Известные люди

»

Николай Корсаков

Опять мне в душу вспышкою, крохотной звездою памяти упала забытая история жизни двадцатилетнего молодого человека Из прошлого, нет, уже позапрошлого, столетия. Упала и запылала там, горячею, обжигающей искрою...

Полурассыпанные страницы книг, тщетные поиски дат, фактов, портретов.. Нахожу только карандашный рисунок (*карандаш итальянский?) рослый лоб, курчавые волосы ореолом вкруг него, пухлые, немного чувственные, губы, безупречно юношеский овал лица и грустные, серьезные глаза, дипломатический фрак - сюртук, кое-как завязанный узел шейной косынки.. Знакомьтесь, мои читатели: Николай Александрович Корсаков, выпускник Царскосельского (Императорского Александровского) Лицея, соученик - Пушкина, под нумером сорок три.. Большой нумер. Просто потому что, что комнат в Лицее было больше, чем пансионеров - учеников По списку же фамилий Корсаков шел следом за Александром Пушкиным, Егозою и Французом.. У него не было лицейского прозвища. А, может, и было, да не запомнилось. К примеру: Корсак, Гитарист?...

Потом, потом пушкинских блестящих строк стали звать его кудрявым певцом, любимцем Апполона. Но это было уже не кликухо признание очевидности, мороз факта. Его спутницею всю дорогу была гитара. Властительница чувств в то время.

Я буду чиркать о ее владельце и она сама незримо будет наличествовать в описании моем, как несловоохотливый зритель, очевидец, участник беседы.. Прислушавшись, быть может, мы с Вами, читатель, уловим через толщу веков ее нежный, минорный глас.. Быть может

1. 1811 -1812 гг. Царское Село. Императорский Лицей.

Сергей Гаврилович Чириков обмакнул чересчур скрипучее перышко в чернила, звякнув крышечкою прибора, изображающего арапчонка с чашею фруктов на голове, и, выловив кончиком стило жирную муху, плавающую в черной густоте очевидно не час, а, правильно, целых три дни, (*старинная форма произношения Р.) продолжал сочинять дальше, старательно заполняя графы лицейской ведомости журнала:

Корсаков Николай: сильно пылок, непризнателен*(* старинное неблагодарен - Р.), скрытен, нерадив, неопрятен, насмешлив, хотя вообще-то, усерден, услужлив, ласков. При больших способностях к учению и самонадеянию, менее прочих прилагает старания. Николай Корсаков столь счастлив памятью и одарен понятливостью, что с первого взгляда, обняв в мыслях изъяснение, считает себя свободным от внимания, и, кажется, не чувствует пользы постоянного прилежания, и все-таки же успехи его в обоих языках достаточно хороши

На минуту усердный гувернер прервал писание и прислушался к царящей кругом тишине. С верхних этажей без малого не доносилось никаких звуков. Тени от масляной лампы кругами плясали на стене комнаты и причудливые каракули, начертанные грифелем на стене, увеличивались, темнели, светлели, становились ломанными линиями, замысловатым узором, пентаграммою, всем, чем угодно, только не стихотворными строками, которые позволил он непоседливому нумеру четырнадцатому начеркать прямо на стене... Василий Федорович Малиновский прежде все ворчал было на эти собрания, но как же стеснить пыл мальчишеский, что не обласкан родительским вниманием в годы ученичества: порядки лицейские строги и видеться с родителями господам студентам - или ученикам все же? нельзя. Потому и рад бывает искренно Сергей Гаврилович, что по субботам вечерами собираются в его скромной квартире в бельэтаже*(* так в старину назывался основополагающий этаж, находящийся над подвалом, службами. Здание Лицея было четырехэтажным.- Р.) лицеисты и за простым угощением: яблоки, булки с маслом, стаканы черного чаю или морсу клюквенного, - ведут разговоры о литературе, стихах, о том, что долговязый и неуклюжий Кюхля, Вильгельм Кюхельбекер, сынуля покойного почтенного Карла Кюхельбекера, управляющего гатчинским поместьем покойного Государя Императора Павла Петровича, придумал, ни полно, ни мало: Философический словарь со своими собственными мыслями и толкованиями.. Как бы припомнить, на днях нескладный Кюхля читывал нечто из него, и сие обратило на себя чуткость господина профессора Куницына. Дай Бог памяти! Ах да, вот это:

Знатность происхождения: тот, кто шествует по следам великих людей, может их почитать своими предками. Список имен их будет его родословною.

Или вот ещё, кажется, господин Вильгельм сказал, что сие невообразимое по вольности изречение цитата из Шиллера:

Государь (самодержец) вечно будет почитать гражданскую свободу за очуженый удел своего владения, тот, что он обязан назад обрести. Для гражданина самодержавная верховная верх необузданный поток, опустошающий права его...

2.

Власть Государя сумасшедший поток Ах, ну что за дикие мысли! Якобинство в Лицее?! Только этого и не хватало! Да как бы нет, они ещё вовсе мальчишки, по вечерам в рекреационной зале у них - мячик и беготня, бывает, так шалят и резвятся, что в забывчивости скидывают с себя синие форменный сюртуки с золотошитыми воротниками, и остаются в одних рубашках То же в фехтованье и танцах: прежде неуклюжи и робеют; от их неловких движений гасятся высокие канделябры со свечами, но опосля, освоившись, хохочут, картинно дурачатся, дразнят дружбан друга изысканными поклонами, копируют все жесты и па... А Николай Корсаков, тот частенько уклоняется от участия в танцах и боях фехтовальных и все больше сидит в углу залы, наигрывая на своей маленькой кефаре*(*античное словечко, означающее гитару. Было в употреблении в XIX столетии. Р.) нежные мелодии.

И, взаправду, в такие мгновения здорово походит он на кудрявого и капризного Феба и физиономия его озаряется мечтательною думою О чем? Или больше того о ком?... Все окрестные дома Сарскоселья*(*старинная форма произношения. Р.) распевают нежный романс корсаковский на вирши нумера четырнадцатого Вечор мне Маша приказала, а барышни Малиновские, не дальше, как вчера, все приставали к отцу своему, Василию Феодоровичу*(*Малиновский В. Ф. начальный шеф Императорского Лицея. Скончался в 1814 году. Р.) с расспросами о смуглом егозе Пушкине и все чертили что - то в свои девичьи кружевные альбомы.. Сергей Гаврилович задумался Интересно, уж не показывали ли барышням Малиновским лицейские проказники свой журнал рукописный, расписанный, сызнова же, четким, с затейливыми завитушками, добро поставленным, почерком Корсакова, тот, что был попутно и редактором его? Забавные истории пишут там господа воспитанники, и назвали его так затейливо: Лицейские мудрецы, а с виду журнал, этот легко тот же альбом, в черно - красной сафьяновой обложке, с медными застежками... Вечор как-то удалось ему глянуть на страницы этого рукописного вольномыслия и прочел он там, несть числа изумясь, следующее:

Осел филосОф.

Я слышал, помнится, где-то, что в древние века ослы были в большом почете. Племя разумных ослов без малого вовсе истребилось; при всем при том же, оставалось немного ослов, которые, несмотря на пагубное течение залива правды, на сияние, как бы вымолвить, лягушечного сиропа, потеряли каждый бюст всемирной истории...

Что, Читатель?.. Неужто не понял ты, что это бессмыслица?.. Экий остолоп! Смейтесь над ним

Ха!.. ха..! ха!.. ха!...

Авторства под этот баснею указано совсем не было, и сколь не хлопотал дотошный гувернер, определить его он не смог. Рука же была верно Корсакова, твердая, уверенная, но и отпирался кудрявый певец от написания этот возмутительной безделки с тайным умыслом, настолько же непреклонно и стойко!

3.

По мнению педанта Чирикова, уж лучше бы воспитанники лицейские больше склонялись к изучению наук сериозных, к примеру, к - философии, юриспруденции, но, с прочий стороны, располагать привкус к изящному - неужели же возбраняется? И сам он стихотворством баловался не раз и знает, как пленяет поэзия, как может она властвовать над умом... Велика та верх и оставляет отпечаток на человеке, на душе его насовсем.

Слыхивал он краем уха, и что Государыня Императрица Елисавета*(*старин. форма произношения имени Елизавета. Р.) Алексеевна шибко интересуется судьбою ее соседей - отроков по Дворцу, и аккурат под ее неусыпным и благосклонным вниманием Николай Феодорович Кошанский так непочатый край старания и времени уделяет литературным склонностям учеников своих. Намедни они розу описывали в разных состояниях: и в росе, и ввечеру, и свежую, и увядшую, так лучше всех заново вышло у нумера четырнадцать, да, пожалуй, ещё у барона Дельвига, сонного и смешного увальня А Корсаков, тот слабые вирши пишет, несмотря на то, что брат его близкий, Павел Корсаков - литератор, издатель и цензор, журнал, достаточно заметный, с господином Загоскиным издавать затевает. *(* В 1817 году П. А. Корсаков начал издавать совместно с Загоскиным журнал Северный наблюдатель - Р.). Семья Корсаковых очень приличная, поговаривают о том, что члены ее ветка захудалая княжеского рода. Оно и видно, повадки у Корсакова - отменные, а чего мало, то добавится строгим лицейским воспитанием, на то и учреждено сие заведенье необычное, не было ещё такового в истории российской! Вот только доучились бы все здоровыми: нескладный господин Вильгельм все на головокружения жалуется, всю дорогу полусонный барон Дельвиг опасения внушает за ум свой, также полусонный и вялый.. А Корсаков..

Да, а что же - Корсаков? Этот - грудью слаб, потеет по утрам и кашляет так, что будит соседей своих по нумерам. Надо бы его поить портером да молоком коричным, да вот только сочли недавно Его превосходительство Василий Феодорович совместно с экономом и кухмистером лицейским баловством одаривать господам ученикам по утрам портер, разбавленный водою. Не вменять же ещё раз винное лакомство в правило для одного только воспитанника! Тем больше что тихо говорил ему на ухо вездесущий лисичка - ябедник, Сергей Комовский, что пробавляются господа лицеисты: Пушкин, Пущин, Матюшкин, Корсаков и более того князь Горчаков! пуншем, что собственноручно изготовляют втихомолку ото всех в нумерах своих... А сахарок для этого противного зелья берут из лавки Леонтия, которому за его баловство господ воспитанников давнехонько бы следовало отставку учинить! Да неужели же послушает шеф Малиновский добрых советов?! Только и ограничится тем, что посадит воспитанников провинившихся дни на два, на неделю, за черный столик, поставит на колени на молитве, да занесет сгоряча фамилии шалунов в черный список выпускной классной ведомости, а позже, немного времени через, при огарке свечном, в кабинете, без малого таясь, будет исправлять своеручные записи в журнале. Чириков уж не раз видел такое. И что тут сделать?.. Вольный дух царит в Лицее, ох вольготный!

Сергей Гаврилович осмотрительно присыпал лист ведомости белым песком, зачем-то чуть-чуть подул на него. Крупинки песочные сейчас полетели ему в глаза. Он зажмурился закашлялся... Что - то тут ещё нужно было привосокупить, в ведомости этот? Что? Забыл Ах, да Подписи Перо снова с нажимом заскрипело, выводя завитки парафа: Гувернеръ С.Чириковъ. Надобно будет местоположение бросить ещё для росчерка властного Николая Феодоровича* (*Кошанского Р.). Тот наверно, как всю дорогу, станет морщить лоб, читая отзыв, до того лестный, о Корсакове, оттого что все время, умудренный и умягченный изящными науками профессор, находит, что он, педант - воспитатель Чириков, несостоявшийся пиит русский, баловень словесности, Герой Севера*(*Чириков писал тяжеловесные вирши и оды. Герой Севера наименование одной из них. Р.) пристрастен к господам лицеистам. Ох, как пристрастен! Ну да уместно ли сие пристрастие и благотворно ли оно - время покажет!..

4. 26 сентября 1820 г. Флоренция. Италия. Русская дипломатическая миссия при дворе герцога Тосканы и Сардинии.

Поверенный в делах России при дворе герцога Тосканского, наморщил лоб и вновь глянул на лист бумаги - аттестацию новоприбывшего пару месяцев вспять в миссию из Рима, и занедужившего без малого сей же час смертельно дипломата Николая Александровича Корсакова Что же тут, в бумагах аттестационных значится?

Так с, так с.. Серебряный медалист первого выпуска лицейского, в языках европейских волен, подобно как - родные, почерк отменный, каллиграфия - бисерная и совестно вопрошать, как юнец этот таковому искусству обучился как никак, он же был воспитанник Сарскоселья, а там, сказывают, учителя строгие, не то что его наставники дьячки монастырские в клобуках, лбы недоучившиеся! А хорош собою тот самый свежий дипломатик и болезный даже: волосы вьются, глаза горят, на щеках румянец. Пальцы тонкие, длинные, как у музыканта. Да он и есть, при всем при том же музыкант, ещё вечор супруга, ахая, говорила, что весь Петербург с Москвою его романсы певал на вирши Пушкина и Илличевского. Делия драгая, К живописцу. Певал-то певал, да он не слыхивал! Не охотник он романсов, сих сладкозвучий обольстительных. Мало ль до чего они довести могут, романсы те. И вовсе некстати так плечи свои супруга оголяет на раутах посольских, право, некстати Надо отметить ей! Для взоров пламенных юношей, таких, как Корсаков этот, то сильно угрожающе. Весьма!

5.

Да что это, не о том он заново думает и совсем не своевременно!! Из соседней комнаты послышался натужный кашель больного. Сиделка проворно загремела кувшином и медным тазом поставленным у кровати. Одним глазом, через тоненький лорнет, глянул растерянный дипломат в сторону ложа бедного Корсакова, у изголовья которого суетился медик, присланный из Тосканы самим герцогом. Да что уж в настоящий момент! Дважды горлом кровь шла, ясно, что и до утра не дотянет, вон, щеки впали, и румянец - пятнами, а пальцы все что-то на одеяле перебирают, вроде бы струны гитарные щиплют... Как жаль, больших дарований дядя, младой, сияющий, а умирает так бесславно, в чужом краю, в отдалении от друзей, родных, всех милых сердцу... Да, еще раз он не о том думает Надо найти в бумагах адрес родных, погнать хотя бы известие краткое... А не то, как умрет бедный юноша, так и помолиться за упокой души его некому будет по-христиански, по православному! Озабоченный тягостной думою носитель синего сюртука, машинально перекрестился троеперстием и сызнова склонился над укладкою в кожаных ремнях... Какое-то послание на бумаге с личною печатью дворянской. Скользнув глазами по строкам через лорнет, наткнулся на имя немецкое, звучное: Энгельгардт, прочел, запинаясь и шевеля губами:

Любезный Егор Антонович! Еду на днях в чужие края, не знаю, на долгое время ли, не знаю, вернусь ли...

Энгельгардт, Энгельгардт? Знакомо сие начертание, на слуху будто Кто таков? Ах, да, вот же адрес на обороте: Его Высокопревосходительству Директору Императорского Лицея, в Санкт - Петербурге, в Сарском селе, в собственные руки...

Сообщить надобно будет всенепременно... Как - никак бывший воспитанник Не запамятовать бы только, не захлопотаться... А тут что? Тетрадь рукописная... Название странное, все в завитушках и росчерках: Дух лицейских трубадуров - сборник пиитический, составленный в 1816 году, собственноручно господами пиитами... И летящий наискось, остро изысканный почерк, строфы рифмованные:

Мой товарищ! Неславный я стихотворец,

Хоть христианин православный.

Душа бессмертна, слова нет,

Моим стихам удел неравный

И песни музы своенравной,

Забавы резвых, юных лет

Погибнут смертию забавной,

И нас не тронет тутошний свет!

Ах, ведает мой добрый гений,

Что отдал предпочтение бы я скорей

Бессмертию души моей,

Бессмертие своих творений.

Не властны мы в судьбе своей

По крайней мере, нет сомненья,

Сей плод небрежный вдохновенья,

Без подписи в твоих руках

На скромных дружества листках

Уйдет от общего забвенья..

Но пускай напрасен будет работа,

Твоею дружбой оживленный

Мои вирши пускай умрут

Глас сердца, чувства неизменны,

Наверно их переживут!

Александр Пушкинъ

И ещё раз же - росчерк затейливый в конце Этаким облачком Несчастный юноша что-то в бреду горячечном говорил о друге своем лицейском, что в текущий момент в далекой Бессарабии пребывает, и творит там, то, что творил постоянно - прелестные вирши, и глупости и непростительные безумства... (*Слова Е. А. Энгельгардта из письма князю А. М. Горчакову, соученику А. Пушкина. Р.) Пушкин, пиит русский, дамы посольские все ахают над его словесными безделицами:

Русланом и Людмилою, элегиями томными, а стоит ли? На точка зрения сериозный и нет в нем ничего, пустошь одна, на кончике пера, подражание сплину байроновскому, не больше... А что у него там, в глубине сердца, кто ведает?... Пииты, музыканты! Одно словечко несериозный народец, хлыщи модные: и столетний период короток, и проку немного! Ох хо хо!...

6.

Из комнаты больного вдруг раздались обрывки чарующей мелодии и резонер поверенный, жевнув губами встревоженно, обронил в укладку серебряный лорнет... Никак очнулся? Неужто лучше?.. И, слава Богу, работа напрасный: разыскивать местопребывание родных?!...Засеменил, кряхтя, торопливо ногами в лаковых штиблетах к двери, дернул глухой финал шейного платка, вскинул взгляд на доктора... Тот только отрицательно мотнул головой и засуетился у сбитых простыней ложа, клонясь над больным, и все пытаясь достать из рук его небольшую лаково - черную кефару с загнутым грифом.. Тот, раскрыв лихорадочно блестевшие, смородиновые глаза, нашептывал что - то тихонько, распевно, как будто куплет романса, а следом глаза его затуманились слезами, пальцы нервически забегали по одеялу, рванули тонкие струны кефары и оборвали их. На всю комнату разнесся жалобный стон, замирая где-то приподнято, под лепным потолком, с которого косились на уходящего в небеса юношу лукавые пухлощекие амуры с позолоченными крыльями и стрелами в руках. Сиделка, торопливо подбежавшая к небольшому бюро, стоящему в простенке промеж высокими венецианскими окнами, схватила с доски первое подвернувшееся под руку перышко и лист бумаги, бесцветный как калька. Бережно вложила в слабеющие руки Корсакова и тот начал неспешно водить пером по бумаге Большие буквы, загнутое крючком ять, ер... Никак, пишет свою фамилию?.. Поверенный внутренне охнул, сердце его, привыкшее к разным картинам жизни, как-то необычно затихло, следом забилось неровно, и он ещё ниже склонился над укладкою, ласково и слабо пахнущей мелиссою и вербеною... Где же родные-то, право словечко, не письма, ни адресу?! Ах, вот, наконец:

Его высокоблагородию господину Павлу Александровичу Корсакову... Порховской уезд, Псковской губернии, имение Буриги, в собственные руки.

- Господин поверенный! зашептал вблизи уха чиновника взоволнованный звук сиделки.. - Синьор Николино кончаются... просят обязательно русского священника. И булыжник могильный, дабы имя на нем начертать... Ведь затем - никто не сможет..

- Что за чушь! - дернул плечами чиновник, и снова обронил в темное нутро укладки лорнет. Потом опомнился, махнул рукою, прерывисто вздохнув: - Так что же Вы, милая, стоите, ступайте вниз, во двор, возьмите булыжник какой ни на есть.. Русского священника.. Где же я его возьму - то в цельный момент? Нет во Флоренции ни собора, ни церкви православной Знаете потому как! его итальянский в минуты смятения был из рук вон плох, он отменно знал сие, и оттого-то, нервничал и дергал плечами сильнее обычного Растерянная сиделка, что-то бормотала, бурно жестикулируя, как все флорентийки. Черные брови ее были нахмурены.

- Ваше высокопревосходительство, синьор Корсаков - скончались! прервал тихое шипение поверенного и испуганный лепет сиделки возникший в проеме двери медик. Вы бы приказали немедля гроб готовить.. Открытая форма чахотки, в случае эпидемии я буду бессилен! эскулап развел руками и отступил обратно, заметив в глубине комнаты обнаруженный сундук:

- А это что такое?!

- Бумаги покойного... Разбираю. Надобно же выискать адрес его, сообщить родным, близким.

- Немедля предать огню! Немедля! лекарь в панике махал руками... - Все спалить, совместно с одеждою.. И гроб отправьте подалее. Боюсь, что на флорентийском кладбище местные власти иноземца чахоточного хоронить не позволят!

- Подалее? Это куда же - подалее? растерялся дипломат, щуря беспомощно подслеповатые глаза..

- Ну хотя бы в Ливорно.. Город портовый, я слышал, туда нередко заходят русские суда, позволительно будет послать стан на родину, безразлично пожал плечами придворный медик, привыкший к неразборчивому лику смерти.

- Ливорно?! потрясенно прошептал поверенный - Что такое Вы говорите, сударь? Русская миссия не может нести такие расходы на погребение! Господин Корсаков совершенно недавно прибыл из Рима, семейство его в отдалении, в России... Лечение стоило дорого

- Сообщите тогда своему послу в Рим, сухо возразил герцогский лекарь. Русские - люди отзывчивые, и я уверен, не захотят бросить прах бедного своего соотечественника в забвении. Я слышал, синьор Корсаков княжеского рода и в ранней юности был придворным музыкантом? - в студено любезной улыбке доктора было что-то убийственно-насмешливое, презрительное.. Поверенный нервически глотнул и, сощурив глаза, отчеканил, сам поражаясь силе своего раньше глуховатого, неясного голоса:

- Не придворным, а - Лицейским! Императорский Сарскосельский Лицей в России - высшее учебное заведение, под покровительством Державной фамилии и лично Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны... О кончине бывшего лицеиста, серебряного призера, немедля в Придворную канцелярию и Дирекцию Лицея будет сообщено Мое почтение Его Светлости герцогу Тосканскому и признательность сердечная за участие в судьбе русского дипломата. Прошу передать! поверенный сухо поклонился, щелкнув лаковыми штиблетами. Когда он вскинул голову, сухопарая тень лекаря исчезла отнюдь из комнат. Возле тела больного юноши суетилась только чернобровая итальяночка сиделка. Она зажгла пару свечей на низкой мраморной каминной доске, накрыла усопшего белой простынею и ныне старательно пыталась вложить в ещё теплые его руки мелкий серебряный шейный крестик на тонкой цепочке... Глаза Корсакова были закрыты, и казалось, что юноша нетрудно миролюбиво спит, так постепенно и безмятежно было его чело, только в уголку пухлых, ещё юношеских губ, искусанных и бледных, чернела тонкая струйка запекшейся крови. В ногах покойного сиротливо темнел чудно блестевший в пламени свечей гриф маленькой кефары без струн....

Вместоположение эпилога.

... Сказывают, за час до смерти он сочинил следующую надпись для своего памятника, и когда ему сказали, что во Флоренции не сумеют вырезать русские буквы, он сам начертал ее крупными буквами и велел скопировать ее на камень:

Прохожий, поспеши к стране близкий своей!

Ах, уныло заснуть вечным сном неблизко от друзей!

( Из воспоминаний Е. А. Энгельгардта, директора Императорского Царскосельского Лицея. Запись Я. Грота.)

... Вчера я имел от Горчакова сообщение и рисунок маленького памятника, тот, что он поставил нашему бедному трубадуру Корсакову под густым кипарисом, близ церковной ограды во Флоренции *(*Е. А. Энгельгардт ошибался. Памятник был установлен А. М Горчаковым на могиле Н. А. Корсакова в Ливорно. Р.) Этот унылый дар меня сильно обрадовал. (*Дневниковая запись Е. А. Энгельгардта цитируется по книге Н. Эйдельмана Прекрасен свой союз.. стр.158. Р.)

Сестра Кюхельбекера, Юлия Карловна, поклонится в Италии тому маленькому памятнику Корсакова, сорвет листик с померанцевого дерева у могилы Листок тот самый, - засвидетельствуют современники, - Кюхельбекер хранил, как реликвию, как святыню, совместно с портретом матери, с единственною, дошедшею до него, рукописью отца, с последним письмом и застежкою от манишки Пушкина и письмом В. А. Жуковского. ( Н. Я. Эйдельман. Прекрасен свойский союз... История одного класса.

Москва. Издательство Молодая гвардия. 1982 г. стр.189.)

Он не пришел, кудрявый свой певец,

С огнем в очах, с гитарой сладкогласной

Под миртами Италии прекрасной

Он тихонько спит и дружеский резец

Не начертал над русскою могилой

Слов немного на языке родном,

Чтоб некогда нашел привет унылый

Сын севера, бродя в краю чужом

А. С. Пушкин. 19 октября 1825 года.

Строфы, посвященные Н. А. Корсакову.

___________________________________

Послесловие автора.

Я скрупулезно собирала на ладошка крохотные пылинки посторонний жизни, переворачивала страницы книг и как будто горький привкус плодов померанцевого дерева все оседал и оседал на дне моей души.. Ни даты рождения, ни значимых эпизодов жизни. Ни истории любви. Ни летописи разочарований. Лишь тоненький абрис натуры, лика, Души... Судьбы. И что-то ещё... Что же? Неужто Дух? Дух Лицея, Вольности, Дружбы.. Дух того самого времени, которое безошибочно и емко назвали пушкинским, но которое все дальше и дальше уходит от нас прячась в малопонятные уже сегодняшнему поколению дали истории, времен, и боюсь этого слова, - Небытия.. Но Дух это так чуть-чуть. Так полно.

Так чудно. Так постоянно. Как искры от костра Памяти Их ещё позволительно раздуть. Стоит только вкусить, читатель!

3 -7 августа 2005 года.

___________________________________________

*Новелла публикуется в авторской редакции, с привлечением материалов личного архива и книжного собрания. Все личные бумаги Н. А. Корсакова до сих пор считаются бесследно утерянными. Официальная краткая история жизни его не содержит точной даты рождения.

Так же читайте биографии известных людей:

Николай Минский Nikolay Minskij

Минский - псевдоним даровитого поэта Николая Максимовича Виленкина. Родился в 1855 г. в Виленской губернии, в обедневшей еврейской семье.
читать далее →

Николай Некрасов Nikolay Nekrasov

Николай Некрасов - выдающийся русский писатель, поэт и публицист. Родился 10 декабря 1821 года.Николай Некрасов считается одним из классиков русской..
читать далее →

Николай Огарев Nikolay Ogariov

Николай Огарев - известный русский поэт, публицист, революционер. Родился 24 ноября 1813 года.Николай Огарев являлся ближайшим другом и соратником..
читать далее →

Николай Оранский Nikolay Oranskiy

Поэт. Родился на погосте Богоявленский Вязниковского у. Владимирской губ.
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий