатым портным, матушка, разумеется, домохозяйкой. Тереза была старшей из одиннадцати детей. Выжило десять. Голодать Нойманны не голодали, но рацион их состоял в основном из хлеба и картошки, и нечасто удавалось родителям выкроить на какое-нибудь лакомство к праздничному столу, а главными праздниками, конечно же, считались праздники церковные католическая вера в семье под вопросительный мотив ни при каких обстоятельствах не ставилась. Все дети умели уяснять текст и были своевременно конфирмованы. Позже Тереза рассказывала, что, подходя к первому причастию, увидела в гостии сияющего младенца Христа, но никому об этом не рассказала, так как была убеждена, что и остальные видят то же самое.

С шести до тринадцати лет Тереза (нежно Резл) посещала народную школу, вслед за тем ещё три года воскресную. Училась девчонка совершенно прилежно. Интересно, что ее совсем не привлекали куклы "оттого что они неживые" и сказки: "Это же все неправда". С четырнадцати лет Тереза поступила в услужение к богатым родственникам. Ей пришлось это вовсе не в тягость: девица была твердо сложена, не боялась тяжелых физических нагрузок и предпочитала мужскую работу. Тереза жила у своих хозяев, там же питалась и получала скромное жалование деньгами и натурой, что составляло для семьи существенное подспорье. Она вечно с удовольствием ходила в церковь и нередко причащалась (что было, хотя вообще-то, в ее среде делом самым обычным), мечтала поступить в монастырь и заделаться миссионеркой, но в ее характере не было ничего ханжеского, напускного, истерического. Напротив, она была самой обычной, миловидной земной девушкой, любила среда и веселье (истина, ни в жизнь не ходила на танцы и неизменно отваживала поклонников, но нужно шибко напрячься, чтобы усмотреть в этом что-то ненормальное).

Перемена в ее жизни наступила 10 марта 1918 года, когда Тереза, совместно со своими односельчанами, приняла деятельное участие в тушении опасного пожара, грозившего сжечь много домов. Героическими усилиями угроза была предотвращена, и только тогда Тереза, немного часов без устали передававшая по цепочке тяжелые ведра с водой, почувствовала боль в позвоночнике и в то же время заметила, что насквозь промокла. Она добрела до хлева, где мычала некормленая скотина, и чуть-чуть отлежалась. Есть она не могла ее вырвало, о работе не было и речи. Тогда она добрела до родительского дома и осталась там до вечера. Но на хозяйском дворе оставалось немало недоделанных дел, к тому же Тереза не привыкла себя щадить. Прихрамывая, к вечеру она отправилась назад. Но дела обстояли серьезнее, чем могло показаться. Тереза слегла с сильнейшим кашлем, рвотой и болью в позвоночнике. От места пришлось отступиться. Но и у себя дома она не могла возлежать смирно и дожидаться у моря погоды: в крестьянском хозяйстве постоянно столь срочных дел! В итоге ее беспрестанные попытки свершить что-то полезное привели к нескольким падениям с лестницы, серьезным травмам головы и в итоге к полному параличу, слепоте и нарушениям слуха. Полностью расстроилось и пищеварение. Тереза оказалась прикована к постели и обречена на полную беспомощность. При этом ее всегда мучили сильнейшие боли и судороги. Разумеется, она попала под пристальное врачебное слежение. Но какие бы средства ни прописывали ей ученые доктора, болезненный от них становилось только хуже, и врачебная наука смогла пособить ей только в одном заполучить от государства инвалидную пенсионную выплату. Для этого требовался диагноз, но лечащий доктор не мог определить точного диагноза: причина болезни оставалась для него непонятной. В результате он написал в своем заключении, что паралич, слепота и расстройства пищеварительного тракта коренятся в "истерии" эта моднячая немощь вызывала в то время почтение, и Тереза получила свою пенсионную выплату. Роковое словечко было произнесено. Напрасно пытался позднее врач отозвать свой диагноз, зазря признавал его ошибочным и пытался убеждать, что в характере Терезы Нойманн нет ничего истероидного. Напрасно ссылался он на заключения своих коллег, с порога отметавших всякое подозрение на истерию. С тех пор каждый, кто не хотел вникать в чудесную историю Терезы, кто искал подлога и жаждал разоблачения, тотчас вспоминал об этом диагнозе и не хотел больше ничего внимать, хотя абсолютно бесспорно, что все то, что произошло с Терезой попозже, никакой истерией объяснено быть не может.

Тереза слегла на долгое время на целых семь лет. За это время ее хвороба была признана неизлечимой. Неясно было только когда и от чего умрет бедная барышня от заражения крови, вызванного страшными, зловонными гнойными пролежнями (на голени у нее была ранка, доходившая до кости), или от чудовищных судорог и головной боли. Семья преданно ухаживала за общей любимицей Терезой, а та переносила мучения терпеливо и только жалела, что ни при каких обстоятельствах уже ныне ей не заделаться миссионеркой. "Но если бы Господь хотел этого, Он не позволил бы мне заболеть", говорила Тереза.

Вернувшись с фронта, папа Терезы привез нездоровый дочери портрет Маленькой Терезы из Лизье (св.Терезы Мартэн), кармелитской монахини-француженки, скончавшейся в 1897 году на двадцать пятом году жизни и ещё задолго до своей канонизации прославленной множеством чудес, которые начали проистекать над ее телом разом следом смерти. Здесь не местоположение повествовать о ней, скажем только, что Маленькая Тереза оставила написанную ею во претворение в жизнь послушания книгу "История одной души", где святая изложила первостепенной важности принцип своей духовной жизни теорию "малых дел": она была убеждена, что спасти душу не возбраняется и без суровой аскезы или великих геройских поступков, довольно любой день посвящать Богу маленькие дела любви. Маленькая Тереза писала, что ей хотелось бы преподнести себя младенцу Христу как игрушку, чтобы Он поиграл с нею сколь Ему вздумается, а позже делал бы с нею что Ему захочется сломал бы, выбросил, ее влюбленность от этого не убудет. Она посвятила себя Богу "в жертву совершенную" и ещё при жизни знала, что станет у Бога святой для того, чтобы иметь в распоряжении вероятность работать добро другим. "Когда я буду на небе, я пролью на вас весь ливень роз", обещала Тереза сестрам монастыря и миру. И вот Терезе Нойманн достался портрет Маленькой Терезы с молитвой о ее канонизации на обороте, причем контент был по-немецки, и Тереза присоединила его к своим ежедневным молитвам.

25 апреля 1923 года состояние Терезы ухудшилось в такой степени, что врачи ожидали конца в каждый миг. Появились язвы в желудке, которые так мучили больную, что папа, не зная, что предпринять, взял хранившуюся в доме реликвию волосок с головы Маленькой Терезы, положил в небольшой мешочек и повесил тот самый мешочек на шею дочери. Через некоторое время у Терезы началась такая чудовищная рвота, что казалось ей осталось уже нимало негусто. Измученная девица заснула, и во сне ей показалось, что кто-то царапает ее подушку. Она пробудилась и обнаружила, что к ней вернулось зрение. Именно в тот самый день в Риме была беатифицирована, то есть наречена "блаженной", Маленькая Тереза из Лизье (в католической церкви беатификация -- первая ступень к канонизации, но не всех блаженных с течением времени провозглашают святыми). Отступила и угроза со стороны желудка. В остальном же состояние Терезы оставалось неизменным, а осенью 1925 года грубо ухудшилось до такой степени, что врачи уже собирались ампутировать ей ногу, которая гнила заживо. Однажды, меняя Терезе повязку на ноге, ухаживавшая за ней сестра положила под бинты немного лепестков роз, которые расцвели на могиле Маленькой Терезы следом ее беатификации и были разобраны на реликвии. Несколько лепестков были подарены Терезе приходским священником, и в критический миг сестра Терезы о них вспомнила. Когда на следующее начало дня повязку сняли, стало видно, что ранка покрылась тонкой кожей, а кровь и гной вкупе с лепестками остались на повязке.

Все эти повергавшие врачей в основательный шок частичные исцеления были прелюдией к исцелению полному и окончательному, но до него нужно было поджидать ещё немного месяцев. 17 мая 1925 года, в воскресенье перед Вознесением Христовым, вычитывавшая свои молитвы Тереза вдруг увидела ослепительный свет и вскрикнула от удивления. Прибежавшие на рев родные увидели, что их дочка, сияя радостью, смотрит как бы через них и как подобно тому как с кем-то разговаривает, не произнося, истина, ни звука, а на лице ее проступает давнехонько исчезнувший румянец. Прибежавшая медицинская сестра установила, что пульс Терезы в норме и дышит она постепенно. На вопросы окружающих Тереза не реагировала. Внезапно, к удивлению всех присутствующих, она села на кровати (чего не могла совершать уже хоть отбавляй лет!), и мамаша заметила, что у Терезы выпрямилась давнехонько сведенная судорогой нижняя конечность. Вскоре следом этого Тереза очнулась и объявила столпившимся подле ее кровати людям, что может ныне не только сиживать, но и гулять, что тут же и продемонстрировала. После этого она согласилась поведать (но на первых порах только священнику), что с ней произошло. Из окружившего ее света донесся голос: "Резл, хочешь выздороветь?" на что Тереза ответила: "Я радуюсь всему, что приходит от любимого Бога, будь то цветочек, птица или новая боль. А больше всего я радуюсь о Спасителе". Тогда звук продолжил: "Сегодня у тебя будет маленькая веселье. Сядь-ка, я тебе помогу". И кто-то потянул ее за руку. Она почувствовала ужасную боль, и вновь услышала голос: "Но тебе придется ещё пострадать, и никакой доктор тебе подсобить не сможет. Через терзание ты сможешь лучше всего осуществить близкое призвание быть жертвой. Через мучение спасется больше душ, чем благодаря самым блестящим проповедям. Я об этом писала". Свет исчез, и Тереза вернулась к действительности. С этого момента боли в позвоночнике у Терезы прекратились. Бесследно исчезли и гноившиеся пролежни. Она вновь была здорова! Нечего и упоминать о том, что врачи никак не могли прокомментировать ее исцеление.

Разгадки слов "я об этом писала" продолжительно разыскивать не пришлось. Фраза о страдании цитата из книги, написанной Маленькой Терезой из Лизье, которая как раз в тот самый день (17 мая 1925г.) была провозглашена святой.

Однако Тереза была ещё весьма слаба, к тому же попытки укрепить ее с помощью усиленного питания ни к чему не вели она могла есть только жидкую и протертую пищу, и то в небольших количествах. 30 сентября, в день смерти св.Терезы из Лизье, Резл опять увидела свет и услышала звук, тот, что сообщил ей, что бродить в настоящий момент она сможет прогуливаться без посторонней помощи, но должна приготовиться к новым испытаниям и находиться в абсолютном послушании у своего духовного отца. "Продолжай умерщвлять близкое "я". Оставайся всю дорогу таковый же по-детски несложный, как в текущий момент!" И реально, Тереза с того момента уже не нуждалась ни в чьей поддержке при ходьбе.

В начале ноября наступил черед следующего испытания. От болей в животе Тереза три дня не могла вскрыть зрачок. Диагноз: острый аппендицит, необходима срочная операция. Но Маленькая Тереза сказала, что Терезе не сможет подсобить никакой эскулап! Тем больше, Тереза была ещё излишне слаба, чтобы мамаша и папа согласились на операцию. Однако батюшка посоветовал послушаться врачей. Пока шли приготовления к отправке Терезы в лазарет, Тереза решила ещё раз обратиться за помощью к Маленькой Терезе потому как она обещала подсоблять. Больной приложили к животу мешочек с зашитым в нем волосом св.Терезы, и все, кто был в комнате, принялись читать молитву. Сама больная так страдала, что не могла читать молитву сообща с ними. Но уже посредством момент она снова разговаривала с невидимым собеседником. Через минуту, выйдя из транса, она сообщила, что должна сразу шагать в церковь и поблагодарить Бога. Позже Тереза рассказывала, что услышала в трансе следующие слова: "Твоя полная преданность и подготовленность к страданиям нас радует. Чтобы мир узнал, что в действо приведены другие силы, тебе не придется в текущее время шагать под ножик. Встань, иди в церковь и поблагодари Бога. Только не медли!" И ещё звук добавил: "Тебе нужно будет ещё полно пострадать, но благодаря этому ты многим душам поможешь приобрести исцеление". Повинуясь голосу, Тереза, преодолевая боль, отправилась в церковь, помолилась перед алтарем и вернулась домой. После полуночи у нее в животе открылась ранка, откель вытекла кровь с гноем. Наутро Тереза в сопровождении священника отправилась в лазарет, но врачи констатировали, что от болезни не осталось и следа. Лечащий эскулап д-р Зейдл тот самый-самый, что поставил когда-то Терезе диагноз "истерия" писал в своем отчете по этому поводу: "Меня возмущает то, что люди, которые придают такое роль моему прежнему диагнозу "истерия" и, таким образом, считают меня, так проговорить, непогрешимым, отметают нынче как ошибочные теперешние мои диагнозы, которые я ставлю в полном присутствии духа и в полном сознании моей врачебной ответственности и врачебного долга".

Исцелившись в конце концов решительно, Тереза вновь начала действовать по дому, не оставляя мечту о миссионерстве. Казалось, к ней вернулись прежние силы. Она сама седлала лошадь, сама за ней ухаживала, сама работала с ней в поле.

Незадолго до Великого Поста 1926 года начался свежеиспеченный период болезни. Тереза занедужила, на основополагающий воззрение, гриппом, при всем при том тот самый "грипп" продолжался до самой Страстной Недели (по-немецки Карвохэ).

В темное время суток на пятницу 4 марта 1926 года Терезе неожиданно явилось видение -- она увидела Христа в Гефсимании, и Он, по ее словам, "внимательно посмотрел" на нее. В тот же момент она почувствовала неимоверную боль в груди, слева, и в этом месте появилась достаточно глубокая кровоточащая ранка. Похожее видение повторилось и на следующую неделю в темное время суток под пятницу, и ранка открылась заново. То же и на следующую неделю поста. В темное время суток на пятницу перед Страстной Неделей Тереза увидела, как Христос несет крест на Голгофу и как Он оступился под крестом. До этого Терезе удавалось утаивать свои кровотечения от родителей, но на тот самый раз утаить происходящее не получилось. На саму же Страстную Пятницу Тереза, по ее рассказу, стала свидетельницей всех мук Христа вплоть до крестной смерти. Окружающим казалось, что она умирает, так тяжко ей при этом было. Из ее око по щекам текли две струйки крови. Около третьего часа дня наступила как бы агония, потом страдания прекратились. Когда Тереза очнулась, то сию минуту ощутила боль в руках и ногах: открылись стигматы в ее случае это были небольшие круглые ранки, сочащиеся кровью. Тереза не хотела, чтобы кто-нибудь об этом узнал, но приходскому священнику родители не могли об этом не сообщить, да и нелегко было бы утаить от него раны на руках нездоровый, когда в пасхальное воскресенье он пришел ее причастить. Священник был потрясен. Раны немного кровоточили ещё две недели, после этого они покрылись тонкой кожицей, и Тереза смогла вымыть руки. Впрочем, никаких следов воспаления или нагноения ни разу не появилось и до появления кожицы. Однако при попытках врачевать ранки домашними или врачебными средствами безотложно начинались серьезные неприятности, так что от этого пришлось отступиться, хотя Тереза длительно не оставляла надежды, что врачевание все же поможет, ей досадно было, что на нее в настоящее время будут приспевать дивиться как на редкостного зверя. Что все это значит? Ответа на тот самый вопросительный мотив она тогда не знала.

С тех пор раны постоянно открывались каждую пятницу, кровоточили и потом сызнова покрывались тонкой прозрачной кожицей. До своей смерти в 1962 году Тереза испытала это больше семисот раз, и ее страдания неизменно сопровождались погружением в видения крестного пути и смерти Христа.

Приходской батюшка сообщил о стигматизации своей прихожанки в газете "Вальдзассене Гренццайтунг" от 15 апреля 1926 года во избежание слухов и с просьбой не лететь тотчас в Коннерсрейт. Однако те, кому это было в действительности значимо, все же отправились туда, и посреди них писательница Луиза Ринзер. Вспоминая о Коннерсрейте годы через, она упомянула о том, что католическая Церковь вечно смотрела на стигматиков с крайним подозрением. Они считались притворщиками, а то и хуже того грешниками, вступившими в сговор с дьяволом. Монахов-стигматиков посылали для смирения на самые черные работы, отлучали от Причастия, мирян ставили под надзор полиции. Стигматизированную Веронику Джулиани (семнадцатый век) пытались врачевать, прикладывая к стигматам раскаленное железо, протыкая раны иглой и все это под наблюдением епископа! В неподдельность стигматов и нынче верят вдалеке не все католические священники, заочно обвиняя стигматиков в шарлатанстве. Одним словом, ясно было, что Терезу ожидала ныне трудная существование (как как будто до того она была легкой), хотя на дворе стоял двадцатый столетний период и все происходившее с ней могло быть точнейшим образом задокументировано (что и было попозже проделано но дядя устроен так, что другой раз никакие документы не могут уверить его в том, во что он не хочет верить). Впрочем, сама Тереза вообще ничего не знала ни о стигматах, ни об истории этого феномена. (В скобках: стигматами называются кровоточащие раны, появляющиеся на теле у некоторых людей (таких случаев известно только немного за всю историю, причем случается это только в границах католической Церкви) в соответствии с теми ранами, которые были нанесены Христу. Обычно таких ран пять (на руках, на ногах и у сердца), но у Терезы кровоточили ещё по пятницам раны на голове, как бы от тернового венца, ссадины на спине, как бы от бичей, и ещё также на спине как бы царапины от креста, тот, что Спаситель нес на Голгофу. Однажды появившись, эти раны уже не заживают и не исчезают, причиняя стигматизированному нешуточные боли. Некоторые католические святые носили стигматы в частности, св.Франциск Ассизский или недавно канонизированный итальянский священнослужитель падре Пио, при всем при том вдалеке не все стигматики были в ходе истории признаны святыми. Считается, что в прошлом всего миссия стигматика в свидетельстве, но не словами, а страданием).

Вскоре к таинственным проявлениям отмеченности Терезы высшими силами прибавилось ещё одно самое невероятное, как бы сознательно привнесенное в общую картину для того, чтобы уже никто не поверил в истинность происходящего в Коннерсрейте. Начиная с Преображения 1926 года Тереза, которая вот уже четыре года как не могла принимать твердой пищи, вообще перестала есть (sic!). Стоило ей слопать что-нибудь, и ее сразу же рвало. Но ей и не хотелось забирать ничего в рот: "Я оставила голод и жажду на горесть Фавор", говаривала она. Некоторое время Тереза ещё запивала ложечкой воды причастие (причащалась она ежедневно), но позже отпала надобность и в этом.

Поскольку известно, что живое тварь божья не может существовать без воды и пищи, Терезу, безусловно, заподозрили в том, что она мистифицирует население, а сама тайком наедается под одеялом или ещё где. Поэтому в июле 1927 года был проведен официозный опыт за Терезой было, по инициативе и под руководством регенсбургского епископа (Коннерсрейт находится в Регенсбургской епархии), установлено строжайшее слежение, продолжавшееся две недели без перерывов. У ее постели сменялись четыре опытнейшие медицинские сестры, дежурившие парами. За это время их девять раз проверял доктор. Во время пятничного транса эскулап находился при Терезе неотлучно. Если Тереза выходила из своей комнаты, сестры следовали за ней. Они же и мыли ее, пользуясь при этом едва-едва смоченной в воде материей, причем ни в коем случае не губкой. Словом, предусмотрено было все, и нет нужды вступать в этом месте во все подробности скрупулезно продуманного наблюдения, включавшего измерения температуры и пульса, анализы крови и так дальше. В течение всего времени все физиологические показатели оставались нормальными. Тереза продолжала удерживать свою невольную сухую голодовку. Правда, во время транса она непредумышленно глотала собственную кровь, которая текла ей из зрачок в губы, но затем ее неизменно рвало. В анализе рвоты не было обнаружено ни малейших следов желудочного сока. Сестры удостоверили, что Тереза не принимала за эти две недели никакой пищи и только запивала причастие несколькими каплями воды. Недоверчивые медсестры сами перестилали и перетряхивали ложе стигматизированной, но никакой пищи под подушкой так и не нашли. По пятницам Тереза теряла совместно с кровью два-три килограмма, и все-таки за неделю вес на сто процентов восстанавливался. Уже одно это исключало мысля о тайком поедаемых кусочках, оттого что нормальному человеку, чтобы набрать за неделю в весе немного килограммов, нужно харчеваться очень основательно. Независимый медик, возглавлявший изучение, сделал в конце концов служебный вывод, тот, что звучит довольно комично: мол, слежение проводилось строжайшее, и все-таки не было замечено, чтобы Тереза Нойманн что-либо ела и пила. Таким образом, мы-де не можем проговорить, когда она ухитряется это работать и как ей удалось надуть наблюдателей. Ибо должна же она когда-нибудь есть и пить, ибо по иному быть не может, вследствие того что что этого не может быть ни при каких обстоятельствах!

Это была не последняя попытка по всем правилам науки исследовать феномен Терезы Нойманн, но все последующие проверки сводились в основном дополнительным мучительствам, так что в итоге папа Терезы восстал и положил всему этому финал.

Тридцать шесть лет провела Тереза Нойманн без еды и питья. Если предположить, что все эти годы она и ее близкие лгали людей, то это только создаст новые проблемы. Прежде всего ЗАЧЕМ? РАДИ ЧЕГО? Разве немного было стигматов, видений, трансов, ясновидения? Зачем было принимать на себя непосильную ношу неизвестно к чему нужного обмана? К тому же Тереза все время была на людях в Коннерсрейт стали стекаться сотни и тысячи паломников. Какая потребовалась бы изощренность, чтобы тайком есть и пить, причем в достаточных количествах ибо Тереза ни капельки не напоминала мумию. Один из ее земляков высказался в одно прекрасное время по этому поводу достаточно грубо. Во-первых, заявил он, зря те, кто подозревает ложь, считают обитателей Коннерсрейта за доверчивых идиотов, которым не возбраняется было бы морочить голову в течение тридцати шести лет. Не таковы баварцы. Во-вторых, более того поверхностное знакомство с предполагаемыми "жуликами", сказал он, исключает все подозрения такие это-де простые, немудрящие, честные и добрые люди. А в-третьих, если дядя ест и пьет, то он должен, простите, и нужник навещать, а вот уж этого было бы не утаить! Сама Тереза не раз говорила, что с удовольствием стала бы еще раз как все нормальные люди, ела бы с ними и пила меньше было бы нападений со стороны скептиков. Но что поделаешь и не хочется, и нереально. Когда ее гости садились за трапезу, Тереза садилась сообща с ними, участвовала в беседе, помогала накрывать на столик и мыть посуду, и привыкшие к ее чудесному невольному воздержанию люди воспринимали его как что-то совсем естественное. Последний штрих куда уж реалистичнее: когда, во время войны, продовольствие выдавали по карточкам, власти заменили Терезе продовольственные карточки на бельевые, мотивируя это тем,что, коль резво уж она ничего не ест, то пускай ей неповадно будет возвращать свои карточки голодным. А белья ей, конечно, требовалось больше, чем другим потому что каждую пятницу она замарывала кровью всю свою ложе и все, что было на ней надето.

Через какой-то срок видения стали посещать Терезу систематично. Она стала свидетельницей многих сцен из Евангелия и Деяний Апостолов, причем любой раз выносила из них дополнительные подробности, о которых в Евангелиях не говорилось. Теперь Тереза пребывала поочередно в нескольких состояниях. В обычном своем состоянии она была, по воспоминаниям, дружелюбна, активна, отличалась трезвостью и зрелостью суждений. Не любила чрезмерной мудрености, иронизировала над людьми, чересчур гордившимися своей ученостью, была совсем равнодушна к искусству. Священные картины, которые она могла лицезреть в коннерсрейтской церкви, ее только разочаровывали, так как, разумеется, никак не могли ходить в соотнесение с ее видениями, и Терезу возмущало, что многие детали переданы неверно. В состоянии транса ее видения носили разный характер: другой раз она становилась свидетельницей различных событий из истории христианства (в том числе из жизни святых), порой ей являлись символические картины, иной раз она духовным зрением видела какое-нибудь недавнее событие, так было, в частности, когда умерла ее сестра Оттилия, и Тереза видела, как ее душу встречали на небесах умершие папа, мама и умерший в раннем детстве братик. И в том, и в другом случае ее контакт с внешним миром при этом на сто процентов прекращался, она не отвечала на вопросы и не реагировала на прикосновения. Это состояние могло "накатить" на нее в каждый миг, на полуслове, среди приступа кашля, когда угодно, и, выйдя из него, она договаривала прерванную фразу.

Иное занятие совсем особое промежуточное состояние. Обычно Тереза лежала в этом состоянии откинувшись на подушки, закрыв глаза и скрестив руки на груди, но могла и жестикулировать. При этом она с радостью беседовала с теми, кто этого желал, и отвечала на вопросы, но всех и каждого называла на "ты", а о себе говорила в третьем лице и, выйдя из этого состояния, ни при каких обстоятельствах не помнила, о чем и с кем говорила. Главное, что ответы Терезы отличались в этом состоянии сверхъестественной мудростью, проницательностью и ясновидением: она могла проговорить о содержании запечатанного письма, упомянуть о фактах, которые не могли быть ей известны, вручить точный совет. Это привлекало в Коннерсрейт сотни паломников, многие из которых приезжали легко из любопытства, а уезжали потрясенные до глубины души, увозя драгоценные слова помощи, обличения и утешения, и существование многих после этого посещения Терезы кардинальным образом менялась неверующие обретали веру, протестанты переходили в католицизм, грешники раскаивались.

И, в конце концов, самое необычное состояние "детское", в котором Тереза начисто забывала обо всем, что узнала или пережила за свою бытие, и превращалась как бы в четырех-пятилетнего ребенка, тот, что не может более того полагать и не знает, о чем говорится в Евангелиях (истина, "присутствуя" при евангельских сценах, Спасителя она узнавала всю дорогу, но была на все сто лишена какого бы то ни было знания о Его "будущем": к примеру, созерцая шествие на Голгофу, отказывалась доверять, что Спасителя распнут, или, в Гефсимании, видя, как Иуда целует Христа, радовалась, заявляя, что вот пришел джентльмен, тот, что, по-видимому, шибко любит Господа!). В этом состоянии Тереза не только видела сцены из священной истории, но и могла их вслух комментировать, воспроизводить то, что слышит, реагировать на реплики присутствующих. При этом говорила она только на труднопонятном более того для незнакомых с ним немцев густом баварском диалекте, тот, что, как известно, в каждом баварском местечке свой. Зато Тереза крайне что надо запоминала все, что говорили в ее видениях люди, которых она видела, и могла воспроизводить эти речи с удивительной точностью. Благодаря этому вскрылся удивительнейший факт: необразованная баварская крестьянка сыпала целыми фразами на различных диалектах древнеарамейского, на иврите, греческом, латыни и французском, в том числе на пиренейском диалекте! Это открылось, когда Терезу в первый раз посетил профессор Вутц, католический священнослужитель и преподаватель католического института в Айсштадте, что не так вдали от Коннерсрейта. Потрясенный услышанным, Вутц посчитал нужным постоянно наличествовать при терезиных видениях и с превеликой дотошностью фиксировал все, что она говорила, переспрашивая, уточняя, подсказывая. Но его подсказки не оказывали на Терезу никакого влияния: она неизменно стояла на услышанном. Так востоковедение обогатилось несколькими неизвестными раньше словами и словоформами арамейского языка, на котором говорили в евангельские времена в Иудее. Если держать в памяти к тому же, что текста Евангелий на арамейском языке не сохранилось или в то время как не найдено (первые известные списки греческие!), то разрешено себе представить беспокойство профессора Вутца, когда он слышал всем известные евангельские фразы "в оригинале"! Ибо следует немедленно же заявить, что видения Терезы с удивительной точностью подтверждали рассказанное в Евангелиях. А если Тереза добавляла какие-то детали завсегда второстепенные то это только оттеняло главное: если полагаться видениям Терезы Нойманн, получается, что евангелисты передают слова и деяния Христа с удивительной хочется заявить, простодушной точностью.

В 1926 году о Терезе написала одна из ведущих мюнхенских газет "Новейшие мюнхенские известия" ("Мюнхнер Нойестен Нахрихтен"). В 1927 году та же газета посвятила ей одно из недельных приложений. Автор статей был знаком с редактором газеты Герлихом и с профессором Вутцем, посредством которого и узнал о Терезе. Эти материалы вызвали бурю. Кое-кто призывал руководство сразу принять меры супротив стигматички "во имя науки и здравого смысла". Коммунисты развернули супротив Терезы целую кампанию самой неприкрытой клеветы. Многие требовали насильственного обследования в "нейтральной клинике". Требовали оцепить Коннерсрейт полицейскими, чтобы не пускать к Терезе впечатлительных посетителей. Словом, всего не перечислить. Газета получила значительную польза, статья была переведана на многие языки. Однако стержневой редактор Франц Герлих остался недоволен. Он принадлежал к категории людей только честных, имел скептический ум, исповедовал материализм и агностицизм и был очень расстроен тем, что поддался на уговоры и напечатал такую очевидную чепуху. Пылая праведным желанием разоблачить ложь и поместить в газете опровержение, Герлих, для которого не было на свете ничего важнее истины, решил лично тронуться в Коннерсрейт. Автор статьи о Терезе товарищ Герлиха католик фон Аретин попытался его отговорить: зная Герлиха, он боялся, что визит в Коннерсрейт вызовет у его друга нелегкий мировоззренческий кризис. Только пуще распаленный этими предостережениями, Герлих бросился в Коннерсрейт: "Я выведу этих жуликов на чистую воду!" Он договорился с профессором Вутцем, и тот доставил его к Терезе Нойманн в пятницу утром стигматы как раз начинали кровоточить. Герлих провел у постели Терезы немного часов и был свидетелем того, как Вутц общается с ней во время ее видений, записывает древнеарамейские фразы и уточняет детали видений. Когда Герлих, вслед за тем небольшого перерыва, опять очутился в комнате Терезы, она находилась в "промежуточном" состоянии и, более того не видя приблизившегося Герлиха и не дожидаясь ничьих вопросов, начала изрекать о нем и дала, по его собственным словам, "невероятно точную картину" его внутренней жизни. Затем она вернулась в свои видения, и ее Пятница продолжилась. За время своего пребывания в Коннерсрейте Герлиху ещё раз довелось "беседовать" с Терезой в "промежуточном" состоянии (она отвечала на его вопросы с поразительной точностью, не дожидаясь, в то время как они слетят у него с губ), и присутствовал ещё при одном видении: в день св.Франциска Тереза видела, как святому явился Христос и дал ему стигматы. Когда Тереза созерцала Христа, физиономия ее так преобразилось и сияло таковый радостью, что Герлих позже констатировал: "Я ни в жизнь не видывал таковый неземной красоты". Посещение Коннерсрейта стало для него тем же, что для Саула, будущего апостола Павла стезя в Дамаск. Герлих вернулся от Терезы Нойманн католиком, слугой и другом Христа как раньше он всю бытие был слугой разыскиваемой им Истины. Он проводил в настоящий момент в доме Терезы уймище часов, периодически уезжая по делам в Мюнхен и при малейшей возможности возвращаясь сызнова (изредка "кружок" Терезы собирался в комнатах профессора Вутца в католическом институте в Айсштадте, где Тереза не раз подолгу гостила). Он раскаялся во всех своих прежних грехах, вернулся к жене, ушел из газеты, где работал, и поступил на службу в государственный архив. Не щадя сил, времени и здоровья, при хронической занятости, Герлих за относительно недлинный срок написал немного книг о Терезе Нойманн, в котором исследовал коннерсрейтский феномен с обычной для себя тщательностью, педантичностью и честностью. Таким образом, он стал первым летописцем происходивших в Коннерсрейте событий. В скором времени он начал издавать свой свой печатный орган "Гераде Вег", "Прямой путь". В этой газете он, не заботясь о последствиях, с позиций христианской веры обличал набиравший силу национал-социализм и коммунизм, до самого последнего времени бесстрашно нападал на Гитлера и разоблачал его занятие и идеи как несомненное зло, анализируя их досконально и беспощадно. Особенно обрушивался Герлих на попытки

представить национал-социализм как некое "позитивное христианство" (как известно, многие желавшие остаться конформными деятели церкви приняли это положение, противопоставляя порядок Гитлера коммунистическому режиму в России, где церкви насильственно закрывались. А Гитлер-то церквей не закрывал!). Газета имела большой тираж. Тереза была постоянной вдохновительницей главного редактора: свобода Спасителя, сказала она, в том, чтобы до конца противостоять надвигавшейся на Германию и весь мир беде. Детей у Герлиха не было, и разъяренные национал-социалисты могли грозить только его жене и ему самому, что они непрерывно и делали в самой грубой форме. Прогитлеровские издания представляли его евреем. Гранки журнала изымались из типографии ещё до выхода номера личными шпионами Гитлера, и бывало, что готовившийся к печати в особенности острый и задевавший самолюбие Гитлера материал фашисты старались любым способом приостановить: угрожали хозяину типографии, самому Герлиху и т.д. Но угрозы не действовали, и газета выходила аккурат в том виде, как было задумано редактором. Если и позволительно кого-то в нашем столетии окрестить подлинным христианским рыцарем -- то Фрица Герлиха, каким он стал вслед за тем своего обращения у мученического одра Терезы Нойманн.

Кроме профессора Вутца и Герлиха, в "круг" Терезы входил священник-францисканец папа Ингберт Нааб, тот, что ещё задолго до знакомства с Терезой вел активную пропагандистскую педагогическую дело и выпускал журнал для молодежи, в котором освещались все самые насущные вопросы жизни современного христианина. В частности, выступал папа Ингберт и супротив "коричневой чумы". Он долговременно опасался ехать в Коннерсрейт, так как подозревал за таинственными чудесами искаженный вариант фактов и не хотел с ним встречаться. Однако в конце концов тракт его прошел сквозь Коннерсрейт, папа Ингберт, как и все прочие скептики, убедился в неподдельности происходящего и с тех пор стал верным другом Терезы. Он присоединился к Герлиху и начал активно сотрудничать в его газете.

Так же читайте биографии известных людей:

Тереза Брюэр Teresa Brewer

Тереза Брюэр родилась в штате Огайо в 1931 году. Она впервые выступила на радио в возрасте двух лет.
читать далее →

Терем квартет Terem kvartet

В их музыке присутствуют приемы полистилистики - использование музыкальных цитат, аллюзий, намеков, как правило, в ироничном контексте музыкального..
читать далее →

Теренс Уайт Terence Hanbury White

Мир фэнтези, как говорят знатоки, покоится - по образцу и подобию всякого приличного мира - на трех китах: Теренсе Хэнбери Уайте, Мервине Пике и..
читать далее →

Теренс Раттиган Terence Mervin Rattigan

Теренс Мервин Раттиган родился 10 июня 1911 в Лондоне. Учился в Харроу и Оксфордском университете, где вступил в университетское театральное общество.
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий