Известные люди

»

Абрам Шойхет

-А.Ш.- Родился в декабре 1923 года в городе Бершадь Винницкой области в семье столяра. В1931 году пошел обучаться в еврейскую школу-семилетку, но в 1937 году у нас закрыли все национальные школы, и оставили на весь град только две школы с обучением на украинском языке. В трех километрах от Бершади находился сахарный предприятие и поселок Пелипоновка, где компактно проживало русское народонаселение, как тогда говорили одни кацапы, и я пошел в русскую школу в тот самый поселок. 21-го июня 1941 года в школе был выпускной закат дня, гуляли до самого утра, а в полдень меня разбудила матушка Сынок!Война!. В начале июля я получил повестку в военкомат. 10-го июля явился с вещами на призыв. Здесь собрали на глаз 300 мужчина 19231926 года рождения, мобилизационный резерв, парни со всего района, и нам приказали колонной, пешим ходом, передвигаться на восток, к Ворошиловграду. По дороге две трети будущих призывников разбежалось кто куда, кто по домам, а кто-то подался бог знает куда.

Вел нашу колонну агент властей, некто Котляр, тот, что исчез на третий день пути, сообща со всеми деньгами, выделенными на наше пропитание по дороге.

В Ворошиловграде нас распределили по колхозам, мы проработали там всего два месяца, а вслед за тем пошли слухи, что немцы прорвали фронт, и быстро будут в этом месте. И мы решили отправляться дальше, к российской стороне. Все разбегались на поездах. Я добрался до своей тетки, жившей в Воронеже, и там встретил маму и младшую сестренку, которые успели отбыть в эвакуацию. Мой папа был инвалидом ПМВ, ему уже исполнилось 50 лет, и у него следом ранения не разгибалась левая лапа, но его забрали в июле сорок первого на окопные работы. А свой стезя лежал дальше, в эвакуацию. Наша семейство в октябре попала в Сталинградскую область, на хутор Ребриково, что находится в 30 километрах от станции Панфилово. Казаки приняли нас славно. Хутор невеликий, домов 40, все взрослые мужчины уже были забраны в армию. Работы не было, а у нас не оказалось никаких запасов еды для пропитания, и мы начали голодать. Мне приходилось по ночам красть зернышко в колхозном амбаре, по-другому верная голодная конец. Зима в том году выдалась суровой, а мы были голы и босы, убегали от немцев летом, теплой одежды с собой никакой. В декабре я прошел комисссию в военкомате, был признан годным к службе, и получил повестку на призыв на 19/01/1942. Колхоз выделил сани на проводы и пару валенок. Валенки я отдал матери, одел на ноги сыромятные чуни, простился с родными и соседями, и поехал навстречу фронтовой судьбе. Из Сталинграда новобранцев эшелоном перебросили под Пензу, в запасную стрелковую бригаду, расположенную в трех километрах от железнодорожной станции Селикса. И тут мы натерпелись горького лиха. Землянки огромные, на 500 дядя каждая, но стояли всего две бочки печки для отопления. Давали хлеба всего по 400 гр на день, и тот самый хлеб делили как в лагере, за спиной, спрашивая Кому?. Люди умирали от холода и дистрофии, привезли узбеков из Средней Азии, так они вообще мерли пачками. Все, что происходило в запасной части, было вредительством с громадный буквы. У нас ходила поговорка Кто в Селиксе побывал, тому на фронте совершать нечего. Кормили только гнилой капустой и вонь от этой капусты стояла во всех окрестностях. Большинство из нас писало слезные просьбы о немедленной отправке на фронт безрезультатно. Следует заприметить, что боевая подготовка была в запасной бригаде на неплохом уровне. Прошло два месяца и в Селиксу приехал начальник, покупатель из 3-го Куйбышевского Пехотного Училища (3-е КПУ). Он отобрал для себя сотню дядя с образованием 810 классов, и вскоре я оказался в КПУ, дислоцированном в городе Кинель. Училище небольшое, в нашем наборе было меньше пятисот курсантов. Три курсантских роты: пулеметная, стрелковая и минометная. Я попал в пулеметчики. Получили красивую новую курсантскую форму, нас стали кормить как людей. Проучились мы всего пару месяцев, но опосля вышел указание училище расформировать, курсантов в пехоту, на передовую. Нас собрали на плацу,и патрон училища, инвалид финской войны, объявил нам об этом решении. Но тридцать отличников боевой учебы, имеющих десятиклассное образование, были переведены для продолжения учебы во 2-ое Куйбышевское ПУ, и посреди этих отобранных курсантов оказался и я. Здесь я проучился ещё без малого три месяца. За четыре дня до обещанного выпуска из КПУ, в сентябре 1942 года, нас переодели в простую красноармейскую форму б/у, выстроили поротно, и перед нами выступил босс училища, генерал-майор. Он сказал Товарищи курсанты!Вы отправляетесь на фронт, на защиту Родины! Многие из вас погибнут, многие будут ранены. Но я надеюсь, что вы с честью выдержите все испытания. По прибытию во фронтовые части, вы должны черкануть рапорт на имя командира, и заполучить звания младших лейтенантов. Списки на вашу командирскую аттестацию уже посланы в Москву. И нас строем повели на станцию. Сначала привезли под Воронеж, где распределили рядовыми бойцами по стрелковым частям и где я принял родное боевое крещение, прошел бои за Калач Воронежский и на Мценском направлении, а затем нас отвели на переформировку и я попал в 347-й СП, в 308-ю СД 3-ей Армии. Командармом был генерал Горбатов. Осенью сорок третьего года дивизия стала 120-й

гвардейской, а свой полк стал именоваться 336-м гв.СП. Дивизией в первую очередь командовал генерал майор Гуртьев, угробленный в августе 1943 года под Орлом. Его заменил полковник Ян Янович Фогель, латыш, про которого многие у нас говорили, что он все-таки германец по национальности. Фогеля убило уже в Белорусии. Воевал командиром пулеметного расчета максим в стрелковом батальоне. А рапорт с просьбой о присвоении мне первого офицерского звания я так строчить и не стал, было не до этого, да и мне хватало звания старшего сержанта.

Г.К. Во время Курско-Орловской битвы на каком участке воевал Ваш полк?

-А.Ш.-В начале июля мы находились на фланге, стояли в обороне, слегка ли не на каждом метре за нашими позициями была пушка или минометный расчет. И что-то особенное из июльских боев в моей памяти не осталось. А вот когда в начале августа мы подошли к Орлу, и хватали штурмом поселки Вязки и Крольчатник, то тогда пришлось здорово повоевать. Когда нас отвели в тыл на пополнение, то от нашего батальона оставалось всего 24 человека. Был там единственный момент, что нас немцы смяли, задавили БТРами, и мы драпанули с позиций. Немцы остановили свои бронетранспортеры в 50 метрах от нас, не стреляли, а вылезли на броню и смеялись над нами, бегущими с поля боя. Я со вторым номером тащил максим, отстали от всех, но пулемет мы кинуть не могли, за это безотложно, без колебаний и разбирательств, отправляли под трибунал, и я более того не знаю, чего боялся в ту минуту больше, трибунала или пулеметной очереди в спину с немецкого БТРа.

А затем начались бои в приграничных районах Белоруссии, которые отличались каким-то особым накалом и жестокостью, и для нас все осенние дни сорок третьего слились в единственный абсолютный мордобой. Когда меня первостепеннный раз ранило, и я оказался в госпитале, то ещё немного дней не мог раскумекать, отчего так тихонько, отчего не стреляют, оттого что не может такого быть в природе.

Г.К. При каких обстоятельствах ранило в начальный раз? Вообще, сколь раз Вы были ранены на фронте?

-А.Ш. Два ранения, и контузия. А в основополагающий раз ранило в начале октября сорок третьего, занятие было так. Пошли в атаку, выбили немцев из первой траншеи, закрепились,открыли жар из пулемета, и в этом месте меня ранило пулей в левую руку. Второго номера расчета Резника убило. И в то время как я продолжал палить в одиночку по немцам, то потерял полно крови, совершенно ослаб. Подходят два санитара, из недавно призванных с оккупированных территорий, стали меня волочить. Говорю им Хоть плащпалатку подложите, а они ни в какую не соглашаются. Достал наган Сейчас застрелю, сволочи!, и они немедленно поволокли меня с комфортом. Пролежал полтора месяца в госпитале, вернулся в свою роту. Кроме старшины и командира роты все новые лица. Прошло ещё чуть-чуть времени, был мордобой под Рогачевым, около пулемета разорвалась мина, второго номера ранило, меня контузило. Потерял речь и слух. Почти пять недель находился в санбате, глухонемой. Помогал ухаживать за ранеными, колол дровишки. Вприятель, на пятой неделе, все нежданно вернулось, и я опять к себе в роту. А в третий раз меня ранило в июле1944 года, под Белостоком, и это тяжелое ранение сделало меня инвалидом, и вслед за тем полугодового нахождения по госпиталям меня комиссовали из армии.

Г.К.- Я встречался с десятком ветеранов, воевавшими рядовыми пулеметчиками станкового пулемета максим. Все говорят в единственный звук, что эта фронтовая профессия, была проклятой, самой опасной, но ими лично любимой, и что в пехоте пулеметчики были самые уважаемые бойцы. У всех у них, единственный стандарт в биографии максимум - год на авангардный, и, как самое меньшее, три ранения за это отрезок времени, не считая контузий, сменилось немного расчетов, и все они считают, что сам факт, что они уцелели на войне, относится к разряду невероятных случаев. А что Вы скажете по этому поводу?

-А.Ш.- Я на все сто согласен с этими людьми. Хлеб пулеметчика на войне крайне нелегкий и горький. В расчете вечно только два человека, ни при каких обстоятельствах у нас не было подносчиков патронов. Вес пулемета без малого семьдесят кг, с собой берешь две-три коробки с пулеметными лентами, большую флягу с водой для кожуха, да на тебе ещё свой вещмешок, саперная лопатка, автомат ППШ, гранаты, а порой и револьвер трофейный на ремне, и со всем этим тяжелым хозяйством, ты должен проворно передвигаться в бою под немецким убийственным огнем, и затем каждой выпущенной длинной очереди или расстрелянной полной ленты, если, конечно, хочешь остаться в живых, нужно было тотчас изменять позицию. Ты, пулеметчик, основополагающий кандидат на тот свет. За тобой, за пулеметчиком, вечно идет охота, ты как трофейный приз или любимое лакомое блюдо для немецких снайперов, артиллеристов, минометчиков и расчетов МГ. Подавить пулеметную точку, неизменно считалось делом доблести и чести, и для нас, и для немцев, и, вероятно, зачетной галочкой для получения награды. Стреляющий, живой пулемет противника, это завсегда как пощечина, как заноза в теле, которую необходимо выдернуть первым делом. Стоишь в обороне, дал одну очередность, и если тебя засекли, то сквозь минуту кругом тебя натуральный ад, светопреставление, сыпятся мины, почва ходит под ногами от разрывов снарядов. Но ты не можешь без приказа покинуть на запасную позицию, более того если она есть. Или такая страшная, жуткая напасть, как танковая штурмовая вылазка. Идет германский танк на тебя, и ты знаешь, что во что бы то ни стало будет нажимать расчет. Через стрелков в траншее пройдет не останавливаясь, оставит их за кормой, на закуску своей пехоте, а функционирующий пулемет своим вниманием ни в жизнь не обойдет. Поэтому, всякий видавший виды расчет вечно таскал с собой противотанковые гранаты. Или, в частности, только мы заняли оборону, окопались, но тебе не дадут перевести дух и поспать, твой расчет постоянно выдвинут в боевое охранение, поближе к врагу, чтобы в случае чего, повстречать немца достойно ещё на подступах. Немцы наступают, и на тебя все бойцы роты смотрят с надеждой, ты должен своим огнем всех выручить, и не предположить врага к нашим окопам. Артиллеристы и минометчики наши позади, неблизко, и на них взгляды твоих товарищей-бойцов не устремлены, смотрят только на тебя, мол, дай им, приятель сержант, этим немцам, ладно прикурить. Умелого, опытного пулеметчика завсегда уважают в батальоне, и старшина лишних сто гр организует, и кок тебя не забудет, потому как что ты главная огневая мощь стрелковой роты, и более того когда все побегут, у тебя такого права нет, ты обязан закрыть отход, да и куда ты без пулемета денешься, я же вам уже сказал : кинул максим в окопе при отступлении, гремишь под трибунал.

О жизни и доле пулеметчика на войне разрешается ещё долговременно анализировать.

Но оттого что верно вам сказали, реальный пулеметчик любит эту свою фронтовую работу. И к своему максиму относится как к родному, ухаживает за ним. У меня пулемет в бою ни разу не отказывал

Г.К.- Можно было подсчитать точь-в-точь или приблизительно урон нанесенный врагу пулеметным расчетом?

-А.Ш.- В зависимости от обстоятельств. Но как правило это свершить было нелегко. Я помню, как в дивизионной газете За Родину, в конце 1943 года, была заметка о моем награждении орденом Славы 3-й степени сержант Шойхет первым ворвался в немецкую траншею, и огнем из пулемета уничтожил навалом активный силы противника.

А я и сам в том бою не знал, скольких убил. Было немного раз что перед позициями моего пулемета лежит 20-25 убитых фрицев, и я верно знал, что эти мои, посколько на этом участке жар вел только мой максим. Но, просто, сложно установить, сколь народа ты точь-в-точь положил в сырую землю. Идет махач, все стреляют, и ты, и артиллеристы, и стрелки, попробуй разбери опосля, кто чей клиент был. Но ваши слова что пулеметчики главные убийцы на войне безупречно верные, у любого пулеметчика, неважно, русского или немецкого, продержавшегося на авангардный больше года, собственный боевой счет будет покруче, повесомей и поболее, чем у какого-нибудь известного снайпера. Любой реальный фронтовик с этим согласится. Мы косили немцев, а немцы косили из пулеметов наши аткующие цепи. Так было. Пулеметчики с обеих сторон работали, в смысле воевали, на совесть, как профессионалы.

Г.К. Сколько вторых номеров у Вас поменялось в расчете?

-А.Ш. Больше полугода моим вторым номером был еврей из города Белая Церковь Давид Резник. Когда он погиб, мне, по возвращении из госпиталя в роту, дали другого бойца, но его резво ранило, и имени его в текущий момент не вспомню, меня тогда также в санбат занесло. Вернулся, и мне дали вторым номером молодого казаха, толкового парнишку Хасана Мамутова. Во время февральской переправы посредством Днепр, он с одним офицером пополз вперед, подорвал германский ДОТ, и был представлен к Герою. И чтобы Хасан дожил до Указа о присвоении, его отправили на офицерские курсы. Он, уместно сказать, Героя получил. Потом ещё было пару джентльмен, но их резво убило или ранило. А в последнем бою вторым номером у меня был служивый нацмен, он погиб.

Г.К.- Какие потери нес Ваш полк, начиная с Курской дуги?

-А.Ш. Я могу судить только по своей роте или батальону. Полковой порядок не нимало мой, из окопа весь полк не вечно увидишь После каждого хорошего боя выбывало процентов 70% личного состава батальона. А в наступлении, затем боя, оставшихся живых, в строю, следом по пальцам позволительно был пересчитать. И это при том, что перед нами непрерывно вперед пускали штрафников. Отведут на переформировку, и заново возвращаемся на передовую. Бой, прочий, и никого не осталось. На день Красной Армии в сорок четвертом году нас бросили в разведку боем посредством скованный льдом Днепр. Немцы своим огнем уложили нас на тоненький лед, и он трещал под нашими ногами и телами. И когда следом очередного разрыва вражеского снаряда или мины в нашей цепи, образовывалась полынья, то многие бойцы сию минуту шли на дно. А отстраниться обратно приказа ещё нет! Попробуй тут выживи Я же вам говорю, что приходишь в роту позже ранения, и видишь только одно знакомое физиономия, свой поилец и кормилец, уважаемый друг старшина роты Хамидулин. Он в бою ни при каких обстоятельствах не был, но ходил с тремя орденами на груди. И ротный, старшой лейтенант Щербаков ещё весьма продолжительно, для пехотного командира, у нас продержался. Его убило летом 1944 года.

Если гутарить открыто, то конец ежеминутно была у нас перед глазами. Пехотная судьба

Г.К. Положение старожила роты давало Вам какие-то преимущества?

-А.Ш.. О чем вы? Это же стрелковая рота. Какие тут могли быть привилегии. Помереть за пределами очереди?..

Г.К. Вы воевали коммунистом?

-А.Ш.- Я вступал в партию на фронте, перед атакой написал заявление Желаю в мордобой топать коммунистом. Свято верил в справедливое занятие ВКПб, был патриотом.

И уже будучи партийным, оставался ротным комсоргом. Коммунисты в роте весьма ценились, все знали, что партийный воин первым поднимется в атаку, и вряд ли отступит. И замполит у нас был в батальоне недурной, капитан Потапов.

Г.К. Национальный вопросительный мотив как-то стоял на повестке дня в Вашей роте?

-А.Ш.- У нас без малого ни при каких обстоятельствах. Только единственный раз, на авангардный, где-то весной сорок четвертого года, мне единственный боец, сказал в физиономия жид. Я хотел его пристрелить, но посоветовался с другим евреем, взводным с соседней роты, лейтенантом Фридманом, и решил, не марать руки. Пришел к нам в роту капитан Потапов, и я сказал замполиту, чтобы успокоил крепким партийным словом этого товарища, а то всякое может выдасться. Но ибо так сложилось, что пришлось мне его все-таки убить Уже в начале июля. Идет мордобой, нас крайне крепко-накрепко прижали, связь перебита, и мне Щербаков говорит, чтобы я полз к артиллеристам и попросил поддержки. На обратном пути, ползу сквозь хлебное поле, а тот самый товарищ там прячется во ржи. Я ему Ты что тут, сука, ховаешься?!- Я ранен, мне плохо- Где? Покажи!. А на нем ни царапины, легко, сбежал, гадюка, с поля боя. И я его застрелил прямо там, в поле, тут сам Бог велел расчитаться за все, и за оскорбление, и за то, что он кинул роту в бою и дезертировал с авангардный. Впервые я почуствовал открытую ненависть к евреям уже в госпитале, когда лежал в Баку следом тяжелого ранения. Ну, и, конечно, основная свистопляска на эту тему началась позже войны. Вернулся домой, прошли годы, и подросли в нашей Бершади детки бывших полицаев и прочих немецких пособников, и в них папашкина кровь и гены стремительно заговорили и заиграли. Идешь на 9-е Мая с орденами на пиджаке, хромаешь с палочкой по улице, и временами слышишь вдогонку Жид, где ордена купил?. Ни больше, ни меньше. Поэтому, когда уезжал сюда на ПМЖ, я самое малое о чем сожалел. Пусть они сами своего национального героя Бандеру воспевают, он им, как выяснилось, значительно ближе к сердцу, чем, скажем, Николай Кузнецов, Кожедуб или Ковпак

Г.К.- Уже к июлю 1944 года Вы были награждены двумя орденами Славы. Была у Вас греза сделаться полным кавалером ордена?

-А.Ш.- Нет. О наградах в пехоте по- настоящему никто не думал, все понимали, что нам отпущен сильно недлинный столетний период на войне, никто не занимался серьезно бесплодным фантазированием. Тут ещё одна безделица. Пока тебе твой орден вручат, тебя уже немцы немного раз успеют хлопнуть. Вот, посмотрите, архивный протокол, и сравните даты награждения и даты вручения орденского знака. Мой первостепеннный орден Славы мне вручили без малого посредством год следом указа о награждении, уже в госпитале на Кавказе. Второй орден я уже получил в своем горвоенкомате в октябре 1947 года. И то, на мое счастье, у меня при отправке в лазарет были с собой выписки из приказов о награждении, а по иному, я бы свои ордена ещё долговременно бы разыскивал.

Г.К.- Немцев в плен в Вашей части забирали?

-А.Ш.- В Белоруссии забирали, а до этого Когда какПо настроению Заняли какую-то деревню, идем по ней, лежит у забора пораненый германец, единственный зрачок у него всецело вытек. Меня товарищи просят Поговори с ним. Подхожу, спрашиваю Гитлер капут? Он в отклик Ферфлюхте юде! Сразу пристрелил. Или, ещё происшествие. Мы захватили деревню, на улице брошенный германский обоз. Наш писарь с одним пулеметчиком пошли разыскивать трофеи. Вприятель из леса выходят десять немцев с поднятыми руками. Так писарь с товарищем, более того не сговариваясь, моментально скосили их из автоматов. И никто из нас не взбунтовался. Просто, такая шла тогда битва. Но не постоянно немцы воспринимались как лютые враги, которых нужно только безжалостно приканчивать. Был продолжительный отрезок времени, что на авангардный стало сильно голодно. Нам давали только сухари, которые с трудом позволительно было размочить в котелке. Так мы лазили на нейтралку чтобы нарвать себе крапивы для щей. Рядом, метрах в пятидесяти, немцы ползают, с той же целью. Расползались по своим сторонам без стрельбы или рукопашной

Г.К.- Перед боем у Ваших пулеметчиков были какие-то свои ритуалы?

-А.Ш.-Да.По старой русской солдатской традиции перед боем мы старались одеть чистое (если было), брились, подшивали свежие подворотнички. Менялись адресами родных, обещали сообщить в случае, если Перед боем нам давали хлебнуть сто гр, но я менял свой сахарок и махорку на вторую порцию наркомовских, и старался принять двойную норму водки Считайте, что выпивал для храбрости, видать, так занятие и обстояло. А перед последним боем, мы, без затей, навечно простились с остающимися, оттого что знали, что не вернемся обратно.

Г.К.- Расскажите о своем последнем бое?

-А.Ш. Это было уже за Витебском. Возле шоссе Москва Варшава, немцы заняли крепкую оборону в деревне, которую нам приказали завладеть каждый ценой. Кажется, эта деревенька называется Заболотье. Мы провели две атаки, но безуспешно, только потеряли сильно навалом бойцов. На второй день батальон пополнили, и решили штурмовать деревню в ночной атаке. Старший лейтенант Щербаков решил испытать провести немцев, перебросить на прочий финал деревни два своих пулеметных расчета (в роте больше максимов не было), и чтобы, мы, пулеметчики, своими действиями вызвали пламень на себя, а в это время наши ударят с иной стороны. Настроение у нас было похоронное, мы попрощались с товарищами по роте, и два расчета, мой и Василия Пивника, скрытно заняли позиции у противоположной окраины. Потом, по сигналу, по красной ракете, мы открыли жар, периодически меняя позиции, но нас резво накрыли. Мне снайпер попал пулей в ногу, первое время я более того не почувствовал боли и продолжил новости жар, а позже как снег на голову потерял разум. Утром нашли меня в беспамятстве, рядом с разбитым пулеметом. Привезли в град Лида, и в этом месте майор медслужбы по фамилии Панин сделал мне первую операцию. Дальше закинули в санлетучку и довезли до Баку, положили в лазарет 3682. Пролежал там до конца года. Снайперская пулька перебила мне бедренную кость, и потом всех операций одна нижняя конечность стала короче иной на 7 сантиметров. Выписали на костылях, дали инвалидность второй группы и комиссовали из армии. Месяц я ещё добирался до родного города. Вернулся в Бершадь, пошел вкалывать в артель инвалидов, ходил уже только с палочкой, следом 35 лет работал мастером в цеху.

Г.К. Тяжело было возвратиться в близкий городок, разоренный войной?

-А.Ш. Многое было для меня потрясением. Узнал о судьбе отца. Он попал в Бершадское гетто, которое находилось в зоне румынской окуппации Винницкой области. Румыны расстреляли евреев из окрестных местечек, а бершадских только морили голодом и каторжными работами. Выжившие обитатели гетто мне рассказали, что в октябре 1943 года румыны в отместку за то, что евреи гетто помогли партизанам, взяли 300 дядя заложников, из которых 130 евреев расстреляли уже на следующий день. А вторая партия заложников, 170 джентльмен, посреди них был и мой папа, была расстреляна 7/3/1944 года, за неделю до освобождения города частями Красной Армии. Начал выискивать родных, и оказалось, что без малого все убиты. В живых - только два моих двоюродных брата, вернувшихся с фронта инвалидами Мгостиница Шойхет и Рафаил Килимник.

Прошло ещё немного лет, возвратились из армии без малого все выжившие земляки. До войны на нашей улице Первомайской была своя футбольная команда, а на соседней улице - команда наших соперников. И решили мы как-то собраться совместно, бывшие футболисты. И когда встретились, то нам стало жутко от увиденной картины. Из всех наших товарищей по команде, нас осталось пять мужчина, все израненные инвалиды: бывший капитан пехоты Сеня Файнберг, сержант Яша Креймер, бывший старшой лейтенант Миша Фишкис, Шика Винтфельд, и я Все остальные наши товарищи и сверстники с двух улиц погибли на фронте. И только тут я совсем осмыслил, как жестоко битва выкосила мое поколение.

Г.К. - Что Вы называете пехотной судьбой?

-А.Ш. Перед боем, утром, ротный писарь шел по траншее и собирал у бойцов письма, для отправки к родным. Один боец на моих глазах передал ему в руки послание, и сию минуту раздалась команда Вперед! В атаку!. Солдат только стал выбираться из траншеи, как тут же упал обратно, в окопы,, сраженный насмерть немецкой пулей. Его уже нет в живых, а послание ещё хранит тепло его руки, и ты не знаешь, что придет в его воинский обиталище раньше, это последнее послание или похоронкаЭто и есть, фатум пехоты.

Так же читайте биографии известных людей:

Абрахам Меррит Abraham Grace Merritt

Произведения Абрахама Меррита, написанные обычно в жанре фантастики о затерянных цивизизациях или мистического детектива, пользовались огромной..
читать далее →

Абрахам Франкенберг Abraham Frankenberg

Немецкий мистик и поэт.
читать далее →

Абрахам Эделькранц Abraham Edelkranz

Абрахам Никлас Эделькранц (швед. Abraham Niclas Edelcrantz (до получения дворянства Клевберг); 29 июля 1754, Або 15 марта 1821) член Шведской..
читать далее →

Абрахам Дерби Abraham Darby

В первой половине XVIII в. Абрахам Дерби начал эксперименты по производству железа в плавильной печи, применяя не древесный уголь, а..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий