Известные люди
»Клавдия Калугина
Рождение: Россия
А людей осталось мало-мало, почти одни девчата да ездовые. Берите, говорят, раненых, кого сможете увезти, и возвращайтесь в свои траншеи. Мы взяли не всех, потому что не уместить всех. А потом немцы добивали тех, кто остался, они так кричали, так кричали! их штыками добивали.
- Меня зовут Калугина Клавдия Ефремовна. Я 1926 года рождения. Война началась, когда мне было 15 лет. Я пошла трудиться на боевой предприятие Респиратор в Орехово-Зуево. Война началась карточки нужны рабочие. Давали хлеба 700 гр. Работала я там, вступила в комсомол. По выходным комсомольцев отправляли на всеобуч. Нас подготавливали. Потом, когда всеобуч кончили, сказали, что открылась снайперская учебное заведение. Очень многие пошли добровольно, пошла и я в 17 лет. Это Июнь 1943-его. В школе я была самая юная. Всем по 18, а мне 17. Думали, отдать меня и ли не воротить? Решили, если буду поспевать за всеми, то бросить.
Начали рыть полигон. Я из небогатой семьи. И деревянные чурки рубила, и воду носила, я, привычная к этому делу, работала что надо. Меня оставили, более того дали увольнительную домой. Когда начали обучать палить, у меня не получалось. Я стреляю, и все в молоко. Тогда Баранцева Зинаида Андревна, свойский начальник отделения, стала заниматься со мной особо. Научила меня крайне добро палить. И школу я закончила, а кто добро школу заканчивал, тому давали американские подарки. Снайперская пара у меня была Маруся Чибенцева. Из Ижевска Удмурдской СССР. Мы с ней дружили. И вот, нас, шибко полно девушек, отправили 1 марта 1944-го года на фронт.
- А. Д. Эта учебное заведение была сформирована в 42-м году?
- Да, ЦК комсомола организовал эту школу. Успенская все наши документы в ЦК комсомола отдала. Колчак Герой Советского Союза, начальство школы. А Никифорова политработник. В списках все учащиеся были, а внизу написано с кем живет, личные сведения.
- А. Д. Получается, обучение малость больше полугода, девять месяцев?
- Да. Потом, ехали мы в телячьих вагонах, с печками. Не довезли до фронта, высадили. И была такая пурга, нам дали машину грузовую, чтобы доставить нас на фронт, поближе, в запасной полк. Машина! Мы ее всю дорогу на себе тащили. Столько было снегу. Пришли. Я не помню сколь шли- день, два, три Давно было. Дали нам маскировочные костюмы. Винтовки мы забинтовали бинтами. Рано утром нас покормили и с собой дали бутерброды: хлеб и американскую колбасятину. Весь обед! И мы пошли в траншеи. Все занесло все ходы и выходы. Нам пришлось волочиться. Нас, по-видимому, было дядя 12, и вот Надя Логинова (ее вслед за тем ранило), поползла в сторону немцев на нейтральную полосу, а нейтральная полоска вся заминирована. Еще только основополагающий день мы так боялись! Крикнули погромче: Надя! Надя! Сюда, сюда! Она вернулась, и мы поползли. Приползли в эту траншею, она вся в снегу. Снег шел, по-видимому, немного дней. Немцы чистили открыто траншеи. В тот самый день разрешается было хоть десяток немцев укокошить. Но, понимаете, порешить человека в начальный раз! У нас разные люди были, одна из партизан была Зина Гаврилова, другая секретарь комсомольской организации Таня Федорова. Мы с Марусей Чигвинцевой только смотрели. Мы так и не смогли надавить на курок, несладко. А они открыли счет. И когда мы вечером пришли в землянку, начали впечатлениями обмениваться, мы ничего с Марусей не могли изречь и всю темное время суток ругали себя: Вот трусихи! Вот трусихи! Для чего же мы приехали на фронт? Ну, нам стало досадно, зачем они открыли счет, а мы нет? И вот, следующий день. Там бруствер был и амбразурка для служивый, а для пулемета столик. И вот германец чистил эту пулеметную точку. Я выстрелила. Он упал, и его стащили туда за ноги. Это был первостепеннный германец. Потом и наши и они чистили ночью снег. Он стремительно растаял, позже тепло стало.
В одном месте было озерко. Немцы ходили умываться, более того в нижнем белье бегали. Так вот Зина Гаврилова стрельнула, убила. И немцы не стали бродить туда умываться. Мы уже стояли, это было уже лето, не то июнь, не то май, и уже не произвольный в своей амбразуре, потому что что у немцев никакого движения не было, и у нас не стало. Мы стояли днем, а солдаты стояли ночью, днем спали. И вот мы с Марусей поставили винтовки в амбразуру и наблюдали за немецкой обороной. И вот я наблюдала в свою очередность (потому как что устают глаза), и вот Маруся говорит: Давай я сейчас встану. И она встала, а ясный день был, и, видно, она шевельнула линзу. Только встала выстрел, и она упала. Ой, как я заплакала! 200 метров германец был от нас. Я кричала на всю траншею, солдаты выбежали: Тише, тише, сегодня откроют минометный пламень! Ну, где там тише. Это первая моя товарка. Мы до вечера сидели, а я все плакала. Потом мы ее хоронили. Я помню, цветов было немало полевых. Под Оршей это было, 3-й Белорусский. Сейчас ее могилку перенесли в деревню Ботвиново Могилевской области, там ее Родина. Потом у нас ещё Надю Лугину ранило, а у меня вторая снайперская пара также Маруся была, Гулякина.
Мы стояли в обороне все лето: вокруг все фронты наступали, а у нас такая крепкая оборона. И, как-то (я не помню цифра, но не август: не то июнь, не то июль) нас до срока услали на передовую. Была артподготовка Катюши. Когда Катюша стреляет, аж гимнастерка позади колышется на спине. И пошли солдаты. Разведчики разминировали все проходы. Солдаты пошли в атаку, а мы таскали раненых. Вот, я помню, взяли одного какого-то офицера, а у него чемоданчик. А мы с четырех утра не спавши не евши. Говорю: Брось чемодан, ну что там у него в чемодане? Тяжело же тянуть! Не брошу, не тащите меня, если не хотите с чемоданом. Ну, потащили, что с ним работать. Уже вслед за тем войны я узнала, что у него в этом чемоданчике была маленькая скрипка. И он не хотел ее кинуть. Это уже при встрече выяснилось.
Уже занятие к вечеру, а немцев никак из их траншей не выбьют. Давайте, говорят, девчата, и вы туда. И всех ездовых туда собрали, обитателей. Зачем? Мы зашли в траншею ничего не можем свершить уже темнеет. А людей осталось мало-мало, без малого одни девчата да ездовые. Берите, говорят, раненых, кого сможете унести, и возвращайтесь в свои траншеи. Мы взяли не всех, оттого что не унести всех. А затем немцы добивали тех, кто остался, они так кричали, так кричали! их штыками добивали. И поставили нас на темное время суток в нашей траншее. Перед нами все разминировано. Я стою ничего не видно. Еще кто-то стоит, ещё кто-то стоит не видно. А в 4 часа устаю уже все. У нас был лейтенант, начальник взвода Менкулевян, и вот он от одной девушки до иной ходил. От одной к иной. Контролировал. А мы все превратились в слух. Раньше были минные поля, следом проволочные заграждения всяких консервных банок навешивали, если пошевелиться банки гремят. Слышно. А тут ничего не слышно. А неожиданно ночью немцы пойдут?
Потом утром подкрепление белорусов прислали. Опять артподготовка, и пошли все в атаку. Подошли к немецкой траншее, а она пустая. Их так потрепали, что они ночью ушли. И мы их еле-еле догнали у Днепра. Еле за ними успели. С одной стороны мы, с иной танки. И с одной стороны, где рожь и бугор немалый был, бил пулеметчик и снайпер, не давали головы приподнять. Командиром нашего полка Леонид Ердюков был.
- А.Д. А какой полк?
- 1156-й полк 33-й армии. 344-й стрелковой дивизии. Тогда Ердюков говорит: Уничтожить. Нас было мужчина 12, прицелились и, конечно, уничтожили. И наши солдаты смогли сходить, перешли на ту сторону. Мы последними на лодке переплывали, лодчонка перевернулась, и мы в воду окунулись. Нам ещё говорят: Девчата, давайте, мы винтовки вытащим!
Нет, я ещё не все рассказала. Вот тот самый бугор. Пошли в атаку. Залегли, в силу того что что там снайпер-пулеметчик. Около меня был шеф штаба нашего полка Алексей Титаев. У него была кепка с ярким околышком. В него разом стрельнули. Он посинел, завалился. Нас потом боя попросили вынуть раненых. Я подползла к одному раненому, а у него ранение в брюхо. Стала взметать, а у него кишки, как на квасе, разом вылезло все. Я не знаю, как с этими кишками поступать. Говорю: Я в текущий момент санитара позову. И уползла к другому раненому, потому как что я с ним ничего не могу свершить. А жара была! Он уже чернеет. Уже вслед за тем на встрече Зина Гаврилова рассказывала: Я подползла к одному раненому, а у него кишки все наружу. Он меня схватил за руку и костенеет. Я думаю я руку не вытащу. А он, надо думать, скажет: одна уползла и вторая ныне меня также не возьмет. И он умер, я позже ползла со следующим, а он также умер. Переправились мы на ту сторону. Наш начальник полка Ердюков бьет одного здоровенного немца, молодого парня. Мы говорим: "Вы чего его бьете? А он говорит: Это мой сосед, это власовец. Он его убил. Федорову ранило, Ирину Грачеву ранило многих девчат, я уже забыла имена, многих. Нас сильно самое малое осталось. Марусю Гулякину опять ранило. Меня контузило, но я не пошла к санитарам, в силу того что что везде кровь, у меня вся гимнастерка пробита, как горохом, и глухая я. Чего, думаю, я пойду, чего они мне сделают? Там всюду без ног, без рук, в крови, а чего я пойду? И не пошла.
Ну, затем мы пошли дальше. Очутились на территории Польши и попали не в окружение, а в подкову. Мы выходили тихонечко из этого окружения. У нас лопаты были, котелки, мы все обмотали тряпками, чтобы не гремели. Вышли из окружения и нас перебросили на Ленинградский фронт. Я не могу в текущий момент заявить, сколь километров, но крайне длительно мы шли. Немецкие самолеты бомбили. Над нами единственный раз таковой был воздушный махач! С неба осколки летели!
Спать негде, спали на земле, на снегу. А ложе мы с Марусей стелили телогрейки. Замерзали все. Гармонист говорит как-то: Давайте все пляшите, чтобы согреться.
Как-то единственный раз нашли какой-то жилище, безупречно пустой. Все раз-раз, и улеглись мне места нет. И там было корыто, такое маленькое капусту рубить. Или на улице, или второй этаж, или это корыто И я легла в корыто: я меленькая (у меня подъем 157 сантиметров) и худенькая. А оно неудобное. Я ногой поверну, кто-то пихается, рукой поверну кто-то пихается. Сна нет, а спать-то все одинаково хочется. А утром кто-то стал покидать я нырь на это местоположение. Чуть-чуть поспала и взлет.
И пришли мы к Балтийскому морю. На море горел корабль. Он долго-долго горел. Немецкий. Немецкая оборона прямо по Балтийскому морю шла. А наша в этом месте, нейтральная полоска. Наши ходили в штурмование, первыми шли штрафники. Их уложили на все поле. И когда ветер дул с поля, дышать нечем. Потом было атакование под Кенигсбергом, взяли Кенигсберг. Мы стояли в обороне. Здесь в бою не участвовали, только в обороне. Снайпер вообще должен только в обороне быть. В конце войны, нас уже не хватали.
Потом кончилась битва, немного дней шли пленные немцы. Строем шли. А мы в то время как в траншее были ничего не делали. Нас кормили. Несколько дней они шли. Я в текущий момент уже не знаю, сколь дней шли. Потом завели нас всех в лесной массив, там также была дисциплина: до срока утром -подъем. А совершать нечего, и нас заставили в лесу расчищать дорожки, бордюрчики действовать, чтобы единый день были заняты.
- А.Д. А чему учили в школе?
- Учили тактике, стрельбе, как маскироваться. И баллистике учили. Как пуля-дура летит. Здесь она летит, в этом месте она не задевает в текущий момент я уже все забыла.
- А. Д. Пара формировалась прямо в школе?
- В школе. Как пришли ещё в гражданском, как стали с Марусей Чигвинцевой рядом, так мы с ней парой и остались.
- А.Д. И тренировались вы парой?
- Парой.
- А. Д. Получается, всю группу отправляли на единственный участок фронта? Или как?
- Нет. Нас выпускали сильно хоть отбавляй, в текущее время не могу изречь сколь, но отправляли на все фронта.
- А. Д. Но все одинаково группа держалась? Сколько у вас, шесть пар было?
- Человек 12, шесть пар. Одновременно. Отделение 10 мужчина, но у нас побольше было.
- А. Д. Сколько всего у вас немцев убитых?
- Я не помню, в бою убитыми немцы не считаются, только в обороне.
- А. Д. Как засчитывали убитых?
-Командир, в чьей траншее мы находились, записку писал. А мы приносили бумажку.
- А. Д. Ну не весьма ясно, допустим Вы его только ранили?
- Да, может быть. А мы считали убитым.
- А. Д. То есть упал убит.
- Да. А как обследовать?
- А. Д. Какая заурядно дистанция для стрельбы?
- В школе или на фронте?
- А. Д. На фронте.
- И 1200 метров и 200 метров было. Наша оборона шла крайне рядом. Один раз немцы пошли в атаку на нашу траншею и забрали девчат в плен, и там поубивали. Убили Клаву Монахову. Один боец только спасся, там была такая земляночка заброшенная, скорей ямочка в земле без затей, накрытая плащ-палаткой занесенной снегом, он туда спрятался. Немцы продержались сутки, так он так и лежал там сутки.
- А.Д. А стандартная дистанция, с которой стреляли? Или, скажем, оптимальная?
- Ну, как заявить? Винтовка на два километра по прямой стреляла. А так на 800 метров слежение могло вестись. А школе мы стреляли и на 200, и на 300. И ночные стрельбы были. Всякие стрельбы были.
- А.Д. И ночные также были?
- И ночные были. А как же?
- А.Д. А на фронте стреляли ночью?
- Нет.
- А.Д. И при лунном свете также?
- Нет. Чуть светает мы шли на позицию, малость стемнеет мы шли вспять. Мы были не в траншее, а при КПП командном пункте командира полка.
- А.Д. А с одной позиции сколь выстрелов делали?
- Один надобно. Разве разрешено два?
- А. Д. Иначе тебя убьют?
-Конечно!
- А. Д. То есть, по сути дела получается, единственный выстрел в день.
- Да, если убьешь, а то и одного нет.
- А.Д. А пара вечно рядом находилась или?
- На расстоянии вытянутой руки. Все время вкупе. Некоторые выходили за оборону, но мы не выходили. Почему? Потому, что чтобы вылезти за оборону, нужно разминировать поля. А это крайне сложно и угрожающе для жизни саперов. Потом мы стояли как солдаты, днем, покуда солдаты отдыхали. Вот траншея и там пятьдесят дядя служивый. Солдат 10, не больше, стояли ночью.
- А. Д. Боевое охранение?
- Да.
- А. Д. То есть вы стреляли из окопов боец охранения?
- Да.
- А.Д. А в атаке не засчитывали убитых?
- Не засчитывали. Да мы и не должны были быть в атаке. Но мы были.
- А.Д. А с тем снайпером как-то разобрались, тот, что убил вашу напарницу, вашу пару?
- А как там разберешься? Ведь это тут же атакование началось. Мы ее предали земле, и началось штурмование. Может, и разобрались, но что-то не до этого было. Я так переживала, так несладко это было.
- А.Д. А что ещё немаловажно, помимо отличной стрельбы, для успеха?
- Маскироваться! Очень недурственно замаскироваться необходимо. Нас в школе из-за этого так гоняли. Иногда раз, сядешь, и вся на виду. Надо так замаскироваться, чтобы тебя не было видно. Под природу. Когда мы приехали в снегу, нам костюмы дали специальные.
- А.Д. А летом? Вам поменяли камуфляж?
- Зеленый. Тогда не было пятнистого. Зеленые штаны дали, зеленую гимнастерку. Мы все время в брюках были, не в юбках. Зимой в зимних, летом в летних.
- А. Д. Вы бинокли использовали?
- Нет. Только оптический прицел.
- А. Д. Но у оптического прицела уголок не шибко крупный?
- 800 метров видно крайне что надо. Сидишь, не шевелясь, а если шевельнешься, значит, тебя уже засекли. Снайпер он лежит спокойненько и видит на два километра и ширина 800. Он все обозревает. Когда я уже устаю, я говорю Маруся, я перестаю, она начинает присматривать. Потому что проблема снайпера уничтожать командный состав, пулеметные точки, каких-то связистов, которые бегают. Их также надобно уничтожать. Солдат не непременно, а в основном офицерский состав, командиров. Сделаешь единственный выстрел, винтовку чуть-чуть опустишь и лежишь. Ждешь, когда напарница выстрел сделает. Когда уже черно становилось, тогда мы уходили с позиций.
- А.Д. У Вас были гранаты?
- Были, были. Обязательно на поясе две гранаты. Одна для фашистов, другая для себя, чтобы не угодить в фашистский плен. Это во что бы то ни стало.
- А. Д. Вы стреляли при боковом ветре?
- Стреляли, нас учили. И по движущимся мишеням. По-всякому. Одни стреляли, другие вертели эти мишени. У нас в школе одни траншеи были хорошие, большие, а другие маленькие, и, не дай Бог, туда назначат, единый день лежишь в снегу. Придешь, аж портянки от ног отрываешь. У всех ноги болели.
- А. Д. Потому что приходилось в снегу возлежать?
- Да. И на фронте также в болотах лежали. Да, под Ленинградом там одни болота. Там кони пройдут, под копытцем водичка. Ею умоешься, и более того попьешь, из этого копытца.
- А.Д. У вас Мосинская была ружьё? Обычная?
- Трехлинейка со штыком. Обыкновенная. Со штыком во что бы то ни стало и с оптическим прицелом.
- А.Д. А штык ради чего?
- На любой эпизод, если в атаку ходить. Лопата, котелок, две гранаты, патроны, перевязочный пакетик.
- А.Д. А наиболее дальняя мишень, которую вам удалось ошеломить?
- Под Днепром, пулеметчика, и снайпера.
- А. Д. Сколько там дальность была?
- Через поле, они в сарае сидели. Километр, видать. Если не больше. Но до двух километров поражала.
- А. Д. Касательно вашего прикрепления. Вы были прикреплены к полку? Это отделение снайперов прикреплялось к стрелковому полку?
- К полку. И закреплялась за нами траншея. Это местоположение, где мы все время ходили, покуда атакование не началось. В определенном месте.
- А.Д. А в чем толк? Ведь не разрешено же занимать одну и ту же позицию.
- А там места полно. Там не возбраняется передвигаться, 500 метров, а мы на пару.
- А. Д. Вас могли перебросить из одного полка в иной? Или таких случаев не бывало? Всегда с одним полком?
- Были. Нас в первую голову в единственный полк всех запихали, в 52-й, тридцать с чем-то дядя. Потом 12 остались в 52-ом, 12 в 54-ом и 12 в 56-ом. Перебросили нас по отделениям.
- А. Д. Скажите, во взводах стрелковых были штатные снайперы?
- Вы знаете, только единственный на Ленинградском фронте под Кенигсбергом, я его запомнила Алексей (фамилию более того не помню), единственный мужик. Нас привели, он единственный. Нет, ещё был единственный грузин, и ещё единственный, не смоленский ли? Четверо мужчин было под Ленинградом.
- А. Д. Это были штатные снайперы полка?
- Да. Самоучки.
- А. Д. Как к вам относилось местное народ?
- Мы Неман перешли. Идем с девчонками. Тогда мне казалось старые, а в текущее время я бы сказала молодые, лет 50-ти, идут навстречу супруг с женой, несут молоко. И показывают пейте. А девчонки говорят, не будем. Втоварищ отравлено. А мне так несподручно, что они с душой нам предлагают, а мы отказываемся. И я говорю: А я выпью. И выпила молоко, и ничего со мной не случилось. А под Кенигсбергом пригласили нас и угощали, столик хоть куда нам накрыли, угощали нас. А опосля одни нас приглашали: чернику с молоком ели. Девчонок приглашали.
- А. Д. Брали ли Вы трофеи?
- Про трофеи я расскажу. Под Смоленском вечером выйдешь, гарью несет и одни печные трубы торчат. А днем, горячо было, в июле, летом, лошади все потные от жары, и повозки, и тут тряпье лежит. Мы снимаем сапоги, выбрасываем свои потные, грязные портянки, выбираем что подходящее, навертываем и идем дальше. Тяжело нести, сами-то едва идем, какие тут трофеи? Нам разведчики шоколад временами давали. Не только давали, они накрыли единый стол: какого только не было шоколада. Они на какой-то склад напали. И нас пригласили. Вот мы объелись тогда шоколада этого.
Котлярова Антонина Александровна:
-А мне посылку давали во время войны. Это прислал лично мне посылку какой-то машинист. Я уж сейчас забыла. Командир пол-литра вынул, а остальную посылку мне отдал. Их всех посылок они водку повынимали, а посылки они девчонкам отдавали. Там продукты.
- А.Д. А какие-то были приметы, предчувствия на фронте?
-У моей Маруси Чихвинцевой были предчувствия. Не хотелось ей на оборону ступать. Не хочется мне, я не могу в эти дни идти. Но она не пошла к командиру отпрашиваться. И ее убили. Я в настоящее время живу за нее.
Так же читайте биографии известных людей:
Клавдия Марцелла Klavdia Martsella
Дочь Октавии Младшей, племянница Октавиана, вторая жена Марка Випсания Агриппы.
читать далее →
Клавдия Осипова Klavdia Osipova
Финны местного населения не трогали. Не издевались, как, по слухам, немцы говорят, что жгли деревни да людей в амбарах жгли. У нас этого не было...
читать далее →
Клавдия Чапаева Klavdia Chapaeva
О ДОЧЕРИ Чапаева Клавдии Васильевне известно не так уж много. Долгие годы проработала она инструктором Бауманского райкома КПСС Москвы, но не стала..
читать далее →
Клавдия Ковалева Klavdia Kovaleva
Не завершив учебы в девятом классе, Клава устроилась работать телефонисткой в пожарной охране 1 города Краснодона. Работала хорошо, была..
читать далее →