Известные люди

»

Александр Семенов

Родился в семье крестьянина. Русский. Закончил семилетку и школу фабрично-заводского ученичества. Работал на фабрике Пролетарская мануфактура. Был ремонтировщиком, далее сменным мастером. В 1932 г. поступил в Московский институт физкультуры.

В 1933 г. призван в ряды РККА. Окончил Роганскую военную школу пилотов в г. Харькове.

С 1936 г. служил младшим летчиком в 107-й истребительной эскадрилье 83-й истребительной авиабригады Белорусского военного округа.

Участвовал в национально-революционной войне в Испании с 14.12.37 по 15.08.38 гг. Боевой налет - 20 ч. Сбил 3 самолета лично и 1 в группе. Был награжден орденом Красного Знамени (14.11.38).

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Семенов: Хорошо помню осень 1937 года. Газеты заполнены сообщениями о событиях на далеком Пиренейском полуострове. О героическом сопротивлении фашизму трудового народа Испании вещает радио. На заводах и фабриках, в колхозах и воинских частях бушуют митинги солидарности с защитниками Испанской республики. В ноябре на Красной площади состоялся грандиозный парад войск.

На мою долю выпала честь представлять тут вкупе с другими летчиками истребительную авиабригаду. Из Москвы вернулся с благодарностью и немедленно же был вызван в офис командира бригады. Там оказалась комиссия по отбору добровольцев в Испанию.

Наблюдая за невозмутимыми лицами членов комиссии, я заволновался: как черт из табакерки забракуют? А собственно, по какой причине? На истребителе И-16 я налетал без малого двести часов. По стрельбам оценки хорошие и отличные. Взысканий в послужном списке не значится. Обо всем этом я написал в рапорте на имя командира бригады...

- Будем советовал вас, - сказал председатель комиссии.

И вот мы, пять летчиков-истребителей - Василий Лисин, Сергей Плясов, Иван Сухорученко, Владимир Сухорябов и я, - на борту теплохода, отплывающего из Ленинграда во Францию. Все в гражданской одежде, с необременительным дорожным скарбом.

Прощальный гудок, последние напутствия провожающих, и корабль покидает порт.

В пути познакомились с испанскими летчиками, проходившими обучение в СССР и возвращавшимися ныне на родину. Энергичные и общительные, они непочатый край рассказывали о своей стране, свободолюбивом и мужественном испанском народе.

Во французский порт Гавр мы прибыли с опозданием на немного дней: немецкие власти не пропустили корабль посредством Кильский канал. В столицу Франции нас доставили на автобусе Из Парижа выехали поездом на юг. Миновали Тулузу. Прибыли в невеликий город Порт-Бу, на побережье Средиземного моря. Здесь - недлинный пограничный досмотр, ревизия документов, и мы в Испании.

Опять - поезд. То и занятие ныряя в туннели Пиренейских гор, он одним духом домчал нас до Барселоны. И все же в пути с помощью переводчика мы успели вдоволь наговориться с пассажирами. Смуглые, черноволосые, добродушные люди, узнав, что мы из Советского Союза, проявили к нам истинно братское касательство.

Конечный пункт нашего пути - Валенсия. Туда мы добрались на легковых автомобилях. Удивительно выглядел тот самый средиземноморский городок. Неповторимый вид придавали ему купола, покрытые многоцветный майоликой. Декабрь, по нашим представлениям, - месяц жгучих морозов, а в этом месте зимы и в помине нет. Двадцатиградусная теплынь, свежая зелень деревьев и кустарников, всюду - цветы. Сады красуются апельсиновыми, мандариновыми и лимонными плодами, которые раньше нам доводилось лицезреть только на прилавках магазинов. Кстати замечу, что под густыми кронами цитрусовых мы в дальнейшем частенько располагали свои самолеты.

Кроме нашей пятерки сюда приехало ещё немного групп советских летчиков-добровольцев. Всех нас собрали сообща, и перед нами появились советник командующего ВВС республиканской Испании Е.С. Птухин, советник Комиссариата ВВС Ф.А. Агальцов, начальник группы истребительной авиации И.Т. Еременко. Они рассказали об обстановке на фронтах, познакомили со здешними особенностями боевых действий авиации.

Это было время наибольших надежд на окончательную победу над франкистами и иностранными интервентами в Испании. Вторая половинка 1937 года и в настоящий момент характеризуется историками как отрезок времени консолидации сил республики, когда явственно обнаружились симптомы постепенного преодоления раскола в рядах испанского пролетариата. Еще в августе была опубликована программа совместных действий социалистической и коммунистической партий. Широкое употребление этой программы на практике повлекло за собой укрепление союза между рабочим классом и крестьянством, достаточно эффективное позволение некоторых национально-правовых проблем, повысилась боеспособность Народной армии. От милицейской системы она пришла к регулярным частям с единым командованием. Начал функционировать Генеральный штаб, упрочился институт военных комиссаров.

Ярким свидетельством возросшей зрелости Народной армии являлся, в частности, предпринятый ею 17 декабря упреждающий потрясение на Арагонском фронте под Теруэлем, где неприятель сосредоточил до 50 тысяч джентльмен пехоты и 150 артиллерийских батарей. Штурм Теруэля, благополучно завершенный к 22 декабря, довольно убедительно показал, что Народная вооруженные силы научилась уже не только обороняться, но и надвигаться.

Заметные перемены к лучшему наблюдались и в работе военной промышленности. Стали производиться более того отечественные самолеты - по два-три каждый день. Этим, и все-таки, в отдалении не снабжалось сбалансирование сил в воздухе.

Авиация мятежников и интервентов по численности все ещё во полно раз превосходила республиканскую. Основу самолетного парка противника составляли немецкие бомбардировщики хейнкели и юнкерсы, истребители Хе-51, Ме-109, а ещё итальянские фиаты. Используя численное превосходство, вражеская авиация наносила массированные удары по наземным войскам и объектам, господствовала в испанском небе. В этих условиях от республиканских летчиков требовались, конечно, исключительное физическое натуга, стойкость и мужество.

Военно-воздушные силы республики состояли из отдельных эскадрилий - бомбардировочных, истребительных и штурмовых. В каждой эскадрилье по двенадцать - пятнадцать летчиков. На вооружении состояли главным образом советские самолеты; истребители И-16 (испанцы называли их моска, что в переводе на российский означает мушка), И-15 (чатос - курносые), бомбардировщики СБ и штурмовики ССС, Р-Зет.

Нашу группу направили в эскадрилью А.И. Гусева (нынче генерал-майор авиации, Герой Советского Союза). О Гусеве уже тогда шла слава как о решительном и опытном командире, смелом и инициативном летчике. Рослый, активный, радостный, он как-то безотложно завоевывал симпатии всех, кому доводилось с ним встречаться...

Меня назначили в звено И.А. Панфилова вместо вышедшего из строя Виктора Годунова (сегодня генерал-майор авиации). В воздушном бою он был нелегко ранен в руку, но сумел дотянуть до аэродрома и удачно изготовить посадку...

И вот мой основополагающий боевой вылет. На поручение шла вся эскадрилья. Я выполнял образ ведомого у командира звена Панфилова.

Едва мы оказались над вражеской территорией, как появилась группа итальянских фиатов. Панфилов махнул мне рукой: смотри, мол, в оба, не отрывайся от ведущего. С этого момента и до посадки я все родное внимательность сосредоточил на том, чтобы не утратить из виду командирскую машину. На прочее не хватало ни сил, ни времени.

После посадки Панфилов спросил:

- Ну, какое ощущение о бое?

- Не знаю, - сконфузился я. - Кроме хвоста вашего самолета, ничего не видел.

- Не расстраивайся. Сначала завсегда так, - успокоил меня начальник звена. - Но в последующем смотри не только за ведущим, а и за всем происходящим кругом, в особенности же - за противником.

Во втором бою я почувствовал себя немного увереннее. Однако, увлекшись атакой немецкого бомбардировщика, потерял свою группу, заблудился и не знал, что дальше работать. Спасибо товарищам: нашли меня и привели на аэропорт. Разумеется, я ожидал разгона от командира эскадрильи. Но Гусев постепенно разобрал мои ошибки и в заключение сказал:

- Запомните для начала четыре нельзя. Нельзя отрываться в бою от группы. Нельзя палить с немалый дистанции. Нельзя быть слепым. Нельзя делать спешно. Остальное подскажет навык...

На всю бытие осталось в моей памяти это наставление командира эскадрильи. Очень уж выразительно сформулировал он непременные условия победы в воздушном бою. Вылетая на любое боевое поручение, я неизменно старался жестко соблюсти четыре нельзя, и со временем это дало мне вероятность получить многие другие качества, необходимые летчику-истребителю во фронтовой обстановке.

11.01.38 г. лейтенант Семенов потерпел аварию на взлете. При разбеге разрушилось одно из колес шасси, и авиалайнер врезался в деревья. С тяжелыми травмами он попал в лазарет, в котором находился два месяца. После излечения вернулся в свою эскадрилью и ещё участвовал в воздушных боях.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Семенов: Мы приобрели в Испании новоиспеченный дорогостоящий навык, и Советское руководство позаботилось, чтобы произвольный возвратившийся оттуда сполна реализовал бы его в наших Вооруженных Силах. Многие участники испанской войны получили направление на высокие руководящие посты. Например, Я.В. Смушкевич стал заместителем начальника ВВС РККА, А.К. Серов - начальником инспекции ВВС, Ф.А. Агальцов - членом Военного совета ВВС. Е.С. Птухин и И.И. Копец возглавили ВВС военных округов, С.П. Денисов и С.А. Черных - авиационные соединения. А.И. Гусев был назначен заместителем командира авиабригады.

В целом такая практика бесспорно оправдала себя. Она открывала широкую дорогу перед молодыми, энергичными и способными людьми. Но, к сожалению, случались и промахи. Человека выдвигали на высокую командную место, а он не мог трудиться с подчиненными, не обладал элементарными навыками организатора боевой и политической подготовки. Разумеется, в этих случаях результаты были плачевными. Подобное, видимо, ожидало и меня. В Испанию я уехал рядовым летчиком, лейтенантом, а посредством семь месяцев вернулся на родину капитаном, и мне немедленно же предложили руководство эскадрильей. У меня хватило благоразумия отступиться от этого. Я попросился на пост заместителя командира эскадрильи. О меньшем тогда не могло быть и речи.

Участвовал в советско-финской войне. Был помощником командира эскадрильи 7-го истребительного авиаполка 59-й истребительной авиабригады ВВС 7-й армии Северо-Западного фронта. Совершил 75 боевых вылетов, провел 5 воздушных боев, сшиб 4 самолета. Был награжден вторым орденом Красного Знамени.

21.03.40 г. капитану Семенову Александру Федоровичу было присвоено звание Герой Советского Союза.

В 1940-41 гг. учился в ВВА им. Жуковского.

Участвовал в Великой Отечественной войне. Командовал отдельной истребительной эскадрильей. Летал на истребителе МиГ-3. В конце июля он сшиб бомбардировщик He.111, в августе - два истребителя Bf.109, а в сентябре - два тяжелых истребителя Bf.110 в одном воздушном бою.

В сентябре 1941 г. капитан Семенов был награжден третьим орденом Красного Знамени, а в октябре вторым орденом Ленина.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Семенов: В конце июля 1941 года наша эскадрилья базировалась на полевом аэродроме недалече от Гжатска. На стоянки самолетов нам подвели телефон для связи со штабом ВВС 20-й общевойсковой армии. В то время каждая общевойсковая вооруженные силы имела свою авиацию, состоявшую из смешанных соединений, отдельных полков и эскадрилий. Существовали и фронтовые ВВС...

Понятие черта фронта в июле 1941 года отличалось от сформулированного в армейских уставах. Едва ли кто решился бы тогда грубо разграничить районы боевых действий немецко-фашистских и советских наземных войск. Нередко мы, летчики, наблюдали, как на восток движется немецкая колонна, а за ней или также ей в том же направлении - советская. Бывало и так, что на фронте - затишье, а где-то во вражеском тылу идут жаркие бои. Попробуй сориентируйся в этакий обстановке, разберись, где свои, где чужие! Но ориентироваться и понимать нужно было безошибочно.

На новом аэродроме вкупе с нашей эскадрильей находилось подразделение пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Нас объединили в одну авиационную группу. Теперь я стал обретать задачи от командира этой группы, а не из штаба ВВС общевойсковой армии. Такое руководство было, конечно, больше оперативным и конкретным.

Должен отметить, что авиагруппы представляли собой временные организационные единицы. Создавались они заурядно для выполнения какой-то определенной задачи и имели разный состав. Иные включали в себя по нескольку частей и более того авиационных соединений. Особенно большую образ сыграли авиагруппы на заключительном этапе сражения за Москву.

С перебазированием под Вязьму для нашей эскадрильи началась жаркая фронтовая пора. Вылетать приходилось по пять-шесть раз в день. Задачи решали разнообразные: прикрывали наземные войска, сопровождали бомбардировщиков, вели разведку. Почти любой вылет заканчивался напряженным воздушным боем. И как правило - с превосходящими силами противника...

Базирование на одном аэродроме с подразделениями Пе-2 в известной степени помогало преодолевать эту тяжесть. Мы зачастую обсуждали вкупе вопросы взаимодействия, предъявляли товарищ к другу претензии и сообща вырабатывали наиболее целесообразные решения.

Как-то наша эскадрилья сопровождала девятку Пе-2, которой предстояло причинить потрясение по скоплению немецких войск западнее Ярцева. При подходе к линии фронта я заметил группу хейнкелей. Она шла встречным курсом, существенно ниже нас и без прикрытия истребителей. Заманчивая мишень! Решение созрело мгновенно: одним звеном штурмовать противника и принудить его завернуть обратно. Подав знак ведомым, я перевел свой авиалайнер в пикирование. С первой же атаки мы сшибли ведущий хейнкель. Остальные стали разворачиваться и беспорядочно кидать бомбы. В таких вот случаях, когда враг растерялся от внезапного удара, его нужно ударять да ударять. Однако я подавил в себе это охота. Подумалось: а как гром среди ясного неба вот так же обрушатся на наших бомбардировщиков вражеские истребители? Мы развернулись и бросились догонять своих. Догнали вовремя: четверка мессершмиттов уже приближалась к петляковым, но, увидев нашу группу, не решилась на атаку.

Сбросив бомбы, петляковы попали в зону огня вражеских зениток и по одному стали покидать от цели. Как же их прикрывать? Дробить звенья? Или держаться замыкающих самолетов? Откровенно говоря, мы не знали, что лучше. Остановились на втором варианте. Пришлось плестись в хвосте цепочки Пе-2, растянувшейся на немного километров. Хорошо, что четверка мессершмиттов не пыталась штурмовать их и к ней не подошла подмога.

Этот общий вылет вызвал навалом разговоров и сетований. Бомберы обвиняли нас в том, что мы их худо прикрывали. И были правы: перед нанесением бомбового удара одно звено истребителей на некоторое время покинуло их, а на обратном пути получилось ещё хуже - прикрытие по сути дела отсутствовало. У нас также имелся свой счет к соседям. Мы сильно возмущались тем, что после этого бомбежки они возвращались на аэропорт не группой, а по одному. Но по иному, пожалуй, и быть не могло.

В то время только закладывались основы боевого использования и взаимодействия родов авиации, все больше и больше оснащаемой новыми самолетами. Процесс развития и формирования взглядов по применению различных типов самолетов происходил в тяжелейшей обстановке 1941 года, и некоторые более того большие командиры и начальники допускали серьезные ошибки, неоправданные потери.

В этой же связи хотелось бы привести прочий специфический момент. Командир одной из авиационных дивизий, в оперативном подчинении которого находилась тогда наша эскадрилья, ставя задачу на сопровождение бомбардировщиков, сказал:

- Вы прикрываете их только до цели. Затем, когда они отбомбятся, остаетесь и штурмуете войска противника.

- А кто вместо нас будет прикрывать пешки? - спросил я.

- Скоростные бомбардировщики не нужно прикрывать, когда они идут без бомб и в плотном строю. Там на каждом свой стрелок имеется, - твердо заявил начальник.

- Но оттого что мессершмитты превосходят их в скорости и имеют больше мощное вооружение, - пытался противоречить я. - Как только мы оторвемся, они набросятся на Пе-2 и пожгут их.

- В дивизии опытные летчики, они этого не допустят...

Что ж, команда есть распоряжение. Мы довели бомбардировщиков до цели и, когда те отбомбились, сами начали штурмовку вражеских войск. Вижу, группа немецких истребителей пошла на сближение с нашими Пе-2. Что работать? Продолжать осуществлять команда или постараться подсобить боевым друзьям? Несколько секунд раздумья, и я грубо разворачиваюсь, включаю форсаж. По моему знаку все остальные истребители повторяют тот же маневр.

Тем временем петляковы, заметив погоню противника, увеличили прыть. Но мессершмитты продолжали сближаться. Они догнали бомбардировщик, замыкавший колонну, и подожгли его. Затем пошли в атаку на прочий авиалайнер.

Мы выжимаем из наших моторов все, что разрешено. Хотя дистанция для прицельной стрельбы и великовата, я все же нажал на гашетки. Пулеметные трассы, конечно, прошли мимо. Но немцы почувствовали угроза с тыла и стали отворачивать...

За счет больше энергичного разворота нам удается сблизиться с тем из них, тот, что слегка не сшиб второй свойский Пе-2. Преследование его идет уже на бреющем полете. Улучив миг, когда враг должен был увеличить высоту, чтобы перескочить оказавшийся перед ним лесной массив, прицеливаюсь и даю длинную очередность из всех пяти крупнокалиберных пулеметов. Мотор вражеского самолета задымил, его прыть броско уменьшилась. Подхожу впритирку к мессершмитту. Еще одна хорошая прицельная очередность, и он камнем врезается в землю. А мы с ведомым спешим на ближний аэровокзал, так как бензин остался только в верхних баках и хватит его не больше как на десять - двенадцать минут полета...

Одной из причин всякого рода ошибок, больших или меньших просчетов при постановке боевых задач авиационным подразделениям являлось подчас то, что в первые месяцы войны иные командиры дивизий и более того полков сами без малого не летали на боевые задания. Следовательно, они имели сильно общие представления о воздушной обстановке, о противнике, его тактике и авиационной технике. Сказывалось и отсутствие практического опыта по организации взаимодействия между бомбардировщиками и штурмовиками, с одной стороны, и истребителями - с иной. Иной раз бомбардировщики приходили в район базирования истребителей, когда те ещё не получили приказа на сопровождение. Покружив над аэродромом и не дождавшись прикрытия, они следовали на мишень одни. А в результате - лишние потери...

В августе 1941 года на нашем направлении активность немецкой авиации немаловажно возросла. Вместе с тем неприятель применил одно тактическое новшество: в район предполагаемых действий своих бомбардировщиков он стал загодя высылать сильные группы истребителей. В задачу последних входило - расчистить воздух от нашей авиации и тем самым снабдить наибольший фарт бомбового удара. Прием тот самый мы разгадали скоро, но нам не стало от этого легче: немцы по-прежнему господствовали в воздухе.

Однажды с пятеркой МиГ-3 я вылетел на прикрытие наземных войск в районе Ельни. Патрулируя вдоль линии фронта, чутко наблюдаем за воздухом. Нам ладно было известно, что немецкие бомбардировщики уже неоднократно бомбили тот самый район и нанесли нашим наземным войскам достаточно ощутимый ущерб. Требовалось свершить все возможное, чтобы не предположить сюда заново вражескую авиацию.

Время нашего дежурства подходило уже к концу, когда мои ведомые Долгушин и Макаров как снег на голову начали энергично покачивать крыльями. Я взглянул налево, после этого направо. С обеих сторон приближалось по четверке мессершмиттов. А что делается позади? Поглядел туда и обнаружил ещё пять точек. Значит, супротив нас чертова дюжина. Трудновато придется!

Оглядел свою группу. Самолеты побалтывает. Одни вырываются вперед, другие отстают. Все ясно: летчики нервничают, ждут решения командира. А я думаю, ищу выход из создавшегося положения. Можно, конечно, попробовать проскочить между двумя четверками. А что следом? Мессеры догонят, и тогда придется новости махач в совершенно невыгодных условиях. Нет, это не подходит. Что же тогда предпринять? И зачем немцы не торопятся с атакой? Почему оставляют за нами некоторое превосходство в высоте? Может быть, ждут подкрепления?

Но нам поджидать некого и некогда. Горючего в баках вовсе самое малое. Решаю штурмовать всей группой правую четверку мессершмиттов, а следом оставить вверх и садануть вторично по прочий четверке.

Резко разворачиваемся и устремляемся в атаку. Первая пара правой немецкой четверки, заметив свой маневр, прибавила прыть и проскочила под нами. Вторая замешкалась, и мы в упор открыли пламень по ней. Ведущий мессершмитт зажегся и, перевернувшись, пошел к земле. Его ведомый попытался ускользнуть, но Долгушин меткой очередью сшиб и его.

Разделавшись с этой парой, мы энергично набрали высоту и обрушились на левую четверку. Та также поспешила уйти в сторону. Воспользовавшись этим, мы вырвались из окружения и взяли вектор движения на свой аэропорт. Посадку произвели без малого с пустыми баками.

С трудом вылезли из кабин. Лица у всех осунулись, едва держимся на ногах. Но это не убавляет нашей радости. Такой махач провели и вышли из него победителями! Почти трехкратное превосходство было у немцев, а они потеряли два самолета, у нас же потерь нет. В этом бою мы, пожалуй, впервой по-настоящему оценили мощь новых истребителей, почувствовали уверенность в том, что можем с успехом ударять врага. Кто пережил 1941 год, знает, как полно тогда значило такое.

Но вдалеке не все воздушные бои заканчивались настолько счастливо. Случалось и нам нести серьезные потери. Мы ещё не научились до дна применять боевые возможности своих машин. Некогда было. Готовясь к боям, чуть-чуть успели освоить только технику пилотирования скоростных истребителей, но ни чуточки не их боевое употребление, в первую очередность - искусство ведения огня. Это приобреталось уже в ходе ожесточенных схваток с противником, часто превосходившим нас и численно, и качественно. Отсюда и потери - оправданные и неоправданные...

К сентябрю 1941 года в нашей эскадрилье осталось только немного летчиков. Нам приказали перелететь на аэровокзал, располагавшийся между Великими Луками и Ржевом. Здесь эскадрилья пополнилась новыми людьми и материальной частью, а далее влилась в состав 180-го истребительного авиационного полка

Полк состоял из трех эскадрилий: две были вооружены новыми истребителями МиГ-3, одна - устаревшими И-16. Разношерстный самолетный парк осложнял боевую дело полка. Особенно нелегко было организовывать взаимодействие. Если самолеты МиГ-3 полностью позволяли новости наступательную борьбу с немецкими истребителями, то на И-16 летчики, как правило, вынуждены были перескакивать к обороне.

Полк чаще всего использовался тогда для сопровождения бомбардировщиков, наносивших удары по немецким войскам. Обычно мы взаимодействовали со 150-м бомбардировочным полком, входившим совместно с нами в состав 46-й смешанной авиационной дивизии... Полком командовал майор Иван Семенович Полбин - мужчина с железной выдержкой, бесповоротный и инициативный. На трудные боевые задания он неизменно сам водил группы бомбардировщиков...

Над аэродромом взвилось немного зеленых ракет. Это была команда на свежий немедленный взлет. Я развернул свою машину, прибавил обороты и начал разбег... Взлетев, сделали круг над аэродромом. Смотрим: поблизости от нас самолеты противника атакуют ложный аэровокзал. Мелькнуло предположение - если немцы поймут свою ошибку, то безотлагательно же направятся сюда. Значит, нужно подготовиться к встрече. Набираем высоту и прижимаемся к облакам.

Предположение оправдалось: возле тридцати Мессершмиттов-110 взяли вектор движения на свойский аэровокзал. Мы всей шестеркой бросились на них сверху и с первой же атаки сшибли двух. Остальные разделились на две группы, и одна из них ринулась супротив нас, а другая изготовилась к штурмовке аэродрома.

Завязался нелегкий воздушный махач. Мы энергично маневрировали, не позволяя немцам пустить в расход самолеты, задержавшиеся на заправке горючим. На какое-то время нам удалось оттянуть потрясение на себя. Чтобы беспрепятственно бомбить аэровокзал, недруг решил поначалу разделаться с нашей шестеркой. Обстановка в воздухе ещё больше обострилась.

Вот двум мессершмиттам удалось заскочить в хвостище самолету капитана Ю.А. Антипова и поджечь его. Тот стал вылезать из боя. Немцы - за ним, пытаясь добить. Я бросился на поддержка товарищу и с короткой дистанции расстрелял увлекшегося преследованием фашиста. Из-за резкого маневра мой ведомый отстал, и я оказался единственный в окружении нескольких мессершмиттов. Они наседают, поочередно ведя пламень. Скорость у меня мала, отстать от фашистов нелегко. Что же действовать? Остается одно - лобовая штурмовая вылазка.

Я направляю свой авиалайнер на ближайшего мессершмитта. Ведем жар товарищ по другу, но безрезультатно. Еще немного секунд, и самолеты столкнутся. Вот уже отчетливо виден вражеский пилот. Что ж, - проносится в сознании, - выход не из блестящих, а другого нет. Отступать нельзя.

В финальный миг германец не выдерживает и отваливает в сторону.

Оторвавшись от мессершмиттов, я заложил основательный крен и взглянул на аэропорт. С него уже взлетали ещё немного самолетов. Теперь боевые друзья спешили на содействие мне. Но в тот самый миг мой миг содрогнулся от сильного удара. Настолько сильного, что ручка управления выскользнула из рук. Мне едва удалось выровнять авиалайнер. На правой плоскости зияла огромная прореха - туда угодил вражеский снаряд.

Под прикрытием товарищей я с трудом произвел посадку. Самолет мой уже никуда не годился. Он получил столь повреждений, что более того не подлежал ремонту. Механики и мотористы разобрали его на запчасти.

Противнику пришлось не слаще. В этом бою наша шестерка сшибла шесть мессершмиттов: по одному - Долгушин и Боровой, по два - Антипов и я.

Антипов, будучи раненным, также сумел усадить свой поврежденный авиалайнер. Летчика немедленно же отправили на По-2 в калининский госпиталь

К концу сентября погода ухудшилась. Небо заволокли тучи, через которые только редко прорывались солнечные лучи. Зачастил дождик - ледяной, надоедливый. Дороги превратились в глинистое месиво, раскисли грунтовые полосы аэродромов. Активность авиации - нашей и немецкой - снизилась.

Вынужденную паузу в боевых действиях руководство полка использовало для пополнения самолетного парка и больше основательного ремонта машин, побывавших в боях. Да и людям требовался роздых - летчики, техники, механики и мотористы нимало измотались...

2 октября 1941 года позже сильной авиационной подготовки немецко-фашистская группа армий Центр основными своими силами обрушилась супротив войск нашего Западного фронта. Двумя днями раньше сильно здоровый потрясение был нанесен кроме того по правому флангу соседнего Брянского фронта. Началось генеральное атакование противника на Москву.

Наш полк в спешном порядке перебазировался ближе к Ржеву. Возобновились боевые вылеты на прикрытие наземных частей, на штурмовку вражеских колонн, прорвавшихся в районе Холм-Жарковский, а ещё на отображение ударов немецкой авиации по Ржеву. Воздушная ситуация, как, хотя вообще-то, и наземная, была только напряженной...

К вечеру 10 октября положение под Ржевом стало критическим... Ночью мы перетащили все исправные самолеты на северо-восточную окраину летного поля и, как могли, замаскировали. Людей разместили по отрытым в этом месте же щелям. Всех предупредили о необходимости соблюдать строжайшую светомаскировку. Движение машин и людей по аэродрому днем было запрещено.

С рассветом начали боевые вылеты. Взлетать приходилось под огнем противника. С противоположного берега Волги наши самолеты подвергались обстрелу более того из пулеметов и винтовок. Но рвавшегося к столице врага нужно было ударять в любых условиях

Утром 13 октября я полетел в паре с капитаном Хлусовичем на разведку противника. В районе Зубцова по не взорванному волжскому мосту плотно шли немецкие войска. Часть из них направлялась на Старицу, другие входили с востока в Ржев. Таким образом, свойский полк оказался без малого в полном окружении. Оставался только маленький коридор на северо-западе. Мы поспешили возвратиться на аэровокзал. Он уже обстреливался из минометов.

- Надо сразу улетать, - доложили мы командиру полка. - Технический состав выйдет из окружения по лесам

Для посадки самолетов облюбовали площадку на окраине Калинина.

Первой взлетела наша эскадрилья. Вскоре показалась Старица, охваченная пожарами. Над городом кружили немного юнкерсов. Заметив нас, они поспешили ретироваться. Однако одного мы все же настигли и сшибли. Затем загнали в землю повстречавшегося хеншеля. Но ввязываться в продолжительный махач избегали: эскадрилье предстояло закрыть посадку остальных подразделений полка.

Вот и Калинин. Знакомый пригород в дыму и пламени. Центр города также охвачен пожарами. По улицам движутся группы людей... Внутри у меня все похолодело, когда я подумал, что где-то в этих толпах, надо полагать, находится моя матушка - ткачиха с фабрики Пролетарская мануфактура. Пожалуй, ни в жизнь - ни раньше, ни позже - не чувствовал я этакий неукротимой ненависти к фашистам...

Выполняем над городом единственный круг, второй, ожидая подхода других подразделений полка. Отсюда недурственно просматривается площадка, на которую мы предполагали присесть. Вприятель вижу над вагоностроительным заводом трех юнкерсов. Предупредив ведомых, включаю форсаж и на большущий скорости атакую ближний бомбардировщик. С короткой дистанции открываю жар из всех пулеметов, и юнкерс валится на землю...

Горючего в баках оставалась самая немножко. Посадку произвели в районе Клина

А технический состав вкупе с батальоном аэродромного обслуживания выходил из окружения посредством Торжок, Лихославль, огибая с востока уже занятый противником Калинин. Двигались по бездорожью, подвергались бомбежкам с воздуха и обстрелам с земли. Автомашины с различным имуществом пришлось кинуть...

Утром 14 октября мы улетели из Клина на свежеиспеченный полевой аэропорт. А ещё сутки через меня вызвал начальник дивизии

- Думаем определить вас командиром полка... Как смотрите на это?

Такое предложение меня удивило. Я считал, что самым закономерным было бы поставить заместителя командира полка Хлусовича, а не командира эскадрильи. К тому же Хлусович - мой начальный начальник звена. Я давнехонько привык чувствовать его старшинство. А в настоящее время как гром среди ясного неба он должен перейти в мое подчинение...

Доложив обо всем этом командиру дивизии, я отказался от предложенной должности

- Прав, пожалуй, Семенов, - поддержал меня комиссар дивизии. И, подумав, предложил: - А что, если Хлусовича определить командиром полка, а Семенова его заместителем?

Так и был решен вопросительный мотив о руководстве полком. Впоследствии существование подтвердила правильность этого решения...

В конце декабря 1941 года мне вновь предложили место командира истребительного полка. Я не хотел расставаться с моими боевыми товарищами, начал отнекиваться. Сослался на то, что заместителем командира части работаю недавно, основательного командирского опыта ещё не приобрел, а тут неизвестный полк, новые люди...

- Тогда вот что, - сурово сказал руководитель отдела кадров, - поедете на курсы командиров полков.

Против этого я пытался выставить ещё какие-то аргументы, но безуспешно. Так или по-другому, а со 180-м истребительным полком, уже ставшим для меня родным, пришлось расстаться.

После окончания Высших офицерских курсов в мае 1942 г. майор Семенов служил в отделе истребительной авиации Главной летной инспекции ВВС Красной Армии.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Семенов: Май 1942 года... Позади четыре месяца учебы на курсах усовершенствования командного состава. Вчера сообщили о назначении заместителем командира авиационной дивизии на Западный фронт. Осталась небольшая формальность: обрести в отделе кадров соответствующие документы

Неожиданно меня окликнули:

- Семенов, подожди.

Обернувшись, я увидел выходившего из легковой машины полковника А.С. Шацкого - начальника отдела кадров ВВС

- В инспекции ВВС не хочешь действовать? - спросил Шацкий. - Такие, как ты, крайне нужны там...

А на следующий день мне сообщили, что свой давний директива командующий ВВС отменил и я уже назначен в инспекцию. Не сказал бы, что эта новость обрадовала меня. Каждый, кто свыкся с работой в войсках, переход на штабную пост воспринимает с предубежденностью. Я не являлся исключением: мне тогда также казалось, что действовать в штабе, да ещё в таком большом, - значит обложиться бумагами, строчить разные отчеты, докладные, а живое занятие - прощай!

Будто угадав мои мысли, Шацкий сказал:

- В Москве засиживаться не придется. Инспекторы без малого все время будут находиться в частях. Они должны обучать летчиков биться.

От этого разъяснения расположение у меня немного поднялось. К тому же я был убежден, что моя работа в инспекции - явление временное, до срока или поздненько мне все же удастся возвратиться на командную работу. И тогда-то, пожалуй, более того сгодится все то, что я приобрету в этом месте, общаясь с авиационными руководителями различных должностных категорий, разных школ и многообразного опыта.

Вскоре мне довелось повстречаться лично с командующим ВВС генерал-лейтенантом авиации А.А. Новиковым. Он проводил в инспекции совещание о новых ее задачах, вытекавших из больших организационных изменений в Военно-Воздушных Силах. У нас тогда начали создаваться воздушные армии, отдельные авиационные корпуса резерва Ставки Верховного Главнокомандования, формировалось страсть сколько новых авиационных полков. Руководящий состав этих объединений, соединений и частей, вестимо, нуждался в помощи, и оказать ее должны были в свое время всего мы, инспекторы. Разумеется, с нас не снимались и обязанности контроля за выполнением в войсках директив, приказов, распоряжений Наркома обороны и командования ВВС.

После совещания А.А. Новиков задержал меня. Оказывается, начальство отдела кадров доложил ему о недавнем нашем разговоре.

- Значит, не по душе работа в инспекции? - спросил, улыбаясь, командующий.

Я в открытую признался, что особенностей этой службы в то время как не постиг, а вот службу в полку или дивизии знаю и люблю... Беседа была достаточно продолжительной, и я в конце концов понял, что направление меня в инспекцию ВВС чуть ли являлось случайностью, стечением каких-то обстоятельств. Сюда подбирали как раз тех, кто имел достаточный боевой навык. Многих отзывали прямо с командных должностей,

В то время инспекция ВВС состояла из нескольких отделов. Каждый отдел занимался определенным родом авиации, и был ещё единственный - оперативно-тактический. Мне предстояло вкалывать в отделе истребительной авиации, тот, что возглавлялся подполковником М.Н. Якушиным... Ему были присущи виртуозное летное мастерство и удивительная настойчивость в любом деле - большом или малом.

В подчинении М.Н. Якушина помимо меня находилось ещё восемь летчиков-инспекторов: Герои Советского Союза Н.С. Герасимов, П.Т. Коробков, И.Ф. Голубин, орденоносцы Н.И. Власов, Ф.М. Пруцков, Е.С. Антонов, С.А. Горелик, М.С. Сапронов. Мы получили широкие полномочия. В моем тогдашнем инспекторском удостоверении было написано: Командирам частей, соединений и начальникам служб реализовывать все требования и указания майора Семенова А.Ф..

Понятно, что таковый протокол налагал на владельца и особую ответственность за свои решения и действия...

Первые дни работы в инспекции я всецело посвятил повторному изучению техники. Но дней-то этих оказалось не так уж много.

Так же читайте биографии известных людей:

Александр Сенаторов Aleksandr Senatorov

Александр Сенаторов - Герой Советского Союза, советский лётчик и военачальник. Родился 8 октября 1912 года.Летом 1942 года Александр Сенаторов..
читать далее →

Александр Симоненко Aleksandr Simonenko

Автоматчик 91-го отдельного мотоциклетного батальона 19-го танкового корпуса 4-го Украинского фронта, рядовой, Герой Советского Союза.
читать далее →

Александр Силантьев Aleksandr Silantev

Герой Советского Союза (17.12.41). Награжден двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени..
читать далее →

Александр Соломатин Aleksandr Solomatin

За личное мужество и героизм, проявленные при ликвидации бандформирований, лейтенанту Соломатину Александру Викторовичу посмертно было присвоено..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий