Известные люди

»

Александр Панченко

Родился в 1937 году в Ленинграде. Литературовед, академик.

1957 - первая публикация "Чешские переводы "Слова о полку Игореве".

1958 - выпускник Карпова университета в Праге.

1969 - первая книжка "Чешско-русские литературные связи XVII века".

1973 - книжка "Русская стихотворная культура XVII века".

1976 - в соавторстве с Д. Лихачевым книжка "Смеховой мир Древней Руси".

1990 - книжка диалогов со Львом Гумилевым "Чтобы свечка не погасла".

1991 - академик Российской академии наук. Автор 400 статей, книг, учебников.

- Мы из простых. По материнской линии - чистые петербуржцы, род псковской, скобари, но уже бабулька родилась в этом месте. Семья была сильно богатая. Дед - единственный из первых шоферов Петербурга (у него было удостоверение с надписью - "шоффер"), до революции заведовал гаражом Металлического завода. Потом все финансы, конечно, были потеряны. После революции деду безотложно предложили сделаться директором завода, но он отказался - вследствие того что и выжил; вообще у нас в семье не принято было никуда залезать - ни в партию, ни в руководство - оттого она и уцелела.

Отец был бедняком - из хохлов, уехавших с Украины в XVIII веке, у меня на Кубани до сих пор страсть сколько родственников. Дед умер в начале 1920-х годов от сыпняка в Новочеркасске, папу взяли в ребяческий обитель. Есть у меня сообщение от тети с описанием того, как он сидит, читает, босиком, в посконных портах, перед тем как оставить из дома. Но он не пал духом, окончил Новороссийский универ и стал первым аспирантом Пушкинского Дома в 1931 году (как раз в этом году ввели у нас аспирантуру). Потом он был замдекана ЛИФЛИ (Ленинградского историко-филологического института) - по сути это был тот же самый-самый филфак. А мамаша была студентка, они познакомились, поженились, в результате чего в 1937 году появился я. Отец был кандидатом наук, до войны это было немало, мы жили недурственно - на Гаванской улице, жилище 44а, окнами на взморье.

Потом началась битва, на которую папа ушел и погиб. Я также под пульками полеживал. Война началась в воскресенье, а в пятницу меня с нянькой увезли в деревню, которая была за 360 км от Питера. И вот за мной примчалась мамаша, и мы поехали вспять в теплушке. В разных фильмах зачастую показывают обстрелы - так снимают люди, ни в жизнь их не видевшие. А было так: авиалайнер налетает, при виде поезда разворачивается, заходит с хвоста и стреляет. Машинист в это время успевает стопануть поезд - и все лежат в кустах. Ехало нас полно - мать, беременная моим младшим братом, я и две мои троюродные сестры. Одна из них до сих пор вспоминает фонтанчики пыли, поднимавшиеся от пуль. К станции Дно мы подъехали как раз тогда, когда ее хватали немцы, мы сидели в воронке с каким-то бойцом, была темное время суток, и он стрелял. Я, четырехлетний, спросил по глупости: "Это что, уток стреляют?" Он ответил: "Уток, уток"...

Потом мы уехали в Казань - середина академической эвакуации, вернулись домой "по блату" сильно до времени - а мае 1944-го. В Казани, в комнате Дмитрия Сергеевича Лихачева, тот, что с семьей пережил в Ленинграде первую блокадную зиму, я учил с его дочками французский язык; нас учила парижанка, но занятно, что никто из нас французского так и не знает; другие языки - будь другом, а вот французский куда-то пропал. Мама Лихачева была единоверка (из старообрядцев, подчинившихся Синоду), у нее было немало икон. Мы играли в мячик, он влетал в занавеску, и звенели оклады.

- После войны существование наладилась?

- Дальше все было ладно. Квартиру мы поменяли на дальние линии Васильевского острова (читайте "Униженные и оскорбленные" Достоевского), после этого последовали мужская учебное заведение и универ, откель меня послали в Прагу - окончил я Карлов вуз. Я не был там 37 лет (до 1995 года): дал словечко, что в то время как хоть единственный свойский служивый остается в Чехии, я туда не приеду - и не приехал.

Я учился у людей, многие из которых кончали университеты до революции, это были совершенно другие люди: Варвара Павловна Адрианова-Перетц, безукоризненный мужчина, мать-игуменья нашего древнерусского "монастыря", или Борис Викторович Томашевский, тот, что окончил в Льеже политехнику, а в Сорбонне филологию, - его разрешается было только поставить к стенке или не трогать. Он у нас читал разные курсы, в том числе поэтику и стилистику, и вот как-то раз его выгнали. Он сказал: а мне все одинаково, что впитывать текст - поэтику, стилистику или высшую математику, - и пошел в ЛИИЖТ впитывать текст высшую математику. Семестр почитал, а там наше руководство его вернуло. И таких было весьма немало - и Виктор Максимович Жирмунский, и лекторы помоложе, в частности Григорий Абрамович Бялый. Они и выучили многих и многих. И классическая кафедра была у нас прекрасная. Не знаю, были ли такие кафедры до революции, - мне сложно произнести, но затем уже таких кафедр не было, нет и не будет.

Был у меня ещё единственный отличный преподаватель - Владимир Иванович Малышев, которому я обязан участием в экспедициях. Это был один в годы советской власти собиратель старинных рукописей и книг. Это он создал в 1949 году древнехранилище Пушкинского Дома, а составлять начал в 1934-м. Он меня взял в 1956 году в экспедицию, состоявшую из двух дядя - его и меня, 19-летнего. Мы поехали на Печору, в исконные старообрядческие места (поморско-беспоповское согласие) - где на своих двоих, где на лодке, где на лошадях. Сколько раз его арестовывали - и меня также! - в этих экспедициях. Помню, в 1957 году, в Заволжье, то, что называется в лесах: куда ни придешь, всюду говорят - вы английские парашютисты, - и в "лягавку" ведут. Я говорю: британский парашютист сюда только по пьянке может залететь - что у вас тут интересного? В районной газете написано, тут дорогу строят, за три года 600 метров построили - ее, что ли, он взрывать будет?

- Бдительный был народонаселение.

- В 1959 году в пермских краях также всю дорогу арестовывали, опосля, истина, отпускали - документы им покажешь, командировочное удостоверение. А Малышева ещё в 30-е годы все время водили - руки вверх, и за 15 верст, под винтовкой. Этим учителям я и обязан всем. И в Праге у меня были крайне и крайне неплохие наставники. В Праге я и с эмиграцией подружился. Был этакий Петр Николаевич Савицкий, немалый евразиец, тот, что у нас 11 лет отгрохал, его в 45-м арестовали, - в Праге он был директором русской гимназии. У Савицких я впервой услышал слова Льва Николаевича Гумилева, также евразийца, - там читали его сообщение. Потом уже он стал моим старшим другом и соавтором. Везло мне на наставников и на друзей. У нас же были сильно порядочные люди - не надобно размышлять, что везде был поголовный райком и обком (да и в партии были не сплошь сволочи - были рядовые люди, попавшие туда или по глупости, или по необходимости).

- Когда Вы начали издаваться?

- Первая статья вышла в 1957 году, когда мне было 20 лет, крайне скромная: "Чешские переводы "Слова о полку Игореве". И затем, в общем, давали чиркать - и не только мне. Так что когда говорят - вот, мы чего-то не знали, не понимали, и впитывать текст нам не давали, - все это дезинформация и чушь.

- Знал и понимал тот, кто хотел?

- Более того, вот у меня девять книг, большая количество вышла при большевиках; ни одной сноски на Маркса-Энгельса-Ленина нет, и никто мне ничего не сделал, никуда не таскал. Один раз заставляли сослаться на Ленина, я отказался - и они тогда отстали. Оставаться порядочным человеком при советской власти было позволительно, хотя и не для всех. Помню, Борис Викторович Томашевский говорил: "Не беспокойтесь, при любом, самом гнусном режиме два-три места для порядочных людей зарезервировано". Никто не заставлял ссылаться на классиков марксизма, но кто хотел, тот пихал повсеместно эти ссылки, а кто не хотел, тот этого не делал и жил безмятежно. Лакеи и холопы говорят: "Такое было время"; время завсегда плохое, а справляемся мы с ним или нет - зависит от нас.

Владимир Яковлевич Пропп в самые страшные 40-е годы издал свою знаменитую книгу "Исторические корни волшебной сказки". Он не сломался, при всех муках, посадках и издевательствах. Его ученик Юрий Юдин рассказывал мне, как Проппа, уже старенького, послали куда-то в общежитие присмотреть за студентами (существовал таковый ритуал - для всех преподавателей, без исключения). А там были танцы, современные, конечно; Пропп вышел и говорит: это похоже на ритуальные танцы такого-то племени, - и затанцевал тут же, на тротуаре...

Очень существенно было избрание старины в качестве профессионального дела, потому как что при Хрущеве был выдвинут таковой призыв, что главное - это современность, а старина - это так, чушь какая-то. Поэтому на нас в особенности и внимания-то не обращали. У нас все еле слышно, а их зато сколь попухало на этой современности: похвалит какого-нибудь неугодного автора - и пропал. Как смел похвалить какого-нибудь Замятина! Наша держава в этом смысле сильно любопытная - у нас потому что сажали за читка книг, причем, как правило, плохих. Я понимаю, сажали бы за читка "Войны и мира" - есть за что, так нет же, за дурь всякую.

- Может, это была такая педагогическая мера...

- У меня есть разъяснение. Россия, до революции где-то на 96% деревенская держава, была страной устной культуры. В деревне, если только это не село с церковью, была одна книга: Псалтирь. Потому что когда дядя помрет, псалмы из 17-й кафизмы читаются по покойнику. Поэтому, видимо, в голову деревенским втемяшилось, что книжка - это правда. Есть истинные книги, а есть ложные, отреченные. И вот эти бедные деревенские люди перлись на философский факультет - за истиной. Они представляли себе, что там как бы заменители попов - люди, знающие истину - не про Иисуса Христа, так про материализм и эмпириокритицизм. Поэтому они, бедняги, так до истины не добрались, а в текущий момент, когда случился у нас тот самый переворот, большевики стали свечки удерживать, левой рукой креститься, в шапках (истина, в текущий момент как-то к этому остыли - неуклюже все-таки, стыдно). На этом мы и погибли - на том, что есть книги праведные и неправедные. Теперь этого деления уже нет - нетрудно есть книги, а ты уж там выбирай, какие хорошие, какие плохие.

- Над чем Вы в текущее время работаете?

- Все время какие-то статьи пишу. Вот с сыном сегодня написал "Восьмое диво света" - про Мавзолей. Года три вспять в Вене была конференция "Смерть в мировых религиях и культурах", опосля ее материалы издалека, - вот мы и написали про Мавзолей как некое религиозное явление.

- Ну и как, нужно прибрать Мавзолей?

- Нет. Понимаете, как монумент его не возбраняется бы и прибрать, но куда девать Ленина и все это кладбище? Можно, конечно, вынести на Волкове кладбище - и что будет? Паломничество поклонников и паломничество громил, там надобно будет становить батальон охраны. На мой точка зрения, все решается весьма просто: кладбище из стены вынести в Мавзолей, а Ленина легко закрыть - вот мы его и захоронили. Ведь там же помещение огромное, с колоссальными подвалами, судя по рассказам (сам я там не бывал). Пусть это будет большевистский некрополь, тем больше что есть там и приличные люди, ни в чем не замешанные, - к примеру Гагарин, Чкалов.

- А не необычно ли - некрополь на главной площади?

- Ну и что, там и был некрополь. Было лобное местоположение, только там без малого никого не казнили - казнили на болоте, там, где Болотная площадь. "Дом на набережной" читали? Там они построили себе жилье - и казнили, в других местах, а после этого их самих казнили, и точно сделали. А ещё на Красной площади было кладбище у Покровского собора, тот, что мы знаем как собор Василия Блаженного. Этого знаменитого юродивого захоронили там и сделали около придел, и многих хоронили рядом. Так что сносить ничего не необходимо, это все энергия, которую необходимо употреблять в другом направлении.

- Вас учило так навалом замечательных людей. Вы сами преподавали в Институте культуры, в Герценовском институте, в Болгарии, Венгрии, Париже, США; по роду своих занятий Вы немало думали о русской истории. Как вы считаете - что же все-таки с нами происходит?

- Мы находимся в состоянии катастрофы. Она произошла не поэтому, что были злодейские идеи, хоть и они были. Самая главная задача XX века - задача города и деревни. Город стал есть деревню - не крайне ясно, за что - задолго до революции (читайте Чехова "Мужики", "В овраге" и "Деревню" Бунина). Разложение деревни, вероятно, и было, но град приписал вину за это не себе, а деревне. Это, я считаю, самое страшное в XX веке. Горький писал: когда вымрут эти глупые люди деревни... А он-то кто таковой?

На какое-то время, истина, пришлось отойти (пресловутый нэп) - деревенька сопротивлялась; был сделан "черный передел". С деревней вообще никто не мог совладать - более того Столыпин, чья реорганизация не удалась: он не смог расквасить общинное начало. Деревня противостояла власти, политическая элита окрепла и набросилась на нее. Это 1929 год, программа Троцкого, которую выполнил Сталин, сделав из деревенских людей рабов без паспорта, без пенсии. Колоссальную отрицательную образ сыграло то, что град стал обучать деревню - "двадцатипятитысячники", "десятитысячники" ехали, скажем, обучать пахать донских казаков. Что они, пахать, что ли, не умели? Я знаю жуткие истории про них. Но была ещё память о крепостном праве, общине - деревенька не сильно роптала. А следом битва больнее всего ударила по деревне, за счет которой все и возродили так проворно. И деревенька стала спешить в городок, мстить ему - это главная задача.

Помните, у нас неизменно крушили телефоны-автоматы...

- Да и все новое, красивое, что появлялось на улицах, надобно было во что бы то ни стало запачкать, расколотить - зачем?

- Деревенский дядя отличается от нас по мировоззрению. Оно у него универсальное: он погоду предсказывает лучше телевидения, ему нужно мочь и теленка у коровы принять, и жене поддержать произвести на свет, и избу срубить, не говоря об огороде и тому подобном. Поэтому он думает, что знает все, это российское всезнайство, он не повинен, но такова существование. А в городе необходимо быть профессионалом: умеешь свой городской рельсовый электротранспорт водить - и превосходно. У нас на улицах что делается? Все идут на алый свет. Почему? Потому что это деревенька. И у власти также деревенька. Хрущев из села Калиновки Курской области съездил в Америку, побывал у фермера Гарста в Айове, увидел кукурузу. Деревенский джентльмен Хрущев ни при каких обстоятельствах нигде не учился, он решил, что так и необходимо - сажать у нас кукурузу, ему не пришло в голову глянуть на географическую карту, где видно, что Нью-Йорк на широте Баку, Айова - ещё южнее. Я опосля видел эти крошечные ростки, выращенные в Архангельской области.

Что ещё сделала деревенька у власти? В деревне потому как как происходит? Всю неделю тяжелая служба, в субботу вечером выпили - и на гулянку; поют - не необходимо ни голоса, ни слуха, тем больше филармоний и консерваторий. Все, что сегодня показывают по телевизору, - это и есть гулянка. И они считают, что обо всем могут анализировать.

Какая у нас национальная греза? Поскреби любого - хочет быть писателем. Поэтому, надо полагать, настоящие писатели и примолкли. Еще одна задача - задача отречения. В XX веке мы все время отрекаемся. Это столетний период самозванцев. Мы все переименовываем. Вот имя Инна, загляните в святцы, когда отмечается тот самый день: тот самый святой - человек, а посмотрите, сколь Инн ходит кругом. Все самозванцы: и Ленин - не Ленин, и Сталин - не Сталин, и Киров - Костриков, и Гайдар - Голиков. Самое страшное, что отречение развило национальный комплекс неполноценности.

- В чем он проявляется?

- Во-первых, в переименованиях. Институт культуры во что бы то ни стало должен быть Академией культуры, городской башка - главой администрации города или губернатором. Это видно и в отказе от русской кухни, одной из самых лучших в мире. Нужно есть пироги с капустой, которые мы потребляли веками, и тело к ним привык, а не пиццу - это же вредно! Во-вторых, мы стали испытывать зависть людям, странам, которым чувствовать зависть никак не разрешено, к примеру Америке.

- Я думаю, чувствовать зависть Америке позволительно - порядку, налаженному быту...

- Вот это и есть одна из сторон отречения - завидущая жаба к налаженному быту. Это все они, деревенские пацаны, которых мы заставили оставить родину. Российское чувство сегодня - это чувство чужака в своем доме. Так чувствует не я, не вы, но огромное большинство.

В этом все повинны. Все мы сваляли дурака. Есть три вида безделья - не действовать ничего, совершать худо и действовать не то, что надобно. А мы весь XX столетний период делали не то, что надобно, причем с упорством, достойным сожаления. И вся политическая элита у нас такая, оттого никакие выборы ничего не дают.

- Но потому как известно, что интеллигентская часть общества у нас традиционно противостоит власти, не облагораживая ее собою.

- Это было не вечно, это началось только с Николая I. Но уже давнехонько положение воистину таково, что приличный дядя во верх не пойдет. Идут только корыстные люди - выдвиженцы.

- Почему же все-таки - на протяжении веков - в Америке, на Западе такое влечение к элементарному комфорту, к чистоте в домах и на улицах, к разумному достатку, а у нас всюду грязища, нищета и вообще - трава не вырастать?

- Я думаю, они смирились, а мы не смирились. Хорошей жизни быть не может, существование - это тягостная ноша. У них также было всякое - и колонии, и Гитлер - это также был бунт супротив бытия. У нас в текущий момент "новые русские" строят замки (как раз замки, а не дома), они не умеют быть богатыми, потому как это труднее, чем быть бедным. Так, съел с утра овсянку, выпил кофе - и все. Но оттого что быть богатым - это не значит съедать с утра ведро красной икры и запивать шампанским. И они не знают, как быть, и выдумывают всякую чушь собачью - баню с девочками, к примеру. Ну ладно, есть у тебя любовница, уединись с ней, а так потому что - стыдно... Или появляются эти малиновые пиджаки и золотые цепи - потому что нет понятия, что такое приличие. Но самая большая напасть - как мы умудрились вырастить столь негодяев? Ведь как бы кругом были порядочные люди - и внезапно...

- Как Вы считаете, привьется у нас западничество - хоть в какой-то степени - или нет?

- Дурное привьется. А вот профессионализм, аккуратность, ответственность - не знаю. Боюсь, что мы попали в западню и нам не сладить - нация потому что обессилена. И все-таки, я думаю, эта мрачная полоска пройдет. К счастью, человеку неподвластны мировые процессы, какие бы теории под них ни подводились, так же как неподвластна погода. Вот в эти дни она плохая, завтра будет хорошая. Расчет только на это, на уменьшение числа злодеев и корыстных людей. Господь продолжительно терпит, но больно бьет. И если осмотреть исторически - потому что были эпохи религиозных войн, была Тридцатилетняя битва в Германии, но после этого люди приходили в себя. Что действовать, мы попали в фазу надлома (об этом говорил Лев Николаевич Гумилев), но постоянно она не продлится: люди устали от зла, от ужаса, от мерзости.

Как-то раз, ещё при большевиках, Василий Павлович Соловьев-Седой на Святой неделе, позже Пасхи, был в Псково-Печерской лавре (мне об этом рассказывал стихотворец Глеб Горбовский, тот, что также там был). Их там угощали, был рыбный столик (монахи не едят мяса более того на Пасху). Выпили, поели, вносят книгу для почетных гостей; партийные начальники немедленно в уголок - как же разрешается бросить запись в монастыре? - а Соловьев-Седой взял и написал: "Бог есть, в особенности когда Он нужен", и Горбовский приписал:"Всецело согласен".

Я думаю, в русском народе - я убедился в этом на опыте - существует масса прекрасных людей. Я не хочу проговорить, что они победят, - прекрасные люди ни в жизнь не побеждают, но они сыграют свою образ.

Так же читайте биографии известных людей:

Александр Пыпин Aleksandr Piupin

Александр Пыпин - известный исследователь русской литературы и общественности. Родился в 1833 году в Саратове.Александр Пыпин является автором..
читать далее →

Александр Дынкин Aleksandr Dynkin

Мир, как диггер в подземелье, погрузился в глобальный финансовый кризис. От противоречивых прогнозов кругом идет голова. Что ни эксперт, то новая..
читать далее →

Александр Трошин Aleksandr Troshin

В 1987 году Указом Верховного Совета РСФСР А.Н. Трошину присвоено почетное звание Заслуженный экономист Российской Федерации. С 1991 года А.Н...
читать далее →

Александр Хандруев Aleksandr Handruev

Российский учёный-экономист, банкир, вице-президент Ассоциации региональных банков.
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий