Известные люди

»

Жак Казот

Жак Казот Jack Kazot Карьера: Писатель
Рождение: Франция, 7.10.1720
Но после зловещих предсказаний Казота об исходе Французкой революции, многие в литературных кругах вдруг вспомнили, что что - то похожее он написал еще за тридцать лет до 1793 года: "Поэму об Оливье", в которой главный герой попадает в место,полное отрубленных голов! Головы смеются и плачут, рассказывая о том, как их казнили. Чем то это похоже на Дантовские круги Ада, но впечатление тем грознее и жестче, что оно имело почти реальное воплощение в дальнейшем.

О нем диковинно немного известно. Досконально - только две даты: рождения и ухода. Так уж случилось, что его Смерть была больше громкой, чем Жизнь. Именно благодаря этому, да ещё удивительному Дару Жака Казота,- предвидеть перспектива - уцелела в "скрижалях" истории память о нем, так и оставшемся загадкой: нераскрытой, непонятой, а для кого то и немного надуманной,уморительный, нелепой.

Он родился в 1720 году, седьмого октября, в Дижоне. Получил блестящее образование в католическом коллеже иезуитов, после этого по рекомендации наставников,поехал в Париж, где и началась его служебная карьера.

Кем разрешено было бы наречь его? Чиновником, обычным человеком? Да,ибо он сделал блестящую карьеру,будучи комиссаром в Министерстве Морского флота, а позже, после этого,- инспектором при колониальном ведомстве на острове Мартиника - отдаленном владении Франции.

Он и жил, как рядовой человек: на Мартинике женился, имел двух любимых детей,красавицу - супругу - дочка главного судьи Мартиники - уютный и задушевный обиталище, преданных друзей, был горячо уважаем подчиненными и населением Подветренных островов, где благополучно инспекторствовал с десяток лет:

Писателем?

Да, конечно, он же был для французов автором увлекательного, хотя и сложного, с запутанным сюжетом, романа "Влюбленый дьявол" и ряда поэтичных, очаровательных, в духе несравненной "Тысячи и одной ночи", сказок и новелл, которыми зачитывались дамы из высшего общества, обмахиваясь пышными веерами и пряча лукавые улыбки в кружевные и батистовые платочки.. Поэтом? Да. Безусловно! Его изящнейщие стихотворения и басни заучивались наизусть, переписывались и другой раз сравнивались с лафонтеновскими,но всего лишь:..сравнивались!

И, в конце концов, зная о поразительном и мучительном Даре Казота,(о котором сохранились впечатляющие и правдивые свидетельства!) - Пророком? Но мы больше привыкли представлять Пророка с пылающим взором, кот наплакал мрачным, отрешенным от мира, аскетичным.. А Казот? По воспоминаниям современников, он был "необыкновенно добродушен", любил радоваться, тонко и изысканно смешил дам, его обожали чужие дети, боготворила собственная дочка. Он был влюблен и не только в книги, свои мечты,прозрения, предчувствования, но и нетрудно в существование, ее звуки, краски, запахи..

Можно было бы ещё прозвать его философом.

Его переписка с сыном Сцеволой хранит море размышлений и рассуждений о смысле жизни и истине, о том, как следовало бы существовать людям, чтобы найти давнехонько утерянную в мире хаоса гармонию.

Но разрешено было бы окрестить Казота и авантюристом: он увлеченно разрабатывал планы бегства последнего короля Людовика XVI из тюрьмы Консьержери и поднятия во Франции вооруженного мятежа: Рассчитывал в письмах, хватит ли места в его имении, чтобы разместить королевскую свиту, лошадей и самого сверженого монарха с достаточным комфортом..

А ещё Жак Казот был легко - мечтателем.. Он жил в мире своих грез, фантазий, ощущений и зачастую они становились для него большей реальностью, чем окружающий мир. Шарль Нодье позднее писал о нем в своем очерке: "К крайнему своему благодушию, так и сиявшему на его красивом и веселом лице, к нежному и кроткому выражению по - юношески живых голубых око, к мягкой привлекательности всего облика, господин Казот присоединял драгоценнейший гений лучшего в мире рассказчика историй, вкупе причудливых и наивных, которые в одно и то же время казались чистейшей правдою в силу точности деталей и самой невероятной сказкою из-за чудес,коими изобиловали. Природа одарила его особым даром зреть вещи в фантастическом свете". То, что "фантастический свет" обретал реальные грани все резче и четче, не всем, конечно же, было ясно немедленно.

Но позже зловещих предсказаний Казота об исходе Французкой революции, многие в литературных кругах как гром среди ясного неба вспомнили, что что - то похожее он написал ещё за тридцать лет до 1793 года: "Поэму об Оливье", в которой стержневой герой попадает в местоположение,полное отрубленных голов! Головы смеются и плачут, рассказывая о том, как их казнили. Чем то это похоже на Дантовские круги Ада, но ощущение тем грознее и жестче, что оно имело без малого реальное воплощение в дальнейшем. Вот отрывок из "Поэмы об Оливье":

"Влекомые собственным весом, части наших тел попадали в глубокую яму, где смешались со множеством чужих разъятых туловищ. Головы же наши покатились долой, в аккурат бильярдные шары. Сумасшедшее это вращение отняло последние остатки разума, затуманенного сим невероятным приключением, и я осмелилась вскрыть глаза только по прошествии некоторого времени; тут же увидела я, что башка моя помещается на чем-то словно бы ступени амфитеатра, а рядом и напротив установлено до восьми сотен других голов, принадлежавших людям обоего пола, всех возрастов и сословий. Головы эти сохраняли способность лицезреть и говорить; самое странное было то, что все они непрестанно зевали, и я со всех сторон слышала невнятные возгласы: "Ах, какая скука, с ума разрешается выйти!" Позднее, мемуарист Жерар де Нерваль комментировал это провидчески - странное произведение молодого Казота следующим образом: "Эта причудливая на первостепеннный воззрение выдумка о заточенных совместно женщинах, воинах и ремесленниках, ведущих споры и отпускающих шуточки по поводу пыток и казней, быстро воплотится в существование в тюрьме Консьержери, где будут томиться знатные господа, дамы, поэты - современники Казота; да и сам он сложит голову на плахе, стараясь, аналогично другим, хохотать и юморить над фантазиями неумолимой феи - убийцы, чье имя - Революция - он тридцать лет обратно ещё не мог наречь."

Не мог, но предчувствовал и предощущал, улыбчивый и тихий мистик! В переписке с сыном, настойчиво идущим по его стопам, Казот нередко наставительно говорит о о высших таинственных силах, управляющих миром и позволяющих людям делать с их помощью,. Кому то это и покажется иллюзией, но иллюзией трогательной и благородной. Жерар де Нерваль, исследуя материалы о Казоте, писал о секте илюминитов, имевших в ту смутную пору во Франции благодатное прибежище:

"Хорошо известно, какую важную образ сыграли иллюминаты в революционных движениях разных стран. Их секты, организованные по принципу глубокой секретности и узко связанные промеж собою во Франции, в Германии и в Италии, обладали особым влиянием на сильных мира этого, посвященных в их истинные цели. Иосиф II и Фридрих Вильгельм II многое совершили по их наущению. Так, Фридрих Вильгельм, возглавивший коалицию монархов, вторгся в пределы революционной Франции и был уже в тридцати лье от Парижа, когда иллюминаты на одном из своих тайных заседаний вызвали дух его дяди, великого императора Фридриха, тот, что запретил ему продвигаться дальше. Именно в результате данного запрета (тот, что все толковали по-разному) Фридрих Вильгельм негаданно отступил с французской территории, а позже более того заключил миролюбивый контракт с Республикой, которая, позволительно произнести, обязана своим спасением союзу французских и германских иллюминатов.

Казот, в начале яростный последователь иллюминатов* (одна из сильных религиозных сект во Франции того времени, говорящая о всеобщем "равенстве" и скором пришествии Христа и Антихриста. Их идеи объединения и борьбы для светлого начала сноровисто использовали для манипулирования народом мартинисты и якобинцы - автор), вскоре с сожалением пишет об их ошибках, опрометчивых шагах, в корне неверной доктрине, вообщем,

" пагубного выбора", сделанного его бывшими братьями по секте. Он пытается в одиночку биться с ними и пишет об опасности того, что они принели за Спасительное - Антихристово, то есть, революционные идеи.

Жерар де Нерваль горестно писал: "Те,кого Казот считал демонами, выглядели в их глазах божественными духами-мстителями." Зная эту ситуацию, несложно раскусить некоторые места в письмах Казота многочисленным корреспондентам и те особые обстоятельства, что позже побудили республиканские власти перенести ему вердикт аккурат устами иллюмината-мартиниста. Жак Казот писал, мыслил, предостерегал, молил: Но как бы и сам был уже заблаговременно уверен в том, что все бесполезно, ход Судьбы и истории не изменить. Отсюда такая обреченность в последних строках письма гражданскому судье, месье Понто( послание датировано 1791 годом):

" Ежели Господь не вдохновит кого-нибудь из людей на то, чтобы твердо и безоговорочно разделаться со всем этим, нам грозят величайшие бедствия. Вы знаете систему моих убеждений: добро и зло на земле всю дорогу были делом рук человеческих, потому что человеку эта планета дарована вечными законами Вселенной. Вот отчего во всем совершаемом зле мы должны винить только самих себя. Солнце неизменно посылает на Землю свои лучи, то отвесные, то наклонные; так же и Провидение влетает с нами; время от времени, когда местонахождение наше, туман либо ветер мешают нам всегда наслаждаться теплом дневного светила, мы упрекаем его в том, что оно греет мало весьма. И если какой-нибудь чудотворец не поможет нам, вряд ли разрешается уповать на избавление."

В одном из длиннейших философичных писем к месье Понто Жак Казот высказывает близкое кредо, которое поразительно современно звучит и в текущее время - во времена разгула зла и хаоса нравственных ценностей:

"Человек должен делать тут, на Земле, потому как она - местоположение приложения его сил; и добро и зло могут происходить только его волею. И нехай без малого все церкви были закрыты либо по приказу властей, либо по невежеству; в настоящий момент дома наши станут нашими молельнями. Для нас настал бесповоротный миг: либо Сатана продолжит царствовать на Земле, как в настоящее время, и это будет тянуться до тех пор, в то время как не сыщется дядя, восставший на него, как Давид на Голиафа; либо царство Иисуса Христа, настолько благое для людей и до того твердо предсказанное пророками, утвердится тут навечно. Вот в какой переломный миг мы живем, товарищ мой; надеюсь, Вы простите мой сбивчивый и неотчетливый слог. Мы можем, за недостатком веры, любви и усердия, выпустить подходящий эпизод, но покуда что у нас ещё сохраняется шанс на победу. Не станем забрасывать, что Господь ничего не свершит без людей, потому что это они правят Землею; в нашей воле определить тут то царство, которое Он заповедал нам. И мы не потерпим, чтобы неприятель, тот, что без нашей помощи бессилен, продолжал при нашем попустительстве вершить зло!"

Но зло свершилось. Во Франции настал 1793 год и принес с собою Революцию. Народ непочатый край отдал в жертву этой зловещей Даме - жизней, крови, иллюзий, идей, правил,казалось, раньше незыблемых: Пророчество Казота, так ослепительно, живо записанное для нас Жозефом Лагарпом сбылось. Вспоминая о нем, сам Прорицатель от ужаса холодел и рвал на себе волосы. Еще бы!

Почти всем, кто был на этом вечере, он тогда без малого насмешливо, играючи, предсказал Смерть: от гильотины - как герцогине Де Граммон, от яда в темнице - как Кондорсе, от булькающей в вскрытых венах крови,как де Шамфору и де Вику. Он никого не пощадид и ни над кем не смеялся! Он сказал тогда в начале января 1788 года:

"Вами будет править только философия, только ум. И все те, кто погубит вас, будут философами; они станут с утра до ночи говорить речи, подобные тем, что я выслушиваю от вас уже единый час; они повторят все ваши максимы, процитируют, аналогично вам, вирши Дидро и "Деву"... Всек так и случилось.

Слушавшие его тогда заносчивые аристократы и Поэты, перешептывались: "Да потому как он безумец, Вы неужто не видите, что он шутит, - всем известно, что ему нравится приправлять свои шутки мистикой!".

Шамфор вообще назвал эти "шутки" " юмором висельника", а уж вслед за тем того, как Казот предрек герцогине де Грамонн конец без исповеди, в обществе "Принцессы крови" ( Королевы Марии - Антуанетты - автор.) он был и отнюдь выгнан раздосадованным хозяином из - за стола и из дому. Кусавшие от скрытого гнева губы на незадачливого гостя - шутника, аристократы в шелках и дорогих кружевных жабо, и не догадывались, сколь точным и жестоким окажется тот самый "умалишенный бред" румяного прорицателя!

Но арестован Жак Казот "философами и мудрецами" якобинской диктатуры был не из - за того, что в далеком 1788 - ом прорицал конец "кружевным Аристократам и "бумагомарателям".

Его письма к месье Понто и тестю, господину Руаньяну, в ту пору секретарю Совета Мартиники, с призывом сформировать сопротивление шести тысячам республиканцев, посланных на захват колонии, воскрешает память о доблестном мужестве, с которым он в молодости дал отпор англичанам: он перечисляет все необходимые меры обороны, пункты, требующие укрепления, провиант и боеприпасы - словом, все, что подсказывал ему былой навык борьбы с морскими захватчиками, - эти письма были перехвачены и прочитаны. Жерар де Нерваль писал о последних месяцах жизни Казота в своей обширной мемуарной работе:

"Республиканцы тогда везде искали доказательства роялистского заговора "рыцарей кинжала"; завладев бумагами королевского интенданта Лапорта, они обнаружили посреди них письма Казота к Понто; незамедлительно же было состряпано обвинение, и Казота арестовали прямо у него в доме в Пьерри.

- Признаете ли вы эти письма своими? - спросил его агент Законодательного собрания.

- Да, они писаны мною.

- Это я писала их под диктовку отца! - вскричала его дочка Элизабет, страстно желавшая поделить с отцом любую угроза.

Она была арестована сообща с ним; обоих препроводили в Париж в экипаже Казота и заключили в тюрьму при аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. Случилось это в последние дни августа. Госпожа Казот тщетно умоляла разрешить ей сопровождать мужа и дочка.

Злосчастные узники этой тюрьмы тогда ещё пользовались в ее стенах относительной свободой. Им разрешалось встречаться товарищ с другом в определенное время дня, и часто бывшая часовня - местоположение их собраний - напоминала великосветский салон. Воодушевленные этой свободой узники забывали об осторожности: они произносили речи, напевали, выглядывали из окон. Возмущенный народонаселение обвинял "пленников 10 августа" в том, что они радуются успехам армии герцога Брауншвейгского и ждут его как избавителя. Осуждалась медлительность чрезвычайной комиссии, созданной под давлением Коммуны Законодательным собранием; ходили слухи о заговоре, зреющем в тюрьмах, о подготовке к бунту в связи с приближением иностранных армий; говорили, что аристократы, вырвавшись из заточения, собираются учинить республиканцам вторую Варфоломеевскую темное время суток.

Известие о взятии Лонгви и преждевременные слухи о захвате Вердена бесповоротно распалили население. Был провозглашен призыв "Отечество в опасности".

Однажды, когда узники собрались в часовне за обычной беседой, как гром среди ясного неба раздался рев тюремщика: "Женщины на выход!" Тройной пушечный залп и барабанная дробь, последовавшие за этой командой, вселили в пленников ужас; не успели они опомниться, как женщины были выведены прочь; двое священников из числа арестованных поднялись на кафедру и объявили оставшимся об ожидавшей их участи.

В часовне воцарилось гробовое молчание; вошедшие тюремщики, а с ними десяток горожан-простолюдинов выстроили пленников вдоль стены и отобрали пятьдесят три человека.

Начиная с этого момента каждые четверть часа выкликали новые имена; этого промежутка времени импровизированному судилищу у ворот тюрьмы еле-еле хватало на то, чтобы огласить вердикт.

Некоторые были помилованы; посреди них оказался почтенный аббат Сикар; остальных убили прямо в дверях часовни фанатики, добровольно взявшие на себя эту страшную работу. К полуночи выкрикнули имя Жака Казота.

Старик хладнокровно предстал перед неумолимым трибуналом, заседавшим в мелкий приемной аббатства; председательствовал мрачный Майяр. В тот самый миг опьяненные кровью убийцы потребовали судить и женщин, заставив их по очереди вылезать из камер, при всем при том члены трибунала отклонили это предложение. Майяр приказал надзирателю Лавакри увести их вспять и, перелистав список арестованных, громко вызвал Казота. Услышав имя отца, Элизабет, как раз выходившая вкупе с другими женщинами, опрометью бросилась обратно и пробилась через толпу в тот момент, когда Майяр произнес роковые слова: "К производству!" - что означало "казнить".

Отворилась наружная дверь; двор, окруженный высокой монастырской стеной, где совершались казни, был полон народу; слышались стоны умирающих. Бесстрашная Элизабет кинулась к двум убийцам, уже схватившим ее отца, - говорят, их звали Мишель и Соваж, - и стала заклинать пощадить старика.

Ее неожиданное явление, трогательные мольбы, преклонный возраст узника, чье политическое правонарушение тяжело было сформулировать и обосновать, жалость, внушаемая благородным видом несчастных и горячей дочерней любовью, смутили толпу, пробудив в ней сострадание. Раздались крики о помиловании. Майяр заколебался. Мишель налил, стакан вина и протянул его Элизабет со словами: "Послушайте, гражданка, коли вы хотите обосновать гражданину Майяру, что вы не из аристократов, выпейте это за избавление Отечества и победу Республики!"

Смелая девица без колебаний осушила стакан; марсельцы расступились перед нею; ватага с рукоплесканиями пропустила отца и дочь; их сразу увезли домой.

На следующий день позже того, как население с триумфом сопроводил Казота до дома, к нему явились с поздравлениями друзья. Один из них, господин де Сен-Шарль, бросился к Казоту со словами: "Слава богу, вы спасены!"

- О, ненадолго! - отвечал Казот с грустной улыбкой. - За момент до вашего прихода мне было видение: за мною приехал жандарм от Петьона и приказал придерживаться за ним; дальше предстал я перед главой администрации города Парижа, тот, что велел усадить меня в Консьержери, а оттуда меня привели в революционный Трибунал. Вот так и настал мой час.

Господин де Сен-Шарль расстался с Казотом в полном убеждении, что рассудок старика помутился от перенесенных ужасных испытаний. Адвокат по имени Жюльен предложил Казоту убежище в своем доме, обещая укрыть от преследований, но тот жестко положил не перечить судьбе. И действительно: 11 сентября явился джентльмен из его видения; то был жандарм, вручивший ему команда, подписанный Петьоном, Пари и Сержаном. Его увезли в мэрию, а оттуда в Консьержери; свидания с друзьями были запрещены. Тем не менее Элизабет умолила тюремщиков дозволить ей ухаживать за отцом и прожила в тюрьме до последнего дня его жизни. Однако все ее ходатайства перед судьями не возымели того успеха, что в основополагающий раз перед народом, и позже двадцатисемичасового допроса Казот был приговорен, на основании обвинения Фукье-Тенвиля, к смертной казни.

Перед оглашением вердикта Элизабет заключили в камеру, боясь, что ее мольбы растрогают присутствующих; судебный защитник обвиняемого тщетно взывал к милосердию судей, напоминая, что несчастную жертву помиловал сам народонаселение. Трибунал остался глух к его речам и крепко держался принятого решения.

Самым странным эпизодом этого процесса разрешается прозвать речь председателя трибунала Лаво - также, как и Казот, бывшего члена общества иллюминатов.

- Бессильная игрушечка старости! - возгласил он. - Твое сердце не смогло дать оценку все величие нашей святой свободы, но твердость суждений на этом процессе доказала твою способность пожертвовать самою жизнью во имя убеждений; выслушай же последние слова твоих судей, и да прольют они в твою душу дорогой бальзам утешения, и да исполнят они тебя готовностью сострадать тем, кто приговорил тебя к смерти, и да сообщат они тебе тот стоицизм, что поможет тебе в твой окончательный час, и то почтение к закону, которое мы сами питаем к нему!.. Тебя выслушали равные тебе, ты осужден равными тебе, но знай, что суд их был чист, как и совесть, и никакая мелкая личная корысть не повлияла на их заключение. Итак, собери все свои силы, призови все близкое мужество и без страха взгляни в лик человеческий смерти; думай о том, что она не имеет права застичь тебя врасплох: не такому человеку, как ты, убояться единого мгновения. Но перед тем как разлучиться с жизнью, оцени все величие Франции, в лоно которой ты безбоязненно и громогласно призывал врага; убедись, что отчизна, бывшая в прошлом и твоею, противостоит подлым недругам с истинным мужеством, а не с малодушием, каковое ты приписывал ей. Если бы закон мог предвидеть, что ему придется осуждать виновных, подобных тебе, он из почтения к твоим преклонным летам не подверг бы тебя никакому наказанию; но не сетуй на него: закон суров до тех только пор, в то время как преследует, когда же настает момент вердикта, клинок сей же час выпадает из рук его, и он несладко сострадает более того тем, кто пытался растоптать его. Взгляни, как он оплакивает седины того, кто заставил чтить себя вплоть до самого вынесения вердикта, и нехай представление это побудит тебя извинить ему все, и пускай он сподвигнет тебя, злосчастный старец, на искреннее раскаяние, коим искупишь ты в это краткое момент, отделяющее тебя от смерти, все до единого гнусные деяния твоего заговора! И ещё одно слово: ты был мужчиною, христианином, философом, посвященным, так сумей же отдать богу душу как мужик и как истый христианин - это все, чего твоя держава ещё ждет от тебя!"

Речь эта, с ее странной, таинственной подоплекой, поразившей страхом всех собравшихся, не произвела, и все-таки, никакого впечатления на самого Казота; покуда председатель взывал к его совести, он поднял глаза к небу и жестом подтвердил незыблемость своих убеждений. Затем он сказал окружающим, что "знает, что заслуживает смерти, и что закон суров, но справедлив". Когда ему обрезали волосы, он посоветовал состричь их как не возбраняется короче и просил своего духовника передать их дочери, все ещё запертой в одной из тюремных камер.

Перед казнью он написал немного слов жене и детям; поднявшись на эшафот, громко вскричал: "Я умираю, как и жил, верным Господу и моему Королю". Казнь состоялась 25 сентября 1794 года,в семь часов вечера, на площади Карусель.

Так заверщилась существование этого странного человека, произносящего свои таинственные пророчества со спокойной улыбкой и ясным выражением око, из которых так и лился свет доброты. Он не считал себя пророком и его способность зреть грядущее, приносила ему хоть отбавляй горечи и страданий. Он скромно желал остаться в памяти французов поэтом и автором романа "Влюбленный дьявол" (переизданного только недавно!) но Провидение распорядилось по иному. Его Смерть оказалась заметней для Истории, чем Жизнь.

Да и что вещать, для Пророков и легенд о них, переход в иные Миры неизменно значительнее, нежели нахождение на грешной Земле!

Слабости создателей легенд и историй в этом случае всю дорогу разрешается простить. Всех притягивает таинственность и скрытое могущество, выраженное более того в сильной индивидуальности характера. А Пророк завсегда - индивидуален, он завсегда и кругом - единственный. Поэтов и мечтателей, напротив, - так навалом! А что основополагающий может подрасти из последнего, то Истории, увы, видно не неизменно! Она - Дама капризная.

Так же читайте биографии известных людей:
Жак Луи Давид Jacques Louis David

Жак Луи Давид - выдающийся французский художник. Родился 30 августа 1748 года.Жак Луи Давид являеся основоположником французского неоклассицизма...
читать далее

Жак Анри Лартиг Jacques Henri Lartigue

Лартиг официально нигде не учился ; в 1915 он поступил в класс художника Ж. П. Лорана в Академии Жюлиана в Париже.
читать далее

Жак Копо Jaccques Copeau

Французский критик, актер, режиссер, новатор в области театрального стиля и сценографии. Родился 4 февраля 1879 в Париже.
читать далее

Жак Вильнев Jak Villeneuve

В 15 лет, с разрешения своей матери Джоан и при помощи своего своего дяди Жака, он поступил в гоночную школу Джима Раселла в Мон-Тремблане, которую..
читать далее

Ваши комментарии
добавить комментарий