Известные люди

»

Анастасия Николаевская

Анастасия Николаевская Anastasia Nikolaevskaya Карьера: Граждане
Рождение: Россия, 5.1.1921
Зимой на работу ходить было близко, так ходили пешком. Под снегом ничего не видно а было болото, очень сырое. Весной снег растаял, и вода А дорога была сделана лежневка [Лежневка дорога, сделанная из двух параллельных бревенчатых рядов по ширине автомобильной колеи]. Были настланы бревна, и бревна тоненькие, и [до войны] заключенные волочили по этим рельсам вагонетки с лесом.

- А.Н. Я Николаевская Анастасия Тимофеевна, пятого января 1921 года рожденья. Сегодня день рожденья. [До войны] я работала в Урозере учительницей, а как объявили войну, была в отпуске. 22 июня уже была в отпуске, в Кирове, у сестры в гостях. Объявили войну, и я вернулась домой. Нас отозвали на работу. В нашей школе была лошадь, и на этой школьной лошади мы в колхозах косили сенцо. Сначала убирали сенцо, а осенью картошку. Это было до конца октября. В конце октября босс съездил в Шуньгу тогда был Шуньгский район и привез нам трудовые книжки, где было написано: Уволены в связи с эвакуацией. Мы поехали по домам. Школа больше вкалывать на стала. Со мной жила сестра, Анна Коровина. Мы взяли школьную лошадь, [сложили] пожитки на телегу, и нас повезла ещё одна девушка. А девушка такая, лошадь запрягла, да хомут не той стороной надела (смеется). Встретился по дороге мужчина: Дочка, ты запрягла лошадь? Ты хомут-то не так надела! и перепряг нам лошадь. Как только мы приехали безотлагательно пришла повестка, вызвали дежурить в сельский совет. Я темное время суток продежурила в сельском совете. Потом мы пошли с сестрой на Выгозеро. Я-то из Урозера уехала, а хозяйки к тому времени уже не было, ее взяли на оборонные работы. И я поехала к ней, чтобы за квартиру рассчитаться. Но там хозяйки не было, и назад мы с сестрой идем а уже финны пришли. Это было где-то возле Октябрьских [праздников]. Финны пришли, и уже по всем деревням рыскают. Я так испугалась, а сестра успокоила: это не финны, это наши. Но уж следом [услышали речь]: Ла-ла-ла. Обошли стороной, с финнами не встретились. Ну а уж домой пришли тут уж все, [финны].

Через немного дней нас всех выселили. В тот год зимушка потому что раньше времени началась, резво морозы [наступили]. Озеро замерзло, эвакуироваться никто не успел. К нам потому что наслали немало эвакуированных с Мончегорска, карелы все были сюда выселены весьма навалом было. И в школе было страсть сколько всяких ребят: и карелов, и финнов. Русского языка не знали, но непродолжительно пришлось им заниматься, следом, в первую очередность, их успели вывезти. Были белорусы тогда всякие, их также успели вывезти не знаю, неблизко ли, рядом ли их везли. А другую партию привезли в Толвую, в школе их поселили, а увезти не успели замерзло все. И [финны] безотложно нас всех выселили с домов, в силу того что что по всему берегу [Онежского озера] была передовая. Этот берег занимали финны, а тот берег озера занимала наша вооруженные силы. И чтобы не было связи с партизанами, всех выселили, начиная с Шуньги и кончая Типиницами, Кижами и Сенной Губой. Все побережье выселили. Всех обитателей из Сенного Губы в кижанках увезли в Петрозаводск. А Типиницы и все [другие деревни] вглубь [Заонежья]. Мы жили в Тявзии. С первого дня, как только в Тявзию мы поселились, стали набирать тех, кто постарше, в Кондопогу. Идет староста, а мы с Анной на сарае семя мололи. Я с ним встретилась в коридоре. Он мне говорит: Сколько тебе лет? Я сказала как-то немного сказала, с ходу у меня вышло. Он про Анну спрашивает, я говорю, что Анна моложе меня. Так мы от Кондопоги спаслись. Но [одну] партию туда отправили, вторую стали набирать.

И как стали вторую группу набирать, тут и нас взяли. Мы с Анной, Александра Петровна Горева, Лидия Николаевна Кусова, и до нас ещё Настя Тихонова со своей подружкой Вэтого нас с Тявзии восемь дядя. Везли нас на машине, опосля высадили на лошадь. Это уже зимой. Повезли в чаща, нарочно была проделана стезя. Привезли в бараки. Три барака. Бараки в лесу, там где Сандормох [местоположение массовых расстрелов в 19371938 гг.]. Где-то рядом Сандормоха бараки в лесу. Болото, по лагерю протекала река там [до войны] жили политические зэки. Двойные шконки в бараках по стенкам, и посередине перегородка. Нас на одних нарах в то же время лежало (перечисляет восемь имен), это все наши были, а дальше с Фоймогубы (перечисляет ещё семь имен). Это в единственный строй мы все. Я спала сверху, там ещё народу было. И дальше, а ещё напротив нас, также двойственный строй. Сколько же всего это?.. Человек сто было нас в этом бараке. А бараков таких три.

Зимой на работу гулять было рядом, так ходили пёхом. Под снегом ничего не видно а было болотце, крайне сырое. Весной снег растаял, и вода А путь была сделана лежневка [Лежневка стезя, сделанная из двух параллельных бревенчатых рядов по ширине автомобильной колеи]. Были настланы бревна, и бревна тоненькие, и [до войны] сидельцы волочили по этим рельсам вагонетки с лесом. Лес-то заготавливали, а транспорта никакого не было. И вот проделали дорогу, лежневку, и по этим лежневкам вагонетками возили лесной массив на сухое местоположение, куда могло подступить агрегатина или лошадь на чем уж дальше увозили. А как снег растаял, мы по этой лежневке ходили на работу. Строили мы дорогу с деревни Медвежки посредством Янову гору и соединяли с тринадцатым или четырнадцатым разъездом железной дороги. Там шел фронт, и как мордобой идет мы все время встанем и смотрим в окно, как самолеты идут, как стреляют.

Сначала, зимой, когда нас привезли, мы гнали просеку. Мы рыли снег, снегу было в тот год весьма непочатый край, так мы гнали просеку восемь метров шириной, чистили снег. А маленькие девочки с нами были (перечисляет) четыре девочки, две наших, другие не знаю откель так их не заставляли снег рыть, а дали им по секатору, и они бегали по просеке и срезали кусты. Рыли снег. Снег прорыли и опосля пилили деревья по этой просеке. Спилили чаща. Потом, как потеплее стало и почва оттаяла, стали пни корчевать. Пни выкорчевали, рыли канавы. Давали нам по шесть метров канавы на человека. Кому попадется мягкое местоположение, работает проворно шесть метров, группа по трое восемнадцать метров намеряют, и двое с боков [копают], а третий посередине. Кому попадутся камни или пни, то, конечно, повозятся, в особенности если пень попадется сосновый он уходит стержнем вглубь земли, хоть зубами грызи. Но канаву вырыли, и следом стали действовать по болоту настил. Настил также из бревен. Так это, знаешь спилят толстую сосну, в пятнадцать метров, и вот такую сосну нужно из лесу перенести на дорогу, да ещё проложить вдоль балки. И вот мы встанем по парам, как вцепимся в эту сосну, и на повороте основополагающий сосну закидывает в снег. Это было шибко тяжело, сильно несладко. Сделаем эдакий настил из бревен, вслед за тем поперечный. Но поперечные не толстые, на пару уже несешь. Бревно восьмиметровое, положишь на плечо, и из лесу тащишь. И сквозь болотце был сделан бревенчатый настил. Бревенчатый настил сделаешь, затем уже песок возили но возили уже машинами. А рыли да грузили лопатами. Машину нагрузишь, та уходит подходит вторая, загружаешь. Два человека на дороге стоят, равняет тот самый песок, два человека в карьере ломами работают, спускают песок вниз, а остальные нагружают. Так и работали.

Поощрений не было никаких. Деньги нам платили. Хоть и негусто, но платили, в марках. Пока мы рядом работали, так ходили на обед домой. Котлопункт работал, там нехай и худое [питание], но супец давали нам всем давали по здоровенный чашке, где-то по литру супа. Иногда из овсянки, подчас горох с травой. Когда какой. И давали гр по триста галет. Но галеты нас было, допустим, сорок дядя, и на всех них вешали на весах. Взвешивала также преподавательница, она откуда-то из Шуньги, а работала в Типиницком районе, в какой-то начальной школе. Так она кладовщиком работала. Мы коробку принесем домой, вот она эту коробку и взвешивает. Дома у нас были сделаны весы, квадратная картонка с одной стороны, квадратная картонка с иной стороны. На эту картонку положат, к примеру, плитку галет и ещё две галетины сверху, на другую плитку кладут, и вешают, чтобы каждому поровну, без обид было.

В каждом бараке была староста, которая следила за порядком. Финны строй любили. Баня была натоплена всякий день, хоть всякий день мойся, лоханки там были хоть произвольный день стирайся. Но мыла давали по маленькому кусочку. Когда канаву по болоту копали сыро же, тут уж поневоле зачастую мылись. А так, единственный раз на неделе мылись. Финны следили, чтобы не было вшей. За чистотой сильно следили. Были в каждом бараке старосты. Придешь с работы, а дом барачного типа уже теплый, в порядке, подметен, намыт, печки натоплены. И вот староста сходит, получит хлеб, вечером сдаст Но трудиться заставляли навалом.

И. О. Вы продолжительно работали?

- А. Н. До освобождения.

И.О. А по времени с утра до вечера?

- А. Н. Нет, не с утра до вечера. Как канаву копали, так подельно хоть за час сделай шесть метров. Но ждали, чтобы все. Некоторые сделают стремительно, кому мягко попадется, а некоторые Так, часов до четырех. Не было ни у кого часов Утром на работу привезут, вечером с работы привезут. Возили на бортовых, на открытых машинах. Часто, в частности, мы сделаем свой участок, десять километров нас передвинут дальше. Там был семейный лагерь. Семьями жили. В том лагере, к примеру, была Анна Федоровна Красильникова, так в лагере были она, брат, папа и мамаша. Четверо, такие семьи. Была такая старуха украинка, у нее было двое взрослых ребят, Дуся и Петя, ещё жили (перечисляет по именам семьи, жившие в семейном лагере). Соединили нас с семейным лагерем. Мы дорогу сделали нас ещё двинули, там был лагерь парней. С парнями соединили. И построили мы дорогу, но до самой железной дороги нас создавать не пустили, там дальше финны достраивали. Все боялись А нас в другую сторону сдвигали. Потом уж нас сдвинули в Уницы. Поселили нас в деревне Спас, маленькая деревушка Спас. Но там мы жили кратковременно народу нас хоть отбавляй, да и стезя там была уже на телегах ездили. И мы стали создавать дорогу на Черкасы да на Красную Сельгу. Там также стезя была, на телегах ездили, и мы расширяли только, песком засыпали. До Черкасов мы не достроили километра два. Вырубили кустарник, прокопали канаву засыпать песком не успели. И финны по этой дороге отступали, а следом мы по этой дороге бежали домой. Бежали домой Мы в этой время жили у Белой Губы, и вслед за тем уже двинулись в Батово. Два километра до Черкасов Там был какой-то торжество, и мы ходили взирать все говорили, что там колокольня на боку, и мы ходили обозревать, истина ли, что на боку. Оказалось, что реально там церквушка маленькая, и у ней часовенка покосилась И тут с работы идем, летом, что надо, тепло, птички поют и навстречу нам какая-то леди. Ой, дорогие, идите быстрее, у вас в лагере что-то делается, неизвестно что. Мы прибавили ходу, быстрее пошли а это уж финны начали отходить, и все суматошатся. У нас матрасы были травой набиты, так все это вытряхивали. Мы поскорее собрали пожитки и пошли. У меня было хорошее новое осеннее пальтецо, и я его все годы берегла. Возила за собой, берегла, все держала. Была ещё подушечка и одеяльце ватное. И также берегла подушку и одеяльце. Думала, что махаловка кончится, отправят куда-нибудь на работу, чтобы с собой было что брать.

И вот мы все это собрали и пошли. Пошли, идем а нести-то не можем. Идем-идем, завернем в чаща и что-нибудь выбросим. Потом дошли до Черкасов, а с нами были из Тявзии девочка одна. Они [семьей] приехали из города, ничего не взяли и так и остались в оккупации. У нее была рваная-рваная кофта, и больше ничего. Так идем-идем, кто что-нибудь оставит, выбросит и говорит: Маруся, брось ты свою кофту, одень мою, получше. Она и оденет. Пришли в Черкасы, зашли в одну избу посидеть. Посидели-посидели, и пошли. Валька валенки свои оставила в этой избе, так я и говорю: Маруська, возьми, валенки же хорошие, подшитые валеночки, потребуются. Она и эти валенки взяла (смеется). А мы все бросили. Я бросила свой чемодан чемоданы-то тогда были деревянные. Только несла подушку, одеяльце и пальтецо на себе. Дошли мы до Палозера. В Палозере мы ночевали. Надо было сквозь озерко переезжать, нас перевезли на второй день утречком, высадили на тропинку, и мы по ней, сквозь горы, в Фоймогубу пришли. Из Фоймогубы в Тявзию, домой переехали. Ну мы-то домой приехали, нам что надо было у нас от финнов остались посевы, восемь гектаров ржи, гороху было хоть отбавляй. Горох славный, наверное, метра два в высоту. У финнов все поля были обработаны химикатами не то, что у нас. У нас-то до войны ничего не было. Трактор первостепеннный пришел маленькая такая дрезина, позволительно проронить из Толвуи люди бежали за этим трактором, к нам пришел и мы также все бежали до загорья. До загорья бежали, вслед за тем уж все выдохлись, остановились, тракторист кричит: Посмотрите, как он работает! и еще раз побежали. А первую машину я увидела в седьмом классе. Только тогда первую машину увидела. Вышла на сарайчик а раньше сараи были большие, и ворота были большие, и съезд был с сарая здоровый, в силу того что что сенцо на лошадях возили, с возом заезжали в сарайчик и там разгружали. И я стою в воротах Господи, что-то по беда бежит. А у нас сосед был, мальчишка, он таковой же как я по возрасту, но учился годом позже. У него была ушиблена нижняя конечность, начал рскручиваться туберкулез, и он в то время лежал в Ленинграде, в больнице. Ну ему тот самый туберкулез залечили, на ноге, чтобы она ходила, делали операцию косточку вырезали, у отца хватали косточку, приращивали ему И он прихрамывал всю существование. Так он-то уж в Ленинграде машины всякие видел. Я говорю: сегодня по беда что-то бежали так резво, а он: Так, по-видимому, автомобиль. Это было в тридцать шестом году. Не было потому что ничего одна лопата! И тогда же увидела первостепеннный трактор.

И. О. Были в лагере, помимо русских, другие национальности?

- А. Н. Нет. Были белорусы в соседнем лагере, и там же украинцы были но лично в нашем не было. У нас все местные были [Заонежье, несмотря на то, что расположено на практике в центре Карелии, является чисто русским регионом. А. Г.]. Карелов было навалом эвакуировано, и были спецпереселенцы из Украины и из Белоруссии. Это когда коллективизация началась, раскулачивали их и отправляли сюда. Их-то всех [до начала оккупации] эвакуировали, на барже увезли на прочий берег.

(в течение пяти минут идет расклад о репрессиях супротив финнов в Карелии в 19371938 гг.)

И. О. Какова во время финской оккупации была фатум ваших родственников?

- А. Н. Папа у меня был пожилой, да мать старая, да ещё и бабулька была Как махаловка началась, матушка мне говорит: Съезди в городок, вывези бабку. Я съездила в городок, привезла ее в деревню. Она с нами и жила, а вслед за тем финны всех старых увозили в Петрозаводск в лагерь. Увезли и их бабушку-соседку, нашу бабушку, а там все были старые бабушки. Лагерь был на Перевалке.

Был ещё единственный эдакий случай: мы закончили работу и ехали домой. Машина была безупречно без бортов и нагружена песком. И мы, двадцать пять джентльмен, стояли на песке. Первые стояли у кабины и держались за доски, а мы держались товарищ за друга. А водитель ехал с немалый скоростью, и как на повороте завернул и нас всех выбросило с машины. Кто на ближней стороне стоял, так потрясение меньше, а кто подальше так потрясение крупный. Одна девушка немедленно погибла, насмерть, с нашей бригада, с нашей комнаты. Еще девушки (перечисляет) ушиблись весьма. У Насти Хомутельниковой была пробита башка, у Клавки Алексеевой сломана десница. У кого что. У меня было в этом месте пробито а в основном ногами, коленками [ушиблась]. Сразу подъехали большие машины скорой помощи. В лесу связист по столбу вызвал [машины] телефона-то не было, так он к проводу подключился и вызвал скорые машины. Большие машины. Нас всех на носилках в эти машины и в Медгору. В Медгору привезли, всем оказали первую поддержка и кто был тяжко ранен, и других. Тех, кто был очень [ранен], оставили в Медгоре, а нас заново в машину и повезли в Петрозаводск. И нас возили по всему Петрозаводску. Как привезут выйдут [врачи]: Это все больные русские?. Шофер говорит: Да. Нет места. И нас возили-возили по всему городу. Уже [наступила] темное время суток, и нас привезли на Перевалку, там, где был за проволокой шестой лагерь. На Перевалке была двухэтажная учебное заведение, в ней была больничка, и в эту больницу нас взяли. Мы лежали тут, по-видимому, две недели. Господи, а там была такая комнатка и в этой комнате лежали мужики. Это были наши зэки, военнопленные. Как их били! Ой-ой-ой. А они были, видимо, венерические, что им не разрешали бродить. Так они к нам ни при каких обстоятельствах не заходили, а ворота откроют и разговаривают с нами. Как человек единственный ноги показал, так, знаешь, все в крови Вот тогда как культурно финны-то Но наши также, очевидно, нарушали дисциплину.

Как хлеб нам принесут обеда длительно нет. Мы хлеб съедим. Как первое блюдо принесут ещё по кусочку хлеба давали, а второго нет. И мы лежали в больнице и как увидели один раз в окошечко, за нами приехал патруль с нашего лагеря а нас на работу возили с охраной, и жестко следили, оттого что там стезя была мимо и солдаты все время мимо проезжали, так служивый в лагерь не пустят. Забор, часовой в воротах всю дорогу стоит. В этом отношении охраняли хорошо Но, как увидели в окошечко, О, Лаунен приехал, так обрадовались, чтоб только с этой больницы отбыть. Так вот, когда мы пришли в эту больницу, там лежала бабуся Маша Семкина. И она-то мне и рассказала: Ваша бабуся умерла и похоронена в Бесовце. А опосля она, как вышла из больнице, рассказала иной бабушке, соседке, и соседушка пришла ко мне в больницу и принесла плат плат-то уж и не свой, но она рассказала: Бабушка Маша умерла, похоронена там-то, вот от нее остался платочек, я тот самый платочек передаю тебе. Я взяла, вслед за тем постирала теплый плат, и в нем на работу ходила. А эта бабулька, соседушка, дожила ибо до освобождения. Освободилась, домой приехала. Потом у моей сестры была дочка, так она у нас у мамы и папы росла, и мы пойдем с ней на улицу, так она: Пойдем к бабушке Придворенке. Бабушка Придворенко, как чай попьет, так кусок сахара останется она его и в сундучок. А как [племянница] к ней в гости придет, так бабуся Придворенко достанет тот самый огрызок из сундучка, угостит так [племянница] произвольный день, как на улицу выйдем: Пойдем к бабушке Придворенке. Вот, напасть, голодные были.

Мы-то, конечно, не шибко голодные были как приехали домой в Тявзию, там у финнов была бульба посажена. Хоть мать и папа из годов вышли и старыми были, но работали, потому как тогда пенсии никому не давали, нужно было вкалывать. Так каждому работающему дали по сотке картошки все-таки бульба не голод, да и гороху было столь! И ещё было восемь гектаров ржи и ещё целое поле ржи самосева. Финны сеяли рожь людей заставляли действовать, они работают, сядут переводить дыхание, колоски трут и произвольный маленько украдет, потому как голод заставлял. Так трут, зерен насыплют, и целое поле самосева выросло на свежий год, то есть на свежий урожай. И как оно выросло, произвольный также колосков нарвет да и у себя во дворе Лпотому что в ступке растолкут, пирогов с горохом настряпают, больших, как рыбники Голода, в общем, не видели. А опосля, у нас ещё буренка осталась. Корову-то финны отобрали, а у нас тетя в Мустовской деревне жила, мамина сестра, и она работала там на скотном дворе. Раз она пришла к нам в Тявзию и говорит: Машуха, ваша буренка у нас на скотном дворе. Потом же коров стали раздавать многодетным семьям, у кого немало ребят и пацаны маленькие. По корове давали. Кому корову стельную, кому что. И каждому хотелось тогда брать корову получше, и она сызнова приходит и говорит: Машуха, вашу корову Вохрушовские взяли. Ну ладно, взяли, и Бог с ним. Но как только район освободили, руководство приехало, нас всех разом собрали чтобы на работу, мы и говорим начальнику: Как быть, если наша буренка у кого-то? У нас корову отобрали, а кому-то дали? Он говорит: У вас корову отобрали на халяву? Идите, уведите. Мы пришли домой, мамаша да папа сходили к этим Вохрушовским. Их тетя вначале не отдавала, говорила, что в суд подаст. Мама говорит: Подай, подай на суд. Если суд присудит тебе мы тебе коровушку пригоним. А она: Да уж что. Корову она нам отдала, а их буренка оказалась у кого-то, они свою корову нашли и отобрали. А вслед за тем ибо начали, знаешь, плутовать, ибо коров похожих как собак нерезаных. Пойдут, чужую угонят. Корова у нас была свежетельная, дойная, и позже войны мы жили не паршиво. Огороды у всех в Тявзии были посажены. А как перевезли нас вкалывать в Урозеро в Урозере сильно плохо жили. Там ибо, знаешь, более того лопатой У нас-то поля хорошие, ровные, гладкие, да и финны какие-то химикаты применяли, что сорная трава там не росла.

И. О. Что вы можете поведать про персонал лагеря?

- А. Н. Были у нас в лагере начальники, но самый-самый старшой, тот, что возглавлял лагерь Имени не знаю. У каждой бригады был свой мастер, так у нас был ладный мастер, но мы как с первого дня прозвали его Огурцом, и Огурец да Огурец. Он по-русски слегка знал, думал, что Молодец. У него мамаша была русская. Кроме этого мастера ещё был патруль, тот, что возил нас на работу. Сначала нас строили, а следом мы уж растянемся, кто как Мы в лесу жили, никуда не ходили, неужели что на территории к своим. Там же не было ничего, ни строений, никого лишнего, только мы, рабочие, да обслуга. Повара у нас были свои, девки у нас была дама да девушка с Типиниц. Вот они варили. У финнов своя была столовая, свои повара, они в стороне жили, особо от наших бараков. У них поваром работала Аля Овчинникова, а вторую не знаю там они работали, там же с финнами и жили. Я единственный раз у нее там была Она же в Урозере за Овчинниковым была замужем, и мы тогда с ней были рядом знакомы. Я сходила единственный раз к ней по какому-то делу, пришла она сидит и фотокарточку режет ножницами и вполголоса: Если бы я знала, что его нет живого, я бы не так жила Черт возьми, не так бы жила. Как [оккупация] закончилась, она безотлагательно вещи от Овчинниковых вывезла, к своим родителям все привезла А он оказался жив. Но вспять ее не взял. Она весьма жалела, переживала, все меры прикладывала, чтобы хоть увидаться и поговорить

И. О. Наказывали вас финны?

- А. Н. Наказывали, наказывали. За любой пустячок наказывали. Меня единственный раз за волосы надергали. Концерт был, финн-то поет на финском языке, а я не видела, что за мной босс стоит и он поет на финском языке, и рядом рассмеялись девки. Я [говорю]: Чего смеетесь, может про нас поют. Как патрон меня за волосы тряс! (смеется). Мы оттого что порядка не нарушали. Не за что было. Один раз нашу Анну да Людуху Кусову оставили в лесу, они не могли произвести канаву, и оставили их в лесу, покуда все не доделают. У них был эдакий сосновый пень, хоть зубами грызи! А ехала какая-то агрегатина, руководство. Увидели их, машину остановили. Кто такие? Сказали, что они рабочие, с такого-то лагеря, что их оставили. Их взяли в машину и повезли в лагерь. Привезли. Спрашивают: Ваши? Наши. Их отпустили, а начальству, конечно, была выволочка, чтобы больше не оставляли никого. А парней-то били. Сильно били.

И. О. За что?

- А.Н. А был голод, и парни ходили к финнам галеты приобретать. И следом стали [делать] проверки. Вечером проверят того-то нет, или утром проверят нет, и стали ударять. Били, ещё наказывали работой. Вот так и жили.

Так же читайте биографии известных людей:
Анастасия Филиппова Anastasia Filippova

Мама говорит: Если бы я знала, что муж Иван, живой, то поехала бы в Россию. А если бы знала, что не живой осталась бы здесь. Кто знает, вдруг мы..
читать далее

Анастасия Ширинская Anastasia Shirinskaya

Ко дню рождения русской гордости Туниса муниципалитет города Бизерты принял решение переименовать одну из площадей, на которой находится..
читать далее

Анастасия Попова Anastasia Popova

Гвардии Старший лейтенант А. В. Попова совершила 737 боевых вылетов, нанесла большой урон противнику в живой силе и технике. 23 Февраля 1945 года за..
читать далее

Анастасия Вяльцева Anastasia Vyalceva

ВЯЛЬЦЕВА, АНАСТАСИЯ ДМИТРИЕВНА (1871-1913), русская эстрадная певица (меццо-сопрано), артистка оперетты.
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий