Известные люди

»

Александр Добролюбов

Александр Добролюбов Aleksandr Dobrolubov Карьера: Поэт
Рождение: Россия
К его жизни можно поставить эпиграфом четверостишие, принадлежащее ему самому:Краски захода пестрее восхода,И жертва наша не для других, для себя!Пусть несвобода наша свобода,Но мы умираем, что-то безумно любя.

Он был точен в неопределенности этого что-то. Таковым и было русское правдоискательство, и чем оно было неопределеннее, тем чище, незапятнанней. Определенность народовольчества, при всем благородстве декларируемых целей забрызгивавшего кровью не только сатрапов, но и ни в чем неповинных кучеров, прислугу, да и несложно уличных прохожих, делала его не менее преступным, чем тирания. В конце концов революция переродилась в стабилизированную сталинскую тиранию, породившую неизбежный застой, загнивание и коррупцию, которые обеспечили возвращение капитализма, зараженного старыми и новыми болезнями. Но правдоискатели, чей отбор был не карьерен, а самопожертвование освещалось светом добра, несмотря на их эксцентричность и добровольную маргинальность, были частью мучительной совести нации.

Александр Добролюбов был одной из живых легенд русского странничества и правдоискательства, без которых история России непредставима.

Его по принципу чисто советского уплотнения издательской жилплощади подселили в томе Новой Библиотеки поэта к усредненному прекраснодушному либералу Николаю Минскому, тот, что если и странничал, то неужели только между стихами, каковые он называл сердечными мотивами типа: Маленькой цветущей розой мая Некогда влюбленность моя была и Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Наша мощь, наша свобода, наша власть.

В различие от Минского, не ахти какого поэта, но все-таки достаточно опытного профессионала пера, написавшего немного стихов, достойных быть незабытыми, Александр Добролюбов при холодном взгляде на него вообще подсомненен как стихотворец. У него чересчур непочатый край неуверенности в выборе точных слов, небрежности в рифмах и, простите за резкость, графоманства. И я вряд ли включил бы его в антологию поэтическую, оставив в антологии примечательнейших личностей, если бы если бы у него не было такого стихотворения, как Встал ли я ночью? утром ли встал?.., в котором идеально внезапно и, главное, вестимо сочетаются стили, казалось бы, таких непохожих в глубинах психологии поэтов, как Гавриил Державин и Велимир Хлебников.

Когда я чуть выцарапывал из этого двуспального однотомника по хорошей строчке, то из него как снег на голову вывалился, как расплющенный между страницами золотой самородок, тот самый конгломератный шедевр архаики и будетлянства с мечтой о земшаре без паспортов и границ, где, я надеюсь, мы непременно окажемся, если не в этом веке, то в будущем. Это предвидение поразительно у Добролюбова по простодушной твердой детскости убеждения, как это было у Коли Глазкова. Добролюбовское стихотворение написано по неписаным законам неподдельно наивного искусства Нико Пиросмани и Ивана Генералича, а не на манер стилизации под него, как у Анри Руссо. Какое неуклюжее очарование исходит от этого стихотворения, косолаписто, но прочно стоящего в белоснежном мире чистоты на всех своих четырех белоснежных лапах.

Если это стихотворение само по себе и не гениально, то оно всё одинаково доказывает, что дядя, написавший его, был гением хотя бы по задаткам.

Вот что писал Дмитрий Мережковский по поводу одной беседы с Добролюбовым: Я не сомневался, что вижу перед собой святого. Казалось, вот-вот засияет, как на иконах, золотой венчик над этой склоненной головой, достойной Фра Беато Анджелико. В самом деле, за пять веков христианства, кто третий между этими двумя св. Франциском Ассизским и Александром Добролюбовым? Один прославлен, иной неизвестен, но какое в том различие перед Богом?

Основы личности закладываются в семье. А какая семейство была у Добролюбова! Какие вообще в России были уникальные семьи, посвящавшие себя не самим себе, а всей человеческой семье за стенами дома, ни капли не становящимися непроницаемыми для людских стонов.

Добролюбов нисколько не был разночинцем, каким мог показаться. Отец его дослужился до чина, равного генеральскому, до действительного статского советника. По инициативе отца, в частности, был создан Крестьянский Поземельный банк. Рано осиротевшей семье папа оставил приличное наследство. Но все восьмеро детей пошли вовсе не по стопам отца.

Любимая сестра Александра Маша, напоминавшая мадонну Мурильо, с отличием окончила Смольный институт, работала на голоде, организовала в Петербурге школу для бедных. Во время русско-японской войны, будучи медсестрой, прославилась тем, что не только вынесла с поля боя многих соотечественников, но и спасла существование раненому японскому офицеру. Вернувшись в Петербург, примкнула к партии эсеров. 31 декабря 1911 года Александр Блок записал в дневнике: Главари революции слушали ее беспрекословно, будь она по-другому и не погибни, ход русской революции мог бы быть иной. По слухам, ее послали на террористический акт, но кровь, которую ей приходилось видать на полях сражений, не позволила с чистым сердцем отважиться на мирное смертоубийство. Предвидя обвинения в трусости, она приняла яд.

Сам Александр, начитавшись до галлюцинаций Уайльда и Гюисманса, испытывал на себе, в сущности, другие разновидности яда от гашиша до декадентства и культа смерти, тот, что в нем страшил более того Валерия Брюсова. По словам друга юности Владимира Гиппиуса, Добролюбов одевался в нечто как бы гусарского ментика, но только черного цвета, а попутно оклеивал стены своей квартиры траурной бумагой. Сергей Маковский рассказывает, как над экзальтированным пессимизмом Добролюбова всласть потешились петербургские гимназисты, устроив ему издевательское чествование на пародийном балу живых мертвецов. Когда Добролюбов, первоначально принявший всё это серьезно, запоздало узнал, что над ним просто-напросто посмеялись, он был сильно оскорблен. Ничто так весьма не оскорбляет человека, как рассудок того, что он смешон в чужих глазах.

Оставив универ, Добролюбов нежданно-негаданно ударился в полное опрощение. Свое состояние он поделил между друзьями и пустился странствовать по Белозерскому краю. Вот каким Брюсов увидел Добролюбова летом 1898 года, после этого тогда ещё недолгих его скитаний по монастырям и забытым Богом деревушкам: Он был в крестьянском платье, в сермяге, красной рубахе, в больших сапогах, с котомкой за плечами, с дубинкой в руках. Лицом он изменился сильно. Я помнил его физиономия окончательно неплохо. То были (прежде) детские черты, бледное-бледное физиономия и горящие черные глаза, изредка смотрящие как-то в сторону, как будто в иное. Теперь его черты огрубели; около лица пролегла бородка, стало в его лице что-то русское; глаза стали задумчивее, увереннее, хотя, помню, как раз в них сохранилось и прошлое; прежними остались и густые черные волосы, на которые в настоящий момент падал порой пурпурный отблеск от рубашки Когда-то он был как из иного мира, неумелый, безмерно самоуверенный, потому что что безмерно застенчивый Теперь он стал прост, в настоящее время он мог изъясняться со всеми.

Затем Добролюбов обосновался в Поволжье. К 1906 году на границе Самарской и Оренбургской губерний образовалась секта добролюбовцев, и Александр Михайлович ее возглавлял до 1915 года. Писал тексты для духовных песнопений.

Потом перебрался со своими последователями в Сибирь, жил в Средней Азии и на Кавказе.

Его арестовывали за бродяжничество, за иконоборчество. Сажали в тюрьмы и психиатрические клиники и до революции, и потом. После в основном за беспачпортность. Но он являл нрав. Как раньше городовым, он старался пояснить советским милиционерам, что не за горами то долгожданное перспектива, когда отменят все в мире паспорта, вследствие того что что границ не будет.

Он ещё в начале 30-х годов в стихотворении Советский дворянин засвидетельствовал возникновение псевдоэлиты, которую мы называем номенклатурой. При всей риторике по поводу заботы о народе она получала дополнительные синие пакеты с необлагаемой добавкой, превосходившей официальную зарплату, и допускалась в особые распределители. Это псевдодворянство, лишенное культуры лицейских поколений, повсюду, в том числе и в искусстве, насаждало свои плебейские вкусы.

Он воскрес дворянин.

Воскресает он вновь

В бесконечно других маскировках.

Его мишень так проста возвышенье и чин

Все усилья всю дорогу грубо плоски.

Вся палитра цветов миллионы личин.

Основание грубо, без тёски.

Не рожденьем уже, так умом мещанин

Узнаете, все древние, тезку?

Борис Пастернак, тот, что, конечно же, замечательно видел недостатки стихов Добролюбова, подмечал в письме к В. Вересаеву от 20 мая 1939 года исключительное духовное упорство этого поэта: одухотворенность добролюбовских стихов не попутное какое-нибудь их свойство, но существенная край их строя и действия, и только как явление духа затрагивают они поэзию, а не прямее, как бывает с непосредственными порожденьями последней.

У него допытывались, отчего он отказывается обретать удостоверяющий личность документ. Он отвечал строкой из своего переложения проповеди

Иисуса Христа: Блаженны гонимые, потому что их гонят прямо в царство небесное.

Так же читайте биографии известных людей:
Александр Измайлов Aleksandr Izmajlov

Измайлов (Александр Ефимович, 1779 - 1831) - баснописец и журналист. Происходил из дворян Владимирской губернии.
читать далее

Александр Кондратьев Aleksandr Kondratiev

Родился в семье директора Государственной типографии. Гимназическим учителем будущего поэта был И. Анненский. Окончил юридический факультет..
читать далее

Александр Кушнер Aleksandr Kushner

Для него стихи это и способ прочувствовать мысль, и инструмент для осознания чувства.
читать далее

Александр Кусиков Aleksandr Kusikov

Биографические сведения о нем крайне неполны, причем из того немногого, что он сообщал о себе в печати, далеко не все достоверно, поэт старательно..
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий