Известные люди

»

Дмитрий Ровинский

Сын московского полицеймейстера, родился 16 августа 1824 года. Окончив вектор движения в училище правоведения, начал службу в Москве, где последовательно проходил должности секретаря Сената, губернского стряпчего, товарища председателя уголовной палаты, губернского прокурора, прокурора судебной палаты и председателя уголовного департамента судебной палаты. С 1870 года состоял до самой смерти (11 июня 1895 года) сенатором уголовного кассационного департамента. Период служебной жизни Р. до начала судебной реорганизации отличался крайне активный, чуткой и чуждой всякого формализма деятельностью, особливо на важной должности губернского прокурора, значимость которой он мог весьма возвысить, несмотря на всю тяжесть отношений с самовластным и узким "хозяином Москвы" - генерал-губернатором графом Закревским. Настойчиво добиваясь возможной материальной правды и справедливости в решениях по делам уголовным, построенным подчас с полным забвением о живом человеке, на территории формальных, предвзятых, механически оцениваемых доказательств, добытых притом при следствии невежественными и нередко своекорыстными полицейскими чиновниками, вымогавшими у заподозренного разум с помощью замаскированных, а подчас и явных истязаний или томлениях в "клоповниках" и "могилах" подвальных этажей "частных домов", Р. входил во все и бдительным надзором, настояниями и просьбами, где только было может быть, устранял вопиющие злоупотребления современного ему судебно-следственного порядка. Много приходилось ему вкалывать и над улучшением положения арестантов в среде, где уже кончал блистать светом своего любвеобильного сердца Федор Петрович Гааз, о котором Р. и в конце своих дней вспоминал с умилением. Тяжелые столкновения с гр. Закревским вызывались заступничеством Р. за крепостных при искусственно раздуваемых случаях неповиновения их помещикам и более того управляющим, причем случаям этим бездушно придавался нрав "восстания", влекшего за собой каторгу и плети. Стараясь влиять на молодых судебных деятелей собственным примером, Р. горячо приветствовал издание в 1860 году наказа судебным следователям и напутствовал будущих следователей Московской губернии, собравшихся у губернского прокурора, призывом "быть некогда всего людьми, а не чиновниками, служить делу, а не лицам, базироваться на закон, но объясняя его разумно, с целью изготовить добро и доставить пользу, и домогаться одной награды - доброго мнения общества..." Предположения о необходимости судебной реорганизации вызвали его на строй работ, содержавших в себе исполненную действительного знания жизни и веры в духовные силы народа критику "общей объяснительной записки" к проекту уголовного судопроизводства графа Блудова, в которой предлагалось постепенное введение улучшений в наличествующие судебный строй и приемы. Стоя за надобность радикального изменения последних и находя нужным с корнем вытащить из русской судебной жизни черствое "приказное отношение", прикрытое "либеральными декорациями с трескучими фразами и уголовными прибаутками", Р. предлагает в основу судебного строя положить уже выяснившийся с самой симпатичной стороны тип мирового посредника и после этого, для больше важных дел, сформировать суд присяжных. Он первостепеннный имел смелость ясно и прямодушно определить вопросительный мотив об этом суде на практическую почву, вступив при этом в борьбу со многими лицами, авторитетными по своему положению. Против указаний на предполагаемую неспособность русского человека отличать правонарушение от несчастия Ровинский выставлял в своих юридических и историко-литературных трудах глубокую разницу между состраданием народа к осужденному и предполагаемой снисходительностью его к преступлению. "Народ, - говорил он, - смотрит с состраданием на преступника, уже наказанного плетьми и осужденного на каторгу и ссылку и, забывая все сделанное им зло, несет ему щедрые подаяния вещами и деньгами; он жалеет подсудимых, просиживающих под судом годы и десятилетия в явное разорение своего семейства и государственной казны, но за это сострадание следовало бы скорее признать за народом глубокое нравственное достоинство, нежели обвинять его в недостатке юридического развития".

Яркими красками передавал Р. в различных записках осуществление господствовавшей у нас до 1863 года системы наказаний с острожным сидением, плетями и шпицрутенами, рисуя ужасающими, но правдивыми чертами "зеленую улицу". На отрицание в русском человеке чувства законности, вследствие чего присяжные словно бы не будут зреть преступления там, где его видит закон, Р. отвечал указанием на то, что как раз социальный суд, гласный и всеми уважаемый, должен предшествовать юридическому развитию общества и самих судей, так как только в нем население научится правде и перестанет признавать некоторые преступления за самое обыкновенное занятие. Наконец, на опасение, что суд присяжных окажется непонятным обществу новшеством и не найдет нужных для себя органов в лице прокуроров и защитников, он возражал исследованиями об участии общественного и выборного элементов в старом русском суде и весьма интересными замечаниями и выводами о том, как должен выработаться и какими национальными особенностями выразиться тип будущих русских обвинителей и адвокатов. Вызванный в Петербург для участия в комиссии по судебному преобразованию и прикомандированный в 1863 году к Государственной канцелярии, Р. настойчиво и неустанно проводил свой точка зрения, стараясь, между прочим, избавить фабрика с присяжными от ненужных условностей, сократить прокурорские отводы, чрезмерно частое приведение заседателей к присяге и вообще устранить из производства тот ингредиент недоверия и дидактизма, к которому многие были склонны по отношению к представителям общественной совести. Некоторые из предположений Р. были осуществлены, под властным указанием опыта, только позже. С особенной любовью работал Ровинский и над организацией мирового института, предлагая, для поднятия его в глазах населения и для ближайшего приобщения его к органам центрального и местного управления, полагать почетными мировыми судьями на всю империю министров юстиции и внутренних дел, членов Государственного совета и сенаторов - во все время нахождения их в должности, а по губерниям - глав администраций областей, губернских предводителей дворянства и председателей губернских земских управ. В 1862 году, под его непосредственным руководством, была исполнена обширная судебно-статистическая служба по собранию и разработке сведений о положении дел судебного ведомства в губерниях будущего московского судебного округа. Назначенный прокурором этого округа в 1866 году, Р. с радостной энергией начал за практическую организацию нового дела. Им избран основополагающий состав московской прокуратуры, из которой вышло столь замечательных судебных деятелей. Им были призваны в ее ряды, между прочим, предстоящий министр юстиции Манасеин и популярный своим талантом обвинителя Громницкий. Исполняя, наряду со своими подчиненными, прокурорские обязанности, чуждый всякого "генеральства" и стремления к внешнему блеску, Р. служил им примером преданной службы любимому делу. Первые шаги новых учреждений не могли устроиться без невольных ошибок, а среда вдалеке не во всех своих слоях относилось к ним с сочувствием. Возникали неизбежные столкновения и пререкания, приходилось располагать занятие с тайным злорадством и явным недоброжелательством тех, чья верх или воздействие встречали законную препону в непривычной деятельности новых учреждений. Положение первого прокурора судебной палаты самого большого из судебных округов было не только трудное, но и нравственно ответственное пред будущностью нового суда. И в должностях судьи по существу и судьи кассационного, Р. сберег свой актуальный воззрение на каждое занятие, которое представлялось ему, в прошлом всего, бытовым явлением с индивидуальной окраской. Чуждый мертвых юридических схем, видевший во всем и некогда всего живого человека, Р. вносил свою отзывчивость на запросы житейской правды и в отвлеченную область оценки кассационных нарушений. Враг всякой "канцелярщины", всего уклончивого, неопределенного и недосказанного, он был краток и точен в своей работе, умея, и все-таки, шибко в деталях разрабатывать вопросы, когда они касались установления правильного взгляда на серьезные правоотношения или правонарушения. Он работал

неустанно, с редкой добросовестностью, не избегая ни под какими предлогами сухого и подчас сильно скучного, кропотливого труда. В течение своей сенаторской деятельности он был постоянно на своем посту, влияя на товарищей независимостью и ясностью своих житейских и юридических взглядов. Вступив в Сенат в возрасте, когда многие уже мечтают о покое, он бодро начал за работа и доложил 7825 дел, по каждому из которых им собственноручно написано заключение или мотивированная резолюция. Это было для него не несложно, потому что рядом со службой у него существовала любимая сфера искусства, куда его влекло всеми силами души и где он отдыхал душевно. В этой сфере он сделал сильно многое. Один, собственными трудами и путем больших материальных жертв, он собрал и издал строй изданий: "Историю русских школ иконописания", "Русские граверы и их произведения", "Словарь русских гравированных портретов", "Русский гравер Чемесов" (с 17 портретами), "Русские народные картины", "Достоверные портреты московских государей" (с 47 рисунками), "Н.Н. Уткин. Его существование и произведения" (с 34 портретами и рисунками), "Виды Соловецкого монастыря" (с 51 рисунком), "Материалы для русской иконографии" (12 выпусков, с 480 рисунками), "Одиннадцать гравюр Берсенева", "Ф.И. Иордан", "В.Г. Перов. Его бытие и произведения", "Сборник сатирических картин", "Полное собрание гравюр Рембрандта" (с 1000 фототипиями), "Полное собрание гравюр учеников Рембрандта и мастеров, работавших в его манере" (с 478 фототипиями), "Подробный словарь русских гравированных портретов". Сверх того, им сделан строй небольших изданий, каковы, в частности, "Виды из привислянских губерний", "Сатирические азбучные картинки 1812 года", "Посольство Сугорского" и другие. Первое местоположение между изданиями Ровинского занимает "Подробный словарь русских гравированных портретов". Он состоит из 4 томов in quarto и представляет собой бесценный монумент для ознакомления с искусством гравирования вообще и в России в особенности, давая очерчивание портретов 2000 лиц, в каком-либо отношении привлекших к себе чуткость современников и потомства. Эти описания, представляя собой доклад о каждом портрете с массой точных и мельчайших технических подробностей, потребовали, ввиду 10 000 снимков, упоминаемых в книге, поразительного по своей настойчивости и усидчивости труда. Но не для одних любителей гравюр или ученых исследователей истории искусства дают эти четыре тома богатейший материал. На 3086 столбцах книги, составление которой одно могло бы наводнить бытие человека, рядом с разнообразными, изредка прекрасными фототипиями, идут биографические заметки, рассказы и указания современников. В них содержится в высшей степени увлекательный исторический и бытовой материал, рисующий и освещающий со многих сторон русскую бытие и ее судьбы. Заметки Р. не имеют претензии на полноту или на определенную систему: это, по большей части, краткие, живые характеристики, блестящие умом, вооруженным громадной начитанностью и знанием. Сжатая форма их придает им особую силу и совсем исключает всякую условность и деланный пафос. Вообще, в трудах Р. нет ни малейшего следа исторического прислужничества; его отзывы и оценки звучат полной искренностью. Впрочем, не все заметки его кратки. Есть под этим названием целые биографические очерки, выделение которых из "Словаря" и собрание сообща могло бы собрать полную интереса книгу. Таковы, в частности, между прочим, очерки жизни и деятельности Александра I, Екатерины II, Дмитрия Самозванца и, в особенности, Суворова. Этого рода очеркам разрешено, пожалуй, изготовить упрек в излишней подробности, выходящей за пределы "Словаря". Р. предвидел вероятность подобного упрека. Ответ на него содержится в указании на касательство иконографии к истории. "Для нас, иконографов, - говорит он, - увлекательно обладать не изображение Екатерины в высокоторжественной позе, а настоящую, живую Екатерину, со всеми ее достоинствами и недостатками. Мы хотим быть в курсе всякую деталь, которой была окружена эта великая женщина; хотим ведать, в котором часу она вставала, когда садилась вкалывать, что пила и ела за обедом, что делала вечером, как одевалась и куда

ездила. Нам до всего занятие, мы хотим ведать ее частную бытие, более того прочитать ее интимные записочки, хотим видать ее у себя дома - живую, умную, хитрую... может быть, и чересчур страстную. Из короткого знакомства со всеми мелочами ее обихода мы больше, чем из всякой иной Истории, вынесем уверенность, что легкие стороны ее домашней жизни не имели расслабляющего влияния на царственные ее задачи, и ещё больше полюбим эту великую женщину за ее безграничную влюбленность к ее новому, русскому отечеству". - "Словарь гравированных портретов" изображает русских людей на различных ступенях общественной лестницы и в разные исторические эпохи. Но для полноты картины нужно было изображение русской жизни, нужно было справить черты не личные, а бытовые, закрепленные в памяти народной тем или другим способом. Эту задачу выполнил Р. в другом своем классическом труде - "Русских народных картинках", изданных в 1881 году, в 9 томах, из которых четыре заключают в себе 1780 картинок, а пять представляют объяснительный к ним контент, на 2880 страницах большого in 8. В этом издании, требовавшем необычайной любви к делу, настойчивости и знания, и сопряженном притом с большими жертвами, Р. собрал все те народные картинки, которые выходили в свет до 1839 года, т. е. до того времени, когда свободное народное художественное творчество было вставлено в рамки официальной цензуры. В картинках этих проходит самыми разнообразными сторонами бытовая и духовная бытие народа с начала XVII века до средины XIX века. В наивных изображениях народного резца российский джентльмен представлен в его отношениях к семье, к окружающему миру, к учению, в его религиозных верованиях и поэтических представлениях, в его скорбях и радостях, в геройских поступках и падении, в болезнях и развлечениях. Он перед нами активный, говорящий о себе сам, своим "красным словом", сказкой и легендой, оригинальный, сильный и простосердечный, терпеливый и страшенный в гневе, шутливый и в то же время вдумчивый в существование и ее сокровенный толк, с добродушной иронией смотрящий на себя и на все охватывающее, и величаво-спокойный пред лицом смерти. По поводу тех или других народных картин приведены в этом труде целые подробные самостоятельные исследования, обширные извлечения из памятников народной литературы, стройные, построенные на богатых источниках и личном опыте и изучении бытовые и этнографические картины. Кто прочел со вниманием пять томов текста к народным картинкам, тот может проронить, что пред его глазами прошла не официальная, не внешняя, но внутренняя русская существование больше чем за два века, со всем тем, что составляло ее суть. Любовь Р. к искусству сказалась и в изданной им в 1892 году книге "Василий Григорьевич Перов. Его существование и произведения", состоящей из прекрасной биографии художника, написанной Н.П. Собко, и из 60 фототипий с картин Перова. Для издания произведений кого-либо из выдающихся русских художников Р. представлялся крупный отбор. Такое издание могло бы подавлять надрывающим изображением тяжких сцен из боевой жизни; могло бы ласкать зрачок изящной правдивостью в передаче переливов света на мехах, материях и украшениях; могло бы представлять те жанровые сцены, где "через явный хохот слышатся невидимые слезы" и где сильно трагическое тварь божья заключено в рамки какого-нибудь житейского явления... Но он не останавливался на этих произведениях художественной кисти. Ценитель, знаток и исследователь народной жизни, он не любил ничего кричащего, бьющего на результат или исключительного. Простая русская бытие, в ее обычном, скромном течении, больше привлекала его, потому что больше несложно и правдиво отражала на себе натуру русского человека. Живописателем как раз эдакий жизни был Перов. Его простая, бесхитростная, полная стремления к самоусовершенствованию природа, его скромная существование должны были притянуть к себе чуткое чуткость и симпатии Р. Еще большее воздействие должны были располагать на Р. художественные произведения Перова, потому как в них, как в живописном калейдоскопе, проходит повседневная, небогатая красками и впечатлениями, но близкая русскому сердцу родная существование с ее семейными радостями и горестями, неизбежными драмами, особенностя

ми и увлечениями. - В личной жизни своей Р. был чертовски оригинален. Среднего роста, широкоплечий, с громадный лысиной, обрамленной в первую очередь рыжеватыми, а вслед за тем седыми кудрями, с живыми, полными ума глазами, он был шибко подвижен, ни при каких обстоятельствах, помимо случаев болезни, не ездил в экипаже, жил в самой скромной обстановке и одевался несложно и более того бедно, подтрунивая над страстью многих "обвешиваться" знаками отличия. При составлении судебных уставов, возражая защитникам необходимости наград чинам будущего судебного ведомства, предвещавшим, в противном случае, оскудение его, он писал: "Если люди сверх меры честолюбивые, гоняющиеся за знаками отличия, не будут достигать судебных должностей, то судебное ведомство может от этого только победить...". Народная существование во всех ее проявлениях его интересовала очень. В течение многих лет он предпринимал большие пешеходные странствия по проселочным дорогам Центральной и Восточной России, прислушиваясь и приглядываясь. После перехода в Сенат он стал колесить за рубеж и побывал повсюду: не только в Европе, но в Иерусалиме, Индии, Египте, Марокко, Китае и Японии, на Цейлоне и Яве, в Средней Азии и т. п. Жажда знания и деятельности не иссякала в нем до самой смерти, которая постигла его в Вильдунгене, за сборами, вслед за тем только что перенесенной тяжелой операции, в Париж, для окончания работы над офортами Ван-Остада. В последние годы жизни он самое малое бывал в обществе и все больше и больше замыкался в себе, чувствуя разлад между своим душевным строем и упадком идеалов, проявившимся в жизни русского общества. Все свои всевозможные и богатые собрания гравюр и художественных произведений он завещал Эрмитажу, Румянцевскому музею, Публичной библиотеке и Академии Художеств; библиотеку - училищу правоведения; недвижимое собственность - Московскому университету, для премии за лучшее иллюстрированное издание для народного чтения; доход в 60 тысяч рублей - на устройство народных училищ и на премию за лучшее сочинение по художественной археологии. А.Ф. Кони.

Так же читайте биографии известных людей:

Дмитрий Штейнберг Dmitry Shteinberg

Заведующий юридической консультацией 42 ("Штейнберг и коллеги") Московской областной коллегии адвокатов.
читать далее →

Дмитрий Филатов Dmitry Filatov

В 1916 открыл индуцирующее действие слухового пузырька на эмбриональную мезенхиму при формировании слуховой капсулы, чем положил начало..
читать далее →

Дмитрий Лаптев Dmitry Laptev

Дмитрий Лаптев - известный русский полярный исследователь. Родился в 1701 году.В 1731 году Дмитрий Лаптев был назначен в Великую Северную..
читать далее →

Дмитрий Анучин Dmitry Anychin

В 1867 окончил Московский университет, где с 1890 читал курс антропологии. С 1885 до конца жизни руководил впервые созданной при Московском..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий