Известные люди

»

Александр Силантьев

Родился в семье рабочего. Русский. Окончил семилетку.

С 1934 г. работал слесарем на заводе Металлист в Свердловске.

Вспоминает маршал авиации Силантьев: Авиация была модой тридцатых годов, а летчики для нас, мальчишек, - кумирами. Я также благоговел перед людьми эдакий романтической профессии, но более того и в мыслях не допускал, что когда-нибудь сам буду летать. Все решил эпизод. В конце лета тридцать четвертого года в нашем сборочном цехе появился пилот с тремя рубиновыми квадратиками в петлицах. Это был агент аэроклуба, и пришел он агитировать ребят записываться в планерную школу. Желающих оказалось полно. Записался и я, но скорее не из-за большого желания сделаться профессиональным авиатором, а в силу того что, что все записывались. Потом многие отсеялись, а я остался. Без отрыва от производства закончил школу, стал инструктором-планеристом. Профессия авиатора увлекла меня. Одновременно осваивал авиалайнер. Но в настоящее время меня стала привлекать военная авиация, где, как мы тогда говорили, не возбраняется полетать на настоящих самолетах.

С сентября 1935 г. работал инструктором-планеристом на Первоуральской планерной станции, с апреля 1937 г. - инструктором-летчиком Свердловского аэроклуба.

В РККА с 1938 г. В 1940 г. окончил Сталинградское военно-авиационное училище летчиков.

С июня 1940 г. служил в 153-иап.

Участвовал в Великой Отечественной войне. Был командиром звена 153-го иап. К началу войны полк имел на вооружении 66 самолетов И-153 (в том числе 7 неисправных), а ещё 45 МиГ-3, ещё не освоенных летчиками.

Вспоминает маршал авиации Силантьев: Ранним утром двадцать второго июня свой полк принял боевое крещение, и я также. На второй день войны при отражении налета вражеской авиации на Минск мне удалось сшибить юнкерс. Но и моя чайка - авиалайнер И-153 - была подбита. За полтора месяца я совершил возле пятидесяти боевых вылетов. Сражался с мессершмиттами и юнкерсами, штурмовал вражеские танки и пехоту.

С августа 1941 г. он служил в 160-м иап.

Маршал авиации Силантьев вспоминает: После переформирования и получения новых истребителей ЛаГГ-3 полк вернулся на фронт, но уже под Ленинград. Только прилетели - и немедленно в махач. Летали с рассвета до темноты. Прикрывали штурмовики, наносившие удары по гитлеровцам вдоль Невы, ходили с бомбардировщиками, которые бомбили места сосредоточения вражеских войск, их коммуникации, аэродромы

В первой половине сентября сорок первого года эскадрилью на рассвете подняли по тревоге и приказали перелететь на смежный аэровокзал. С нами отправились начальник и штурман полка. Через 30 мин затем приземления вблизи от нас сел Дуглас. Из него вышла группа военных, в основном генералы. Один из них, не очень высокий, литой, в коричневом кожаном пальтецо, показался мне знакомым. Внимательно вглядевшись, я узнал в генерале Георгия Константиновича Жукова, которого как-то видел на фотографии. К нам подошел начальник авиагруппы в сопровождении командира полка и предельно отчетливо сформулировал задачу: Этот Дуглас поведете в Ленинград. Потеряете его - назад не возвращайтесь. Сказано было жестко, но мы и без того что надо поняли всю ответственность задания.

Вылетели двумя группами. Первая, в которой находился и я, состояла из двух звеньев - спереди и сверху Дугласа. Возглавлял ее видавший виды боевой пилот штурман полка капитан Панюков. Вторая в количестве одного звена под руководством комиссара эскадрильи Николая Киянченко прямо прикрывала сопровождаемый авиалайнер. На всем пути к Ладожскому озеру было пасмурно, накрапывал дождик. Но над озером погода оказалась безоблачной. Дуглас перешел на бреющий полет, чтобы не притянуть к себе внимательность непрерывно шнырявших в этом районе вражеских истребителей. Минут посредством пять полета над Ладогой с северо-запада на встречно-пересекающихся курсах появилась четверка мессершмиттов, а за нею - другая. Наша группа с ходу их атаковала, стремясь оттянуть как позволительно дальше от Дугласа. Замысел удался. Постепенно махач переместился к Карельскому перешейку. В районе мыса Кюля мне удалось сшибить единственный мессершмитт. А всего неприятель потерял в этом бою два истребителя. Вторая группа, отбивая непрерывные атаки мессершмиттов, довела транспортный авиалайнер до Комендантского аэродрома, расположенного в черте Ленинграда.

Выполнив поручение, мы вернулись на свой аэровокзал. И только тогда начальник полка сообщил нам, что Георгий Константинович летел принимать руководство Ленинградским фронтом.

В конце октябре 1941 г. младшему лейтенанту Силантьеву было присвоено внеочередное воинское звание старшой лейтенант.

Маршал авиации Силантьев вспоминает: Запомнился ещё единственный воздушный мордобой, - продолжает маршал. Примерно во второй половине октября в ленинградскую зону, где шли ожесточенные бои, зачастили многоцелевые самолеты-истребители Мессершмитты-110, наши старые знакомые по Западному фронту. Они доставляли несть числа хлопот. Стодесятые, как их называли, казалось, успевали куда ни кинь и колонны штурмовать, и делать налеты на аэродромы, и новости воздушные бои. По всему было видно, что на этих двухместных истребителях сидят опытные пилоты. Действовали они тактически грамотно и активно. Я бы более того сказал, нахально, что было характерно для фашистских летчиков в начальный отрезок времени войны. Сравнительно легкие победы над нашими летчиками, имевшими на вооружении в то время в основном самолеты устаревших конструкций (И-15, И-16, СБ), питали их тщеславную самоуверенность.

Мы искали удобного случая рассчитаться со стодесятыми, хотя в общем-то произвести это было окончательно не нетрудно, более того на новых самолетах ЛаГГ-3. И вот один раз получаем приказ: закрыть с воздуха участок дороги в районе Мга - Синявино. Видимо, там к фронту подходила какая-то наша количество. Прилетели в район, выдвинулись за линию фронта на пятнадцать - двадцать километров. Патрулируем. Погода не крайне благоприятная. На высоте тысяча метров сплошная облачность, но слой ее мелкий, порядка ста метров. Наш начальник Новиков поделил эскадрилью на две группы: одну направил за облака, а сам со второй группой остался ниже. Я находился в первой группе.

Только мы пробили верхний слой облачности, как практически под носом увидели идущих плотным строем девять стодесятых. Атака! - прозвучала в наушниках шлемофона команда старшего группы лейтенанта Данилы Захарченко. Мы на практике без подготовки, используя не столь выгодную позицик, сколь внезапность, открыли пламень. Представляете, каким мощным он был, если всякий из самолетов в то же время стрелял из всех видов находящегося на нем оружия? Это был шквал огня! Застигнутый врасплох неприятель был деморализован. Один из стодесятых загорелся. Мессеры бросились в разные стороны, на ходу освобождаясь от бомбового груза. Некоторые из них поспешили вниз, в облака, но, выскочив из тонкой серой пелены, оказались под огнем группы Новикова...

И погоняли же мы тогда стодесятых! Вывести из строя пять машин из девяти, - не так уж часты такие победы. До этого случая мы при встречах со стодесятыми осторожничали, а в настоящий момент убедились, что чернопузых не возбраняется ударять, и достаточно удачно. Короче говоря, спесь с мессершмиттов соскочила, и в настоящее время они стали побаиваться нас.

В последние дни октября, прикрывая войска в районе Ситомля-Тихвин, старшой лейтенант Силантьев сшиб два бомбардировщика Ju.88. Кроме того, в течение недели его звено уничтожило 8 зенитных установок и 18 автомашин.

В ноябре 1941 г. он был назначен командиром эскадрильи.

Вспоминает маршал авиации Силантьев: В первые месяцы войны, меня вечно преследовали неудачи. А вот в боях за Ленинград мне все чаще стал сопутствовать счастливый момент. Конечно, сыграло свою образ время: поднакопился навык. Да и новые машины ЛаГГ-3, поступившие в полк на вооружение, были лучше истребителя И-153, на котором я начинал войну в Белоруссии.

В сражении за Тихвин в особенности ожесточенные бои развернулись за ж-д вокзал. Это был шибко значимый предмет, ибо сюда из Будогощи вели железная и шоссейная дороги, по которым снабжалась немецкая группировка. Нашим атакующим частям до вокзала было уже рукой вручить, но каждый раз, как только пехота поднималась в атаку, ее прижимал к голому снежному полю дюжий вражеский пламень.

Мы тогда стояли на аэродроме рядом с линией фронта. Помню, приехал к нам начальник авиагруппы полковник Холзаков. Приказал соорудить полк. Построили. Он подходит к моей эскадрилье и спрашивает: Лететь разрешается? А облака тогда опустились без малого до самой земли. Я молчу. Молчит и начальник полка. Холзаков - пилот и превосходно понимает, как и кому позволительно летать в такую погоду. Ясно, что вопросительный мотив он задал чисто риторический.

Сделав паузу, начальник авиагруппы обрисовал обстановку у вокзала, сказал, что без помощи авиации схватить вокзал нелегко, и ещё раз повторил вопросительный мотив. Тогда я ответил, что лететь позволительно, но не всем. Почему? - поинтересовался Холзаков. Не произвольный пилот к этому подготовлен. - А вы сможете? - Да.- Кто ещё может? Отозвался комиссар эскадрильи Киянченко. Вот и вылетайте вдвоем, приказал Холзаков.

Почти в сплошном тумане тяжело сыскать и сразить мишень, но ослабить пламень противника, отвлечь его на себя позволительно. Около часа мы находились над целью, совершили по шесть заходов: штурмовали, стреляли, гудели... Воздействие, очевидно, производили скорее психологическое. Гитлеровцы прятались, пламень ослабевал. А это и нужно было нашей пехоте. Потом нам сказали, что аккурат в единственный из таких моментов бойцы поднялись в атаку и овладели вокзалом. Мы в какой-то мере способствовали успеху. Все это произошло на глазах у генерала Мерецкова, командовавшего нашими войсками в боях за Тихвин, и он приподнято оценил действия летчиков.

Утром 8 декабря я вылетел в паре со своим заместителем лейтенантом Михаилом Удаевым на разведку. Когда появились над дорогой Тихвин Будогощь, то увидели картину, которая поразила нас. На Будогощь сплошным потоком в два ряда двигались танки, артиллерия, автомашины, пехота. Представляете наше состояние видать, как немцы отступают! Это оттого что сорок основополагающий год! Помню, когда мы вернулись и доложили начальнику штаба полка о результатах разведки, то он не тотчас поверил.

К декабрю 1941 г. заместитель комэска 160-го иап 3-й резервной авиагруппы старшой лейтенант Силантьев совершил 203 боевых вылета, участвовал в 20 штурмовках, провел 23 воздушных боя, лично сшиб 7 самолетов противника.

17.12.41 г. старшему лейтенанту Силантьеву Александру Петровичу было присвоено звание Герой Советского Союза.

Вспоминает маршал авиации Силантьев: Группу летчиков полка потом освобождения Тихвина отправили за самолетами в тыл. На станции Череповец мы делали пересадку. Вот там из газет я и узнал о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Друзья бросились поздравлять меня, а я их. В списке награжденных значились фамилии семнадцати однополчан. Откровенно говоря, такая высокая награда оказалась для меня неожиданной.

Член ВКП(б) с 1942 г.

С марта 1942 г. 160-й иап действовал в составе 1-й ударной авиагруппы на Волховском фронте.

Вспоминает маршал авиации Силантьев: В единственный из мартовских дней фашисты сшибли на подходе к нашему аэродрому летчика 1-й эскадрильи лейтенанта Селезнева, следовавшего замыкающим в группе, возвращавшейся с боевого задания.

Не разбирая всех причин безнаказанных действий фашистских истребителей в районе нашего базирования, все же укажу на две из них. К первой относится отсутствие радиосредств для оперативного управления дежурными подразделениями истребительных авиаполков на земле и в воздухе. Были такие периоды, когда не любой полк и не всякий аэровокзал обеспечивался радиостанцией для управления самолетами в воздушной радиосети...

Суть второй причины - недостаточная компетентность командования и штабов, руководивших боевыми действиями авиачастей. Дело в том, что тогда наши командиры и начальники также только ещё учились сражаться, начинали эту учебу также с азов, а горький навык подтвердил довольно полное постижение противником наших свежих, как казалось, тактических ходов при обеспечении боевых действий штурмовиков. Для исключения скрытого прохода наших групп к позициям фашистских войск немецкое руководство стало насыщать воздушное пространство большим количеством отдельных мелких групп истребителей - заурядно пар, непрерывно шнырявших над районом боевых действий 2-й ударной армии и 13-го кавалерийского корпуса. Как только единственный из таких патрулей обнаруживал наши самолеты, он давал знак, и к указанному району подводились другие, рядом барражирующие группы. Буквально за немного минут из отдельных пар немцы составляли значительный кулак и начинали штурмовать нас, стремясь в первую очередность изолировать истребители сопровождения. И нужно произнести, что им зачастую это удавалось. Наши ударные группы истребителей прикрытия, обеспечивавшие штурмовики на подступах к общему боевому порядку, имели ограниченный состав - нечасто больше звена, в силу того что относительно несложно сковывались немецкими истребителями.

Иной раз случалось более того так, что первая же пара немцев, обнаружив наши самолеты, если она имела выгодную позицию, не дожидаясь подхода других своих сил, начинала атаки и, имея превосходство в скорости и высоте, зачастую отсекала ударную группу от прикрываемых штурмовиков. Подошедшие на вызов дополнительные силы немецких истребителей начинали ту же процедуру с группой наших истребителей непосредственного прикрытия, а далее добирались и до штурмовиков.

Примерно по такому сценарию разыгрался махач в первой половине марта между группой нашего полка, сопровождавшей штурмовики, и немецкими истребителями. Эскадрилья штурмовиков в составе семи Ил-2 под прикрытием восьми ЛаГГ-3, возглавляемых мной, следовала в район Померанья для нанесения удара по мотопехотной колонне немцев, следовавшей по дороге от Любани на Чудово. При подходе к железной дороге Будогощь-Кириши, грубо в 30 километрах от линии фронта, над нашей территорией мы были обнаружены парой немецких истребителей, по-видимому участвовавшей в блокировании передовых аэродромов. Противник носился над нами на большущий скорости, сам атак не предпринимал, ожидая подхода вызванных сил. Почувствовав неладное, я безотложно попросил ведущего илов изменить первоначально выбранный путь полета и придерживаться на мишень не напрямую - посредством территорию, занятую фашистами, а в первую очередь одолеть путь вдоль линии фронта к горловине прорыва 2-й ударной армии и штурмовать колонну немцев с запада.

По истечении приблизительно трех - пяти минут полета к нам подошли ещё две пары Ме-109. Теперь наша ударная группа потихоньку стала отставать и на сто процентов ввязалась в воздушный махач с подошедшей четверкой немцев. А их первая пара, продолжая висеть над нами, угрожающе маневрировала прямо вблизи моей группы. Вскоре ей на содействие подошли ещё две пары фашистов. Огрызаясь заградительным огнем, обе пары моей группы на максимальной скорости грубо делают ножницы в хвосте у штурмовиков, оберегая себя и их от атак мессеров.

Пойти в этой обстановке в назначенный район действий на глубину до 50 километров в тыл врага, в расположение базирования его авиации, таща у себя на хвосте его непрерывно штурмующие истребители, было безумием и значило подвергнуться полному разгрому ещё до подхода к цели. Информирую командира эскадрильи Ил-2 об обстановке и рекомендую с одного захода отработать по запасной цели в районе северо-восточнее Новгорода. Штурмовики разворачиваются на Подберезье, пересекают реку Волхов и бьют безотлагательно бомбами и PC по войскам противника на марше у населенного пункта Моторино. Прошу штурмовики отдаляться от линии фронта на восток в направлении мстинского моста, где расположен аэровокзал наших истребителей. Сначала горбатые не понимают замысла, но немцы незамедлительно подсказывают: их уже восьмерка, они атакуют прямо штурмовики. Моя вторая пара отсечена от другой группы ещё при подходе к запасной цели и ведет мордобой где-то над линией фронта. Подбадриваю по радио...

Теперь, оставшись на пару со своим ведомым возле штурмовиков, не успеваю отбивать атаки Ме-109. Одно их звено занимается мной, а второе уже бьет по Ил-2, замыкающему колонну штурмовиков, но в то время как как будто бьет мимо. Илы непрерывно маневрируют, немцы торопятся. Атаки мессеров все острее, выдержать за группой илов на практике нет возможности, кажется, это начинает чувствовать и начальник их группы. Штурмовики, видя безвыходное положение, начинают карусель - встают в круг на предельно малой высоте и в настоящее время сами взаимно защищают товарищ друга. С облегчением и благодарностью за догадливость сам с напарником вхожу кругом штурмовиков. Карусель исподволь смещается к Октябрьской железной дороге.

Немцы продолжают атаки, но они уже вялые, несогласованные, без нахрапа. Опасность угодить под жар бортовых пушек штурмовиков и низкая высота отрезвляют фашистов. Вприятель их атаки как снег на голову прекращаются. Мы, в то время как не понимая причину появившейся отдушины, продолжаем вертеться, принимая действия немцев за уловку. Может, они решили демонстративно выказать нам прекращение атак и тем самым выманить нас из этой карусели, а как только откроемся, причинить внезапный потрясение силами, которых мы не видим? Но как бы подвоха нет, немцы уходят. Все разъясняется когда, на горизонте появляются три звена 2-го гвардейского полка, идущие к Новгороду, наверное: на прикрытие своих войск...

Штурмовики проходят аэровокзал Вербье, замыкающий Ил-2 заходит на посадку, кажется, ему все-таки досталось.

Горючего в обрез, провожаем шестерку Ил-2 до Будогощи и берем вектор движения на свой аэродром.

15.04.42 г. капитан Силантьев сшиб ещё единственный авиалайнер, но и сам был ранен, а его авиалайнер подбит.

Маршал авиации Силантьев вспоминает: Вылетали уже перед заходом солнца. В пути встретили небольшую группу мессершмиттов. И хотя те не смогли воспрепятствовать полету илов, но свойский вектор движения засекли и вызвали по радио подмогу. Так что когда мы подошли к цели, там мессершмиттов было уже в два раза больше, чем наших истребителей.

Действовать пришлось с полным напряжением. Удалось отбить все атаки мессершмиттов, пытавшихся прорваться к илам. Штурмовики выполнили задачу, и мы стали организованно отдаляться. Мессеры непрерывно штурмовали. Их пламень был сосредоточен в основном на истребителях, прикрывавших группу. У моей машины были пробиты масляный и водяной радиаторы. Продолжать полет тяжело. Но товарищи, некогда всего комиссар эскадрильи Киянченко, меня поддерживали, прикрывали от наседавших истребителей противника.

Иду осмотрительно, маневрировать запрещено, по иному потеряешь высоту. Приборы зашкалило, влага кипит, движок дает перебои... С трудом перетягиваем линию фронта а тут другая группа мессеров. Атакуют парами с разных сторон. Видя мою беспомощность, действуют нагло, стреляют в упор, выходят из атаки под самым носом. В единственный этакий миг ведомый второй пары мессеров замешкался, и я выпустил по нему два последних реактивных снаряда. Но и мне досталось. От прямых попаданий вражеских снарядов и пуль разбиты бронеспинка, приборная доска. Сам я ранен в ноги. Из пробитого маслобака хлещет горячее масло. Оно попадает на грудь, руки, в лик человеческий... Где уж тут продолжать полет! Открываю фонарик, чтобы осмотреться. Успеваю только отключить мотор и послать авиалайнер вниз. Кидаю скорый воззрение по сторонам в надежде заприметить хотя бы пятачок, куда приземлить машину. Но какой там пятачок посреди сплошных лесов и болот! Самолет упал на чаща. При Ударе о деревья отлетели хвостище, движок, плоскости. Кабина перевернулась немного раз, но, к счастью, встала торчком. От сильных ударов и ушибов меня спасли привязные ремни. Быстро отстегнулся и, ещё не чувствуя боли в раненых ногах, отбежал от пропаханной в снегу самолетом борозды. Мессеры, пикируя, продолжали добивать беззащитный ЛаГГ. Но как ни старались, а поджечь его не смогли. Вскоре они ушли. Видимо, на исходе было горючее.

Я добрался до самолета. Разрезал парашют, перевязал раны на ногах. Потом стал подготавливаться в тракт. С капота мотора отвинтил две стальные пластины и смастерил себе лыжи. Из парашютных строп сделал уздечки, привязал их к носкам лыж. Двигаться решил в сторону известного мне аэродрома ночных бомбардировщиков. По моим расчетам, до него было километров пятнадцать. Ориентировался по карте и компасу, по гулу моторов По-2, летевших на поручение... Передвигался с большим трудом. Снег по грудь, морозец градусов в тридцать. Да ещё скоро темнело. Очень боялся присесть, хотя от усталости и боли практически валился с ног. Когда уже не мог соорудить и шага, то пристегивался широким ремнем к дереву и, обняв его, в таком положении спал немного минут... До аэродрома добрался посредством тридцать шесть часов.

Силантьев был направлен в лазарет на излечение, но вскоре вернулся в полк.

Вспоминает маршал авиации Силантьев: Мы, фронтовики, считали, что раны лучше долечивать в родном полку, в среде своих боевых друзей. А тогда, в течение всего лета сорок второго года, войска Ленинградского и Волховского фронтов вели непрерывные и тяжелые бои на земле и в воздухе. Их ожесточенность диктовалась задачей сковать побольше сил противника, не дозволить ему перебросить из-под Ленинграда ни одного солдата на южное ориентация, где развертывалось решающее сражение. Наш полк на практике не выходил из боев. Летчики совершали по четыре-пять вылетов в сутки, были вконец измотаны. Что ни день, то воздушные бои. И нечасто тот, что из них обходился без потерь. Пополнение поступало в основном за счет летчиков, приходивших из госпиталей. Поэтому моему возвращению друзья были рады.

В тех тяжелейших условиях особенно важное значимость приобретала морально-боевая закалка летчиков. В нашем полку она была высокая. Несмотря на большое усилие, никто не жаловался на утомленность, никто не выражал и тени сомнения в нашей конечной победе. Люди твердо шли в мордобой. Тогда существовало жесткое правило за ошибки наказывать отстранением от очередного боевого вылета. И не было для летчика наказания больше тяжелого. Допустил в бою оплошность, вел себя безынициативно, подвел товарища своими неумелыми действиями - расплачивайся. Беспримерное мужество и стойкость являлись нормой каждого летчика полка.

С января 1943 г. майор Силантьев служил в Управлении истребительной авиации Главного управления боевой подготовки фронтовой авиации ВВС. Являясь инструктором летчиком-штурманом, участвовал в боях на Воронежском, Юго-Западном, Карельском, 1-м Белорусском и 1-м Украинском фронтах.

Вспоминает маршал авиации Силантьев: Ранним апрельским утром 1943 года над Новороссийском закипал воздушный мордобой. Фашистские бомбардировщики волна за волной накатывались со стороны Крыма и утюжили наши позиции...

Небольшие разрозненные группы яков пытались перекрыть дорогу фашистской армаде. Все их попытки прорваться к бомбардировщикам достаточно искусно пресекались плотным заслоном истребителей

То тут, то там появлялись купола парашютов, наших и немецких. Последних, к сожалению, меньше. Превосходство - на стороне противника. Да и не только в количественном отношении сил было занятие. Все же сказывалась невысокая тактическая и огневая выучка наших летчиков...

Все попытки офицера наведения оказать подмога тем, кто вел мордобой у нас на глазах, были безуспешными. Его инфа об обстановке, целеуказания тонули в гвалте каких-то выкриков, команд, ругательств, писке и треске, которыми был наполнен эфир...

Таким предстал тот воздушный мордобой для нас офицеров недавно созданного управления боевой подготовки истребительной авиации, только что отозванных с фронта из-под Ленинграда. Мы впервой независимо выехали в действующие части ВВС. Выбор пал на 4-ю воздушную армию. Ее соединения, поддерживая войска Северо-Кавказского фронта, все ещё вели ожесточенные бои, в то время как на других фронтах зимняя кампания завершилась.

На первых порах мы знакомились с обстановкой, полками. Откровенно вымолвить, новой своей службой были недовольны, а управление называли между собой не по иному как конторой...

Просиявшее внезапно лик человеческий офицера наведения ещё больше заинтриговало нас: казалось бы, чему ликовать? На нашу четверку яков позади сваливаются ещё две пары фашистов, а тот ухмыляется?.. Посмотрев на наши озадаченные лица, офицер наведения показал рукой на маячившие позади мессеров точки и выпалил:

- Покрышкин!

События развивались резво. Звено аэрокобр практически падало на противника Покрышкин бьет по ведущему с близкой дистанции. Хейнкель разваливается на куски. Вторая пара покрышкинского звена с ходу сбивает замыкающего. У фашистов паника: оставшиеся без командира хейнкели спешно освобождаются от бомб

Одна из четверок мессеров оставляет яки и бросается за звеном Покрышкина. Но тут же позади и сверху ее атакуют две пары кобр из второго эшелона покрышкинской группы. В итоге два фашистских пилота висят на парасолях, то есть под куполами своих парашютов.

Бой продолжается. Яки по-прежнему в обороне. Один из них подбит... И вновь, как минуту вспять, на фашистов, чуящих в подбитом легкую добычу, со стороны солнца пикирует ещё пара кобр. И тут же единственный из фашистов вспыхивает.

- Сколько же их там ещё у Покрышкина?

- Обычно в этажерке у Александра Ивановича три полки, но подчас бывает и четвертая, - ответил офицер наведения.

После этих слов старшего лейтенанта я, как будто очнувшись, припомнил разговорчик в Москве, в Главном управлении боевой подготовки фронтовой авиации. Полковник С. Миронов, напутствуя нашу группу перед отлетом на Кубань, просил присмотреться к действиям Покрышкина и выработанным им тактическим приемам. Упоминал он тогда и о какой-то этажерке. Честно повиниться, я тогда же позабыл о том разговоре - и о Покрышкине, и о его этажерке. Меня потому что занимали абсолютно другие, куда больше прозаические мысли: как поскорее и под каким благовидным предлогом убежать из конторы сызнова на фронт.

Теперь же увиденное потрясло меня: результаты боя, простота и глубина его замысла, дерзость и мастерство исполнения, отвага летчиков...

То было переломное время... В количестве истребителей мы ныне на основных направлениях не уступали фашистам... А вот тактика воздушного боя, на нашу беду, оставалась прежней - оборонительной, при которой более того на превосходных самолетах не разрешено было переломить обстановку, вытащить инициативу

Прошло ещё немного дней нашего пребывания на Кубани. Бывали мы на пунктах наведения, на аэродромах, а другой раз и в воздухе - в боевых порядках частей, ведущих мордобой. И не раз становились свидетелями успешных действий покрышкинской группы, все больше убеждались в высокой боевой эффективности новых тактических приемов...

Вскоре мы получили другую задачу, и личная саммит с Александром Ивановичем в тот раз не состоялась. Однако тварь божья наступательной тактики прославленного аса мы изучили и приняли. И позже проверили ее в боях.

Вэтого совершил 359 боевых вылетов, провел 35 воздушных боев, лично сшиб 8 самолётов противника. Еще 16 самолетов уничтожил на земле во время штурмовки вражеских аэродромов.

После войны продолжил службу в ВВС.

В 1950 г. окончил Военно-Воздушную Краснознамённую академию, а в 1957 г. - Военную академию Генштаба.

С 1969 г. - руководитель Главного штаба и 1-м заместителем командующего ВВС.

В 1976 г. ему было присвоено воинское звание Маршал авиации.

В 1977 г. удостоен Государственной премии СССР

С июня 1978 г. - заместитель главкома ВВС.

С 1980 г. - в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

Так же читайте биографии известных людей:

Александр Соломатин Aleksandr Solomatin

За личное мужество и героизм, проявленные при ликвидации бандформирований, лейтенанту Соломатину Александру Викторовичу посмертно было присвоено..
читать далее →

Александр Шабалин Aleksandr Shabalin

За образцовое выполнение боевых заданий командования, за мужество и отвагу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1944 года..
читать далее →

Александр Шварев Aleksandr Shvarev

Родился 26 декабря 1914 года в городе Кувандык Оренбургской области. Родители его переехали из Пензенской губернии в Оренбуржье в начале XX века для..
читать далее →

Александр Шищенко Aleksandr Shishenko

Вместе с братом Михаилом Александр помогал собирать радиоприемник, который потом установили на чердаке дома Николая Сумского. Подпольщики получили..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий