Известные люди

»

Петр Делятицкий

Мой папа тогда был простым молодым двадцатилетним красноармейцем, но потом срочной службы он окончил школу красных командиров, командовал взводом и стрелковой ротой.В середине тридцатых годов, папа, вслед за тем учебы на курсах усовершенствования командного состава (КУКС), перешел на оперативную работу, и в 1941 году, уже служил в оперативном отделе штаба 5-ой Армии, в звании майора. В семье было четверо детей, я старшой, и ещё две младшие сестренки и брат.

Г.К. Армейская атмосфера кругом Вас весьма влияла на Ваше мировоззрение?

-П.Д. Все мое ребячество прошло в воинских гарнизонах, я практически бредил армией. Отец зачастую хватал меня с собой на учения, до сих пор вспоминаю, как жил в палатках сообща с красноармейцами, ел из полевой кухни или сидел с бойцами за одним столом в солдатской столовой и ждал когда принесут самую вкусную еду на свете гречневую кашу в высоких зеленых кастрюлях, с мясом и подливой.

В свои тринадцать лет я крепко знал, что во что бы то ни стало стану военным.

К этому возрасту я уже недурственно стрелял из винтовки, в Коростене более того пробовал палить из автомата. Мне ещё не было десяти лет, когда я в Киеве, в тире на углу улиц Кирова и Николаевской, в первый раз тронул руками гашетки пулемета максим, и тогда понял это занятие для меня. Все время пропадал на армейских спортивных площадках, к началу войны имел подъем 170 сантиметров, считавшийся тогда выше среднего, и вес 70 кг, внешне выглядел здоровым парубком, гордился своими накачанными мускулами. Но кроме своей главной страсти армии, я ещё играл на домре в самодеятельном оркестре и запоем читал книги.

И когда папа приезжал из штаба на белом красавце коне, мое сердце наполнялось гордостью и мое стремление сделаться таким же, как мой папа - было огромным.

В 1939 году потом освободительного польского похода, отца перевели служить из Киева в городок Луцк, куда передислоцировался штаб 5-ой Армии и уже в ноябре того же года, вся наша семейство приехала к отцу. Я пошел в школу, в здании польской гимназии для детей красных командиров открыли русские классы.

Г.К. Как западные украинцы и поляки относились к Красной Армии и к переселенцам с востока?

-П.Д. - Отношение ко всем русским или советским было ужасным. В Луцке и окрестностях националисты убивали командиров или боец Красной Армии крайне нередко. Первое время, нас, детей командиров РККА возили в школу на грузовике полуторке под охраной красноармейцев. Убивали служивый из-за угла, или, к примеру, как это зачастую бывало в 1939 году, в парикмахерских.

Садится какой-нибудь лейтенант в парикмахерской побриться в кресло, и ему бритвой легко перерезали глотку, а позже прятали прах.

Такие истории случались часто, и о них говорили на каждом шагу, дошло до того, что бойцам и командирам Красной Армии было запрещено передвигаться по городу ночью в одиночку.

Наша семейство жила в Луцке в домах командного состава ДКС, находившихся напротив штаба армии, в военном городке. Эти дома круглосуточно патрулировались, но сам штаб армии не был обнесен по периметру рядами колючей проволоки. Охранялся штаб комендантским взводом из 45 ти мужчина, которые с началом весны размещались в палатках прямо подле нашего дома.

Мне пришлось полно раз лицезреть вблизи командарма 5-ой Армии Потапова, а с его дочерью я учился в одном классе. Генерал Потапов был интеллигентным уважаемым командиром и производил крайне достойное ощущение.

Г.К. Дома и в городе были разговоры о том, что резво неизбежно начнется битва?

-П.Д. Уже весной сорок первого года местные обитатели, западники, никого не таясь и ничего не боясь, кричали нам, восточникам, Скоро вам немцы под сраку дадут!. Казалось, весь воздух кругом был наполнен ненавистью к нам.

А потому что при панах-атаманах местные украинцы и более того поляки жили по сути дела в нищете. И когда грянула махаловка, поляки показали себя во всей красе.

Вот вам образец. Моя благоверная Татьяна, она с двадцать девятого года, на два года меня младше. Ее папа, майор Урин Зиновий Александрович, командовал артиллерийским дивизионом в 5-ой Армии, и Таня училась со мной в одной школе. 22/6/1941, когда на рассвете, немецкие летчики превратили боевой город Луцка в груду дымящихся развалин, одна из бомб попала в обиталище, в котором жила Таня, и под обломками стен оказались ее матушка и два младших братика. Таня кинулась к соседям- полякам и молила о помощи, просила подсобить ей откопать из развалин ее семью. В отклик поляки говорили Нет! Вас никто сюда не звал, так подыхайте!. Лояльно к советской власти относились только местные евреи, которые в Польше вечно были самым угнетаемым и преследуемым народом. Дней за десять до войны папа принес домой билеты на футбольным матч армейских команд в Львове, и посулил забрать меня с собой на игру. Но уже на следующий день, у нас вечером собрались командиры, папины друзья, и вместо привычного веселого застолья, смеха и шуток, продолжительно тихонько между собой разговаривали. Я слышал только обрывки фраз. Они говорили, что в 15-ой Сивашской стрелковой дивизии арестовали командира и комиссара, Почуфарова и Зубкова, а опосля без малого шепотом, стали обсуждать когда начнется?, в июне или в июле. Только по прошествии нескольких лет, я понял, что речь шла о начале войны. 15/06/1941, в воскресенье, над нашими домами неспешно пролетели два немецких самолета, и за ними как бы шел шлейф дыма, образуя крест над городом. И так ходили слухи, что у немцев, в районе села Киверцы, в лесной зоне, контролируемой националистами из УПА, есть скрытый аэропорт, но эдакий наглости от немецких летчиков никто не ожидал.

А 20/06/1941 года, папа пришел домой в полном боевом снаряжении, в каске, с противогазной сумкой, и сказал маме Рива, бери детей и уезжай к матери в Николаев. У нас начинаются большие учения и меня продолжительно не будет. А вслед за тем, когда маневры закончатся, я сам к вам приеду. Через час приедет на машине политрук Гуревич и отвезет вас на вокзал. Собирайте вещи. Но маменька ответила Никуда мы без тебя не поедем!. Я помню, как побелело физиономия отца, как грустен и пронзителен был его точка зрения в это мгновение Отец обнял всех нас, и безмолвно вышел из дома Сейчас я понимаю, что папа знал, что до войны остались считанные часы, но более того нам, своей семье, он, военный мужчина, не мог этого сказать

Вечером двадцать первого июня, мы, четыре товарища: Толя Тамарин, два брата Куренковы и я, сидели на крыше нашего дома и обсуждали, что будем действовать, когда начнется махаловка и в град ворвутся немцы. Хотя сама дума, что немцы, смогут миновать по нашей территории немного десятков километров и штурмовать Луцк, казалась нам всецело абсурдной и фантастической. Мы были до того убеждены, что малой кровью и могучим ударом разгромим любого супостата, и на пятый день войны уже будем в Берлине, что стали сами над собой хохотать, как это, немцы в Луцке? Но, потому как, все мы, четверо, занимались армейской подготовкой в батальоне юных армейцев, то великолепно знали, что в каптерке у военрука нашей школы стоят два пулемета максим, единственный учебный, а второй годный к стрельбе. Ну и решили, что если немцы пойдут на Луцк, то мы тотчас побежим в школу, выкатим из каптерки исправный пулемет, затащим его на крышу и встретим врага убийственным беспощадным пулеметным огнем.

Г.К.- Первые часы войны Какими они были для Вас?

-П.Д. В темное время суток на двадцать второе июня я дремать не пошел. Сидел в комнате и читал книгу. Видно задремал, и книжка выскользнула из моих рук и упала на пол. Я потянулся за ней и услышал какие-то хлопки. Взглянул мельком на часы, на них было 0345 ночи. Снова, раздались какие то странные звуки похожие на раскаты грома. Мама крикнула мне Петька, закрой окна, дети грозы боятся. Я подскочил к окну, а там Все небосвод черное от самолетов. В эту минуту посыпались бомбы, прямо перед нашим домом. Они падали на палатки комендантского взвода, оттуда выбегали солдаты в одних кальсонах и трусах. Рядом с нами были дома, в которых жили летчики. Оттуда выскакивали летчики и стремглав неслись на аэровокзал истребителей И-16, находившийся за старым польским кладбищем, недалеко от штаба армии. Я стоял как завороженный и не мог отхватить воззрение от этой изумительной и страшной картины, от разрывов бомб. Мессеры летели так невысоко и неторопливо, что я воочию видел, как единственный из немецких летчиков помахал мне, мальчишке, стоявшему в освещенном оконном проеме, своей рукой в перчатке. Понимаете, видел! Мне это не показалось. После этого приветственного жеста, я как был в одних трусах, выпрыгнул в оконце на улицу, куда уже выбежали из домов Тамарин и братья Куренковы. Мы побежали сквозь болотце к школе, за пулеметом, но навесной мост посредством болотце был уже разрушен. Через улицу 17-го Вересня мы кинулись к школе по другому короткому пути, к лесу, посредством старое кладбище. Но бомбежка не прекращалась. Нам пришлось отсидеться в одном из склепов, чтобы как-то переждать огневой смерч бушевавший около. Рядом с нами, вблизи одного из склепов, сидели два странных человека в штатском, и что-то говорили в какой-то предмет. Разве мы тогда могли раскусить своим мальчишеским умом, что это немецкие корректировщики с рацией. Бомбежка закончилась, и мы побежали в лесной массив, там всю дорогу дислоцировались танкисты из дивизии Катукова. Навстречу нам шел прилично облаченный цивильный человек, непохожий на местного поляка, и на безукоризненном русском языке нам сказал, с ухмылкой Ребята, куда вы бежите? Наши уже в Германии, немца добивают. В лесу встретили танкистов, которые пытались завести свою технику, уцелевшую вслед за тем авианалета. Снова вернулись к военному городку, а наши дома уже разрушены. Все в огне Рядом горели лавочки на улице Шопена, из одной слышались крики о помощи. Мы сломали ворота и вытащили из огня старуху, которая оставалась на темное время суток караулить колбасную лавку. Вернулись к ДКС, и ничего урузуметь не можем, где наши родные, успели выбежать из домов или лежат под развалинами. И тут вновь началась бомбардировка. Мы еще раз рванули к лесу, к танковой части из состава 20-й танковой дивизии. Танкисты нас спросили Вы откель, пацаны?. Отвечаем Мы из ДКС, с военного городка, дети командиров, наши дома сгорели. Нас усадили, кого на танк, кого на машину ГАЗ-3А, и колонна танкистов вышла из леса. В тот день, я так ничего и не узнал о судьбе моих родных

Г.К. Вы отходили от границы все время вкупе с танкистами?

-П.Д.- Да. Мы попали в бригаду, отходившую с тяжелыми боями из района шоссе Ровно-Луцк до Житомира. Бригада не бежала, а все время сражалась. Нас переодели в старую красноармейскую форму, выдали пилотки, ботинки с обмотками и старые брезентовые ремни. Очень страшные дни Как вспомню Уже в начале июля, к нам подошел старшина и спросил Что с вами совершать пацаны? Что думаете?. Толя Куренков ему говорит Мы будем сражаться!. Старшина задал ещё единственный вопросительный мотив А вы хоть палить умеете?. Я ответил Да!. К нам подошел какой то лейтенант, дал мне в руки винтовку СВТ и сказал Покажи, что умеешь. Незадолго до войны папа взял меня с собой в командировку, в поездку по частям, дислоцированным в районе Рава Русская. Там, на стрельбище, мне дали пострелять из СВТ, и для меня не составило большущий проблемы пальнуть из самозарядки. Больше вопросов не задавали. Каждый из нашей четвертки получил винтовку- трехлинейку, по 60 патронов и по две гранаты лимонки. Выдали смертные медальоны и листки с текстом присяги отпечатанной на газетной бумаге. Стандартных красноармейских книжек у них в штабе не оказалось, так без затей, вместо обычных документов, нам выдали удостоверения личности с текстом красноармеец такой-то, и так далее В удостоверение мне записали год рождения −1924. С этого дня началась моя войсковая работа.

Г.К.- И в дальнейшем, никто ни при каких обстоятельствах не заподозрил, что солдату отроду ещё нет и четырнадцати лет?

-П.Д. Я не выглядел подростком. Рост, сложение и умение себя солидно удерживать ничем не выдавали во мне юного пионера. Но, в частности, когда я в 1943 году поступал вслед за тем госпиталя в летное училище, то на медицинской комиссии врачи безотлагательно меня раскусили. И когда осенью 1941 вслед за тем первого ранения меня зачислили в Гомельское пехотное училище, я дважды нарывался на людей, помнивших меня по довоенным годам, но они меня не выдали. Кстати, во время зачисления в пехотное училище, в моих документах вообще было записано год рождения −1921, и ничего, безмятежно проскочил. Понимаете, я за лето 1941 года такого лиха и горя насмотрелся, что, надо думать, постарел в душе лет на десять

В 1945 году, в моем последнем госпитале, в документах записали год рождения 1925 И только затем демобилизации из армии по инвалидности, когда я пришел обретать штатский удостоверяющий личность документ, на основании моего сохранившегося свидетельства о рождении, мне вернули мой действительный год рождения −1927.

Г.К. Момент, когда основополагающий раз пришлось пальнуть по врагу, ладно помните?

-П.Д.- В первых числах июля 1941 года. Мы шли по дороге Киев Житомир, как нежданно-негаданно нас начали обстреливать из придорожного леса. В реакция мы открыли шквальный пламень. Вот тогда, первостепеннный раз и пальнул, более того не представляя, попадаю я во врага или нет. Но уже на следующий день, был махач, когда я толково видел немцев идущих в атаку, стрелял по ним, и как будто кого-то убил и ранил.

Г.К. Какие то особые сильные эмоции в тот самый миг ощущали?

-П.Д. Нет. Не испытывал ни злобы, ни жалости. Не было у меня никаких особых восторгов, ощущения ликования или глубокого потрясения. Я за первые две недели войны уже в такой степени душевно устал, что ни на что не реагировал, ни на убитых, ни на бомбежки. Сознание было целиком как бы это выразиться.., ну скажем так, - зомбированным. Знал, что нужно палить и сражаться до последнего патрона, и все Никаких других мыслей у меня не было. Только когда хоронили моего друга Толю Тамарина, убитого осколками мины, у меня накатилась слеза Всю войну я убивал врагов без эмоций, на автомате, относился к войне как к работе. Только единственный раз сорвался, и дал волю чувствам. В конце 1942 года, под Сталинградом, в районе Чира, когда мы негаданно выехали к дороге, на которой, в пятидесяти метрах от нас, стояла немецкая колонна, то мой наводчик пулемета от неожиданности растерялся, оцепенел и, разинув губы, смотрел на немцев. Я его оттолкнул в сторону и сам начал ударять из пулемета без малого в упор. Расстрелял из ДШК немецкую автоколонну и положил грубо дядя сорок немцев. Вот тогда я как черт из табакерки закричал от радости, видя, как пули из моего крупнокалиберного пулемета рвут на части тела, одетые в проклятую вражескую форму. А следом, как отрезалоУбивал смирно, ни единственный нерв или мускул на лице не дергался

Г.К. Что пришлось углядеть во время отступления?

-П.Д. Лучше я вам это детально сказывать не буду Бригада, в составе которой я сражался, держалась до последнего, воевала достойно, но более того у нас, затем каждого привала не досчитывались людей, началось дезертирство, зачастую случалось, что и комсостав, другой раз, пропадал при неясных обстоятельствах Про запасников и пехоту более того изрекать не приходится. Те тысячами сами уходили к немцам сдаваться. Я сам видел это, своими глазами Это в текущее время все ещё пытаются близкий факт замолкнуть, но масштабы предательства в 1941 году истинно были страшными. Когда к Киеву отошли, то из рядовых красноармейцев остались в строю только комсомольцы - русские и евреи, были ещё отдельные украинцы восточники, и конечно, коммунисты и комсомольцы из комсостава. Такое у меня сложилось личное ощущение в те дни В начале августа меня мало подбило. Сидел на корме танка. В тот самый миг в танк попала немецкая болванка, и от ее удара о броню меня практически смело с танка, я упал на землю, но сверху меня ещё придавило бревном, которое было на каждом танке. Переломало ребра и так далее Меня отвезли в лазарет и когда посредством месяц, уже вслед за тем выписки, я стал разыскивать свою бригаду, мне сказали, что танкисты выбыли на переформировку. Попал в запасной полк и оттуда меня направили в Великие Луки, где в это время находились остатки Гомельского Пехотного Училища. И благодаря отправке в училище я не угодил в Киевский котел окружения. Основной состав училища уже был эвакуирован в Среднюю Азию, в Керки, но в Великих Луках оставались две пулеметные и одна минометная курсантские роты. Я попал в пулеметную роту. Нас интенсивно готовили, учили рыть окопы, палить из всех видов стрелкового оружия, более того было немного учебных стрельб из ПТР. Кстати, там, в курсантской роте я встретил своего соседа по Николаеву Мишу Мейтуса, тот, что был старше меня лет на пять. Он немедленно меня узнал, набросился на меня Ты, что тут делаешь?!. Я ему говорю Мишка, не выдавай.

Он только головой покачал Ну, ты Петька даешь!. Мишка выжил на фронте, мы с ним встречались позже войны. Рядом с училищем располагался резерв командного состава, в нем находились командиры из разбитых частей и командиры вышедшие из окружения. Был происшествие, что курсантская колонна шла строем мимо колонны комсостава, и меня заметил в строю единственный из сослуживцев отца по КВО. Он подошел ко мне, но не задавал лишних вопросов, ему и так было ясно, зачем я в армии. Училище мне и моим товарищам окончить не довелось. Уже в ноябре сорок первого сводный курсантский батальон нашего училища был направлен в пехоту, на фронт, на передовую, где-то рядом с Можайском. Всем присвоили сержантские звания. До января 1942 года я воевал под Москвой первым и вторым номером в расчете максима.

Г.К.- В декабрьском контрнаступлении участвовать довелось?

-Д.Б. Конечно. Иногда пытаюсь возродить в памяти детали московских боев, но ничего не получается. Все воспоминания умещаются в одну строчку: голод, мороз и кончина вокруг Валенки нам дали, а шинели у нас остались прежние, курсантские, которые не спасали от зимней стужи. Все время бои, танки стреляют, пушки бьют, мы атакуем, немцы атакуют

Г.К.- Тяжело под Москвой пришлось?

-П.Д. Все, что мы испытали под Москвой, было семечками, в сравнении с тем кошмаром, тот, что ждал нас спереди. В январе остатки стрелковой дивизии, в которой воевал свой курсантский батальон, вывели в тыл на пополнение. Но нам не дали передохнуть более того трех дней. Подняли по тревоге и перебросили на Калининский фронт. Наступали на Ржев. Мясорубка Вот в текущее время нередко пишут о страшных летних боях на Ржевском направлении, но отчего немного кто вспоминает, что происходило там, в первые месяцы 1942 года. Я воевал под Сталинградом и Курском, но не видел на войне ничего страшнее и ужаснее этих боев. Там ничего живого кругом не оставалось. Все время приказы Вперед!, под шквальный убийственный жар. Там все смешалось: день с ночью, тела убитых людей и трупы лошадей, горящая техника и целые танки, идущие в мордобой. Понагнали туда столь войск, что когда пошли в прорыв, то нельзя было осознать, где какая доля. Артиллерия стреляла, куда Бог на душу положит и по своим и по чужим. Мы несли там такие дикие потери, что более того я, глядя на поле боя, задумался, отчего столь людей погубили? Уже когда всю пехоту выбило, то на вторую линию, разом за нашими спинами пригнали строительные батальоны, снятые с трудового фронта. В них служили сплошь пожилые мужики. Раздетые и разутые, изголодавшиеся Мы их назвали ветеранами и дедами. Один этакий ветеранский батальон занял оборону в наших окопах. Для них привезли гранаты на двух грузовиках. А винтовок не было Винтовки им подвозили потихоньку, или передавали оружие, собранное на поле боя у убитых красноармейцев. А после этого тот самый батальон стал накапливаться в лощине для атаки на развилку дороги на Вязьму. Немцы произвели массированный артналет на местоположение скопления этого батальона. Ни единственный джентльмен целым оттуда не вышелТам мне немного раз пришлось делать в составе комсомольских штурмовых групп. Придет какой-нибудь политрук на передовую и начинает инициировать добровольцев-комсомольцев на выполнение особого задания Родины. Мы все молодые, патриоты фанатики, идем в эти ударные группы. В начальный раз нас было в таковой группе гладко 100 мужчина добровольцев. Дали ручных гранат, кто, сколь унесет, на группу три ручных пулемета, и послали прорывать немецкую оборону, забирать внезапным ночным штурмом какую-то деревушку. Вышло нас живыми из этого боя 24 человека. Во второй раз я попал в ударный добровольческий отряд, состоявший из двухсот мужчина, собранный с миру по нитке из остатков подразделений на нашем участке переднего края. И еще раз нас из боя вышло живыми только примерно тридцать мужчина. Тогда я как собак нерезаных чего не понимал, и все масштабы происходившей на моих глазах бойни и истребления рода человеческого, я постиг только потом войны.

Но был эпизод, летом 1944 года, когда ко мне подошел заместитель начальника политотдела по комсомолу из нашей мотострелковой бригады капитан Федоров и приказал Старший сержант, ты у нас комсорг, и тебе поручаю отнять мужчина семьдесят комсомольцев из батальона в штурмовую группу, то у меня от этого словосочетания штурмовая группа - сию минуту перед глазами встало жуткое поле боя под Ржевом И хоть я на фронте ни в жизнь не боялся пропасть, и ужас смерти был для меня вещью малознакомой, но в тот день я крепко уверовал, что в этой штурмовой группе меня убьют обязательно Один раз мы пошли в атаку сквозь незамерзшее болотце. Топь. И в этом месте по нам ударили немцы, все кинулись с тропинок врассыпную До сих пор, временами по ночам, мне грезится тот самый мордобой. Истошные крики тонущих Помогите! и протянутые руки боец, захлебывающихся в грязной болотной воде

Г.К.- А как другие бойцы реагировали на тяжелейшие потери, понесенные под Ржевом?

-П.Д. Мы, когда обсуждали все, что творилось около, были убеждены, что это вредительство чистой воды, что не могут нормальные генералы так бездарно и бессмысленно свою живую силу расходовать, и своих советских граждан в военной форме на убой настолько безжалостно выгонять. Мы говорили вслух, что это сплошное предательство. И я был в этом тогда уверен.Тем больше вспомнил, как 15/6/1941, за шесть дней до войны, без малого со всех самолетов истребительного полка стоявшего рядом со штабом 5-ой Армии были сняты моторы, для проверки и профилактики. Эти моторы, разобранные на части, были расположены на крепких деревянных столах и стеллажах, стоявших рядом с каждым самолетом. С нами отступали в 1941 году танкисты из 65-ой ТБр, так они рассказывали, что за неделю до войны у них больше половины танков поставили на плановый ремонтик, сняв с боевых машин гусеничные ленты и так дальше. И что это, по вашему? Чей-то лютый умысел или тупость штабных командиров? Ведь в западных округах знали, что махаловка на носу, не ныне, так завтра начнется

Г. К.- Как Вы попали в 1-ый Краснознаменный танковый остов?

-П.Д. В апреле 1942 года нас, живых, вывели на переформировку. А после этого отобрали ребят помоложе и поздоровее, и привезли в Москву, в какую-то запасную количество стоявшую примерно метро Сокол, а оттуда направили в Серебряный Бор. Здесь формировались мотострелковые батальоны для 1-го Краснознаменного танкового корпуса РГК, получившего в конце войны наименование Истенбургского. Нас построили. К строю вышел начальник и задал вопросительный мотив Кто может палить из пулемета? Выходи из строя!. Человек тридцать вышли вперед. Я также сделал два шага вперед, все-таки пулеметчик, куда денешься. Нас немедленно зачислили в отдельную пулеметную роту. Среди зачисленных, было ещё немного моих товарищей по Гомельскому пехотному училищу, умудрились мы как-то спастись, сами диву давались. Мамаев, Фесиков, Найденов, Журавский. А опосля нам привезли оружие. В кузовах грузовиков находились пулеметы ДШК в разобранном виде. Отдельно лежали в ящиках кольцевые визиры прицелы для стрельбы по воздушным целям, и по четыре металлических короба с лентами. Дали пять дней для освоения этого пулемета и тренировочных стрельб. Меня назначили командиром отделения, и в качестве личного оружия я получил револьвер наган, а на всех бойцов расчетов оружия не хватило. Кто-то получил СВТ, кто-то автомат ППШ. Танковые полки получили машины Т-34 и КВ. Полным ходом шло создание экипажей и подразделений. Мы, 26 мужчина из первого взвода, жили совместно в одной землянке. Сильно голодали на формировке. Воровали турнепс на полях и жарили пюре из березовой коры. Я командовал первым отделением, а мой товарищ Мамаев третьим отделением. Мамаев был родом из Башкирии, погиб в 1942 году. Летом нас переобмундировали, выдали зеленые английские шинели, заменили х/б, пацаны получили новые ботинки, а мне более того достались кирзовые сапоги. Еще неплохо запомнилось, что нам раздали подарки от союзников, любой получил по две пачки американских сигарет, как будто Кэмэл, по две химические грелки и бумажные деревянные одноразовые зажигалки. Кстати, в 1944 году, перед самым началом операции Багратион, нам также завезли подарки со Второго фронта. Раздали латунные коробки со шпиком внутри, и по здоровый консервной банке американского колбасного фарша на двоих. И когда мы это заокеанское чудо уплетали за обе щеки, то все вспоминали зиму 19431944 года, когда в бригаде из-за недоедания у многих началась цинга, а из-за куриной слепоты возникшей на фоне истощения и общего авитаминоза, люди передвигались по ночам, только привязавшись веревочкой, приятель к другу. Вот такая временами была у нас кормежка Потом были корпусные учения выпускной государственный экзамен, нас длительно проверяли всякие начальники. После, состоялось общее построение корпуса и перед нами выступил комкор генерал Катуков. И поехали мы заново на фронт, под Воронеж.

Г.К.- Свой первый расчет в роте ДШК помните?

-П.Д. Витя Антоненко, рыжеволосый чувак, уместно сказать, также из Николаева. Иосиф Рашковский, 1923 г.р., еврей из Коростеня. Был ещё Быков, как бы звали Ваней. Убит в 1942 году, под Воронежем, во время штурма деревни Огрызово. А водителем у нас был стареющий харьковский еврей по фамилии Барг. Первым погиб Быков, а следом Рашковский. Его ранило, и я только заметил, что ему перебинтовали руку, и продолжил новости пламень. Потом смотрю, а Осип уже убит. Антоненко выбыл по ранению, или был убит, не могу в текущее время метко вспомнитьБарга убило под Полоцком А первым нашим взводным командиром был лейтенант Ибрагимов, азербайджанец. Хороший парнишка, радостный, но солдаты взвода его не крайне уважали, по нашим меркам он считался достаточно трусоватым, а вернее заявить чересчур осторожным. Ибрагимов куда-то исчез на Курской дуге. Пару дней мы о нем ничего не знали, уже начались разговоры, что видать дезертировал свойский взводный, мол, ни в жизнь сражаться не любил. Потом начальник роты сказал, что останки Ибрагимова якобы нашли в ближнем тылу, но обстоятельства его гибели неизвестны. Я считаю, что он это легко так ляпнул, чтобы нас успокоить

Г.К.- Пулеметы размещались на автомашинах?

-П.Д. Конечно. Бригада наша была мотострелковой, все на колесах. ДШК это такая тяжелая бандура, что на горбу ее долговременно не проволочешь. Вес пулемета со всеми причиндалами был 180 кг. Да ещё коробки с лентами. Лента металлическая, раздельная на 50 патронов, произвольный из которых весил как пуля-дура к ПТР. Пулеметы ставили в кузова грузовых машин. У нас были форды, позже Воронежа мы получили отечественные ЗИСы, а следом нас оснастили студебеккерами. Но ДШК вели стрельбу не только с лап, из кузова машины или на треноге. Он без труда снимался с креплений в кузове, были на ДШК и колеса (катки), и мы безмятежно катили его по земле.

Г.К. ДШК был капризным пулеметом?

-П.Д. Он требовал заботы и ухода. Мы вечно его смазывали, и к примеру, если воевали в болотах, то старались что надо закрыть ствол и затвор специальным брезентовым чехлом. У нас в роте было две ремонтные машины с запчастями для машин и пулеметов, охватывая резервные стволы и станки. Так эти ремонтные летучки стабильно сопровождали нас, более того в бою двигались в 200300 метрах сзади.

У нас был отличный оружейник, крупный широкоплечий туляк по фамилии Евдокимов. Он любую неполадку в единственный миг устранял.

Г.К. Мне пару раз пришлось палить из ДШК. Непростой пулемет.

Отдача большая, ствол ведет после этого очереди.

-П.Д. Мы вели пламень с наплечниками, без малого ни в жизнь их не снимали, эти плечевые упоры гасили отдачу. Когда пальба велась на ходу, то кто-то должен был во что бы то ни стало подавать ленту. Ствол у ДШК резво нагревался, дашь три- четыре очереди, и требовался перекур в стрельбе.

В бою нередко снимали с пулемета щиток и визир, так было легче известия пламень.

Г.К.- Насколько, был, уязвим в бою расчет ДШК?

-П.Д.- У нас был железный щиток, но он не спасал. Если сравнивать пулеметчиков ДШК в мотострелковых бригадах и пулеметчиков, воевавших с пулеметом максим в обычных стрелковых подразделениях, то у нас было только одно главное превосходство. ДШК, расположенный на автомашине, мог проворно покинуть из под огня, но с прочий стороны, агрегатина это легкая и крупная для врага мишень. А когда жар велся с земли- то тут без разницы, потери были такие же страшные, как и у расчетов максимов. Например, изредка занятие доходило до того, что на пополнение в расчеты ДШК в нашу роту отправляли танкистов, потерявших в боях свои танки, и более того, присылали тыловую гвардию. Такое случилось в боях под Добеле и в районе Кельмы. В районе Добеле немецкая авиация по сути дела смешала нашу бригаду с землей. Там потери были такие, что припоминать больно

Г.К. Как нередко роту ДШК использовали как зенитное прикрытие?

-П.Д. Это случалось нечасто. Был недлинный отрезок времени под Невелем, что нас поставили прикрывать с воздуха медсанбат, но известия пламень по самолетам приходилось нечасто. Я более того не припоминаю, чтобы аккурат у нас в роте, какой-то расчет, лично, в одиночку, германский авиалайнер завалил. В принципе, тот самый пулемет мог поражать воздушные цели на высоте до полутора километров, и пробивал броню толщиной в 15 мм.

Г.К. Как использовались роты ДШК в МСБр во время танковой атаки?

-П.Д. Лучше об этом не рассказывать ДШК использовали для непосредственного сопровождения танков в бою. Идут танки в атаку, а мы безотложно за ними. Давим своим огнем все живое. Ну ладно, мы, пулеметчики, молодые пацаны, народонаселение к смерти всю дорогу готовый. А водителями у нас в основном были мужики лет под сорок, все семейные. И каково им было, сидя за баранкой, выгонять свои машины на вражеский огонь На кабины студеров ставили металлические щитки, оставляя водителю только махонький зазор для видимости. Но неужто это защита И когда получали указание в атаку, неужто кто-то учитывал рельеф местности перед нами. А поле боя без малого постоянно изрыто воронками, забито трупами и горящей техникой. Вот и полавируй тут, поиграйся в прятки со смертью. А позади нас постоянно шла ротная ремонтная агрегатина. У нас в начале 1944 года в бригаду прислали девушек водителей, окончивших курсы военных шоферов где-то в Башкирии. Командир корпуса Василий Васильевич Бутков, только об этом услышал, так приказал тут же снять все девушек с машин и направить в тыловые службы бригады и в штаб.

К.Г. Пулемет ДШК шибко уступал ленд-лизовским аналогам?

-П.Д.- Я не думаю, что свойский пулемет был чем-то хуже американских крупнокалиберных пулеметов. В Пруссии бригада получила ленд-лизовские бронемашины М-47, на которых стояла четырехствольная пулеметная установка, пулеметы, кажется системы Браунинга. Так мы с эдакий подбитой бронемашины сняли пулеметную установку и держали ее у себя без малого месяц. Но американца зачастую заклинивало, и мы не могли осознать причину. Потом отдали эту установку оружейникам бригады, пускай сами с заморским подарком разбираются.

Г.К. Какие боевые подразделения входили в состав Вашей мотострелковой бригады?

-П.Д. Насколько я помню, у нас было три мотострелковых батальона, минометный батальон, рота ДШК, рота ПТР, свой артиллерийский дивизион, разведрота. А дальше как у всех рота связи, медико-санитарная рота и т. д. Остальные подразделения были вспомогательными и занимались материально техническим обслуживанием. У нас, кажется, более того была отдельная рота управления.

К.Г. Воронежский период боевых действий корпуса чем-то запомнился?

-П.Д. Прибыли под Воронеж 22/6/1942, кто-то ещё, из наших ребят, сказал Сегодня гладко год как битва началась. Разгрузились, шли двое суток маршем к авангардный. Потом полтора месяца боев. Скажу открыто боев для нас неудачных. Танкисты потеряли 100% машин и без малого столь же личного состава танковых экипажей. Танкисты там понесли страшные потери Их все время гнали прямо напролом. Наш остов был корпусом прорыва. Нас в роте осталась гладко половинка, хотя бригаду беспрерывно пополняли в ходе боев. Там, под Воронежом, мы, наконец- то - стандартно поели. После каждого боя давали по полному котелку каши. Полевая кухня приедет на передовую, а половину едоков уже убило. Так живым доставалось каши сколь съешь Потом нас отвели на переформировку. Командование корпусом принял генерал Бутков, здоровый дядя, с чаплинскими усиками, виртуоз матерного слова.

Г.К.- Долго стояли на переформировке?

-П.Д. Нам дали довольно времени, чтобы прийти в себя затем летней катастрофы. Только в ноябре нашу 44-ую мотострелковую бригаду вернули на передовую, уже под Сталинград. Очень тяжелые бои были в районе реки Лиска. Мы там где-то ночевали на железнодорожной станции, а утром пошли на прорыв и форсирование водной преграды. Там нас немцы сдерживали четверо суток. Наша рота действовала в пешем порядке. Мы пытались перейти реку по льду совместно с 1-ым мотострелковым батальоном, но по реке ещё шла шуга, тоненький неокрепший лед трескался, да ещё немецкая артиллерия била прямо по льду А следом я выбыл из строя. Рядом со мной разорвался снаряд, и меня взрывной волной подбросило приподнято в воздух. При падении я впечатался в танк и, вдобавок к сильной контузии, мне переломало кости на ноге. Отвезли на машине в станицу Нижне Чирскую, а там ни санбата, ни госпиталя не оказалось. Какой-то тутошний сердобольный дедушка сделал мне гипс из планок, из двух досок, скрепленных народным клеем яичными желтками. Повезли нас дальше, на каком-то полустанке всех закинули в санлетучку и поезд пошел на восток. Сказали, что сквозь 150 километров, на нашем пути будет лазарет (военный ППГ), там нас и высадят для дальнейшего лечения.

Я затем контузии погано соображал. Переломы мои были открытыми, началось заражение, нижняя конечность стала нагнаиваться, поднялась температура, я бредил, и вскоре потерял разум. Очнулся уже в Средней Азии, в Аральске. Запомнилось, как медики тащили в вагоны мешки с солью. На станции Аральск с нашего санитарного эшелона сняли 170 раненых, а меня почему-то посчитали безнадежным, но все же повезли дальше. Вскоре я оказался в Южном Казахстане, в теплом и зеленом городе Чимкенте. Пролежал там полтора месяца и сильно проворно оклемался. Еще хромал, когда меня выписали в батальон выздоравливающих. Туда пришли покупатели с Чугуевского летного училища, готовившего летчиков для истребительной авиации, и стали нас сватать на учебу в училище. Отобрали мужчина пятнадцать подходящих, повезли в сторону Джамбула. Ехали долговременно. По прибытию в училище устроили для нас собеседование. А вслед за тем завели в учебный класс. Я посмотрел как два офицера преподавателя чертят на доске какие-то формулы, и безотложно решил, что мне тут совершать нечего, с математикой я тогда не дружил. Говорю, что это не для меня. Спрашивают, кем на фронте был? Отвечаю Пулеметчиком А в стрелки радисты пойдешь? Это можно. Захожу на медицинскую комиссию. .

Так же читайте биографии известных людей:

Петр Замчалов Petr Zamchalov

Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина, и медали "Золотая Звезда" Петру Ивановичу Замчалову присвоено 6 апреля 1945 года за отвагу,..
читать далее →

Петр Коваленко Petr Kovalenko

Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" Петру Михайловичу Коваленко присвоено 24 августа 1944 года за..
читать далее →

Петр Кондратьев Petr Kondratev

Герой Советского Союза (21.04.40). Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды.
читать далее →

Пётр Корышев Petr Koryshev

Пётр Михайлович Корышев командир 1-го батальона 1176-го стрелкового полка 350-й стрелковой Житомирской ордена Богдана Хмельницкого дивизии 13-й..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий