Известные люди
»Федор Васильев
Рождение: Россия, 22.2.1850
Федор Васильев ворвался в живопись, как освежающая гроза - один из любимых его мотивов. Очень уж нравилось ему то, чем возмущался его любимый писатель Гоголь, - пресловутое российское бездорожье: Богом забытые проселки, ухабы, овраги, лесные дебри, в землю вросшие деревеньки.
Федор Васильев ворвался в живопись, как освежающая гроза - единственный из любимых его мотивов. Очень уж нравилось ему то, чем возмущался его милый литератор Гоголь, - пресловутое российское бездорожье: Богом забытые проселки, ухабы, овраги, лесные дебри, в землю вросшие деревеньки.
Даже в Крыму посреди ярких красот южной природы умирающему Васильеву грезилось родное захолустье - огромные пространства, размытые дождями или тонущие в снегу под необъятным небом. "Неужели снова не удастся мне подышать этим привольем, этой живительной силой просыпающегося над дымящейся водой утра?" Эти его грезы вот уже полтора века живут в знаменитых картинах "Мокрый луг", "Болото в лесу. Осень", "Заброшенная мельница"и
Зимой 1871 года на московской экспозиции Общества поощрения художников встретились "Грачи прилетели" Саврасова и васильевская "Оттепель". Васильев (прикованный болезнью к Ялте) почуял родство на расстоянии: "Тут и Боголюбов, и Клодт, и Шишкин, но личность только в 'Грачах'". До Васильева и Саврасова русские пейзажисты изображали итальянские и швейцарские виды - родные места почитались серостью, недостойной воплощения. Влюбившись аккурат в эту прекрасную "серость", две чутких души - Саврасов в Москве, Васильев в Петербурге - живописали русскую природу, зная дружбан друга только по картинам.
Мещанин по крови - граф по духуВ документах маленького питерского чиновника Александра Васильевича Васильева двое его старших детей - Евгения и Федор - вообще не означены. Отец обзавелся ими ещё за пределами брака, невенчанным. "Федор остро переживал родное 'странное' положение, но (мещанин по происхождению) держал себя и повсюду так, что не знающие его полагали, что он по крайней мере граф по крови", - свидетельствует художник Иван Крамской.
Сравнение с "графом", может быть, связано и с таинственным покровительством начинающему, но многообещающему дарованию графа Павла Сергеевича Строганова. Известный меценат, купив картину семнадцатилетнего Федора на конкурсной экспозиции Общества поощрения художников, с тех пор не оставлял юношу своим вниманием. И, что важнее всего для пейзажиста, приглашал погостить в своих обширных имениях. В этих живописнейших строгановских усадьбах - в Знаменском на Тамбовщине, в Хотени на Харьковщине - девятнадцатилетный Федор Васильев впервой вдохнул воздух свободы от давящего быта и ненавистных житейских мелочей. Из его дневников узнаем, как по утрам, на любимом рассвете, выходил с этюдником, "чтобы на весь день самозабвенно утонуть в лесных зарослях или степных травах, в море ржи, посреди огромных, как чащи лесные, садов, где тополи своими верхушками теряются в небе".
В гостях у Строганова только восприимчивый Федор приобрел истинный светский лоск и казавшуюся врожденной горделивую осанку, так удивлявшие в нем Крамского.
С Шишкиным на ВалаамеДесяти лет Федор, еле-еле не с пеленок полюбивший срисовывать картинки из журналов, начал строчить маслом. Бесплатно учился в гимназии - за изумительно звонкий и чистый ребяческий звук, выделявшийся в местном церковном хоре. В каникулы подрабатывал - носил почтальонскую сумку за руб в месяц. С тринадцати лет нанялся помощником писца в Адмиралтействе за три рубля. А в пятнадцать на его отроческие ещё плечи вслед за тем смерти отца легла опека об овдовевшей матери, сестре-невесте и двух младших братишках.
Бросив занудную писцовскую пост, подросток определяется в ученики к реставратору Академии художеств Петру Соколову. Это давало и хлеб, и серьезное приобщение к самой "кухне" художнического ремесла. Вечерами неутомимый Федор посещает Рисовальную школу при Обществе поощрения художников. Петербург в его первых картинах предстает не официальной столицей, а романтически призрачным городом. Но молниеносно растущему художнику уже узко в каменной клетке столицы.
Помощь в жизненно важном "прорыве" пришла окончательно вдруг. Знаменитый художник Шишкин влюбился в сестру Федора красавицу Евгению, а попутно проникся симпатией к обаянию и таланту брата. Летом 1867 года Иван Иванович и Федор на пару отправились осваивать для искусства российский Север. В Третьяковке я обнаружила две картины, на которых оба написали старое кладбище за церковной оградой Валаамского монастыря. Только у Васильева в этом благодатном месте смиренно беседуют фигуры белого мирянина и черного монаха, а у Шишкина на сочной траве в элегантном летнем костюме раскинулся сам Федор Васильев. Встрой ли добрейший Иван Иванович тогда предполагал, что уже завтра Федор станет серьезнейшим его соперником.
С Репиным на ВолгеНедавний ученик Крамского, но уже выходивший в мэтры 26-летний Илья Репин, общительный, экспансивный, экспансивный, отреагировал на 19-летнего Федора Васильева идеально восторженно. "Такую живую поэтическую натуру при прекрасном сложении имел неужели что Пушкин!" - воскликнул он. И тут же предложил Федору совместно "рвануть" на Волгу. Плыли по великой реке от Твери до Саратова, а творческую квартиру устроили в окрестностях самарского Ставрополя, как раз напротив Жигулей. Думается, тут и приохотился Васильев к изображению огромных пространств неба, воды и земли.
В те дни "выдающийся мальчик" (так называли юного Васильева все известные в то время художники), казалось, совсем не ведал ни равнодушия, ни усталости. Репин рассказывал, как потом очередного утомительного похода, когда предельно изнеможенный он валился в свинцовый дрёма, Федор целую темное время суток "с неуменьшающейся страстью скрипел карандашиком", закрепляя в альбоме массу дневных впечатлений.
С этим волжским альбомом и явился Федор Васильев на очередной "четверг" Артели художников, к вождю и идеологу передвижников Ивану Крамскому.
"Вы доля меняи"
Будучи на 12 лет старше Васильева, Иван Николаевич, как настоящий художник-психолог, обнаружил в нем особенную чистоту и свежесть чувства, меткость суждений и беспримерную откровенность, которая раскрывала душу и самого просто замкнутого Крамского. И в живописи он почитал Федора за "музыканта и поэта", сравнивая его с "музыкальным инструментом, тот, что изумляет слух".
Если живопись Шишкина под воздействием Федора стала свободней и мягче, а Репин благодаря ему нашел своих "Бурлаков", то воздействие Васильева на Крамского оказалось поистине всесторонним. Это видно из собственных его признаний: "Жизнь моя не была бы такая богатая, гордыня моя не была бы так основательна, если бы я не встретился с Вамии Вы в аккурат количество меня самого и количество весьма дорогая. Ваша существование - отзывается в моей".
На что признательный Васильев откликается насмешливо, по-мальчишески, но кроме того с любовью: "А я Вас люблю так, как мой дедушка любит огуречный рассол, ещё хуже!.. Нас с Вами сам бес веревочкой связал". В адресе на конверте именует Ивана Николаевича "Генералом оти Кувырк-коллегии".
Только солидно заболев, Федор утрачивает родное чарующее легкомыслие. Зато ещё ярче вспыхивает его художническое ясновидение. В Ялте он не как-то раз испытывает по ночам творческие "галлюцинации": к примеру, увидел наяву картину "Христос в пустыне", которую Крамской в эти дни только начинал сочинять.
"Гуляка праздный"Зимой 1870 года Федор Васильев в числе 23 будущих передвижников участвует в составлении Устава первого свободного творческого объединения, выросшего из Артели Крамского, готовится к первой экспозиции Товарищества передвижников, что, хотя вообще-то, отнюдь не мешает неисправимому озорнику в письмах острить и по этому поводу, именуя себя "Отставным чтецом Общества Вольных шалопаев".
И поистине, своим шалопайством Васильев много тревожит своих многочисленных доброжелателей. Деньги за картины, и подчас немалые, вылетают у него безотлагательно при получении: на дорогие игрушки и лакомства для братишек и матери, моднейшие костюмы, шикарные шляпы, перчатки и галстукии Великий князь Александр Александрович, предстоящий император Александр III, заказал для себя повтор прогремевшей на всю страну картины "Оттепель" и тут же определил ее в Аничков дворец. В 1872 г. тот самый сияющий серебристо-жемчужным светом вариант национального бездорожья поехал на всемирную выставку в Лондон, где был премирован и признан. Корреспондент британской газеты "Морнинг пост", отметив в картине "наличие самого высокого таланта", завершил свой опус в высшей степени приветливо: "Мы желали бы, чтобы мастер Васильев сам приехал в Лондон и написал бы наши лондонские улицы во время быстрой оттепели".
Ободренный успехами, Федор, вроде бы играючи, обретает жутко широкие знакомства. Появляется в высшем свете и вместе с тем ныряет с головой в разгул столичной богемы.
БпищаНесчастье налетело как обухом по голове. Как-то зимой, разгоряченный катанием на коньках, Федор, черпая горстями, наелся снега из ближайшего сугроба. И, ибо всего ничего берегся, легкая на первых порах простуда переросла в серьезное хворь горла и легких. Доктора советовали спешно переселиться из питерской вечной сырости в больше здоровый и теплый климат.
В мае он едет в давнехонько полюбившееся имение Строганова Хотень. Условился в этих благодатных местах до лета повременить Крамского, чтобы совместно походить на этюды. Но и климат Харьковщины не излечил прогрессирующего недуга, пришлось ехать дальше на юг, в Ялту, не дождавшись друга.
"Тоскую по России и не верю Крыму", - пишет он Крамскому в Питер и жалуется, что его вконец одолели мухи, жара и любители искусств из великокняжеской, а то и царской среды. "Был более того со свитой господин Айвазовский". Знаменитый маринист, узрев первые попытки Васильева воплотить в живописи море, рекомендовал дебютанту собственные проверенные рецепты наведения лоска и блеска на марины. Но пафос эффектной красивости безупречно чужд упрямцу Васильеву.
Павел Михайлович Третьяков другой раз присылает монеты из Москвы, но только в счет будущих картин. И все одинаково денег уже в обрез, оттого что вскоре при художнике поселились мамаша и милый братишка Роман, которого Федор, без малого самоучка во всем, мечтает произвести капитально образованным человеком.
В придачу заботливые врачи месяцами запрещают ему, с детства любившему бродяжничать, не только вылезать из дому, но более того перебегать из одной комнаты в другую. Вот уже и вкалывать предлагают только по часу в день. Из-за состояния горла неделями не позволяют калякать. Поневоле Федор, аналогично глухому Бетховену, принужден прибегать к "разговорным тетрадям".
ЭпилогНо самое удивительное то, что три последних страдальческих года, проведенные в нелюбимом Крыму, стали и самыми творческими в короткой жизни Федора Васильева. Зимой 1873-го, ставшего для художника последним, Васильев извещает Третьякова, что начал до десятка картин. Так уж он привык - вкалывать безотложно над несколькими вещами, переходя от холста к холсту. Поневоле онемевший, зэк в четырех стенах своей мастерской, он остро помнит все запахи, все краски широкого вольного мира, все больше ему недоступного. Посылая в столицу картину-воспоминание "Мокрый луг", в котором одних зеленых тонов малость не дюжина, Васильев пламенно заверяет Крамского: "Не думайте, что это настоящее, - нет, настоящее-то спереди, а это только приготовления".
Между тем "Мокрый луг" - один достойный соперник "Сосновому бору" Шишкина на предстоящем конкурсе Академии художеств. Увидев картину Васильева, знаток живописи Григорович в восторге закричал, "что это уж точь-в-точь - на первую премию!". Но чудес не бывает: первую премию присудили-таки академику Шишкину, а Федору только вторую. Чем бы тут в особенности огорчаться? Но это автоматически отметает для Васильева членство в Академии, что обеспечило бы больному художнику долгожданную заграничную командировку для практики и лечения.
Великодушный Крамской предлагает взаймы. Но Федор, зная, как нелегко достаются монеты и признанному мастеру, следом мучительных колебаний отказывается. Крамской понимает, что это значит: значит у Васильева не осталось надежды когда-нибудь воротить задолженность.
Федор Васильев умер 6 октября 1873 года - 23 лет от роду, не успев окончить пейзажную роспись давнехонько заказанной ширмы для императрицы. Не закончил и картину "Прибой", куда жаждал вместить всю глубину, все широкое дыхание морской стихии, как аккурат он понимал ее.
Потрясенный Крамской сокрушенно каялся Репину в Париж: "Милый мальчишка! Мы не совершенно узнали, Что он носил в себе".
Он же устроил посмертную выставку Васильева в Петербурге. И - эпизод небывалый! - все представленные произведения, вплоть до последнего наброска, были распроданы с выставки ещё до ее открытия. Павел Третьяков тотчас купил 18 картин, а далее годами терпеливо ждал, чтобы откупить ещё что-нибудь у наследников.
Прав оказался художник Николай Ге, сказавший о Васильеве: "Он открыл нам небо". Свет васильевских небес был дружно подхвачен, и лучи его озарили творчество самых разных собратьев.
Таинственная, как в пушкинской "Русалке", "Заброшенная мельница" пробудила особую влюбленность к заросшим прудам и задумчивым водоемам у Левитана и Серова, а позднее - у Борисова-Мусатова. Изящный ливадийский "Фонтан" Васильева и его романтический Петербург стоят у начала пейзажных изысков утонченных художников "Мира искусства" и "Голубой розы". С ними поэзия васильевской изысканной простоты вошла в ХХ столетье. И, как непреходящая юность "юноши-мастера", живительным озоном встречает нас на пороге ХХI века.
Так же читайте биографии известных людей:
Федор Рокотов Fjodor Rokotov
Федор Рокотов - русский художник, один из лучших русских портретистов века Просвещения. Родился в 1935 году в селе Воронцово (ныне - в черте Москвы)..
читать далее →
Федор Толстой Fjodor Tolstoy
Один из интереснейших и своеобразнейших художников первой половины XIX века родился в 1783 году в Петербурге в семье начальника Кригс-комиссариата и..
читать далее →
Федор Валиков Fjodor Valikov
Яркий исполнитель комедийных, бытовых ролей, мастер эпизода. Наиболее известная роль в кино - дед Евсей в сериале "Вечный зов".
читать далее →
Федор Курихин Fjodor Kurihin
Выдающийся комик театра и кино, один из организаторов Московского театра сатиры, один из первых актёров российского игрового кинематографа. Исполнил..
читать далее →