Известные люди
»Николай Сметанин
Рождение: Россия
За дверью долго не было слышно ни звука. Потом откуда-то издалека неспешно зашаркали шлепанцы. Наконец щелкнул замок, и передо мной предстала живая легенда стахановского движения - Николай Степанович Сметанин. В майке и тренировочных штанах, невысокий, плотно сбитый, с седым ежиком волос.- Не люблю журналистов! - сказал мне Сметанин вместо приветствия. - Это у меня еще с тридцатых годов. Прибежит какой-нибудь: "Нашу газету интересует, что вы думаете по поводу речи товарища Сталина". А что я могу думать? "Раз товарищ Сталин сказал, - отвечаю, - значит, так оно и есть".
Квартира была большая, в самом центре Москвы, как сказал сам Николай Степанович, - "наркомовская", но обставлена до аскетичности бедно. Мы уселись в одной из комнат за круглый столик, покрытый клеенкой.
- Ну а ты из какой газеты будешь? Из скороходовской многотиражки?
И, обрадовавшись, Сметанин начал выспрашивать про старых знакомых, то и занятие перемежая мои ответы короткими воспоминаниями, которые забирались все дальше в прошлое, покуда не ушли в самое начало века. И тогда я попросил разрешения вписать на диктофон историю его жизни.
- Это ещё ради чего? - насторожился Сметанин.
На дворе стоял 1975 год, прошлое страны и ее граждан давнехонько было расписано по всем правилам советской идеологии.
- Для истории, - сказал я. Сметанин ухмыльнулся и нежданно согласился.
...РОДИЛСЯ Я В МАРТЕ ПЯТОГО ГОДА в Петербурге, за Московской заставой. Мать была прачкой, позже - посудомойкой в Институте благородных девиц, папа - дворник, по тем временам - шишка, считай, местный командир всего дома. А старшая сестра Мария работала на "Скороходе".
В восемнадцатом папа умер. Тут как раз ударила страшная голодуха, и Мария, привела меня, тринадцатилетнего, к себе на фабрику - получать паек. Кожу тогда кроили по деревянным моделям, вот и велели мне разносить их по цеху. За день набегаешься на голодных-то ногах - к вечеру сам как деревянный.
Спас меня Крышка. Так прозвали мы с мальчишками Кришко - фабричного главного инженера. Он организовал для нас технико-ремесленные курсы. Первый наука был - сшить самим себе по паре башмаков. Педагогический прием высшего класса, в силу того что что у всех нас башмаки просили каши.
В двадцать втором я получил справку: перетяжчик обуви ручным способом. Ручным - потому как что машин-то в цехах без малого не было. Однако это не мешало нам трудиться с большим энтузиазмом. Только не подумай, подобно тому как я, да и все около, был таким уж идейным. Ничего подобного - свойский энтузиазм подстегивал НЭП: получить давали прилично, а магазины нетрудно ломились от товаров.
Технику дали только в конце двадцатых годов, когда о НЭПе остались одни воспоминания. Станки поставили, бригады сформировали, а производительность все одинаково топталась на месте. Потому что, сколь ни вкалывай, больше, чем по карточке, в магазине все одинаково не отпустят.
В ТРИДЦАТЬ ПЯТОМ КАК-ТО РАЗ собрали нас в кабинете у начальника цеха, и кто-то из парткомовских говорит:
- Кто возьмется определить рекорд по примеру Алексея Стаханова?
Мы спрашиваем:
- А сколь необходимо?
- Три нормы!
Им там в партийных кабинетах без труда цифирки изображать.
- Три нормы, - говорю, - это нереально. А вот две разрешается испытать.
Прихожу назавтра, а товарищи по бригаде уже приготовили для меня задел полуфабрикатов. Ускорил ход машины, начал смену. Внешне все было как всегда: над душой никто не стоял. Только кто-нибудь из начальства нет-нет да поглядывает издаля, как бы невзначай. Еще пацаны подчас кричали от своих машин: "Ну как?"
Я был в себе уверен. Но когда стали вслед за тем смены подбивать результат, не скрою, сердце екнуло: а как снег на голову? Но нет: оказалось гладко две нормы - 1400 пар обуви. Откуда-то тотчас набежал народонаселение, завернули митинг... И, в общем-то, было чему радоваться: на знаменитой фирме Бати в Чехословакии рабочие за смену перетягивали по 1125 пар.
Приятно быть рекордсменом. Приятно услыхать, что на той же фирме Бати повесили твой портрет, а внизу подпись: "Работай, как российский Сметанин!" Но я и представить себе не мог, что через немного недель стану знаменитостью, как будто кинозвезда. В газетах про меня пишут, трубят по радио...
И ВОТ Я УЖЕ ЕДУ В МОСКВУ на всесоюзное совещание стахановцев. Первое заседание: нас, передовиков, - мужчина сто, рядом за отдельным столом - члены политбюро и правительства во главе со Сталиным. Речи - сплошная трескотня: оды советской власти, партии да "горячо любимому вождю всех народов". Скучища! Когда до меня дошла очередность, я решил уехать на юморе. "Вот посмотрят, - говорю, - на Никиту Изотова, какой он великан. Но оттого что смысл-то не в том, чтоб рваться к рекордам за счет мускульной энергии. Не гири поднимаем - фабрика! Главная наша мощь должна быть в технике, в больше рациональных рабочих приемах..." Скосил глаза: как будто Сталину понравилось, также аплодирует.
А уж на следующий день, во время второго заседания, - народу, как в театре. В перерыве нежданно-негаданно подходит Ворошилов:
- Вы Сметанин? Здравствуйте! - берет под локоток и ведет за собой: - С вами хочет гутарить Иосиф Виссарионович.
Господи, думаю, да о чем же с ним изъясняться? Он потому как полубог, к чему я ему?
Сталин и действительно как будто ждал нас, приостановившись в коридоре. Приветливо мне улыбнулся, пожал руку:
- Наслышан, наслышан. - И пошел себе.
Что значит "наслышан"? Хорошо или нехорошо? Я так и остался стоять с глупой улыбкой. Но, видимо, все же что надо, потому что что, чуть-чуть вернулся в Питер, меня сделали начальником цеха, позже заместителем директора фабрики, а в тридцать восьмом уже и директором.
НУ КАКОЙ ИЗ МЕНЯ ДИРЕКТОР, с моими-то тремя классами! Спасибо, узловой инженер был отличный - Михаил Иосифович Магид. Работяга, умница, честный и до предела пунктуальный. Эта пунктуальность его и спасла, когда в тридцать восьмом на "Скороходе" арестовали целую группу специалистов. Я позвонил в НКВД, но мне сказали, что Магид сам себе судебный защитник и лучшего ему не требуется. Ему: вредительство, подрыв экономических устоев. А он: неправда, вот протокол. У Магида, оказывается, на любое техническое действо хранилось письменное дозволение главка, наркомата, горкома-райкома и более того госбезопасности. И их всех выпустили!
Само собой, с таким главным инженером фабрика работала, как швейцарские часы. Частенько, истина, подводили смежники. Ну, тут уж я принимался за занятие. Как-никак стахановец, народный избранник Верховного Совета. Чуть что - звоню директору смежников и безотлагательно быка за рога! Не проняло - тащу в обком.
Однажды у нас с Магидом более того вышел спор из-за этого. Он мне:
- Вы оставляете на голодном пайке другие обувные предприятия страны. Не у каждого же есть свой народный избранник!
А я:
- Все беды у нас поэтому, что одним чужого дядю до слез жалостно, а другие дрожат за свою шкуру: высунешься - укоротят. Но мне страшиться нечего: снимут - уйду вспять в рабочие!
Не сняли. Наоборот, повысили. Поставили заместителем наркома легкой промышленности всего СССР! Нарком мне попался таковой же выдвиженец. Года не прошло, как мы с ним схлопотали по выговору. Другой бы на моем месте расстроился. А я был рад: во-первых, могло быть значительно хуже, а во-вторых, понял - не гожусь я для этой должности.
Попросил, чтоб меня освободили по собственному желанию. С доводами моими согласились, но чтоб освободить - не можем, говорят. Вот и оказалось, что из высокой номенклатуры покинуть ещё сложнее, чем туда угодить.
А в сорок первом открылась Всесоюзная учебное заведение техников для нашего брата-стахановца. Туда и подался.
УЧИЛСЯ НЕДОЛГО, НАЧАЛАСЬ ВОЙНА. Кинулся в военкомат: прошу послать добровольцем! Глянули в мои документы, и вновь - ни в какую.
- Рядовым направить вас не имеем права. Как народный избранник Верховного Совета и в недавнем прошлом замнаркома вы должны быть членом Военного Совета армии, комиссаром корпуса, не ниже. Но такие должности не в нашем ведении.
И неожиданно, уже глубокой осенью сорок первого, получаю направление заместителем начальника вещевого управления тыла Красной Армии.
Зачем, думаю, я ни с того ни с этого понадобился? Спасибо, люди умные растолковали. Оказывается, Сталин был шибко недоволен тем, как легкая индустрия снабжает войска, и вот Хрулев, шеф Главного управления тыла Красной Армии, решил схватить меня, чтобы, с одной стороны, отчитаться перед Верховным: меры приняты - образована новая пост и доверили ее Сметанину, он Сталину давнехонько знаком, - а с прочий стороны, чтобы располагать человека, тот, что немного что станет стрелочником.
Так оно было на самом деле или все это напраслина на хорошего человека, не знаю. А только я решил выпутываться. В итоге сунули меня директором на Казанский кожевенно-обувной комбинат, куда были эвакуированы многие со "Скорохода". О лучшем я и не мечтал!
После войны меня перекидывали с одного завода на прочий, в то время как в шестьдесят первом не вышел на пенсионную выплату. А пенсионер, сам знаешь, всеми позабыт, никому не нужен. Не будь в этом году 40-летия стахановского движения, так и ты бы меня не вспомнил. Да ладно, я не обижаюсь, бытие есть бытие...
Так же читайте биографии известных людей:
Николай Тараканов Nikolay Tarakanov
Я попал в Чернобыль, где вместе с заместителем председателя Совета Министров СССР Щербиной руководил работой по ликвидации последствий аварии... За..
читать далее →
Николай Тимченко Nikolay Timchenko
Раньше из бокового окна его комнаты открывался прекрасный вид на Босфор. Когда заходило солнце, мачты кораблей становились похожими на силуэты..
читать далее →
Николай Фатеев Nikolay Fateev
Коля родился в апреле победного 1945 года. Долгое время отец, мать, двое детей и бабушка ютились в одной полуподвальной комнатушке. Может быть,..
читать далее →
Николай Бобриков Nikolay Bobrikov
Бобриков Николай Иванович - финляндский генерал-губернатор. В 1898 г. издал манифест, урезывающий права финляндского сейма. Широкую известность..
читать далее →