Известные люди

»

Григорий Щедрин

Мы со старшим лейтенантом Куликовым только что доложили о передаче и приеме дел на подводной лодке "Щ-110", вручили написанные об этом рапорты и направились в казарму, чтобы завершить последние формальности. Новому командиру нужно было вернуть команда по кораблю о своем вступлении в пост, а мне - официально представить его команде и попрощаться с нею перед уходом.

Легко вымолвить - попрощаться... Команда для командира - это не несложно знакомые люди, а товарищи, с которыми ты привык разделять отрада и напасть, успехи и неудачи, в которых веришь больше, чем в самого себя, и любишь как самых дорогих друзей. За три года командования лодкой я всей душой привязался к ее экипажу. Море роднит людей, а для нас оно вправду стало родным домом. Много тысяч миль прошла наша подводная лодочка в дальневосточных водах. Мы побывали в десятках бухт, провели две зимовки за ледовой кромкой. Были в нашей службе и большие трудности, и большие радости. Все делили по-братски, а ныне...

Несколько часов обратно мы возвратились из похода. Выходили нарочно выказать молодому командиру его судно на ходу. Ошвартовывая "Щуку" к причалу, я в окончательный раз почувствовал славный холодок ручек машинного телеграфа, которые сейчас уже положено удерживать другому. Когда лодочка привальным брусом коснулась причала, мне показалось, подобно как я своим телом ощутил ту боль, какую должна проверять она.

Чувство полной слитности с кораблем при управлении им пришло не неожиданно. Но сейчас, когда я изучил все его свойства и капризы, он кажется мне таким же живым и послушным, как собственная нижняя конечность или лапа. На мостике затем швартовки не задерживаюсь, а, уходя с пирса, обратно не оглядываюсь, чтобы не расстраиваться... Невольно вспомнил, что так же несладко было покидать три года обратно с "Малютки".

Светлое и просторное рундучное помещение казармы, расположенное рядом с кубриком, как и все принадлежащее нашей лодке, находиться под неусыпным наблюдением молодого боцмана Геннадия Хрящева. В баталерке - так называют подводники свою кладовую - по-корабельному чисто и уютно. Цементный пол окрашен сэкономленной при доковании коричневой патентованной краской, а аккуратные занавески на окнах сшиты из материала, выпрошенного на складе у шхиперов. Мебель и другие предметы расставлены так, как это умеют действовать только моряки - ничего лишнего и в то же время все необходимое под рукой.

Прежде чем поставить подпись свой основополагающий директива по кораблю, Куликов ещё раз с нескрываемым удовольствием оглядел баталерку, посмотрел на добротные, пригоже оформленные рундуки для личных вещей команды, столик, тумбочки и стулья. Отметив про себя, что боцман не только может помогать строй, но не забыл и своей гражданской специальности - столяра-краснодеревщика, начальник улыбнулся каким-то своим мыслям, совершенно взял ручку и поставил подпись в книге приказов. С этого момента уже он, а не я командует и отвечает за подводную лодку.

В казарме в проходе между койками построена команда. Представляю нового командира, обхожу строй, каждому жму руку, желаю успеха и здоровья. Много теплых и хороших слов хотелось проронить товарищам, но речи не получилось. Я посмотрел на дорогие мне лица краснофлотцев, старшин и командиров и понял: ничего не нужно произносить, все ясно и без слов. Я чувствовал, что им так же жаль расставаться со мною, как мне с ними. Все загодя обдуманные и приготовленные фразы выскочили из головы. Постоял минуту, не зная, как поступить, следом повернулся к выходу и уже на ходу выпалил:

- Люблю я вас, черти морские...

Трудно оставить от хорошей команды. А команда на "Щ-110" и взаправду подобралась отличная. Успехи и неудачи лодки люди вечно принимали рядом к сердцу. Равнодушных не было. И это сплачивало экипаж, делало его сильным, способным постоять за свою честь.

В прошлом, 1938 году лодчонка завоевала четыре общефлотских переходящих приза, а в этом прибавлялось к ним два новых. И лодочка вышла на первое местоположение посреди подводных лодок типа нашей на Тихоокеанском флоте.

Нелегко досталось нам первенство. Сколько было вложено труда и пролито пота, в свое время чем мы получили право принять на сцене клуба полотнище стяга и отвоеванные у бывших победителей переходящие призы. Наши соперники - экипажи других подводных лодок - ненамного отставали от нас, и только призовые торпедные стрельбы решили вопросительный мотив о победителе в социалистические соревновании в нашу пользу. Дорого было то, что любой член команды вложил в совместный фарт все свои знания и способности.

Да, нелегко покидать командиру с хорошего корабля. И все же я решил покинуть, когда мне предложили сходить командиром ещё не законченной постройкой подводной лодки типа "Сталинец". Командовать новым, добро вооруженным, с здоровый автономностью плавания подводным кораблем - неужели это не честь для каждого подводника?

Назначение состоялось, но на душе было почему-то нерадостно. Думая о только что оставленных товарищах, я чувствовал перед ними какую-то вину. Да и что ждало меня спереди? С какими людьми предстояло увидаться и служить на новой лодке?

Командир соединения строящихся кораблей капитан 1-го ранга Е. Полтавский встретил меня крайне радушно. Когда-то мы служили совместно, и в текущий момент вспомнили общих знакомых, главным образом бывших командиров "Малюток", которые, как и я, немного лет до этого служили в дивизионе под его командованием. Полтавский интересовался судьбой каждого из нас и радовался нашим успехам. Обстоятельно ознакомив меня с условиями прохождения боевой подготовки, правилами взаимоотношений с администрацией завода, начальник соединения поставил мне задачу: со всем экипажем детально исследовать технику, поступившую на вооружение новой подводной лодки. В руководство мне было приказано вступить тут же.

Командиры боевых частей ещё не назначены, да и команда в отдалении не укомплектована. Мне представляет собственный состав сверхсрочник с орденом Ленина на груди и двумя шевронами на рукаве кителя. Еще до того как он назвал свою фамилию, я догадался, что это боцман мичман Дорофеев, удостоенный в 1936 году высшей правительственной награды и бывший на приеме в Кремле с группой лучших младших командиров флота. Приятная нежданность.

На правом фланге стоит первейший старшина. Лицо этого, чуток видно улыбающегося человека мне также сильно знакомо. Не нужно и напрягать память. Это тот самый-самый бывший краснофлотец трюмный Константин Рыбаков, так толково обслуживавший механизмы в штормовом, трудном зимнем походе одной из "Щук", в котором немного лет обратно мне невзначай довелось участвовать. Замечательно! С такими специалистами, как эти двое, не пропадешь!

Обхожу строй, узнаю фамилии остальных старшин и краснофлотцев. Затем представляюсь команде и кратко рассказываю о себе: звание, как видите, капитан-лейтенант, член партии, был комсомольцем. Возраст 27 лет. До военной службы окончил мореходное училище в городе Херсоне. Плавал в торговом флоте матросом и помощником капитана, до старшего включительно. После призыва в Военно-морской Флот стал командиром. Сейчас назначен к вам, будем служить совместно.

Вечером потом комсомольского собрания по просьбе Краснофлотцев рассказываю им, как экипаж "Щуки" боролся за первенство на флоте. Слушали сильно чутко, а когда я закончил свой расклад, секретарь комсомольской организации Магдалинин заявил:

- Мы также будем что надо служить. А когда начнем плавать, полотнище стяга к нам перейдет.

Некоторые его поддержали, остальные молчали.

- А вы как думаете, товарищи, завоюем первенство?

- Думаю, что плаваем мы ещё шибко мелко, приятель начальник, - ответил торпедист Новиков. - Не о первенстве нам в текущий момент полагать нужно. С изучением специальности у нас нехорошо, до сих пор все только чертежи мусолим, живого торпедного аппарата не видели.

- В море многие ни разу не были, - вставил электрик Дерендяев.

С этого начался шибко острый, страстный и занимательный разговорчик о неполадках в обучении личного состава. Много полезного узнал я из этой беседы. А самое главное - понял: будет на лодке команда не хуже той, от которой я только что ушел. Люди горят желанием обучаться, плавать и осуществлять задачи так, чтобы разрешено было гордиться своим кораблем.

- Что же, будем верить со временем сделаться первыми. Хотя это, конечно, легче заявить, чем совершить. А в вашей хорошей службе не сомневаюсь. Иного нам ни комсомольский, ни воинский уставы и должок не позволят, - сказал я в заключение, С этим согласились все.

Побывал на заводе, познакомился со строителем корабля инженером Владимиром Игнатьевичем Судоргиным. Это дядя среднего роста, статный, худощавый, С энергичным открытым лицом, смирный и рассудительный. Через немного минут позже нашего знакомства он пригласил меня на площадку оглядеть лодку.

Строго говоря, лодки ещё не было. В отсеках длинного, веретенообразного корпуса лежало различное оборудование, которое затем разборки нужно было определить и смонтировать. Наверху, где положено быть надстройке и палубе, вспыхивало яркое голубоватое полымя электросварки. Стоял гром пневматических молотков, мешавший вести беседу.

Мне тяжело было осознать, как рабочие разбираются во всем этом. И все-таки я видел, что произвольный из них занят своим делом. Об этом безошибочно позволительно было судить по уверенным движениям, озабоченным лицам, деловым репликам. Я обратил внимательность на то, что к инженеру рабочие обращаются нечасто, значит, сами знают, что им действовать. Пламенем и дымом, стуком молотков и запахов оплавленного металла встретило и проводило нас "специальное судно", или "заводской предмет 405", как назывался тогда свойский предстоящий боевой судно.

После оглушительных пневматических трелей и ослепительных сполохов сварки в комнате заводоуправления казалось в особенности тихонько и уютно. Владимир Игнатьевич познакомил меня с графиком установки и монтажа механизмов. Поразили названные им цифры, над которыми ни при каких обстоятельствах раньше не приходилось задумываться. В лодке нужно было разместить многотонные аккумуляторные батареи, дизеля, главные электромоторы, десятки тонн торпедного, артиллерийского, штурманского и другого вооружения, протянуть многие километры электрических кабелей, проводов, водяных и воздушных магистралей, определить больше сотни электромоторов всевозможных мощностей и назначения, тысячи измерительных приборов, контрольных устройств, предохранителей и других деталей. И все это в условиях, когда нужно экономить всякий квадратный дециметр площади и кг веса.

Судоргин говорил о выполненных и ещё ожидаемых поставках оборудования от заводов, разбросанных по всему Советскому Союзу. И я зримо представил себе, Как вся держава строит мой судно. Не выходя из тесного корпуса подводной лодки, зная только, откель получена та или иная пустяковина, позволительно было исследовать промышленную географию Родины. Почти всякий член экипажа нашей подводной лодки мог в этом месте с радостью познать, что и его град, область или республика строили тот самый отличный судно.

- Через год, Григорий Иванович, готовьтесь плавать, - заключил инженер. - А в то время как изучайте новую технику, помогайте нам сооружать.

Главные старшины Рыбаков и Боженко ни внешне, ни по характеру не похожи дружбан на друга. Первый - худощавый, активный, общительный, острый на язык. Второй - из тех, кого как правило зовут увальнями, тихий, сдержанный, кот наплакал флегматичный и малоразговорчивый. Но в стремлении изведать все, что относится к их специальности, сходство у них поразительное. Есть ещё одна замечательная, общая для них обоих черта - щедро делиться своими знаниями с подчиненными и товарищами.

Рабочий день давнехонько кончился, но на заводской площади я встретил беспокойных старшин трюмных и электриков. Они направлялись к головным лодкам того же типа, что и наша, кинуть взор на работу механизмов. Там начинались заводские испытания. На одной запускали компрессор воздуха высокого давления, а на второй испытывались главные электродвигатели. Разве могли Рыбаков и Боженко переводить дыхание в такую темное время суток?

С командирами головных "Сталинцев" капитан-лейтенантами Дмитрием Кондратьевичем Братишко и Львом Михайловичем Сушкиным мы загодя договорились о допуске нашего личного состава на их лодки в отрезок времени заводских швартовных испытаний и о выходе в будущем некоторых из старшин с ними в море.

На следующий день в одном из цехов завода я заново столкнулся с Рыбаковым. На тот самый раз он изучал трюмную помпу, находившуюся в процессе сборки.

- А где же ваш приятель Боженко?

- Он в аккумуляторном сарае, приятель начальник. Туда поступила новая батарея для одной из лодок, и он пошел знакомиться с нею, - доложил Рыбаков.

Любознательность неугомонных старшин помогла нам верно основать боевую подготовку. Корабль и механизмы мы изучали ныне не только по чертежам и описаниям, но и на складах, в цехах завода, на своей и головных лодках. Все понятнее каждому из нас становились сложные лабиринты различных магистралей, сигнальных систем, бесконечное море приборов. В команде видно сократились разговоры о сложности подводной техники, а о ее грозной силе стали сообщать чаще.

Серьезная систематическая учеба принесла свои плоды. Флагманские специалисты при очередной проверке знаний личного состава оценили их шибко приподнято. Было высказано точка зрения о необходимости осуществить на других кораблях некоторые полезные мероприятия, проводившиеся у нас. Об этом было доложено начальнику штаба, и как-то раз вечером я был вызван к командиру соединения.

Разговор принял безупречно внезапный оборот. В кабинете капитана 1-го ранга находился агент штаба флота. Поговорив со мной о положении дел на лодке, он, казалось бы за пределами всякой связи с предыдущим, задал мне немного вопросов.

- Сколько времени вы служите на Дальнем Востоке?

- Пять лет.

- В отпуск выезжали?

- Нет.

- Когда и куда поедете передохнуть в этом году?

- Отпуск мне запланирован в мае. Собираюсь съездить к родным в Туапсе и Дербент.

- Черное море и Каспий! Места хорошие, разрешается позавидовать. Должен, при всем при том, вас огорчить: с отпуском придется повременить. Решен вопросительный мотив о срочной и достаточно длительной вашей командировке. Семью советую направить на юг, сами поедете к ней осенью. Послезавтра к десяти часам прошу быть готовым к выезду. Задание получите у меня. Командование лодкой временно сдайте батальонному комиссару Бронштейну. Не расстраивайтесь, лодочка выйдет с завода только посредством год. Успеете и поручение исполнить, и в отпуске погулять, и к плаванию подготовиться.

Он протянул мне руку, давая раскумекать, что разговорчик окончен. Мне оставалось только пожать ее и сказать: "Есть!".

О том, что происходило в мое отсутствие, я узнал от товарищей по прибытии во Владивосток. Плавать лодочка начала значительно раньше, чем это предусматривалось заводским планом.

В субботу в кубрике нелегкий электрический утюг не выключался весь закат дня до отбоя. Нужен он был до зарезу каждому, но принять его от товарища, некогда чем он сгонит все морщинки с форменной рубахи и синего воротника и наведет на брюках стрелку, нечего было и планировать. Приходилось терпеливо ждать своей очереди. И чтобы не лишаться бесполезно время, ожидающие стирали белые чехлы на бескозырки, растягивали их пружинами, чтобы просушить, а потом выгладить, драили суконками до блеска ботинки. Одним словом, Краснофлотцы не собирались стукнуть в грязища лицом перед шефами. На воскресенье был намечен общий выезд за град на живописный берег залива. А посреди шефов навалом девушек, и к тому же хорошеньких. И каждому краснофлотцу хотелось глядеться как не возбраняется лучше.

Воскресным утром вагон дачного поезда доставил шефов и подшефных моряков в дачную местность. Яркая зелень и бесцветный воздух непредумышленно настраивали на лирический лад, и вскоре на лужайке молодая поросль в тесном кругу запела задорную комсомольскую песню. Затем следом за штурманским электриком Сергеем Мамонтовым все дружно подхватили:

Если завтра битва, если завтра в поход,

Будь в эти дни к походу готов...

Пели продолжительно, а когда устали распевать, затеяли игру в "третий лишний". На лужайке звучали гогот и шутки Время бежало скрыто и радостно...

- Военнослужащим тут же возвратиться в части и на корабли! - как снег на голову раздался звук запыхавшегося от быстрого бега Краснофлотца.

Не останавливаясь, Краснофлотец побежал дальше, выкрикивая те же слова, предупреждая воинов, которых нынче в этом месте посреди отдыхающих было полно.

Ох, как не хотелось покидать! Но дисциплина обязывала. Извинились перед девушками, скоро попрощались с ними и бегом направились на перрон, куда подходил владивостокский поезд.

Некоторые на бегу делились замечаниями и обидами:

- Снова какое-нибудь учение проводится!

- Добро, кому по тревоге в море вылезать, а нам только для того и нестись, чтобы сумку противогаза посредством плечо повесить!

-С девушками познакомиться некогда!

- Такое воскресенье испортили!

- Братцы, труды пропадают, на что только чистились да гладились! Зря старались!

Мичман Илья Дмитриевич Дорофеев бежал совместно со всеми, оставив на лужайке жену с шефами. Ему тяжко было поспевать за молодежью, мучила одышка, и он молчком выслушивал насмешливые реплики. "Молодо-зелено. Вот прибудем в базу, придется побеседовать с ними о дисциплине",- крепко решил боцман.

В переполненном вагоне было еле слышно, как при большом злоключение. Невольно и вбежавшие в вагон моряки поддались общему настроению, прекратили разговоры и только несладко дышали. Но вот кто-то заговорил о последних событиях. Они ошеломили своей неожиданностью. До сознания доходили только бессвязные обрывки фраз.

Нападение... бомбардировки... Германия... фашисты... Гитлер... битва...

- Сволочи, - громко сказал Дорофеев, - гады!.. Теперь и тут не возбраняется поджидать пакостей.

От вокзала к казарме добирались попутными автомашинами. Город жил своей обычной жизнью. Как всю дорогу, поблескивала прелестница бухта, лентой тянулась Ленинская улочка со знакомыми до мелочей зданиями. И все же за эти немного часов что-то неуловимое вошло в темп жизни города. Он стал как бы суровее и строже. На улицах не видно военных. Несмотря на воскресенье, к военкоматам тянутся вереницы людей; посреди них есть и те, кто достраивал нашу лодку.

Возмущение фашистским вероломством, влюбленность к Родине, волнение за ее судьбу у судостроителей, Краснофлотцев, старшин и командиров лодки проявились в стремлении быстрее достроить, попробовать и ввести в строй новоиспеченный боевой судно. По окончании своей смены люди оставались в заводских цехах и на строительной площадке, чтобы произвести как позволительно больше. Не хотел быть в долгу и собственный состав подводной лодки. Моряки количество работ по достройке взяли на себя.

Похудевший, осунувшийся, но всю дорогу деятельный и бодрый, Владимир Игнатьевич Судоргин успевает случаться повсюду, где нужны его навык и знания. При этом все он делает смирно и как-то скрыто. Непонятно, где и когда он отдыхает, но каждая смена считает, что инженер работает с нею.

Когда электросварщики закончили крепление листов надстройки и ограждения рубки, остов подводной лодки предстал в окончательном виде. Подводный судно красив и грозен.

Самоотверженный работа людей принес фарт. Заметно спереди графика идет монтаж дизелей, главных электромоторов и других механизмов, количество из которых проходит заводские испытания.

Когда я возвратился из командировки, лодочка готовилась к своему первому выходу в море. Команда была уже целиком укомплектована. Но главное - люди стали приметно серьезнее. Война взвалила на плечи каждого огромную личную ответственность независимо от возраста, вот и пришлось нашей молодежи сделаться не по летам взрослой.

Я не уставал любоваться своей подводной лодкой. Она была уже вовсе готова. Ласкали око гладко "зализанные" для обтекаемости легкий остов, надстройка и ограждение рубки. Сопротивление воде они окажут небольшое, и прыть хода от этого немного повысится. Очень скрупулезно продумана технология размещения механизмов внутри лодки - их относительно без труда будет обслуживать. А верхняя палуба? Это оттого что греза подводника! Широкая, ровная. Плясать не возбраняется. При этом не металлическая, а из красивого, истина, дорогого тика. Дерево это тяжелее воды, и в случае повреждений палубы при бомбежке куски дерева всплыть на поверхность моря не могут. Следовательно, врагу будет труднее обусловить местонахождение лодки. Казалось бы, плавай да радуйся, но не тут-то было. Чтобы сберечь эту палубу, пришлось выдюжить "смертный бой" с военными химиками. Они требовали снять ее и сменить железный, так как в случае попадания на нее стойких отравляющих веществ деревянные части труднее будет дегазировать, чем металл.

Напрасно я горячо доказывал, что от самолетов противника во что бы то ни стало будем погружаться, драться собираемся под водой, а там для нас не только химия, но и сам нечистая сила не страшен. Доводы мои их не убедили. Хорошо, что своевременно подоспела содействие в лице командира дивизиона. Палубу мы отстояли, но почтение химической службы потеряли на долгий срок... Ее представители ушли, ворча себе что-то под нос и пророча мне мучительную конец от нарывов. "Мрачные личности!" - прошептал им вдогонку мой единомышленник боцман.

Готовимся к самому ответственному в заводских испытаниях моменту - пробному погружению. Этим, помимо герметичности, проверяется остойчивость лодки под водой, ее балластировка и нагрузка.

Если бы на окнах не было затемнения, разрешено было бы видать, как поздненько горит свет в кабинете начальника конструкторского бюро Соловьева. Вместе с инженером-конструктором Людмилой Васильевной Калачевой он ещё и ещё раз проверяет все расчеты. Одновременно на лодке инженер-капитан-лейтенант Михаил Исидорович Шаповалов, главстаршина Константин Рыбаков и все краснофлотцы электромеханической боевой части скрупулезно осматривают всякий забортный клапан.

В бухте лодочка приняла первый балласт, ушла под воду и начала к дифферентовке. Корпус герметичен, в нагрузке просчетов нет. Приводим лодку в такое положение, когда она как бы "висит" на перископе. В миг такого равновесия стоит только опустить перископ, то есть уменьшить на немного десятков килограммов вес вытесняемой кораблем воды, как вся махина весом больше тысячи тонн начнет погружаться. Поднимешь перископ, и лодочка начинает всплывать. На бoльшую пунктуальность тяжело и полагать.

Подводное кренование продолжалось немного часов и потребовало от экипажа и в особенности от командира электромеханической боевой части и группы трюмных большого напряжения сил. Ведь в то время как идут испытания, ни всплывать на поверхность, ни укладываться на грунт не разрешается. Задача нелегкая, если учитывать, что ход вручить не разрешено, а глубина не превышает пятнадцати метров а рабочим и инженерам приходится перемещаться по отсекам, и это влечет за собой бесконечные поддифферентовки, для которых употребляется сжатый воздух.

Пока лодочка шла под перископом, я находился в боевой рубке, следил за поверхностью воды в бухте и вместе с тем за плавучестью лодки. Центральный пост был всецело отдан "на откуп" механику. Он там священнодействовал вкупе с Рыбаковым и его группой трюмных. Кроме дифферентовки и кренования, на чем было сосредоточено основное внимательность, им приходилось отвлекаться и на другие дела. В центральный пост поступали все доклады о просачивании воды вовнутрь прочного корпуса, о работе механизмов во всех отсеках, о передвижении людей по лодке. На все нужно было угнаться отреагировать, о самом необходимом хотя бы кратко, но в аккурат сделать запись. Справились мы с задачей недурно, в особенности, если учитывать, что это было первое наше погружение.

Кренование показало отличные результаты. Решены были и другие вопросы испытаний. Оставаться под водой больше незачем. Даю приказание продуть среднюю балластную цистерну, и вот рубка и палуба показались на поверхности. Вполне разделяю нетерпение курильщиков и сообща с ними мечтаю произвести добрую затяжку. Но подводнику нужно спешить обдуманно, не спеша. Я нарушил это правило и за это был наказан.

Из-за бесконечного травления сжатого воздуха вовнутрь корпуса давление его к моменту всплытия намного превышало атмосферное. Чтобы уравнять давление с забортным, на крышке люка есть относительно небольшое отверстие - атмосферный клапан. Его-то и следовало вскрыть раньше, чем проем. Это азбучная правда для подводника. Но бывает, что и азбуку забудешь, в особенности, когда продолжительно не был под водой.

Так случилось и со мной. Вместоположение атмосферного клапана я развернул кремальеру крышки люка. Раздалось шипение рвущегося наружу воздуха. Находившихся внизу ударило по барабанным перепонкам так, как это случилось бы, если бы авиалайнер моментально приземлился с высоты трех - четырех тысяч метров. Со мною же произошло вообще нечто невообразимое. Наблюдавшие за лодкой с берега могли лицезреть, как над мостиком в первую очередь появились не кепка и башка командира, а его ботинки и ноги. Выброшенный устремившимся наружу воздухом, я не упал за борт только оттого, что накрепко ухватился за ручки кремальеры крышки люка, которая давлением воздуха развернулась на 180 градусов.

Никогда до этого, ни затем мне не удавалось с таковый легкостью выжать стойку на руках. Со стороны это, конечно, было смешное представление, но я от неожиданности первоначально был ошеломлен, а две вскочившие на голове шишки не располагали к смеху. От моментальной смены давления над люком и в его шахте образовался пар. К счастью, внизу никто не понял, что произошло, а сам я об этом случае сказывать не стал. Впрочем, огорчение это было мимолетное и не могло омрачить радости за свой судно, с честью выдержавший первое подводное крещение.

С того дня мы выходили в море без малого каждый день. Заводские испытания шли благополучно. Чем больше свой состав познавал свою профессия, тем увереннее обслуживал механизмы, внимательнее и требовательнее относился к работе материальной части. Командиры, старшины и краснофлотцы не мирились более того с незначительными недостатками. Иначе и быть не могло: все понимали, что с этими механизмами нам плавать и в мордобой ходить! К чести заводского коллектива, рабочие нас в этом кроме того поддержали. С каждым выходом список дефектов, предъявляемых заводу, уменьшался. Наконец наступил день, когда серьезных претензий не осталось. Вместе с заводом доложили о готовности корабля к государственным сдаточным испытаниям. Меня назначили заместителем председателя государственной приемочной комиссии.

Все мы отдавали себе доклад в том, что государственная приемка - это не только всесторонняя ревизия корабля, его тактико-технических данных, надежности работы механизмов, но в то же время и экзамен для команды, ревизия ее способности править техникой.

Мичман Юрий Елин и старшина 2-й статьи Либерман ещё в базе придирчиво проверили, жестко ли усвоили мотористы правила ухода за дизелями при их работе на длительном режиме и повышенных оборотах. И они не успокоились, в то время как не добились от каждого уверенных и твердых знаний. Это была подготовка к испытанию машин при работе на полную мощность.

Мотористы Калиниченко, Бубнов, Бочанов и Лебедев со знанием дела помогали своим старшинам и заводским рабочим, участвовавшим в сдаче корабля, обслуживать двигатели, вспомогательные механизмы, присматривать за температурой подшипников и показаниями приборов. С их помощью удалось развить предельное цифра оборотов двигателей и в течение многих часов помогать тот самый порядок.

Чтобы увеличить мощность дизелей, в пятом отсеке работали две турбовоздуходувки. Они с таковой силой засасывают воздух, что в шахте люков центрального поста, посредством которую поступает воздух, образуется нечто словно бы аэродинамической трубы.

Трюмный Молодцов с большим трудом смог одолеть сопротивление воздушных потоков и подняться на мостик, а вот опускаться пришлось, что называется, с попутным ветерком.

Мы со штурманом лейтенантом Ю. В. Ивановым весь отрезок времени скоростных испытаний находились на мостике. Приятно было следить стремительный бег лодки. Несмотря на большую прыть, буруны у форштевня и за кормой относительно невелики. Лейтенант знает, что как раз это знак совершенства конструкции. Некоторые же полагают, что, чем выше пенистая водяная грива вырастает по носу и за кормой корабля, тем выше его скоростные данные. Какое заблуждение!.. Высокие буруны - знак неважный обтекаемости подводной части корабля, что создает большое сопротивление и мешает развивать большую прыть.

- Сколько подтверждает мерная граница? - спрашивает меня и председателя государственной комиссии строитель лодки, покуда мы заняты точным замером скорости.

- Не беспокойтесь, Владимир Игнатьевич, премия за превышение проектной надводной скорости от вас не уйдет, - отвечает капитан 1-го ранга Булавинец.

- Дело не в премии, а чтобы не хуже, чем у других. - С этими словами Судоргин хоронится в люке.

- Наверное, пошел поделиться с рабочими радостью, - замечает председатель комиссии.

За вертикальным рулем - старшина 2-й статьи Александр Игнатьев. Обязанности его до смешного просты - непрерывно перекладывать руль с борта на борт. Если учитывать, что лодчонка идет самым полным ходом, то это граничит с варварством. Но начальник отделения рулевых понимает: нужно увериться в надежной прочности рулевого устройства в самых тяжелых условиях. За кормой тянется долгий зигзагообразный шлейф белой пены. Лодка послушна воле рулевого, она катится то направо, то налево, сообразно кренясь на обратный повороту борт. Стоящие на мостике редко обмениваются короткими репликами о поворотливости корабля, потере скорости на поворотах, но Игнатьев думает о том, что видит. Красивое представление!

- Срочное погружение!

Члены приемочной комиссии вместе с тем пускают секундомеры. Мое же занятие - управление кораблем. Не прошло и полминуты со времени подачи сигнала, а лодочка, как по волшебству, исчезла с поверхности моря. Мне это вдвойне мило - и за лодку, и за ее юный экипаж.

Продуваем цистерну быстрого погружения, задерживаемся на заданной глубине. Только белая пена и пузырьки воздуха на поверхности моря над нами свидетельствуют о том, что в этом месте совершенно недавно находилась подводная лодчонка. Заданный конструкторами норматив выдержан и перекрыт.

Всплывать будем не быстро. Нам предстоит погрузиться на предельную глубину. Погружаемся "этажеркой", то есть задерживаемся на глубинах сначала сквозь каждые двадцать, а далее десять метров. Все идет как запрещено лучше - герметичность лодки полная, только редко приходится поджимать тот или другой сальник, чтобы устранить капельное просачивание воды. Люди ведут себя отлично. Большинство из них на таковой глубине впервой, и все же ни на одном лице я не видел следов волнения - такова мощь уверенности в своей технике.

На грунт легли на глубине, на пять метров превышающей официозный рубеж. Испытали помпы, забортную арматуру - все работает стандартно. Прочный остов, его комплект, листы обшивки - эти стальные мускулы корабля, как их зачастую называют, не издалека ни единого "стона". Хорошую сталь сварили рабочие! В прочности лодки я до такой степени уверен, что в трудную минуту, если придется уклоняться от противника, ни секунды не задумываясь, нырну на глубины, полно большие, чем указывает красная черта на глубомере. Какое блаженство доверять тем, кто строит, и руководить таким замечательным кораблем!

Меньше месяца потребовалось комиссии на проведение государственных испытаний по полной программе. В завершающий день задержались на полигоне боевой подготовки до темноты. Возвращались в базу ночью. Прожектористы точек, расположенных на входных мысах, скрестили лучи своих установок на нашем мостике, идеально ослепив нас. В таком же положении оказался находившийся под боком от нас и шедший на пересечку нашего курса торпедный катерок.

Когда мини кораблик врезался в левый борт лодки, мы с сигнальщиком, щурясь от нестерпимо яркого света, не немедленно сообразили, что произошло. Только когда катерок беспомощно закачался в нашей кильватерной струе, мы поняли: произошло горе и нужна немедленная поддержка. Взяв потерпевший аварию катерок на буксир, мы пересадили на него фельдшера для оказания пострадавшим первой помощи, В результате удара у торпедников оказалось смятым в лепешку таранное отделение, заглохли моторы. К счастью, обошлось без тяжелораненых. По прибытии в базу обстоятельства столкновения обсуждались флотской аварийной комиссией, которая реабилитировала нас.

Государственная приемочная комиссия собралась в кабинете директора завода для подписания акта приемки подводной лодки от промышленности. Один за другим ставят свои подписи под документом все члены комиссии. Корабль принимается в состав Военно-морского Флота. Теперь это уже не предмет под заводским номером, а боевая единица, которая быстро официально получит родное наименование.

Члены комиссии поздравляют товарищ друга. Я от всей души пожимаю руку строителю лодки. - Сердечное благодарю вам, Владимир Игнатьевич,- говорю я,- и в вашем лице всем инженерам, техникам и рабочим завода за превосходный судно! От имени Краснофлотцев, старшин и командиров корабля заверяю всех, участвовавших в постройке лодки, что мы добросовестно и настойчиво возьмемся за учебу. И, если нам доведется увидаться с врагом, вам за нас краснеть не придется!

Никаких торжеств по поводу сдачи и приемки новой подводной лодки не устраивалось. Ограничились взаимными пожеланиями успехов и занялись будничными делами. Рабочий коллектив перешел на достройку других кораблей, а мы принялись за боевую учебу. К вечеру лодчонка бросила якорь в одной из бухт залива.

30 октября 1941 года был получен инструкция о присвоении лодке номера, подъеме на ней Военно-морского флага и зачислении ее в состав Тихоокеанского флота. Подъем флага решено было сделать утром 31 октября у пирса соседней бригады подводных лодок. Сообщение не застало экипаж врасплох. К этому торжественному дню мы готовились давнехонько вкупе с нашими шефами - рабочими и служащими одного из предприятий Владивостока. Их дар - шелковые кормовой флаг и гюйс - дождался своего дня.

Хотя на корабле совершенный строй, решено было тотчас начать к здоровущий приборке. Ведь завтра официозный день рождения нашего боевого корабля. Именинник в свой торжество должен сверкать!

Собрав на верхней палубе весь свой состав, я обратил его внимательность на важность предстоящей приборки. Говорить немало не пришлось. Команда сама великолепно понимала, что для такого торжества борта, палубу, надстройку, мостик, отсеки и механизмы нужно привести в безукоризненный строй. Старший помощник решил более того одеяла выгладить и провести внеплановую смену постельного белья.

Мичман Дорофеев приказал выпустить тузик и вкупе с краснофлотцем Подковыриным неторопливо обошёл около лодки. Ничто не может укрыться от зоркого Дорофеевского глаза. То он увидит соляровое пятнышко на краске, то только ему одному броский дефект на ватерлинии. Все, что нужно для приведения в строй бортов, находится под рукой. За транцевой доской тузика баночки с бензином и красками, куски ветоши, малярные кисти... На око, без шнура, никто, помимо боцмана так гладко кистью линию провести не сможет. И хотя она и без того ровная, эта ватерлиния, но завтра на пирс придут старые друзья Дорофеева - не осудил бы кто... Оно спокойнее, если ненужный раз самому испытать, а где нужно и подправить. Но вот борт приведен в совершенный строй, и мичман разрешает вымыть, приподнять и определить на местоположение тузик.

Так же читайте биографии известных людей:

Григорий Бахчиванджи Grigory Bahchivandji

0 года Григорий Яковлевич выполнил первый полет на БИ-1, открыв тем самым новую эру реактивной авиации.
читать далее →

Григорий Богомазов Grigory Bogomazov

Старший лейтенант Г. И. Богомазов совершил 350 боевых вылета, участвуя в 50 воздушных боях, сбил 12 самолётов противника лично и 4 - в составе..
читать далее →

Григорий Герман Grigory German

Лейтенант Г. И. Герман совершил 209 боевых вылетов, в 37 воздушных боях сбил 16 самолётов противника. 28 Сентября 1943 года за мужество и отвагу,..
читать далее →

Григорий Гультяев Grigory Gultyev

Лейтенант Г. К. Гультяев сбил лично 10 самолётов противника и 5 в составе группы. 8 Февраля 1943 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий