Известные люди

»

Борис Чичерин

Чичерин (Борис Николаевич) - именитый юрист и философ. Родился в Тамбове в 1828 г.; до 1868 г. был профессором государственного права в Московском университете, в 1882 - 1883 гг. - московским городским головой; по выходе в отставку живет в своем имении (село Караул, Кирсановского уезда Тамбовской губернии); принимает деятельное и плодотворное участие в работах тамбовского земства. Чичерин - единственный из наиболее выдающихся представителей не только русской, но и общеевропейской мысли. Нижеследующее изложение учений Чичерина о праве и государстве сделано (по возможности, повсюду собственными словами Чичерина) на основании его работ: "Областные учреждения России в XVII веке" (1857); "Опыты по истории русского права" (1859); "Очерки Англии и Франции" (1859); "Несколько современных вопросов" (1861); "О народном представительстве" (1899); "История политических учений" (5 томов); "Собственность и государство" (2 тома, 1882 - 1883); "Философия права" (1901); "Курс государственной науки" (3 тома, 1894, 1896, 1898); "Вопросы политики" (1903). Общество состоит из лиц, а в силу того что физиономия, вестимо, составляет первостепеннный предмет исследования. В физическом организме мы можем постигать строение и функции целого, независимо от тех клеточек, из которых оно слагается; но в обществе устройство и занятие целого определяется разумом и волей тех единиц, которые входят в его состав. В человеческих обществах главными определяющими факторами жизни и развития являются не слепые инстинкты, а мозг и свобода, которые по существу своему принадлежат не безличному целому, а отдельным особям. Не среда, а лица думают, чувствуют и хотят; вследствие этого от них все исходит и к ним все возвращается. Таким образом персона составляет краеугольный булыжник всего общественного здания; не зная природы и свойств человеческой личности, мы ничего не поймем в общественных отношениях. Общественные науки обращают участливость главным образом на духовную сторону человека, на его душевный мир, источником которого служат рассудок и воля: этими высшими способностями мужчина вступает во взаимодействие с себе подобными и на истекающих отседова отношениях строится общежитие. Разум дает человеку вероятность познавать общие начала и законы и носить в себе рассудок абсолютного. Из этой способности вытекает, как необходимое логическое следствие, внутренняя воля человека: он не связан никакими частными побуждениями, так как каждому такому побуждению может противопоставить не только бесконечное уймище других побуждений, но и абсолютно корпоративный закон, господствующий над всеми. Напрасно противники свободы воли ссылаются на подневольность воли от мотивов: из того, что свобода определяется мотивами, ни капельки не следует, что она не свободна. Детерминисты говорят, что отбор между различными мотивами руководится в свою очередность каким-нибудь мотивом. Но мотив для выбора, между различными мотивами - вовсе не то, что первоначальный мотив: единственный есть частное определение, иной - общее, единственный - непосредственное, прочий - рефлектированное. Чтобы избирать между различными мотивами, надобно от них отрешиться и над ними возвыситься. Когда говорят, что действия человека определяются его характером, то вопросительный мотив переносится на идеально иную почву. Тут уже не спрашивается, действует ли вечно роковым образом сильнейший мотив, а действует ли нрав настолько же роковым образом, как физические силы? Сами эмпирики признают, что свой нрав зависит от нашей воли: мы можем, употребляя соответствующие средства, совершенствовать свой нрав. Существует доктрина, по которой истинная воля есть только независимость нравственная и только с этой стороны дядя заслуживает уважения; произвольный отбор между влечениями есть зло, и вследствие этого в этом месте дядя подлежит принуждению: истинная воля есть воля добра, а не независимость зла. Эта доктрина, под предлогом уважения к свободе, отрицает свободу в самом ее корне. Свобода имеет две стороны: отрицательную и положительную. С отрицательной стороны она состоит в независимости от всяких чуждых ей определений - а значит, не только от чувственных влечений, но ещё больше от посторонний воли. С положительной

стороны независимость состоит в возможности определяться к действию по собственному побуждению, а не по внешнему ведению. Вот отчего произвольный отбор действий составляет существенную и необходимую ее принадлежность, без которой она лишается важнейшего своего элемента. Нравственная воля перестает быть свободой, как резво у нее отнимается произвол, то есть вероятность противоположного решения; независимость добра неизбежно сопряжена со свободой зла, одна без прочий не существует. Личность, как великолепно доказал Кант, сама по себе есть мишень и не может быть употребляема как снадобье для посторонних ей целей. Из требования внутренней свободы неизбежно вытекает, как логическое его следствие, заявочное пожелание свободы внешней. Но тут мы встречаемся с серьезным вопросом о границах этой свободы, и он приводит нас к вопросу о праве. Человек есть тварь божья общежительное и только в обществе может развивать все свои силы и способности. Каким же образом быть может общежитие, если каждая персона обладает свободой и стремится расширить границы проявления этой свободы? Является надобность установить, что принадлежит каждому, разграничить области свободы, так, чтобы независимость одного не мешала бы свободе остальных, чтобы сильнейший не превратил бы других в орудия для осуществления посторонних им целей, чтобы каждая персона могла вольно рскручиваться и чтобы были установлены твердые правила для разрешения неизбежных при совместном существовании споров. Таково происхождение права. Оно возникает уже на первоначальных ступенях человеческого общежития и идет, разрастаясь и осложняясь, до самых высших. Право есть взаимное ограничение свободы под общим законом и составляет неотъемлемую принадлежность всех человеческих обществ. Слово "право" принимается в двояком значении: субъективном и объективном. Субъективное право есть законная воля что-либо действовать или требовать; объективное право есть самый-самый закон, определяющий свободу и установляющий права и обязанности людей. Оба значения связаны неразрывно, потому что независимость только тогда становится правом, когда она освящена законом, закон же имеет в виду признание и определение свободы. Основное роль имеет, при всем при том, субъективное право: источник права не в законе, а в свободе. Право есть начало самостоятельное и оттого в нем не разрешено зреть только низшую ступень нравственности: такое воззрение отводит праву подчиненное значимость и делает его слугой нравственности, что ведет в конце концов к самым ужасным последствиям, безупречно уничтожающим свободу, а аккурат к насильственному, принудительному осуществлению нравственных начал. А так как принудительная нравственность есть безнравственность, то признание права принудительной частью нравственности есть, явно, contradictio in adjecto: этой теорией освящались самые вопиющие насилия над личностью.

Взаимное касательство права и нравственности. Право определяет внешние отношения воль, нравственность - внутренние; право устанавливает правила для внешних действий, касаясь внутренних мотивов только в такой степени, сколь они выражаются в первых; право есть начало формальное - нравственность устанавливает внутренний распорядок человеческой души и касается внешних действий только в такой степени, сколь в них выражается тот самый внутренний мир. Обе области восполняют приятель друга. Внутренняя независимость регулируется нравственностью. Область принуждения начинается только там, где действует право, регулирующее внешнюю свободу. Принуждение не возбраняется употреблять только во имя сторонний свободы: покуда мужчина не нарушает посторонний свободы, не вторгается в сферу посторонний свободы, принуждение не может располагать места. Нравственный закон имеет значимость ограничительное: человеку дозволяется удовлетворять своим потребностям только до того, сколь это не противоречит нравственному закону. Границы в этом месте теснее, нежели в юридической области. Нравственность ограничивает пользование правом: она налагает на человека обязанность воздерживаться от такого употребления права, которое противоречит нравственному закону. Юридический закон признает за человеком право собственности; как он им пользуется - ладно или дурно, нравственно или безнравственно, в это юридический закон не входит. Нравственный же закон воспрещает человеку направлять свою достояние на безнравственные цели или совершать из нее такое употребление, которое противоречит нравственным требованиям. Юридической закон признает за кредитором право взыскивать задолженность со всякого должника, не входя в рассмотрение его имущественного положения; этический закон воспрещает взыскивать должок с бедняка, тот, что может быть повергнут этим в нищету. Нравственный закон идет ещё дальше: он налагает на человека и положительные обязанности; он требует, чтобы джентльмен помогал ближним. Это выходит из пределов всяких юридических обязательств, а потому как такому требованию не соответствует никакое право. Высшая связь между областями внутренней и внешней свободы выражается в тех органических союзах, членом которых является джентльмен. Во имя нравственного закона мужчина подчиняется общественному началу, как высшему выражению духовной связи людей, и в этом отношении он имеет обязанности. С прочий стороны, как свободное физиономия, он пользуется правами. Свобода является тут как воля общественная, определяющая касательство членов к тому целому, к которому они принадлежат, их законное подчинение и долю участия в общих решениях. Но эта новая сфера свободы не уничтожает предыдущих: она только восполняет их, возводя к высшему единству. Как растолковать, и все-таки, до того нередко встречающееся в истории и жизни отрицание свободы? Это возражение разрешается законом развития. Сущность развития состоит в постепенном осуществлении внутренней природы развивающегося существа. Истинная натура духа познается не на низших, а на высших ступенях развития, но начала, господствующие на высших ступенях, развиваются исподволь и в зачатке находятся уже в первоначальных формах человеческого общежития. Вообще без глубокого знакомства с философией воспрещено дозволить основных вопросов науки права. Печальными примерами в этом отношении могут служить различные современные теории права (теории интереса, силы, жизненных условий и другие), а кроме того учения социалистов, безупречно поглощающих персона в обществе и низводящих человека на уровень простого сродства для общественных целей. Борьба супротив индивидуализма есть баталия супротив свободы - а аккурат такую борьбу ведут социалисты, забывая, что персона с ее свободой есть движущая мощь истории, краеугольный булыжник всего общественного здания, источник общественной жизни. Классическая учебное заведение политической экономии, совсем соответственно с общими правилами методологии, выделила область экономических явлений для самостоятельного изучения и нашла, что эта область управляется присущими ей законами, важнейшие из которых - собственный заинтересованность и влечение достичь наилучших результатов с наименьшими затратами. Внесение в науку политической экономии нравственных

и иных начал, как это делают многие современные ученые, абсолютно запутывает и затемняет занятие. Из того, что существует взаимодействие между всеми сторонами общественной жизни, следует только, что необходим в конце концов их синтез; но для этого требуется в прошлом всего разложить явления на части и исследовать каждую сторону особо в самостоятельных науках. Так поступают все науки, имеющие какое-нибудь притязание на точность: математика изучает свои специальные отношения, физика свою область явлений, химия - свою, хотя в реальной жизни природы одни явления всю дорогу смешиваются и переплетаются с другими. Нравственная и экономическая точки зрения ни чуточки не тождественны; известная дело может быть в высшей степени нравственной и отнюдь невыгодной в промышленном отношении, и напротив. Каждая отрасль человеческой деятельности имеет близкое начало, которое составляет в ней движущую силу или злободневный элементы в религии - влечение к единению с Божеством, в науке - влюбленность к истине, в искусстве - ощущение красоты, в политической жизни - охота общего блага, в конце концов, в промышленной области - влечение к хозяйственной выгоде, то есть свой заинтересованность. Приобретенное уже собственность разрешено употребить на какие угодно цели, но в прошлом всего его надобно приобрести; приобретает же не тот, кто становить себе задачей не заполучить никакой выгоды, а как раз тот, кто имеет в виду обрести выгоду. Когда политическую экономию обвиняют в эгоизме, то хотят словом закрыть скудость понятий. В реальности, эгоизм и собственный заинтересованность нисколько не тождественны. Ничто так не содействует успехам промышленности, как почтение к праву и соблюдение нравственных начал. Нравственный закон и тут имеет огромное значимость, но экономический быт, как независимая область человеческой деятельности, имеет собственные, присущие ему законы, и о замене экономических побуждений нравственными не может быть и речи. Высшая проблема человеческой жизни состоит не в замене одних начал другими, а в их соглашении, в той гармонии всех жизненных элементов, которая составляет верховный идеал человеческого развития. Это соглашение достигается тем, что в общем порядке человеческой жизни любой компонент получает принадлежащее ему местоположение и действует не переступая своих границ, но и не теряя своей самостоятельности. Судьей той меры, которая полагается каждому при свободной деятельности, может быть только само свободное лик человеческий. Принудительная нравственность, приложенная к экономической деятельности, ведет не к обогащению, а к разорению; оттого коммунизм, как начало экономического быта, ни в жизнь не мог и не может осуществиться, оставаясь мечтой утопистов. - Отрицание индивидуализма приводит социалистов к таким требованиям, как передача всего производства и распределения в руки государства, то есть самого плохого хозяина, какого только разрешается выдумать. К той же категории заблуждений относятся обвинения, предъявляемые социалистами к капиталу, дальше неправильная постановка, а потому что и дозволение рабочего вопроса и в конце концов возбуждение в рабочей массе низших страстей, направленное к разрушению существующего экономического и общественного строя. - Несостоятельны и учения, видящие в имущества только историческую категорию вместо того, чтобы подвергать рассмотрению ее как необходимое проявление свободы, вытекающее из природы человека. Злоупотребления правом имущества, на которые так любят ссылаться, ничего не доказывают: как указано выше, независимость добра необходимо связана со свободой зла. Видеть в праве злоупотреблять собственностью (jus utendi et abutendi) нечто чудовищное, как делает, к примеру, Прудон, значит еще раз смешивать нравственные начала с юридическими. Где нет права злоупотреблять, там нет и свободы, потому как тогда джентльмен действует не по своему усмотрению, а по сторонний указке. Полнота права имущества не завсегда является таковский в реальности. Право имущества есть юридическое начало, из которого истекает и к которому возвращается всякое вещное право; но, осуществляясь в общежитии, оно подвергается многообразным ограничениям и видоизменениям. Однако все эти ограничения нисколько не доказывают того,

чего хотят социалисты, то есть, что право имущества есть в конце концов государственное, а не частное право. Право имущества есть коренное юридическое начало, вытекающее из человеческой свободы и установляющее полновластие лица над вещью. Это начало неизменно составляет правило и норму, к которой все решительно приводится; ограничения его оправдываются только как изъятие. Вторжение государства в область имущества и стеснение права хозяина распоряжаться своим имуществом постоянно является злом, которое, по возможности, должно быть устранено. Посягательство же со стороны государства на право имущества, по-другому как в случае нужды и за справедливое вознаграждение, завсегда есть насилие и неправда. А так как идеалом человеческого общежития может быть только расширение, а не подавление свободы, то в будущем мы можем ждать не стеснения, а напротив, утверждения права имущества, как и вообще всех личных прав. Из свободы, как источника права, вытекает безусловная правильность теории договора, как выражения свободы, как соглашения воль контрагентов. Как имущество есть явление свободы в отношении к физическому миру, так контракт есть явление свободы в отношении к другим людям. Социалисты и в этом месте обнаруживают путаницу понятий, говоря, что во многих случаях воля при договорах бывает мнимая, и утверждая, что обязательная мощь договоров определяется не формой их, а содержанием. Это значило бы вступить в область чистого произвола, предположить вмешательство власти во все частные отношения, произвести ее опекуном всех и каждого. Столь же непреложна неприкосновенность наследственного права. Государство не имеет ни малейшего права на частное собственность, а в силу того что воззвание этого имущества на общественные нужды, когда есть наследники по завещанию, или в виде кровных родственников, есть не что иное, как узаконенное грабительство. В праве имущества содержится право дарить, а с последним неразрывно связано и право отдавать собственность по наследству; без этого права достояние превращается в простое пользование. Как разумное созданье, джентльмен думает не об одном настоящем, но ставит себе цели и для будущего, подчас неблизко за пределы своей жизни. Все человеческое формирование основано на том, что ещё нарождающееся поколение даром получает наследие своих отцов. - Непоколебимыми должны быть, в конце концов, приобретенные права: если я приобрел известное право тем путем, тот, что ориентировал мне сам закон, то закон обязан оберегать это право; если, при изменившихся условиях, он признает нужным отменить этого рода права, то он обязан вручить мне справедливое вознаграждение; по иному закон превращается в ловушку, подставленную гражданам законодателем. Понятие о приобретенном праве, неприложимое к публичному праву, составляет коренное начало частного права, что ни на есть справный оплот личной свободы; ясно вследствие этого, что супротив приобретенного права ополчаются те, кто стремится доставить лик человеческий в жертву обществу. С понятием о приобретенном праве узко связано общее юридическое положение, что закон обратного действия не имеет. Социалисты требуют равенства; но если формальное равенство, или равенство перед законом, составляет заявочное пожелание свободы, то материальное равенство, или равенство состояний, противоречит свободе. Как свободное созданье, всяческий мужчина, в равной мере с другими, является независимым источником деятельности; но так как материальные и умственные силы и способности людей, их наклонности, их положения, в конце концов, те условия, посреди которых они действуют, не равны, то и результаты их деятельности не могут быть одинаковы. Свобода необходимо ведет к неравенству состояний. Уничтожить неравенство разрешается только подавив свободу, из которой оно истекает, искоренив в человеке независимый середина жизни и деятельности и превратив его в орудие общественной власти, которая, налагая на всех общую мерку, может, конечно, определить общее равенство, но равенство не свободы, а рабства. Не право на пользование жизненными благами, а право на свободную дело для приобретения этих благ принадлежит человеку; действительное же осуществление этого права, будучи предостав

лено свободе, настолько же разнообразно, как самые свойства, наклонности, чувства, мысли и положения людей. В этом присущем самой природе человека неравенстве выражается групповой закон мироздания: натура всюду установила неравенство сил, свойств и положений, потому как только этим путем проявляется все бесконечное разнообразие жизни (принцип индивидуальности). Задача права - не истребить разнообразие, но удерживать его в должных границах, мешая естественному неравенству перейти в неравенство юридическое, мешая свободе одного посягать на свободу других. Конечно, люди могут иметь нужду в помощи, но этому требованию удовлетворяет уже не право, а иное начало - влюбленность, нравственность. Закон любви есть закон свободы; юридическая влюбленность есть нелепость, и нелепость безнравственная, потому что она извращает моральный закон, делая его источником насилия и принуждения. Из этого ничего не может случиться, помимо самых безобразных явлений; в этом месте кроется источник всех гонений на совесть; тут коренятся и те превратные учения, которые под видом всеобщего братства требуют полного подавления человеческой личности. Несомненно, что идеалом общежития является такая форма его, где царствует наибольшая уровень свободы личности и где этический закон господствует над всеми отношениями. Приблизиться к этому идеалу разрешается только последовательной работой многих поколений, причем необходимо вечно сообразоваться с местными и временными условиями, а главное - не терять из виду, что новости мировое сообщество к нравственному идеалу позволительно только путем свободы, так как думка об осуществлении царства Божия на земле действием внешней власти и путем принуждения представляет собой полное извращение нравственного закона. Это та думка, которая зажигала костры инквизиции и заставляла истреблять тысячи людей во имя религии милосердия и любви.

Учение о человеческих союзах. Человек только в обществе может развивать все свои силы и способности; оттого среда есть необходимое обстоятельство человеческой жизни. Тем не менее следует неизменно не забывать, что дядя не принадлежит всецело тому или другому союзу; союзы могут быть разные и мужчина может заходить в любой из них различными сторонами своего существа. С некоторыми он связан самым своим рождением, в другие он вступает добровольно; но и от тех, к которым он принадлежит по рождению, он, в силу своей свободы, может отрешиться и перебегать в другие. Этого права не разрешено у него отобрать без нарушения его человеческих прав. Как джентльмен, он стоит выше всяких частных союзов и в этом отношении выходит из пределов всякого данного общества: в сравнении с вечным назначением лица, среда есть нечто преходящее. Поэтому индивидуализм составляет основное начало всякого человеческого союза. Логическим переходом от личного права к общественному является семейство, эта первая ступень человеческого общежитии. Вторую составляют церковь и гражданское среда, в конце концов, в государстве мысль человеческого общежития достигает высшего своего развития: тот самый верховный человечий союз сводит к высшему единству все самостоятельные элементы общежития. В особенности важным представляется вопросительный мотив о гражданском обществе, как о совокупности частных отношений - экономических, умственных и нравственных - между лицами. Ни по объему, ни по содержанию оно не совпадает с государством. Общество, подчиняющееся известной государственной власти, связывается с другими такими же обществами многообразными связями (экономическими, духовными, религиозными), установляющимися кроме государства. Политические сношения касаются совокупных интересов, общественные же сношения несравненно шире и многообразнее. Государство управляет совокупными интересами народа, но вся область личной деятельности человека, материальной и духовной, в науке, в искусстве, в промышленности, лежит за пределами его; держава может располагать на нее большее или меньшее, но во всяком случае косвенное воздействие. Самый источник деятельности, производящая мощь, цели и побуждения ее заключаются в лице человека; из взаимодействия свободных единичных сил образуется то, что называется обществом. - Общество не есть организм: подчиняясь государству, как единому целому, оно не перестает быть сплетением частных интересов и зависимостей, не представляющих никакого организованного единства. К государству, а не к обществу приложимо понятие о целом, владычествующем над частями; в исследовании общества надобно распространяться от лица. Смешение этих двух сфер было причиной самых крупных ошибок в истории философии права. - Отличаясь от государства, среда тем не менее находится с последним в самой тесной связи: страна все свои силы и средства черпает из общества. Сознание этой зависимости государства от общества составляет отличительную черту новейшей политической науки; навык показал, что государственный быт тогда только имеет прочные основы, когда он покоится на господствующих в обществе убеждениях и потребностях. Общество несравненно устойчивее государства: личный быт, охватывая человека всецело, определяет все его привычки, нравы, понятия, образ действий. Поколебать все это значительно труднее, нежели изменить политический строй, тот, что, образуя вершину общественного здания, может быть перестроен без потрясения оснований. С прочий стороны, независимость общества от государства есть не подлежащий сомнению факт. Если социалисты и социологи, смешивая различные понятия, хотят в экономической области обратить общественные силы в чистые органы государства, то никто ещё не пытался произвести то же самое в области духовной; никому не приходило в голову утверждать, что наука, искусство, религиозная вера сущность функции государственной власти и должны вырабатываться повелениями сверху. Если же дядя в области духовной является самобытным и самоопределяющимся источником жизни и деятельности, то таким он необходимо должен быть и в области экономической, которая представляет касательство духовных сил к окружающей природе, и, в сущности, самостоятельного

значения не имеет. Экономическая область есть только материальная основа, на которой строится общежитие, есть снадобье, а не цель; экономические воззрения, господствующие в обществе, находятся в зависимости от действующих в нем духовных сил, а не напротив. Эти духовные силы, а не материальные потребности, и составляют главное содержание истории, источник жизни человечества, различие человеческих обществ от обществ животных. Исследование общества в его составных элементах и влияния его на страна составляет предмет науки об обществе или социологии. То, что под этим термином разумеют многие современные социологи, не есть наука, а только, в лучшем случае, попытка сформировать науку, причем сплошь и рядом начала из одной области переносятся в другую, где господствуют абсолютно иные условия. Так, к примеру, приложение к человеческим обществам начала борьбы за наличие есть не что иное, как перенесение гипотезы из области биологии в такую среду, где господствуют идеально иные элементы и стремления. Что баталия составляет одно из обычных явлений общественной жизни, это явный факт, одинаково как и то, что человеческое формирование происходит путем борьбы; но проблема человеческих обществ состоит аккурат в том, чтобы умерить эту борьбу и привести враждующие силы к соглашению; держава и установлено далее, чтобы люди не истребляли товарищ друга в борьбе за наличие. - Исследование воздействия государства на среда составляет предмет науки политики. Для плодотворного исследования этого воздействия необходимо в свое время всего исследовать созданье государства и различие его от общества; этим занимается наука государственного права.

Государство есть союз свободного народа, связанного законом в одно юридическое целое и управляемого верховной властью для общего блага. Таким образом основными элементами государства являются: 1) политическая элита, 2) закон, 3) воля и 4) общая мишень. Цель государства, его мысль есть гармоническое сочетание всех элементов общежития и руководство общими интересами для достижения общего блага. Существуют два крайних мнения о границах деятельности государства: одно находит, что держава должно защищать секьюрити и право, а все другое дать свободной деятельности граждан; другое всю частную дело всецело подчиняет государству, утверждая, что единственно от усмотрения государственной власти зависит предоставление гражданам большего или меньшего простора в преследовании их частных целей. Последняя односторонность, в настоящий момент господствующая, несравненно хуже и опаснее первой: всеохватывающая регламентация частной деятельности ведет к полному подавлению свободы, то есть подрывает в самом корне источник общественного преуспевания. Но первая система ещё не может быть принята: страна не может ограничиваться только охранением безопасности; оно само есть направляющая мощь, ведущая граждан к общему благу (блестящими примерами благотворного воздействия государства служат реорганизации Петра Великого и Александра Второго ). Оно должно не только оказывать содействие всем живым силам общества, но и само прямо схватить в близкое ведение те учреждения, которые имеют повальный нрав. Гарантия в том, что держава не переступит пределов своей деятельности, не станет вторгаться в область частных отношений, не будет посягать на свободу личности, может содержаться в самой организации государственного союза. В этом отношении бесспорной является правда, что полное ограждение личных прав вероятно единственно посредством то, что граждане сами становятся участниками власти (независимость политическая). Без политической свободы личная независимость лишена гарантии. Где нет свободы в союзе господствующем, там воля в подчиненных союзах подвергается всем злоупотреблениям произвола. Эти две области - частная и государственная - находятся в постоянном, живом взаимодействии, и оттого должны управляться одними началами. Политическая независимость служит не только гарантией, но и восполнением свободы личной: в ней дядя находит высшее употребление своих сил и способностей; потому политическая независимость составляет неотъемлемую принадлежность всякого общества, стоящего на сколько-нибудь высокой степени развития. Только она наилучшим образом обеспечивает персона гражданина, свободу его совести, право его принадлежать или не принадлежать к какой угодно религии, показывать вольно свои мнения, переменять местоположение жительства и подданство и т.п. Весь вопросительный мотив содержится в том, как основать политическую свободу? Как и каждая другая, она имеет оборотную сторону: с свободой добра неразрывно связана воля зла. От состояния общества зависит, сколь оно способно пользоваться политической свободой. Бывают периоды в исторической жизни, когда на первостепеннный проект должен обозначиться ингредиент власти, чтобы спасти держава от разложения. Во всяком случае преобладание того или иного элемента составляет временное явление, вызываемое преходящими условиями. Идеалом постоянно остается гармоническое единство всех элементов и политическая воля. Образ правления, наиболее подобающий этому идеалу, есть конституционная монархия: она имеет все выгоды политической свободы, но устраняет многие из ее недостатков. И если бы отбор образа правления зависел от идеального совершенства, а не от жизненных условий и состояния общества, то нет сомнения, что конституционная монархия заслуживала бы предпочтения перед другими. Перед республикой она имеет то громадное превосходство, что в этом месте не владычествует масса, устраняется деспотизм большинства. Идее государства не соответствует предоставление верховной власти большинству, т.е. наименее образованной части общества: этим совсем устраняется начало способности, между тем как оно в организации власти должно обладать преобладающее значимость. Быть представите

лем целого и править его действиями есть высшее общественное призвание, для исполнения которого требуется и высшая способность. С прочий стороны, наличие демократического элемента сдерживает поползновения аристократии к владычеству над народной массой и служит гарантией, что права и интересы этой массы не будут нарушены. Борьба партий в конституционной монархии не может добиться такого ожесточения и иметь в распоряжении такие гибельные последствия, как в республике, так как над всеми партиями стоит безупречно независимая от них, умеряющая и сдерживающая верх монарха, тот, что сам прямо не вмешивается в борьбу партий, не управляет и вследствие этого не подвергается нападкам и осуждениям. Вследствие своего высокого положения и вследствие унаследованной привычки отожествлять близкое личное благо с благом всей страны, монарх обладает наибольшими возможными для человека гарантиями беспристрастия и справедливости (президент республики есть избранник большинства, то есть все-таки известной партии; он обладает властью не по собственному праву, временно, не имеет никаких наследственных традиций). Отсюда огромная важность и безусловная надобность монархического элемента, тот, что, таким образом, является четвертой властью наряду с законодательной (парламент), правительственной (министры) и судебной. Если конституционный монарх, не довольствуясь своей ролью посредника и умерителя, захочет сам одаривать ориентация делам, вопреки желаниям и потребностям народа, выражаемым его представителями, тогда в государстве водворяются нескончаемые раздоры, изредка приводящие к революции. - В абсолютной монархии сильно крепко поставлено начало власти; угроза от раздоров и борьбы партий сводится к минимуму. В этом несомненное превосходство этой формы правления. Опасность ее - вероятность вырождения в деспотию, с поставлением произвола на местоположение свободы. Абсолютная монархия и деспотизм должны рассматриваться не как различные образы правления, а как виды одного и того же образа. В одной господствует закон, в иной - произвол; в одной уважаются права граждан, в иной не уважаются. Учреждения, соответствующие деспотии: 1) собственный нрав всех властей; 2) отсутствие твердых гражданских законов и действо власти по усмотрению; 3) безусловное подчинение подданных всякой власти. Напротив, учреждения, соответствующие законной монархии, суть: 1) постоянные законы, которыми она руководится; 2) правительственные коллегии, законодательные, административные и судебные, сквозь которые действует верховная власть; 3) независимые суды, ограждающие права подданных; 4) выборные власти, выражающие участие народа в управлении; 5) сословия (представляющие собой только историческую категорию и сменяющиеся общегражданским порядком); возможны и 6) совещательные собрания выборных от народа. Самой важной и ничем незаменимой гарантией свободы и права является суд. С одной стороны, он охраняет легитимный строй и служит таким образом самым крепким оплотом власти, с иной - представляет собой надежнейшую гарантию неприкосновенности прав каждого гражданина от произвола и нарушения, откель бы они ни исходили - от других ли граждан или от самой власти. Существенное роль суда состоит в том, что он является высшим органом правды. Занимая положение третьего лица между спорящими сторонами, он взвешивает противоположные доводы и произносит вердикт. Отсюда ясно, что первое и необходимое качество судьи есть беспристрастие, а оно может быть только при полной независимости как от тяжущихся, так и от власти. Судья подчиняется единственно безличному закону и является первым его хранителем; но так как приложение закона к данному случаю завсегда имеет индивидуальный нрав, то вердикт должен быть делом личного внутреннего убеждения; никакая верх не имеет права предписать вердикт, аналогично тому, как предписываются действия административным органам. Действуя по внутреннему убеждению, арбитр не несет ответственности за родное заключение, неужто будет доказан недобрый умысел или явное ломание правил закона по грубой небрежности; в этих случаях он сам подлежит суду.

Так же читайте биографии известных людей:

Борис Эбзеев Boris Ebzeev

Борис Сафарович Эбзеев (кар.-балк. Эбзеланы Сафарны джашы Борис) российский юрист, судья Конституционного суда России (19912008). Президент..
читать далее →

Борис Кочуров Boris Kochurov

Борис Кочуров - советский и российский ученый, картограф и геоэколог. Родился 31 августа 1946 года.Борис Кочуров является одним из основателей..
читать далее →

Борис Соколов Boris Sokolov

Заслуги Бориса Сергеевича отмечены многими наградами - тремя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Знак почета, многими..
читать далее →

Борис Модзалевский Boris Modzalevskiy

Известный пушкинист России. Выпускник 2-й Петербургской гимназии. 1894-1898 гг. - учился в Петербургском университете, сначала на филологическом, а..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий