Известные люди

»

Борис Божнев

Они печатались в парижской типографии одного чудака, коему доставляло наслаждение по заказу другого чудака созидать библиографические редкости на нотной бумаге, а кроме того на обоях и салфетках, да ещё и воспроизводя вирши старым, елизаветинским шрифтом. Признаюсь, ни при каких обстоятельствах не держал ни одной из них в руках. А узнал Божнева из его посмертного двухтомника, изданного в 19871989 годах в Беркли благодаря стараниям, я бы сказал, археолога русской поэзии Лазаря Флейшмана, работающего в Русском фонде Стэнфордского университета.

Собирались сведения о Божневе нелегко. Он не то что был человеком-невидимкой, но шапку-невидимку всю дорогу прятал за пазухой и, когда ему всё кругом надоедало, надевал ее и был таков! Флейшман, потративший несть числа сил на составление биографии Божнева, признается: Ближайшие друзья теряли его следы на долгие годы; он так же вдруг объявлялся, как необъяснимо исчезал с их горизонта. Он не любил представлять своих знакомых приятель другу; многие из них не догадывались, что Божнев их совместный товарищь. Они ничего не знали о его семейной, домашней жизни, о том, женат он или нет; до-эмигрантское его прошлое было для них окутано тайной.

Это прошлое стало проступать только потом кончины поэта. Он родился в семье провинциального преподавателя истории и литературы, но посредством год семейство перебрались в Петербург, где папа вскоре скончался. После второго брака матери Борис был усыновлен ее мужем Борисом Гершуном, двоюродным братом видного эсера Григория Гершуни.

Будущий стихотворец забирал уроки музыки, но, когда родители во время Гражданской войны отправили его в Париж продолжать учебу, он сумел пристроиться только переписчиком нот в музыкальном магазине. Он и вирши стал делать запись на нотной бумаге, отрываясь от копирования партитур, но продолжал чуять музыку, волнами переливающуюся из-под его пера в слова. Счастливы те, кто может впитывать текст ноты. Их личность может наполняться никем около не слышимой музыкой. Может быть, Божнев был замкнут более того с близкими людьми, чтобы не разбивать произносимыми вслух словами то драгоценное, что сама музыка произносила в его душе?

В характере Божнева была странная несочетаемость он то и занятие с легкостью импровизационно слеплял литературно-художественные объединения, чтобы потом так же без труда разлучиться с ними. Он не любил застывших, раз и насовсем определившихся взаимоотношений с людьми. Он организовал русско-французскую группу с лихим названием Через (19231924). На ее вечере 29 апреля 1923 года, помимо него самого, читали вирши Поль Элюар, Тристан Тцара и другие будущие знаменитости. Выставили свои картины Робер и Соня Делоне, Фернан Леже, Ладо Гудиашвили, Борис Поплавский, тот, что тогда ощущал себя некогда всего художником и упирался, когда его просили впитывать текст вирши. Но Божнев одним духом потерял заинтересованность к организаторской текучке, почувствовав, что она становится рутинной. Он то увлекался коллекционированием фривольных открыток, то писал пейзажи китайской тушью, то снимал экспериментальные фильмы вкупе с Жаном Кокто. В поэзии, при всем при том, он предпочитал немного архаичную форму во времена ее судорожной ломки, но нежные ямбы дерзко наполнял запахами гниющих мусорных свалок или общественных окраинных писсуаров. Его пушкинские ритмы шелестели мягко, но от них исходил аромат бодлеровских цветов зла.

А за эдакий душок его, ну, никак не хотели признавать салонные блюстители чистоты внутри парижской ноты. Божнев им напоминал чем-то литературного бомжа Александра Тинякова, воскресшего в новом эмигрантском обличии в дурно пахнущих носках посреди крахмально-манжетной компании, хотя, если приглядеться, то манжеты кое-где были уже протерты. Шок вызвало, в частности, такое восьмистрочное стихотворение Божнева:

Стою в уборной прислонясь к стене

Закрыл глаза Мне плохо Обмираю

О, кончина моя Мы тут наедине

Но ты чиста Тебя не обмараю

Я на сыром полу очнулся вдруг

А смерть сидит

под медною цепочкой

И попирает деревянный круг

И рвет газеты серые листочки

Как стали топтать Божнева за эти вирши, такие невинные по сравнению с откровениями наших сегодняшних экзистенциалистов, сующих читателей уже головой в проем этого деревянного круга (ещё славно, если он есть). Бессильная, больная, безликая розанщиновна, писсуарная поэзия, говоря стилем автора (Е.А.Зноско-Боровский).

Но все-таки разрешено было бы подметить рядом и другие строки Божнева о смерти:

Только тем, кто страдает без друга,

Очень нехорошо, но слову поверьте

Всем поможет простая услуга

Нелюбимой, но любящей смерти.

А ибо тут, в последней строке увы! потрясающая истина, которую, как ни нерадостно, необходимо принять. Скольких людей от самых страшных мучений избавляет аккурат кончина.

Такая же тяжкая, но все-таки просветляющая истина и в строках: И что никто, никто не будет сир, Увидя мир через капли слез незрячих

Но находились и голоса, которые защищали Божнева: Ведь для смерти нет пристойных и непристойных мест; она и в этом месте, в смрадном закутке, державит так же, как в палаццо, или на поле битвы, или посреди цветов. А чем же не задача стихотворец, расплачивающийся с жизнью там, где сорваны последние покровы какой бы то ни было поэзии. И он тычет нас, как тычут щенят, в самое грязное и позорное (Сергей Яблоновский).

Георгию Адамовичу не по душе пришлось более того наименование первой книги Божнева Борьба за несуществованье (Париж, 1925): Это сверх меры надуманно и сложно, сверх меры отвлеченно и программно. При всем моем уважении к памяти Георгия Викторовича я с ним не согласен. В заглавии точное самоопределение поэта.

Я вспоминаю, как единственный из моих учителей, Александр Межиров, упрекал мое поколение в том, что оно превратило поэзию в оружие борьбы за собственное наличие. Он только не разглядел, что это была битва за наличие самой поэзии, а не несложно за личное наличие особняком от нее. Борьбу за несуществованье у Божнева понимаю как борьбу за несуществованье в стаде. Он, уместно сказать, этого и добился. Не стал одним из. Остался собой.

И ещё хотел бы поспорить с одним суждением Адамовича о Борисе Божневе, которое незаслуженно приклеено к нему, хотя заимствовано Адамовичем из статьи Вячеслава Иванова о последователях Иннокентия Анненского.

Вот начало отклика на книгу стихов Божнева Борьба за несуществованье: Всё, что он говорит, говорит по-своему, и книжка его, как любая книжка, написанная умело и искренно, открывает читателю свежеиспеченный мир. Мир тот самый печален и убог. Вячеслав Иванов назвал, кажется, последователей Анненского скупыми нищими жизни. Эти слова применимы к Божневу. Он был минималистом, но не скупым, а бережливым по отношению ко всему, что выпало ему в жизни, и поэтому-то не стал духовно нищим. Я запамятовал, кто метафорически тонко написал: Есть у каждого матроса сундучок воспоминаний Ну, неужто скупец мог с таковый неподдельной искренностью исповедаться, как Божнев:

А я иду

с большим мешком добра,

Под тяжестью его

согнулись ребра,

И есть

в моем большом мешке дырка,

И сыпется добро,

и в руки добрых

А поразительное по чистоте стихотворение Чтоб сделаться ребенком, встану в темный угол нереально было намарать без бережливой щедрости души. Иногда это значительно выше щедрости расшвыривательной.

К счастью, Адамович оговорился в самом конце своей статьи: Но, конечно, есть люди, которые Божнева поймут с полуслова и, может быть, более того полюбят.

А ибо угадал Георгий Викторович! Божнева понял с полуслова единственный из самых желчных писателей русской эмиграции, не жаловавший более того Бориса Пастернака, Владимир Набоков. Вот что он написал о следующей книге Божнева Фонтан (Париж, 1927), состоящей всего из восемнадцати восьмистиший: В его стихах есть и мысля, и пение, и цельность. Некоторая извилистая неправильность фразы в ином восьмистишии создает своеобразное очарование, как бы передавая музыкально-воздушные повороты воды (1928).

После одиночества ранней молодости Божнев встретился с приехавшей во Францию из Палестины его будущей женой Эллой Каминер. Они жили в Кламаре под Парижем, где была русская община, и встречались с Н.А. Бердяевым, Алексеем Ремизовым. И все-таки более того там, в небольшом городке, Божнева время от времени теряли знакомые он уединялся, уходил в себя. Очень немногие знали, что до конца дней у него хранился советских времен удостоверяющий личность документ.

Во время немецкой оккупации Божнев с женой переехали в Марсель, где она чудом спаслась от облавы, а он от неминуемого ареста. В сентябре 1944 года они просидели неделю в самодельной траншее под беспрерывным артобстрелом. Но, в сущности, в таковый же самодельной траншее он провел всю бытие тот самый не вполне естественный стихотворец, писавший и печатавший свои вирши на нотной бумаге.

Так же читайте биографии известных людей:

Борис Васильев Boris Vasilev

Борис Васильев - известный советский и российский писатель. Родился 21 мая 1924 года.Наиболее известными произведениями Бориса Васильева являются:..
читать далее →

Борис Виан Boris Vian

Французский прозаик, поэт, джазовый музыкант и певец. Автор ряда модернистских эпатажных произведений, ставший тем не менее после смерти классиком..
читать далее →

Борис Гринченко Boris Grinchenko

Гринченко Борис Дмитриевич - (псевдонимы Василь Чайченко, Ив. Перекатиполе и др.) - известный украинский писатель и этнограф (1863 - 1910), был..
читать далее →

Борис Житков Boris Zhitkov

Борис Житков - русский и советский писатель, прозаик, педагог, путешественник и исследователь. Родился 11 сентября 1882 года.Борис Житков является..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий