Известные люди

»

Василий Сенько

Василий Васильевич Сенько по национальности украинец. Член КПСС с 1942 года. В Советской Армии с 1940 года. В 1941 году окончил военную авиационную школу.

В 1952 году окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию. В настоящее время полковник В. В. Сенько продолжает службу в Военно-Воздушных Силах Советской Армии.

Вашим новым штурманом будет меньший лейтенант Сенько, сказал начальник полка лейтенанту Барашеву. И чтобы не бередить раны пилота, как черт из табакерки прервал разговор: Идите, знакомьтесь с ним.

Едва ли что бывает тягостнее для летчика, нежели возвращение в полк без самолета, а ещё горше без экипажа. Кажется, только вчера сплелись в единственный узел шесть сильных, молодых рук, и трое поклялись товарищ другу сражаться сообща до последней минуты войны. И вот уже нет штурмана Травина, стрелка-радиста Андриевского и нет воздушного корабля. Дмитрий Барашев сам его сжег по ту сторону линии фронта.

Они летели восемь часов, а не хватило всего четырех минут. Из подбитого тяжелого бомбардировщика тонкой струйкой, как кровь, сочился бензин, а ветер предательски изменил близкое ориентация. Спутал, сшиб все расчеты штурмана и оказался коварнее врага. Кусочек непройденного маршрута вместил всю трагедию последнего полета. Оставшись затем перестрелки с врагом единственный, Барашев преодолевал тот самый кусок без малого три педели. Бежал, полз, переплывал холодные сентябрьские реки, отстреливался и все же пробился к своим. Один из трех.

Встреча с врагом вечно разжигает ненависть к нему. На предложение командира полка перевести дух Барашев ответил отказом. Он просил экипаж и судно. Он рвался еще раз в полет.

Что же будет в настоящее время? Новый штурман меньший лейтенант Сенько не водил судно по дальним маршрутам. Боевой навык у него есть, но он с легкомоторной авиации. Сможет ли он заместить Травина?

Первые же полеты осенью 1942 года были не к берегам Шпрее и Дуная, как раньше, а к близкий Волге. Это время самое трудное, самое напряженное за всю боевую историю полка. Начались тяжелые оборонительные бои в Сталинграде. Вражеские бомбардировки и артиллерийские обстрелы не прекращались и ночью. Весь городок в огне. Был брошен клич, ставший девизом: Выстоять! Этот клич принял и полк дальних бомбардировщиков.

Первый вылет нового экипажа. К самолету шли молчком, всякий переживал это событие про себя. Василий Сенько спокойный, застенчивый и худенький, без малого как Травин. Только физиономия его белее и волосы чистый лен. А глаза такие же светлые, неужто только голубоватости больше. Радист Н. Подчуфаров смуглолицый, долговязый, литой, как Барашев.

Взлетели и вскоре увидели спереди в полнеба пылало зарево. Подчуфаров спросил:

Что это?

Сталинград, ответил Сенько.

На борту спокойствие. Внизу смутно проплывали извилистые берега Волги, черные пятна островов. Чем ближе подлетали они, тем явственнее видели потрясающую картину битвы.

После полетов во вражеский тыл грубо изменились масштабы боевых действий тяжелых бомбардировщиков. Наши наземные войска местами стояли в нескольких десятках метров от гитлеровских войск. Экипажи тотчас ощутили тесноту в небе. Была темное время суток, но на земле и в воздухе кипел махач. Мерцали зенитки, вспыхивали и гасли прожекторы, с левого берега беспрерывно била наша артиллерия. Вперехлест летели горящие трассы и целые снопы огня. Порой он смерчем ввинчивался в небосвод, и тогда, казалось, горели облака. А посреди этого моря огня штурману необходимо разыскать световое Т. Оно укажет на скопление вражеской пехоты и танков в одном из районов города.

Барашеву хотелось подбодрить Сенько, снять натуга. Молчит значит ещё не видит Т.

Ну, смотри, штурман, смотри! Цель где-то рядом...

Сенько чувствует убежденный лет корабля. Его радует искреннее возделение Барашева подсобить ему. Глаза его острее обшаривают с высоты пылающие кварталы города. Цели он ещё не видит, но готовится к сбросу бомб. Уверен вектор движения взят точно, и короткое так удерживать! он произносит постепенно и крепко...

На земле Сенько не говоря ни слова вышел из самолета. Барашев доволен новым штурманом, смотрит на него и думает: спокойный, застенчивый, первостепеннный вылет, а бомбил здорово, и в таковый сложной обстановке...

Видел, куда упали бомбы?

В мишень, штурман, в мишень!

Потом Барашев перехватывает задумчивый воззрение Сенько:

Ты что, штурман?

О Сталинграде думаю. Тяжело там нашим.

Барашев думал о том же, о тяжелом единоборстве на берегах Волги.

Друзья, не будем переводить дыхание. Подвесят бомбы и на поручение...

Предложение командира принято экипаж отказался от отдыха. Подлетая к Сталинграду второй раз, Барашев спросил:

Видели пулеметный жар с воздуха в первом полете?

Видели, ответили Сенько и Подчуфаров.

И нам бы необходимо к бомбам добавить огоньку.

Сбросив бомбы, экипаж атаковал зенитные батареи врага, ударил по прожекторам. Это было дерзкое и неожиданное для гитлеровцев нападение. Воспользовавшись этим, другие экипажи наносили меткие бомбовые удары. Так в новой обстановке Барашев и Сенько стали применять пулеметы как наступательное снадобье.

Уже следом первой ночи Барашеву казалось, что они давнехонько вкупе летают. Ему нравилась точная служба Сенько. Минуты бесполезно не потратит как по ниточке проведет судно.

На следующий день начальник и штурман вновь вели разговор:

Вася, а сели-то мы ещё в темноте...

Да, рассвет едва-едва пробивался.

А если пораньше взмыть?

Выиграем время...

Догадываешься что это значит?

Третий вылет?

Да, третий...

Подвеска бомб полно времени отбирает.

А мы их так, без лебедки, Барашев двинул плечом, показывая, как он будет подвешивать бомбы. Приказано изматывать врага будем изматывать.

В очередную темное время суток они взлетели первыми. Вернувшись, шли к люкам, руками подвешивали сотки. Заходили на посадку последние экипажи, а они уже еще раз взлетали. Так до самого утра. Выкроив время, в эту темное время суток они совершили три боевых вылета.

По примеру их экипажа группа летчиков и штурманов заявила командиру о своем желании летать трижды в темное время суток. Мощь бомбовых ударов полка возросла. С быстротой молнии облетела весть о начале наступления Советской Армии под Сталинградом. В штабе на огромной карте всякий день фиксировали флажками передний край. Летчики видели, как загибались фланги наземных войск. Где-то на Дону должно замкнуться колечко окружения. Много было разговоров: быстро немцы попадут в мышеловку полно ли их там? Глубок ли снег? Пройдут ли по целине наши танки? И главное куда в настоящее время будут летать тяжелые бомбардировщики?

Отступая, гитлеровцы судорожно цеплялись за всякий клочок земли, переходили в контратаки, пытались стопануть продвижение советских войск. Боевое усилие полка росло. Экипажи летали с вечера до рассвета, громили зажатую в стальное колечко вражескую группировку.

Как-то, вернувшись с третьего полета, Барашев подошел к Сенько.

Штурман, смотри, сказал он, указывая на тару от бомб. А что если столь же свезем за два вылета. Пусть враги знают, что наши арсеналы полны, народонаселение дает нам боеприпасов сколь нужно.

Взлетим?

Уловив в светлых глазах Сенько поддержку, Барашев хлопнул крагами:

Взлетим, Вася! Взлетим!

Так, в самый-самый разгар сталинградского сражения Барашев и Сенько стали в полку зачинателями полетов с повышенной бомбовой нагрузкой. За одну темное время суток они сбрасывали на врага столь бомб, сколь окончательно недавно возили пять воздушных кораблей.

И тот самый почин с энтузиазмом был воспринят однополчанами. Командир полка И. К. Бровко всячески поощрял экипажи, которые делали по три вылета в темное время суток, возили повышенную бомбовую нагрузку. Но это ещё не все. Главная опека в аккурат бомбить, причинять врагу как разрешено более значительный урон. А тут в особенности немаловажно умение штурмана. И Сенько обладал им. Нанося потрясение, он засекал другие объекты в районе цели. В очередном полете метко обрушивал на них груз бомб.

Надо было летать и летать. Но, как назло, испортилась погода. Сперва легкая дымка растворила контуры самолетов. Потом плотная кисея закрыла аэровокзал. В небе, не успев явиться, пропадали первые звезды. А тут разведка сообщила: на одном из аэродромов скопилось полно вражеских самолетов. Оттуда они прикрывали отступление своих войск. Разве разрешено поджидать?! Опыта дневных полетов не было. Бровко задумался кого отрядить?

Пробьетесь к аэродрому? спросил он Барашева.

Пробьемся! стойко ответил пилот. А Сенько не промажет.

Барашев не ошибся Сенько более того в такую коварную погоду твердо ориентировался в воздухе, вел судно на мишень. За Доном показались наши наступающие войска. Бесконечным потоком шли пехотинцы, тянулись танки, орудия. Потом увидели немцев. Они лежали у обочины дороги, уткнувшись в снег, чернели по всему полю. Самолет летел под облаками, то и занятие прячась в них. Вот и аэропорт. Немцы бросились к зенитным установкам. Сенько и Подчуфаров обстреляли их из пулеметов. Было славно видно, как метались и падали враги. Когда Сенько сбросил бомбы, возникли огромные взрывы, полетели в воздух обломки фашистских машин. Четыре гитлеровских самолета было уничтожено в тот раз.

А погода все портилась. Не только ночью, но и днем не прекращались метели и снегопады. Видимость 50 100 метров. Низкая облачность, туман и обледенение приковали авиацию к земле. Барашев и Сенько не могли постепенно сиживать без полетов. Не могли существовать, чтобы не ударять врага. Теперь Барашев понял, что с Сенько позволительно ступать на любое поручение. Это он на земле тих, а в небе точен и смел.

В единственный из дней Барашев подошел к летчику С. А. Харченко.

Степан, а когда осенью в сорок первом летали, ибо также погоды не было?

Неважная была погода. Облачность, дожди, снег... А летать летали.

Днем?

Днем.

И Харченко рассказал, как на бомбардировщике штурмовая врага под Тулой, у Ясной Поляны ж Косой горы.

Потом Барашев говорил с Паращенко и Красновым. О тех же полетах. Задумчиво ходил по стоянке, думал. В такую погоду разрешено скрытно подступить к цели, оставить, незамеченным проскользнуть перед носом вражеского истребителя... Воздушные корабли не могут под чехлами стоять на земле. Надо летать. Он стойко верил в то, что погода эта может сделаться союзником, если умело ее применять. И он знал, что с Сенько он найдет любую мишень как бы ни бесилась погода и как бы, ни лютовал недруг.

Барашев идет к командиру полка.

Разрешите на поручение?

Да неужто в текущее время пройдешь?

Пройдем на бреющем.

Он стал аргументировать, что при полете на высоте 15 20 метров авиалайнер не обледеневает. Земля поглощает гул моторов, и недруг не сможет безотлагательно установить вектор движения самолета. Зенитчики не успеют раскрыть пламень или будут палить под большим углом неприцельно...

Это был дерзкий налет. Не могли взмыть в небеса ни истребители, ни штурмовики. Ни единственный авиалайнер, экипаж которого не владел слепым полетом, не мог подняться в воздух. Облака давили землю, снежные метели слепили глаза.

На малой высоте более того в ясный день нелегко обусловить местоположение самолета. Внизу все сливается в сплошную мчащуюся вспять ленту. С калейдоскопической быстротой меняются ориентиры, и разрешено проскочить мишень.

А сегодня все утонуло в непроницаемой снежной мгле, и штурман только время от времени угадывал местность. Выручал навык, добытый во всех прошлых полетах. Сенько и в этих условиях безошибочно вывел неблизкий бомбардировщик на вражеский аэровокзал и, как вечно, метко сбросил бомбы. Потом зашли на мишень ещё раз. Проштурмовали самолетные стоянки из пулеметов. В результате удара уничтожили три самолета, подожгли склад боеприпасов, а на обратном маршруте экипаж рассеял три больших обоза противника.

В тот же день Сенько положил точную серию бомб по железнодорожной станции. Огонь бортовых пулеметов завершил атаку эшелона с активный силой. А вскоре взлетел в воздух и прочий эшелон, так и не успевший прийти на фронт.

Погоды не было, а удары с воздуха продолжались. Горели танки, автомашины, заправщики. Когда наши войска выбили противника из этих мест, они увидели, что овраги завалены вражескими трупами, разбитыми танками и орудиями. Такой урон врагу нанесли экипажи тяжелых кораблей в дневных полетах.

Однажды Барашеву подали центральную газету.

Дмитрий, прочти.

Примененный им свежий тактический прием был расценен как образец выдающегося летного мастерства. О летчике-новаторе в настоящий момент знала вся дальняя авиация. Знала она сейчас и о штурмане Василии Сенько.

Памятен вешний день 27 марта. Полку было присвоено наименование гвардейский. Сенько и его начальник Барашев награждены Золотыми Звездами Героя Советского Союза.

В те дни газета авиации дальнего действия Красный сокол писала о штурмане Сенько: Когда товарищи поздравляли его с высокой правительственной наградой, с присвоением звания Героя Советского Союза, он краснел и терялся в ответах. И все знали, что Василий Сенько растерялся впервой.

Кажется, что по натуре ему больше подходила его первая гражданская специальность: обучать детей основам химии и зоологии. Но потаенный в его душе темперамент героя, энергия боевика заставили оставить стены спокойной школы, своих внимательных учеников. Другое требовала душа: и он пошел в авиацию.

Сражаться с врагом Сенько начал под Ленинградом. Это его бомбы развалили вражеский мост сквозь водный предел. Он ещё был в воздухе, когда в полк пришла признательность от наземного командования. Сенько совершал посадку на партизанском аэродроме, доставляя оружие. Сбрасывал боеприпасы частям, находившимся во вражеском тылу. На Дону и под Сталинградом совершенствовалось его штурманское мастерство. Теперь у него было уже 200 боевых вылетов. Его авиалайнер ни разу не сбивался с маршрута, а бомбы завсегда поражали мишень. Летая с Барашевым, Сенько проявил новые штурманские качества. Он стал лучшим фоторазведчиком в полку.

В темное время суток на 28 марта полк сделал три боевых вылета. Неутомимые Сенько и Барашев совершили четыре.

Раз Сенько с Барашевым пришли к самолету, а мастер доложил:

Ресурс кончился, друг начальник, выждав негусто, добавил, уже четвертый ресурс.

Четвертый. Как скоро бежит время. Глядя на механиков и мотористов, Сенько с командиром думали, какую же тягота вынесли они, земные труженики. С распухшими и растрескавшимися на студеном ветру руками, которые не заживали всю зиму, они готовили самолеты в махач. По четыре вылета в темное время суток!

До получения нового самолета полетаем ещё на этом красавце. Моторчики-то работают, сказал Барашев. И экипаж летал ещё немного ночей.

Потом получили прочий судно. Командир полка не мог им отказать. Они ни разу не возвращались домой, не выполнив задания. За осень и зиму в полку никто не летал больше их. Никто не поднимал больше бомбовой нагрузки. Никто не сделал больше боевых вылетов. В славной когорте полка экипаж командира Барашева и штурмана Сенько задавал тон в боевой работе, и его примеру следовали все.

Весной гвардейцы снова начали летать в глубокие тылы врага. Наносили удары по военно-промышленным центрам и крупным железнодорожным узлам. Опять вся держава, весь мир следили за этими героическими полетами, за мощными ударами экипажей дальней авиации.

Сенько склеил полетную карту, разложил ее на столе и удивился. Длинная, как простынка. На одном конце свой аэровокзал, на другом Германия. Обычная масштабная линейка казалась сейчас игрушечной. Сколько нужно было их, чтобы плотной линией совместить две точки, как бы олицетворяющие собой бытие и кончина. Сенько обвел мишень кружками и, как всю дорогу, перекрестил ее красным карандашом. Черная, с редкими изломами граница упрямо шла на запад. Она пересекала десятки рек, уймище городов и сел. Проходила над крупными лесными массивами и безлесьем, над безлюдным краем болот. Сначала наша почва, следом вражья.

Барашев посмотрел на ровные столбики цифр, что стояли с правой стороны от линии пути:

Сколько?

Восемь часов, ответил Сенько.

Ему ещё ни при каких обстоятельствах не приходилось летать по такому маршруту.

Восемь часов зенитки и истребители врага будут подстерегать их судно. Восемь часов Барашев будет удерживать в руках штурвал. Восемь часов Сенько, не видя земли, будет полагать вектор движения и прыть, чтобы не сбиться с пути и причинить бомбовый потрясение в заданное время. Восемь часов радист Подчуфаров будет вслушиваться в эфир и, не смыкая око, оберегать экипаж от истребителей врага.

И погода все восемь часов будет являть свой коварный нрав. Где-то на маршруте встретишь мощнокучевую, пронизанную молниями облачность и будешь разыскивать коридорчик. Где-то попадешь под ливневый дождина, а ещё опаснее обледенение.

Но на мишень нужно прийти минута в минуту.

В таких полетах служба у штурмана самая напряженная. Чтобы своевременно вылезти на мишень, находящуюся в самой Германии, огорошить ее и возвратиться домой, он учитывает секунды, градусы и более того метры. Он ведет тончайшие расчеты полета, находясь в тумане, дождевых тучах и снежных зарядах. Он считает во вражеском огне и в те долгие минуты, а порой и часы напряженного беспокойства, когда экипаж скрытно и с коварной неотступностью преследуют ночные истребители врага. У штурмана все перегрузки в полете идут на ум. Расчеты... Расчеты... Расчеты... Успех всего полета в точности работы штурмана и в согласованных действиях всего экипажа.

Едва ли где так прочно сходятся люди, как в экипаже дальнего бомбардировщика. Длительный полет над станом врага, непреходящий шанс быть сбитым огнем или разломанным свирепыми грозовыми тучами рождает в людях презрительное касательство ко всякого рода опасностям. На борту тяжелого корабля утверждается та необходимая тут атмосфера, в которой нет места мучительным сомнениям, внезапному отчаянию и тревоге за существование, в этом месте властвует неколебимая вера приятель в друга и в то, что ты победишь.

Корабль идет в плотный дымке. Часто то там, то в этом месте бьют зенитки. Город, на тот, что они летели, лежит внизу черным пауком. Притаился, молчит. И только когда посыпались первые бомбы, начал изрыгать пламень. Рыскающие по небу прожекторы создавали сплошные световые поля. Казалось, небосклон горело. Но ни зенитный заслон, ни слепящие прожекторы не могли стопануть корабли. Подходя к цели, Сенько с огромной высоты увидел внизу всплески огня. Они разрастались в пожар огромный силы. Вблизи загорелось что-то ещё, после этого он увидел взрыв и новые пожары. Это уже его бомбы.

Дальние маршруты... Путь от Волги до Вислы, Одера, Шпрее и вспять. Где-то в России, отстаивая в смертельных схватках с врагом каждую улицу и здание, любой метр близкий земли, бились сверстники Сенько. И до чего же им казалась далекой в то время немецкая край. А он вторгся в самое вражье логово. Частицей Родины был для него воздушный судно.

И вот уже без малого весь путь проходит над территорией противника. Усталость берет близкое. Ноет поясница, отекают ноги. Хочется хоть на минутку прикрыть глаза и под монотонный рокот моторов кот наплакал вздремнуть. Но этого пускать запрещено. Враг где-то рядом, ищет тебя. И три пары зрачок сверлят темноту.

В дальнем полете на учете всякий гр горючего. Топливо ставило экипаж в строгие режимы. Малейшая оплошность, отклонение от маршрута и уже нет гарантии, что вернешься на свою базу. Но штурман Сенько и по дальним маршрутам безукоризненно водил нелегкий бомбардировщик. С ним Барашеву было по плечу любое поручение. Сенько, дядя высокой культуры, пришелся Барашеву по душе достойная замена Травину. Полеты в сложных метеорологических условиях закалили его. Он завсегда с здоровущий ответственностью относился к заданию. Сенько ни разу не ошибся в отыскивании цели, метко бомбил, фотографировал. Авторитет его был высок. В полетах с Барашевым его штурманское искусство совершенствовалось, и он стал мастером самолетовождения.

Тысяча километров непроглядной ночи. Начиненное порохом небеса. Ощетинившийся зенитными орудиями вражеский край. Летит он час, прочий, не видя земли и звезд, обходя грозу и крупные города. Где-то на третьем или четвертом часу полета он должен безошибочно вытащить из темноты вражеский предмет, по которому надобно причинить бомбовый потрясение.

На тот самый раз мишень немалый ж-д узел в глубоком тылу врага. Сенько припал лицом к стеклу фонаря. Внизу расплывчатые, ни на что не похожие ориентиры. На дальних маршрутах более того при точных расчетах возможны отклонения от линии пути. Но он, вождь, должен в любом случае вылезать на мишень в аккурат. Сенько уверен в расчетах. Наступил тот миг, когда землю он должен углядеть своими глазами. Позади него, нимало рядом, идут полки, дивизии, корпуса. Каждый экипаж летит независимо, и любой штурман напряженно смотрит вперед, ждет сигнала Сенько. Лидер им должен сориентировать мишень.

Да, штурман уверен в расчетах, но дымка, съедающая очертания объекта, все же тревожит его. Исподволь закрадываются сомнения. Но верх берет вера в себя, в свои расчеты, в свой экипаж. Все же он решается скинуть в то время как только одну светящую бомбу. Она раскалывает темноту, и через тонкие, вроде бы проржавевшие облака Сенько видит сходящиеся линии железнодорожных путей. Расчеты подтвердились.

И вот накатывается на мишень волна первых самолетов. Когда тяжелые корабли вставали на боевой вектор движения, узел уже был освещен, как днем. Прожекторы рассекли небеса, замерцали зенитные разрывы, тротиловая гарь проникла за обшивку корабля. Но вражеские зенитки и прожекторы были бессильны. Внизу фонтанировал жар плотных серий тяжелых бомб.

Радостно возбужденный, Сенько видел, как рос, усиливался в небе свойский крылатый плацдарм. Еще немало раз Совинформбюро сообщало о действиях нашей дальней авиации по военно-промышленным центрам фашистской Германии. И нередко лидером ходил двадцатидвухлетний лейтенант Василий Сенько.

В этих трудных полетах раскрылся весь боевой дар и мастерство штурмана. Барашев не ошибся в Сенько. Один из самых сильных летчиков АДД Дмитрий Барашев летал в настоящий момент с одним из самых сильных штурманов АДД. Потом Сенько выполнял задания с другим экипажем. Но лидером оставался до конца войны. Василий Сенько один в Военно-воздушных Силах штурман, дважды удостоенный звания Героя Советского Союза.

Он не может втолковать, когда в нем пробудился зов к небу, откель взялась эта неукротимая тяга летать. Но одно, самое главное в жизни, для него неизменно было ясно: он летал в мордобой за Советскую Родину. Гвардии полковник Сенько и поныне служит Отчизне в боевом строю.

Так же читайте биографии известных людей:

Василий Талалаев Vasily Talalaev

0 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Награждён орденами..
читать далее →

Василий Тихонов Vasily Tihonov

Герой Советского Союза (16.09.41). Награждён орденом Ленина, орденами Красного Знамени, Суворова 2-й степени, Кутузова 2-й степени, Александра..
читать далее →

Василий Ткачев Vasily Tkachev

Часто отлучался в поселок Краснодон, якобы в больницу. А по ночам юные подпольщики из поселка Семейкино писали и расклеивали листовки, резали..
читать далее →

Василий Трубаченко Vasily Trubachenko

Герой Советского Союза (29.08.39). Награжден орденом Ленина и орденом За воинскую доблесть МНР.
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий