Известные люди

»

Гюнтер Прин

"Боги, владыкм морей, по чьим плыву я просторам! На берег выйду чуть-чуть - и тельца белоснежного в жертву, - Вам принесу, исполняя обет, и в соленые волны Брошу мясцо его, и вином совершу возлиянье".

Вергилий, "Энеида"

Германские морские волки, вышедшие в плавание в августе 1939 года, сильно запустили острые клыки в жирные ляжки британских торгашей. Первых капитанов подводных лодок было совершенно негусто, и они ещё не почуяли в воздухе дух бойни. Северное море, укрытое мрачными туманами, было их Фермопилами. Но тогда моряки ещё об этом не догадывались. Они были молоды и жаждали славы, а пылающее солнышко неторопливо уходило за горизонт, превращая волны в сияющий жидкий топаз. Они бесстрашно произносили богохульные клятвы и запивали их багряным вином. Эти капитаны заглядывали посредством океан, за громоздящиеся облака, выше реющих морских птиц, и чувствовали только пьянящее веселье. Дикая отвага Тора бежала в их венах. За 2 года до начала войны немецкий флот провел большие маневры. Командиры подводных лодок ныряли в беспокойные воды Балтики, Северного моря, Атлантики. В ходе военных игр они садились на хвостище воображаемым конвоям. Они стреляли практическими торпедами и добивались воображаемых попаданий. Они закладывали лихие виражи, уходя от импульсов гидролокаторов. С помощью рулей глубины они опускались в мрачные, черные глубины, где позволительно повстречать только несущуюся акулу или порхающую манту.

Они были элитой флота, эти молодые подводники. Их подготовка была сильно тщательной. Они напоминали недурственно смазанные машины, которые безотказно работают на свету и во мраке, в палящей жаре тропиков и леденящем полярном холоде. Они сию минуту понимали, что призрак смерти постоянно идет с ними десница об руку в качестве нежеланного члена экипажа. Подводники завсегда купались в лучах славы. Поэтому многие молодые моряки, стремясь снискать гордую улыбку отца или совершенный детского обожания точка зрения возлюбленной, пытались вступить в замкнутую касту подводников. Но требования тут были весьма жесткими. Молчаливая работа на практике любого флота стремительно доказывала таким полным рвения кандидатам, что они всего только человеки, а не закаленные стальные клинки. И не было никакого прока от густых усов и показного мужества. Часть моряков обнаруживала, что многотонная масса холодной соленой воды ложится им на плечи невыносимым грузом, рождая в душе темные страхи. Другие, выйдя в свой основополагающий военных поход, превращались в жалких трусов, как только на горизонте вырастали мачты первого вражеского корабля. Они прыгали в рубочный проем с паническим воплем "Погружение! Срочное погружение!" Но те, кто прошел нелегкое опробование морем, получили вожделенные рыцарские шпоры. Они стали ПОДВОДНИКАМИ. Однако настоящие испытания отваги и выносливости были ещё спереди. Подводная лодчонка - уязвимый судно. Серия глубинных бомб, взорвавшись недалече от нее, может смять остов лодки. Лодка, захваченная на поверхности вражеским эсминцем или бомбардировщиком, без малого беззащитна. Любая механическая поломка может приневолить ее активизировать погружение до самого дна. И тогда наступает миг, когда жуткий кулак моря сокрушает прочный остов, будто хрупкую яичную скорлупу. Но и это ещё не самое страшное. Такая кончина, по крайней мере, быстра и милосердна. Были и другие лодки. Получив повреждения в бою, они мягко опускались на морское дно. И люди знали, что лодочка стала их железным гробом, они умрут единственный за другим в темноте и холоде, задыхаясь от нехватки воздуха. На их долю выпадали долгие часы тяжелейших испытаний, когда вражеские эсминцы прочесывали море, сбрасывая десятки глубинных бомб. Ударные волны, вроде исполинские молоты, били по бортам лодок. Гасли лампы, вылетали заклепки и открывались течи.

Шипящие струи воды под высоким давлением приобретали остроту бритвы. Они могли срезать неосторожно подставленную руку. К тому же подводную лодку никак воспрещено окрестить комфортабельным кораблем. Особенно это относится к германским лодкам, построенным в годы Второй Мировой войны. Офицерам и матросам, которые выходили на них в море, следовало быть решительными и непоколебимыми. Их ждали недели тесноты, лишений и неизменный психологический дискомфорт. Германия имела немного типов подводных лодок. В начале войны большая количество ее субмарин принадлежала к прибрежному типу (250-300 тонн). Сами моряки с долей насмешки называли эти лодки "каноэ". Эти крошечные суденышки с экипажем 25 мужчина были вооружены 3 торпедными аппаратами. Позднее появились немного "морских коров" водоизмещением возле 1000 тонн. Большие лодки кроме того использовались для минных поставок. Но главную нелегкость Битвы за Атлантику вынесли на своих плечах лодки VII серии. В ходе войны тот самый план немного раз изменялся, и лодочка серии VIIC/41 по своим характеристикам достаточно шибко отличалась от первых лодок серии VIIA, хотя в общем оставалась той же самой. Они имели водоизмещение от 500 до 750 тонн и были вооружены 5 торпедными аппаратами. Экипаж лодки состоял из 44 мужчина. Лодки имели прыть 17 узлов на поверхности и 8 узлов под водой. Вэтого за годы войны Германия построила 718 подводных лодок серии VII. Союзники сумели ликвидировать 546 этих лодок, которые ушли на дно, унеся с собой тысячи молодых моряков, посмевших кинуть вызов морю.

Даже в лучшие времена существование на подводной лодке была нелегкой. Людям приходилось обнаруживать максимум терпимости к своим товарищам. Любая лодочка отличается страшной теснотой и шумом. Воздух в ней спертый и нелегкий, частенько он воняет нефтью. Экипаж спит на узких койках, где нельзя обернуться. Он приткнуты вдоль бортов, так как поперек лодки их пристроить нельзя. При сильном волнении людей выбрасывает из коек прямо на палубу. Отдавленные пальцы, разбитые носы и расквашенные губы также входят в правила этой игры. Люди ни в жизнь не раздеваются, им нечасто выпадает эпизод умыться и побриться. И не оттого, что все они неряхи, нетрудно на лодке нет элементарных бытовых условий. Выходящая на патрулирование лодочка забита ящиками с овощами и консервами. Какие-то коробки громоздятся в жилых отсеках. Проход посрди лодки, где людям приходится каждый день гоняться, выполняя свои обязанности, больше напоминает полосу препятствий. Но люди способны стерпеть более того невыносимое, если не теряют чувства юмора. Поэтому главная транспортная артерия лодки, заставленная мешками с картофелем, получает наименование Унтер ден Линден, или Лейпцигерштрассе. На других лодках, несущих прочий флаг, она превращается в Пикадилли или Елисейские Поля. Лучшим противоядием супротив ностальгии для подводника остается едкая юморность.

Для подводных лодок битва началась сию минуту. Своего пика эта титаническая баталия достигла в 1943 году, но началась она с мрачной ноты. После недостойного поступка Лемпа, потопившего "Атению", репутацию подводников кот наплакал исправил начальник U-29 капитан-лейтенант Шухардт. В миг юбъявления войны, 3 сентября, в море находилось уймище британских торговых судов, которые шли "сами по себе, куда вздумается". Чтобы не дать в обиду этих потерявшихся сироток, британское Адмиралтейство отправило в море авианосец "Корейджес" сообща с 4 эсминцами. Они должны были крейсировать юго-западнее Ирландии. В течение 2 недель "Корейджес", как заботливый пастух, загонял беспомощных овечек в пролив Св.Георгия. Вечером 17 сентября одно из перепуганных торговых судов, находившееся в нескольких милях от авианосца, послало в эфир паническое извещение о вражеской подводной лодке. Командир "Корейджеса", капитан 1 ранга Макейг-Джонс, отправил 2 эсминца, чтобы ревизовать извещение. Как раз в тот самый миг Шухардт всплыл под перископ. Море было спокойным, полумглы наползали, как это бывает на море, от горизонта. На фоне светящегося неба Шухардт увидел массивный остов "Корейджеса". Он разворачивался супротив ветра, чтобы принять находящиеся в воздухе самолеты. Командир лодки повернул фуражку козырком вспять и припал к окулярам перископа, выводя U-29 в атаку. Когда концевой авиалайнер коснулся полетной палубы, он прицелился и выпустил 3 торпеды. После этого лодчонка скоро пошла в глубину. 2 торпеды попали в мишень, и сквозь 20 минут "Корейджес" перевернулся и затонул, оставив потом себя только пятнышко нефти. Вместе с кораблем погибли капитан и 517 дядя экипажа. Макейг-Джонс получил конец героя, а Шухардт - лавры героя.

Осеннее золото покрыло землю, вечера стали долгими и холодными. Но ещё вдали не все суда вернулись домой из своего последнего довоенного плавания. Они собирались в огромные неуклюжие конвои, оцепленные бдительными эсминцами, чтобы принести в Англию жизненно необходимые ей грузы. Экипажи судов были мрачными и нервными. Им предстояли нелегкие времена, финал которых покуда не был виден.

Прежде чем закончился год, на дно Атлантического океана отправилось больше сотни торговых судов союзников. По мере того как рос потопленный тоннаж, коммодору Деницу стало ясно, что некоторые его капитаны существенно оторвались от центровой группы. Сред остальных, аналогично горным пикам, высился триумвират - Гюнтер Прин, Отто Кречмер и Иоахим Шепке. К начале 1941 года всякий из них потопил немаловажно больше 200000 тонн торговых судов. Из этой троицы аккурат Прину меньше других требовались лавры и литавры. Но уже сквозь немного недель после этого начала войны он обессмертил родное имя, проведя дерзкую операцию, которая потребовала исключительного умения и неслыханной отваги. Зато она принесла Прину постоянную славу, почести и превратила его в божество для толп берлинцев, которые истерически приветствовали его, когда он проезжал под мокрыми от дождя Бранденбургскими воротами. Он прошел продолжительный тракт.

Гюнтер Прин родился в скромной семье. В детстве он хлебнул полно испытаний, которые стали ещё тяжелее в результате послевоенной инфляции. Его мамаша, которую он от всего сердца и сильно любил, была его единственной опорой в мрачные годы, которые последовали за поражением Германии в Первой Мировой войне. Это была унылая леди, которая продавал кружева, убирала студенческие пансионы и рисовала пасторальные картинки, чтобы хоть как-то оплатить растущие долги. Именно в эти трудные годы, проведенные в Лейпциге, молодой Гюнтер, как и все мальчишки в мире, начал бредить морем. Он читал и перечитывал потрепанную книжку, описывающую существование Васко да Гама. Как что ни на есть милый роздых от тяжелых ежедневных забот были для него мысленные путешествия совместно со знаменитым португальским мореплавателем около мыса Доброй Надежды к сверкающему роскошью двору Великого Могола, правителя Индии. Да Гама стал идолом для Прина. Он прикрепил портрет мореплавателя у себя в изголовье как молчаливое напоминание о морских просторах. В 1923 году, когда ему исполнилось 15 лет, Гюнтер услышал песню морского ветра, аромат смолы и пеньки, услышал крики чаек. И после этого этого не было силы, которая удержала бы его в тихой комнате. Он сказал матери, что хочет сделаться моряком, и она ответила:

- Если ты хочешь этого, Гюнтер, я не стану тебе мешать.

Он собрал свои жалкие сбережения, упаковал залатанную одежду в рюкзачок и отправился в морскую школу в Финкенвадере. Беспокойный дух Васко да Гамы вел его.

Морская учебное заведение обрезала невидимые нити, которые привязывали его к земле. Для Прина это было время перестройки и открытий. В странном морском мире более того привычные вещи потеряли свои старые названия. Сухопутные стены и пол превратились в переборки и палубу. Левый и правый обернулись бакбортом и штирбортом. Таинственная стрелка в сверкающем медном котелке вела корабли посредством бескрайнее море. Корабли были деревянными и стальными. Одни корабли мчались вперед, подталкиваемые бронзовыми лопастями винтов. Другие ловили порывы ветра в распущенные белоснежные груды парусов. Уходящие корабли оставляли сзади себя слабую кильватерную струю на тихом зеркале гавани. Приходящие суда, казалось, все ещё несут с собой ароматы Востока. Но встречались и унылые картины - корабли, которые давнехонько погибли на мелководье, под берегом. Их бушприты торчали в сторону земли, как указующие и обвиняющие персты. И ворчащий прибой плескался между изглоданных шпангоутов.

Прин был прилежным учеником, и когда он закончил первичную подготовку, то был отправлен юнгой на учебный барк "Гамбург". Впрочем, если изрекать жестко, он стал капитанской прислугой. Когда были отданы швартовы, а паруса развернулись, ловя береговой бриз, Прин понял, что нашел близкое призвание. Он провел на борту "Гамбурга" 6 месяцев. Это был отрезок времени испытаний, и нередко он вспоминал обиталище, прочный мирок стабильности и порядка. Но рядом находился капитан "Гамбурга", высшая верх в море, и в глазах его горел знакомый жар Васко да Гамы.

В годы своего ученичества Прин вязал койку, прибирал капитанскую каюту, драил палубу, помогал коку, выворачивал за борт корзины с мусором - непременно под ветер! За все это денег он не получал вообще, да и еды ему перепадало негусто. А вдобавок случались ужасные ночи, когда штормовой ветер рвал паруса, его свистящие порывы превращали море в кипящий водоворот. Голодные волны захлестывали на палубу, и влага стекала сквозь шпигаты пенистыми струями.

Однажды, вслед за тем нескольких недель плавания, "Гамбург" взял вектор движения на Пенсаколу. День выдался пасмурным, Гюнтер сидел на палубе и сочинял сообщение домой матери. "Liebe Mutter, - писал он, - резво мы будем в Америке. Это турне было долгим, и оказалось, что бытие моряка шибко отличается от того, что я себе представлял. Работы у нас полно, а еды негусто..." Первый росток сомнений и уныния проклюнулся в нем, как, хотя вообще-то, в любом молодом моряке. Но это была временная слабость, которую Прин проворно преодолел. В океане частенько выдаются прекрасные рассветы, когда первые лучи солнца поднимаются из-за окрашенного в розовое восточного горизонта. Не менее прекрасны тихие вечера, когда ветер малость слышно посвистывает в снастях.

Холодные, прозрачные ночи с мириадами мерцающих звезд принесли мир в изболевшуюся душу юнги. Его энергия и ум не остались незамеченными офицерами. Через некоторое время он оказался кандидатом на офицерское звание на "Пфальциге", ещё одном паруснике. И вслед за тем этого его карьера резво пошла вверх. Достаточно скоро он становится четвертым офицером на "Сан-Франциско". В 1932 году, потом периода упорной учебы, Прин получает капитанский диплом. Но Великая Депрессия бушевала уже третий год, мировая торговлишка оказалась парализована, и Прин остался без работы.

Какое-то время он бездельничал, стоя в длинных очередях безработных. Но позже Прин согласился поработать в команде землекопов, занимавшихся осушением болот близ Фортсберга. За эту работу он получал только ложе и пищу, но это дало Прину шанс не впасть в безысходность. Во время отдыха в маленькой деревушке, по пути в рабочий лагерь, Прин решил негусто прогуляться, чтобы размять ноги. И он увидел прекрасную девушку, сидящую в саду. Он выглядела несложно прелестно: освещенная солнцем фея, которая играла своими золотыми волосами. Прин ощутил внезапное охота поделить с ней свои надежды. Он купил букет роз в ближайшей цветочной лавке и пришел к заветному саду. Волнуясь, как школьник перед первым свиданием, он поднес букет изумленной девушке и поцеловал ее в щеку. Потом галантно поклонился и ушел со счастливой улыбкой на губах.

В Фортсберге Прин стал одним из безликой безымянной массы озлобленных, голодных молодых людей, которые погано жили и не видели спереди ничего хорошего. Однако Прин был мечтателем. Видневшиеся на горизонте горы представлялись ему желтоватой дымкой, поднимающейся над океаном, и вскоре вернулась прежняя ностальгия.

В январе 1933 года немецкий военно-морской флот пригласил офицеров торгового флота к себе на службу. Прин сразу согласился. Завершив вектор движения первостепенный подготовки, он был послан в школу подводного плавания в Киле. Через 5 лет он уже был вахтенным офицером на подводной лодке. Позднее, осенью 1938 года, он стал командиром лодки. Когда началась битва, он повел свою лодку в начальный атлантический поход. За первые 5 месяцев войны, которую ошибочно называют "странной", лейтенант Гюнтер Прин потопил больше 66000 тонн вражеских торговых судов.

Но Прину ещё предстояло встретился с Эгиром, нормандским богом моря.

Чуть южнее шестнадцатой параллели северной широты лежат каменистые пологие холмы Оркнейских островов, Оркад древности. Это кучка безрадостных туманных островков, отделенных от берегов Шотландии водной гладью пролива Пентланд-Ферт. Давным-давно тут звучали военные рога безжалостных викингов. Однако древние норманны оставили потом себя след в названиях островов. Как угрюмый монумент жестокому времени высится на северо-западном берегу острова Бэррей каменная башня, построенная викингами. В самой гуще островов находится Скапа-Флоу, что-то как бы норманнского mare nostrum. Это закрытая со всех сторон бухта, протяженностью рядом 12 миль с запада на восток и примерно 8 миль с севера на юг. Его соленые щупальца выползают в холодную Северную Атлантику со всех сторон. На юге - пролив Хокса-Саунд. На востоке это предательский пролив Кирк-Саунд. Его сильнейшие приливные течения практически изглодали скалистые берега острова Бэррей.

В годы Первой Мировой войны Скапа-Флоу использовался британскими флотом в качестве якорной стоянки. Но когда летом 1914 года Кролевский флот вошел в свой новоиспеченный жилье, то оказалась, что база никак не защищена. В первые месяцы войны командующий флотом получил уймище сообщений о подводных лодках, замеченных рядом с базой. Адмирал Джеллико опасался, что какая-нибудь лодочка сумеет пробраться вовнутрь, что кончится катастрофой. Заграждения, спешно установленные англичанами в первые дни войны, надежностью не отличались. Однако ни одна лодочка в ту войну не сумела пробраться в Скапа-Флоу, хотя U-18 капитан-лейтенанта фон Хеннига оказалась практически на волосок от успеха.

Первая Мировая битва шла ещё всего 4 месяца, когда фон Хенниг пробрался мимо патрульных судов. Он пристроился к бурлящей кильватерной струе парохода и подошел к противолодочному бону поперек пролива Хокса Саунд. Его отважное плавание результатов не принесло, так как британский флот уже ушел в море, впав в панику вслед за тем предыдущих вылазок германских субмарин. Он предпочитал не стоять на якоре в базе, а бесцельно крейсировать в море. Разочарованный фон Хенниг ушел, не выпустив ни одной торпеды. Во время отхода U-18 была протаранена и потоплена эсминцем. Весь экипаж был спасен.

В самом конце войны, когда угли уже остыли и подернулись слоем пепла, а последние военные надежды Германии утонули в крови во время второй битвы на Марне, U-116 совершила последнюю отчаянную попытку проползти в Скапа-Фору. Таким образом ещё не возбраняется было смыть позор мятежей на кораблях Флота открытого моряю Лодкой командовал капитан-лейтенант Эсманн, и она имела свой обыкновенный экипаж, хотя на ней присутствовал и единственный доброволец. Лейтенант Шульц был списан малость раньше, но решил произвести последнее рискованное турне вкупе со своими товарищами. Пытаясь спасти честь германского флота, они, по крайней мере, спасли свою собственную. Лодка погибла в ходе самоубийственной операции со всем экипажем.

Скапа-Флоу, с немецкой точки зрения, являлся несокрушимой крепостью, способной укрыть весь британский флот. Проливы, ведущие из бухты в море, разрешается было заблокировать бонами и сетями, поставив для их охраны патрульные суда. Сильные течения, которые достигали 8-10 узлов, делали плавание субмарины в подводном положении без затей невозможным. Оркнейские острова находились в 500 милях на северо-запад от германских аэродромов. Бомбардировщикам над Северным морем угрожали внезапные шквалы и сильные ветры. Даже разведывательные самолеты, столкнувшись с скверный погодой, зачастую не видели стопроцентно ничего, так как гавань была закрыта толстым слоем облаков, без малого вечно висящих над островами.

База Скапа-Флоу занимала господствующее положение в Северном море. А господство Королевского флота означало смертельную удавку длительной и тесной блокады для континентальной Германии.

Когда началась Вторая Мировая битва, немецкий флот сызнова, уже без малого рефлекторно, обратил взоры на северо-запад к мрачным Оркнейским островам. В сентябре разведывательные самолеты, используя редкие ясные дни, совершили немного полетов над Скапа-Флоу, чтобы исследовать систему обороны базы. В том же месяце лейтенант Велльнер, начальник U-16, маленькой подводной лодки серии IIA, обнаружил сильнейшее течение к востоку от архипелага. Его лодочка несложно не смогла передвигаться супротив течения, вследствие этого Велльнер поднял перископ и рассматривал Холм-Саунд до тех пор, покуда чуток утихшая влага не позволила ему убраться восвояси. Информация, собранная самолетами и кораблями, поступала в штаб флота. И коммодор Дениц начал скрупулезно постигать карту Оркнейских островов.

Разведка показала, что англичане скрупулезно охраняют ближние подходы к Скапа-Флоу. Но детальное исследование ситуации показало, что неблизко не завсегда эта бдительность находится на должном уровне. Менее чем в миле от извилистого южного берега главного острова архипелага Помона лежит мелкотравчатый безлюдный островок Ламб-Холм. Он отделен от Помоны бурными водами пролива Кирк-Саунд, которые клокочут на острых прибрежных скалах. Это самое последнее местоположение, которое начальник подводной лодки выберет, чтобы пробраться на якорную стоянку флота. Но и тут англичане приняли меры предосторожности, затопив 3 брандера в кипящих водах пролива.

Однако как раз эти 3 судна вызвали пристальное внимательность коммодора Деница. Если храбрый начальник подводной лодки поднимется на поверхность глухой ночью, в миг смены прилива отливом, он может попробовать проскользнуть сквозь заграждение. Дениц решил, что потопление нескольких британских кораблей прямо на якорной стоянке главных сил флота полностью оправдывает риск потери подводной лодки. "Я полагаю, что в этом месте в миг смены приливных течений разрешено попробовать пробраться в гавань", - написал он адмиралу Редеру. Редер согласился, и жребий был брошен.

Первой задачей было обусловить точное время, когда будет предпринята попытка прорыва. Атаку следовалп проводить в совершенный прилив, когда новолуние оставит гавань Скапа-Флоу в полном мраке. Такие условия выполнялись в темное время суток с 13 на 14 октября. Все это коммодор Дениц смог установить с помощью холодного аналитического расчета. Человеческий момент в то время как в расчет не принимался.

В то время немецкий флот использовал подводные лодки серии UIIB, которые имели водоизмещение 750 тонн при длине примерно 66 метров. В надводном положении они могли развить прыть до 17 узлов, и все-таки на волнении прыть, как правило, снижалась на пару узлов. Чтобы провести такую лодку сквозь узкий пролив Кирк-Саунд в условиях полной темноты, сладить с капризными сильными течениями, а позже ещё и выкарабкаться вспять из гавани Скапа-Флоу, требовалось феноменальное штурманское чутье. Но проделать все это в присутствии врага, прокрасться вдоль неприятельского берега и суметь возвратиться было сложнее во невпроворот раз. Тут требовалась ещё незаурядная отвага.

Братство подводников было шибко тесным и представляло собой исключительное явление, хотя и отражало корпоративный дух товарищества, специфический для германского флота. Имея в своем распоряжении всего 2 дюжины океанских подводных лодок, Дениц должен был быть в курсе личные качества своих капитанов значительно лучше, чем другие высшие офицеры флота. По-этому он мог совсем верно дать оценку все их достоинства и недостатки. Среди своих вояк он должен был остановить свой выбор того, на кого мог положиться. Дениц остановился на лейтенанте Гюнтере Прине, уже известном под кличкой Brausekypfben (малый хвастун). Это был младой, статный, темноволосый офицер с хорошей военной выправкой, резким голосом и строгим лицом. В его сердце жил дух Васко да Гамы, которого Прин считал свои идеалом. Дениц выбрал Прина за его неукротимый дух и редкое хладнокровие. Чуть позднее Прин доказал, что Дениц не ошибся.

Холодным воскресным утром в начале октября Прина вызвали в штаб командующего подводными силами на борт плавбазы подводных лодок "Вейхзель", стоящей в Киле. В каюте коммодора уже находились немного подводников, в том числе лейтенант Велльнер. Они собрались около карты Оркнейских островов. Когда вошел Прин, Дениц его критически осмотрел, вроде бы в крайний миг желал ещё раз увериться в правильности своего выбора.

Потом коммодор пожал руку Прину. Когда все расселись около стола, он предложил:

- Все в сборе. Начинайте, Велльнер.

Молодой офицер зачитал выдержки из своего бортового журнала, описывающие подходы к Кирк-Саунду.

Когда он закончил, Дениц поднялся и подозвал Прина к карте на столе.

- Это якорная стоянка британского флота, - произнес он, указывая на карту. - Именно в этом месте, во время прошлой войны, погиб Эмсманн. Все проходы в Скапа-Флоу заблокированы. Но в этом районе, - он ткнул пальцем в карту, - имеется сильно сильное течение, и придется обходить брандеры. Но, несмотря на все это, я считаю, что бесповоротный и умелый начальник подводной лодки может прорваться в Скапа-Флоу.

Дениц замолчал. Лицо Прина оставалось каменным.

- Ладно, Прин. Я хочу, чтобы аккурат вы взяли на себя эту задачу. Я не предлагаю вам отзываться немедленно. Вы можете порассудить.

- Да, герр коммодор.

- Возьмите эти карты и изучите их, - сухо сказал Дениц. - Я ожидаю вашего доклада в полдень, во вторник.

- Слушаюсь, герр коммодор.

- И ещё одно, Прин. Если вы решите, что эта проблема невыполнима, вы смирно можете отступиться. Ваш отказ никак не повлияет на вашу дальнейшую карьеру. Вы по-прежнему останетесь одним из наших асов. А сейчас поразмыслите над этой проблемой. Мне нет нужды напоминать вам, что обсуждать ее запрещено ни с кем.

- Я понимаю это.

Совещание закончилось так же неожиданно, как и началось. Прин сбежал по сходням "Вейхзеля" со свертком карт под мышкой. Всю темное время суток он просидел за столом. Изучение операции он начал с проработки теоретической части. Через немного часов все детали были разложены у него в голове по полочкам. Следует зайти в пролив Кирк-Саунд ночью 13 октября, когда не будет яркой луны, а значит, кильватерная струйка лодки не будет форфоресцировать. Для этого ему придется приблизиться к Оркнейским островам 12 октября и улечься на дно. Прилив начнется незадолго до полуночи, и он двинется вкупе с ним, протискиваясь между затопленными брандерами. Когда лодчонка окажется внутри гавани, ему придется палить торпедами по всякий обнаруженной цели, а опосля удирать полным ходом, некогда чем приливное течение наберет полную силу. Иначе оно несложно отбросит лодку вспять в Скапа-Флоу.

Прин явился к Деницу на "Вейхзель" на сутки раньше назначенного, бодрый и радостный. Дениц принял его в своей каюте.

- Итак, Прин? - сторого спросил он. - Да или нет?

-Да, герр коммодор.

Дениц неторопливо прошелся по каюте, сцепив руки за спиной.

-Вы думали о фон Хенниге и Эсманне, которые пытались соорудить то же самое в прошлую войну?

- я думал о них, - ответил Прин.

- И у вас нет никаких сомнений сравнительно задания?

- Абсолютно никаких!

Дениц повернулся и в упор посмотрел на Прина.

- Это неплохо, - сказал он, протягивая руку. - Готовьте лодку к выходу в море. Удачи!

Подготовка к походу имела одну юмористическую пустяковина, на которую Прин старался не реагировать, прячась за обычной суровостью. U-47, которая готовилась к долгому патрулированию в Атлантике, была до предела загружена ящиками и мешками с провизией. Внезапный распоряжение Прина выгрузить большую количество этих припасов показался большей части экипажа бессмысленным. Удивленные моряки перешептывались, убежденные, что "старик" кот наплакал тронулся, не выдержав постоянного нервного напряжения военного времени. Кроме того, воды и топлива на борту оставалось только на 10-12 дней. Для долгого похода этого было чересчур немного, но Прин не отдавал приказа заправляться. Механик только каал головой и думал, что матросы, скорее всего, правы в своих подозрениях сравнительно капитана.

Наступил день отплытия, 8 октября. Прин, облаченный в серую кожаную куртку, которую подводники носили во время вахт на мостике, лихо сшиб фуражку на затылок и высоким голосом приказал:

- Отдать швартовы!

Стоял теплый осенний день. U-47 прошла Кильским каналом и направила свой острый нос во темень Северного моря. Она шла на северо-запад. Прин решил сберегать мишень операции в секрете до того момента, когда U-47 подойдет к Оркнейским островам. Операция была весьма опасной, и он не желал, чтобы экипаж лишнее время терзался сомнениями и беспокойством.

Во время похода Прин сторонился остальных офицеров. Он только отдал немного устных приказов. У него на лице уже проступили следы усталости. На плечи Прина рухнул нелегкий груз - ответственность и одиночество командира. Он начал размышлять короткими, рублеными фразами. Когда Прин стоял на мостике, следя за длинной чередой клочьев пены, которые слетали с загнутых гребней волн, он чувствовал себя одиноким изгнанником. Пронизывающий ветер дул с ледяного севера, гребни волн оделись белыми шапками.

Во время достаточно монотонного перехода наблюдатели немного раз замечали на горизонте клубы дыма. Но Прин только кивал головой, выслушав рапорт, и не отдавал приказа штурмовать.

- Следовать прежним курсом, - неизменно приказывал он, стирая брызги с заросшего щетиной подбородка. Рано утром 12 октября Прин ожил. Мрачная, таинственная озабоченность нежданно покинула его и вернулась обычная нервная живость. Когда Прин поднялся на мостик, его глаза блестели. Он сильно вдохнул мокрый морской ветер, пахнущий дождем. Серые тучи громоздились на хмуром небе. Резкий юго-западный ветер гнал порядочную волну. Прин скоро оглядел горизонт, а следом соскользнул по трапу в рубку.

- Погружение! - скомандовал он.

Вахтенный офицер тут же послушно повторил:

- По местам стоять, к погружению!

Рубочный проем с лязгом захлопнулся, повернулся маховик запора, и офицер нажал на кнопку тревоги. Резкие звонки прокатились по всем отсекам.

Немедленно механик выключил дизеля и подсоединил к валам электромоторы. Были закрыты воздухозаборники и клапаны выхлопа. Каждый отсек приготовился к погружению. На контрольной панели засветились табло: "К ПОГРУЖЕНИЮ ГОТОВ". После этого вахтенный офицер скомандовал:

- Заполнить цистерны!

- Заполнить цистерны! - Эхом повторил механик.

Матрос нажал стопора маховиков затопления и начал вращать массивные колеса, открывая клапаны. Морская влага ринулась в балластные цистерны, и U-47 потеряла плавучесть. Она неспешно ушла под воду, оставив после этого себя только пятнышко пены.

- Выровнять лодку на перископной глубине! - скомандовал Прин.

Рули глубины, установленные на носу и корме лодки, послушно повернулись, задержав лодку на определенной глубине. Прин щелкнул пальцами и приказал:

- Поднять перископ!

Маслянистая штанга перископа выползла из трюма лодки. Прин откинул ручки поворота перископа и ещё раз осмотрел весь горизонт уже из-под воды. Он убедился, что горизонт чист. Еще раз щелкнув пальцами, он приказал:

- Ухватать перископ!

U-47 подошла ближе к Оркнейским островам, держась на глубине 20 метров. Вскоре следом полуденной трапезы Прин ещё раз посмотрел карты, кивнул сам себе и еле слышно произнес:

- Теперь мы должны погрузиться на 100 метров.

Жужжание моторов и бурление воды за винтами доносились приглушенными шумами более того через корпуса и переборки. Потом рули глубины тихо повернулись, и U-47 пошла вниз ко дну. Люди напряженно молчали. Их лодчонка превратилась в слепую рыбу, которая искала местоположение для отдыха. Но на дне моря постоянно полно различных препятствий, не нанесенных на карту. Подводные скалы поднимались аналогично шпилям затонувшего готического собора, готовые вспороть остов лодки. Вражеские мины могли разнести ее на куски. Экипаж знал, что Прин полагается только на свою интуицию моряка. Так как небосклон последние немного дней было затянуто тучами, ему требовалось изведать точные координаты лодки, так как прокладку приходилось новости только по счичлению. А ему требовались АБСОЛЮТНО точные координаты. По мере того как лодчонка погружалась, моряки начали распознавать неприятное потрескивание - это огромное давление глубины все крепче сжимало остов лодки.

Так как уголок погружения был окончательно небольшим, морякам показалось, что пройдет бесконечно страсть сколько времени, в свое время чем лодочка достигнет глубины 100 метров. U-47 двигалась вперед весьма неспешно. Потом мягонький толчок заставил лодку немного содрогнуться, под килем послышался скрип песка. Лодка дважды качнулась и успокоилась. Они лежали на дне, на глубине 100 метров, у самых берегов Оркнейских островов.

Медленно тянулись тяжелые часы ожидания. Вечером Прин приказал всплывать. Сжатый воздух начал выдавливать морскую воду из цистерн, и U-47 оторвалась от дна, вслед за тем чего неспешно пошла вверх. На глубине 20 метров взлет был прекращен, и когда лодчонка перестала раскачиваться, механик повернул рули глубины и поднял ее до 15 метров.

- Поднять перископ! - гаркнул Прин. Он осмотрительно осмотрел горизонт и сгущающуюся над морем темное время суток и только следом произнес:

- Всплываем!

Балластные цистерны были продуты и механик, следивший за указателем глубины, доложил:

- Рубка на поверхности!

Корпус лодки в то время как ещё оставался под водой. Прин поднялся по трапу, повернул маховик крышки люка и поежился, вследствие того что что ему на голову хлынул маленький водопад - на мостике, как всю дорогу, осталось ещё порядочно воды. Через немного секунд он уже был вверху, подняв к глазам сильный цейссовский бинокль. Ничего. Он сложил руки рупором и крикнул в люк:

- Всплываем целиком!

Старший механик остановил электромоторы и запустил дизеля. Их выхлопные трубы, подведенные к балластным цистернам, вытеснили оставшуюся там воду, и U-47 выскочила на поверхность.

Прин поднялся со своей лежки на дне, чтобы более точно определить координаты лодки. Он повел лодку к берегу, но между черным морем и низким мрачным небом ему удалось различить только неопределенную массу Оркнейских островов. Мрачный однообразный горизонт не мог вручить ему никаких ориентиров. Но следом случилось нечто удивительное. В темноте, прямо по курсу, зажглась россыпь светящихся точек. Прин посмотрел на часы, светящийся циферблат показывал 22.00.

- Что это за чертовщина?

Вахтенный офицер, стоящий рядом с командиром, также поднял бинокль.

- Это береговые огни, герр капитан.

- Береговые огни? - переспросил Прин, ещё раз осматривая горизонт.

- Действительно, будь я прокнят! Какие любезные люди эти англичане!

Следующие 30 мин Прин диктовал пеленги вахтенному офицеру. Тот передавал их ниже, в рулевую рубку, где штурман наносил линии на карту. Они пересеклись в точке юго-восточнее пролива Кирк-Саунд. Эта инфа была передана на мостик.

- Все точно, - сказал Прин, давайте погружаться.

И сызнова U-47 cкрылась под водой. Когда лодочка легла на дно, Прин приказал экипажу собраться в носовом отсеке.

- Я знаю, что всех вас удивляет то, что мы делаем, - произнес он. - Но в настоящий момент я могу вам произнести все. - Его глаза пробежались по серьезным лицам моряков. - Сегодня ночью мы прорвемся в Скапа-Флоу.

Только тишь была ему ответом. Но это была тишь облегчения, освобожденная от неясностей и недомолвок. Матросов не уж очень беспокоила конкретная мишень похода, которую Прин так длительно скрывал от них, и наименование пункта назначения не вызвало больших эмоций. В последние немного дней моряки начали проверять невольную симпатию к проклятому богом Летучему Голландцу, тот, что обречен странствовать по волнам до самого Страшного Суда. Пусть будет Скапа-Флоу. Любой морячок может сыскать это местоположение на карте.

Так же читайте биографии известных людей:

Гюнтер Ралл Gunter Rall

Родился 10 марта 1918 в Гагенау. Летную карьеру начал в 52-й эскадрилье под командованием майора Эриха Герхарда Баркхорна, затем служил в 11-й..
читать далее →

Гюстав Флобер Gustav Flober

Значение Флобера в истории французской литературы и публицистики настолько огромно, что трудно поддается оценке. Он вывел в литературу целый ряд..
читать далее →

Гюстав Кайботт Giustav Kaybott

Гюстав Кайботт родился 19 августа 1848 г. в Париже в семье, принадлежавшей к высшим слоям парижского общества. Его отцу, Марсьялю Кайботту (фр...
читать далее →

Гюстав Курбе Gustav Kurbe

Он считал, что сочинять стихи бесчестно, и яростно спорил с Шарлем Бодлером: изъясняться иначе, чем все прочие люди, значит, корчить из себя..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий