Известные люди
»Екатерина Филатова
Рождение: Россия
Учитель с нами поговорил, потому что он видел, что мы встревожены, неспокойны, у многих были родственники на фронте, а это враг. И он нам сказал: Дети, поймите, мы живем при новой власти. И эта власть враждебная нашему советскому строю, но в данном случае мы как пленники здесь, и мы вынуждены подчиняться их законам. Если даже они нас заставят учить закон божий, мы будем вынуждены даже это учить. Запомните, дети, наши все равно вернутся.
- Я родилась в 1932 году, а советская политическая элита тут, в моей деревне была установлена в 1929 году. Я неизменно жила в этой деревне (д. Пахомовка, Кингисеппского района Ленинградской области прим. А.Д.): родилась в этом месте, и прожила в ней до 3 декабря 1943 года, когда немцы нас угнали. До войны все люди жили в колхозе, работали. С пяти лет нас уже начинали приучать к труду, оттого что на практике у всех в этом месте было натуральное хозяйство. Сельским хозяйством занимались, огородами, в колхозе работали, выращивали лен, овес. В общем, все делали вручную. Пахали только на лошадях в то время не было ещё никакой техники. В 1940 году мне исполнилось 8 лет и я пошла в 1-й класс. Помню, как было перед войной. У нас ещё тогда не было ни радио, ни газет. В городах газеты, конечно, были, но элементарный народонаселение не имел никакой информации. У меня старшая сестра вышла замуж за мичмана. Она жила в административном центре в Сойкино, там была более-менее цивилизация, и вот он все новости, что они слышали по радио, рассказывал своей жене, она говорили маме, а мамаша рассказывала нам. Однажды мамаша пришла с собрания и была сильно расстроена, сказала: началась война. Мы ничего тогда не понимали, что за махаловка? Почувствовали мы это только тогда, когда появились первые бомбардировщики. Ещё до этого было общее собрание, и председатель сельсовета сказал: Все вы, товарищи, будете переселены, эвакуированы на восток. Мы вас немцам не оставим. Враг идет дюжий, но он все одинаково будет разбит. Вас придется эвакуировать. Враг идет одним духом и в этом месте будут немцы, вследствие этого нужно забрать ручную кладь и дожидаться подводы, которые придут.
Все были согласны. А куда деваться, не останешься же? Мы собрали маленькие кошелки и три дня ждали подводы, но никакие подводы не подошли. У каждого члена колхоза была своя буренка, был и прочий скот, овцы, поросята и куры. Весь скот был угнан на восток. Немцы уже подошли к Копорье, и гурт три дня стояло в лесу: пастухи выдаивали коров прямо на землю, чтобы они не занедужили, а затем лесами вернулись обратно. Мы были шибко рады, что коровы вернулись, что мы еще раз могли пить молоко. Жить как-то необходимо было! Голод же. Коровы ушли, три дня ничего нет, есть нечего. А тут всякий день хоть понемножку молока. Мама творог со сливками сделает, испечет что-нибудь, масла натопит, и мы уже сыты. А тут, влага, ничего нет. Коровы вернулись, мы были рады, у нас заново молоко, мы опять живем. И соседям, у кого нет, мы им давали молока.
Потом начали взрывать град. Здесь был второй Кронштадт: на берегу моря был громадный боевой городишко, он назвался возведение 200. Он был засекречен. В 1938 году сюда, принимать строительсвто приезжал Ворошилов, тогда наркомом обороны. Это был чисто боевой городок. У моей сестры супруг армейский, она вслед за тем жила в этом городе. И вот тот самый град наши стали взрывать. Потом в Сойкине начали взрывать маркет, сельсовет, библиотеку, радиостанцию, все административные здания, потому как что германец был уже рядом. Буквально сквозь два дня немцы пришли. Это было 2 сентября 1941 года. Немцы шли с Сойкина по грунтовой дороге. Такой был шум! Мама была на дворе, доила корову, а мы были дома. С нами ещё моя двоюродная сестра Вера была. Мы услышали шум, и вот оттуда идут немцы: посередине машины, а по бокам трехколесные мотоциклы. Все немцы в касках с автоматами, шибко неплохо были вооружены. Этот шум практически все сотрясал. Мы остолбенели, были ошарашены. Мама пришла, остановилась, помню, у дверей, и стала впитывать текст молитву. Ей также было не по себе. Когда мои средняя сестра Настя и двоюродная сестра Вера пришли в себя, они говорят: Ой, нам в настоящий момент надобно обучать германский язык, чтобы понимать. Они ходили в школу, и в то время там изучали германский язык, как заграничный.
А.Д.: Самый нелегкий отрезок времени, говорят, смена власти. Допустим, наши ушли, а немцев ещё нет, какой-то бандитизм
- Ничего не было. Во всяком случае, ничего этого не было слышно.
А.Д.: Наши войска проходили мимо?
- Ни разу. Мы вообще не видели наших войск, ни разу. Мы только видели, как все взрывалось. А позже германец разом пришел. От был ещё в Копорье, от нас в 50 километрах, и у нас, моментально. Периода безвластия совсем не было. Наши ушли, а сквозь три дня пришли немцы. Наши более того не успели захватить семью ярого коммуниста (так у нас его называли) это он первым организовывал колхоз. И его семейство прямо была оставлена на растерзание немцами!
В тот начальный день никто из немцев к нам не зашел. Они прошли мимо, их в первую очередность интересовал городок. Им нужно было решительно обосноваться в этом месте и расселиться по хорошим квартирам. Как Наполеон в родное время мечтал, так и они мечтали. Кругом были одни пепелища, все горело Потом, посредством немного дней мы видели, что отдельные немцы ходили по деревне с автоматами. Они беседовали с людьми, некоторые немного знали российский язык. Они говорили, что будут относиться к мирным жителям миролюбиво, если те не будут противиться законам новых властей. Что они привезли новую политическая элита, хорошую бытие, и иное. Но мы-то дети, учились в школе, у нас уже было патриотическое ощущение. Мы понимали, что это супротивник и с подозрением относились к тем, кто с ними разговаривал. Первое время немцы никого не трогали, но что было колхозное, всё забрали. Обычно в конце года колхозное добро раздавалось по трудодням колхозникам. Это и семя, и картофель, все, что сеялось в колхозе. Кормовая свекла для скота, семя для хлеба. Все колхозное добро! Что они ещё сделали? В первую очередность избрали старосту деревни. А после этого и комендатура была в Вистино.
А.Д.: Сколько прошло времени между тем, как они пришли и избрали старосту?
- Не больше двух-трех недель, без малого тотчас. К сожалению, у нас были и такие люди, которые безотложно предложили свои услуги. У нас сосед с той стороны был, Александр Данилов, он предложил свои услуги, и его назначили.
А.Д.: Кем он был перед войной?
- Он был членом колхоза, но в правление не входил. Их всех забрали в армию, но они оттуда потихонечку сбежали, и вот ныне единственный из них предложил свои услуги. Их было немного мужчина, остальные были в тени, их было более того не видно. Не помню, может быть, они ушли куда-то, но их было не видно. Никто его не избирал, он несложно предложил свои услуги, его назначили, и он начал составлять собрания, говорил, как мы недурственно будем существовать. Вел пропаганду: Советские войска вас оставили, бросили. А мы-то в школе учили совсем другое!
А.Д.: Школа работала?
- Сначала не было школы. Нас волновало, что мы не пойдем в школу, но всё-таки сквозь три недели, с опозданием, школу открыли. Предметы были те же самые. У нас в деревне был единственный преподаватель, человек. Он был трудоспособного возраста, но его не призвали, не знаю, отчего. И он преподавал все те предметы, которые были прежде по программе, ещё при советской власти. Учебники были наши, старые, советского периода. Никаких новых учебников они не издалека может, ещё не успели издать. Может, они покуда присматривались, все-таки в этом месте деревенская учебное заведение, нас было немного. Конечно, если бы они тут обосновались, и если бы нас было сильно хоть отбавляй, они наверное бы что-то родное уже дали. Единственное что вводилось новое, это добавочный наука свежеиспеченный порядок. Практически это была чистая политработа. Немцы приходили в школу, заставляли обучать германский язык. Я была во 2-м классе, но уже учила германский язык. Немцы нередко приходили в школу. Мы эти новые законы ведать не хотели, но германский язык учили. Дети вечно любопытны, вечно хочется что-то новое познать. Они приходили с указками, и все: Вас ис дас? Вас ис дас? Мы все отвечали по-немецки. Однажды было обширное дело, и они ушли резво. Мы не все добро, конечно, знали. Но педагог с нами поговорил, оттого что он видел, что мы встревожены, неспокойны, у многих были родственники на фронте, а это недруг. И он нам сказал: Дети, поймите, мы живем при новой власти. И эта политическая элита враждебная нашему советскому строю, но в данном случае мы как пленники тут, и мы вынуждены повиноваться их законам. Если более того они нас заставят обучать закон божий, мы будем вынуждены более того это обучать. Запомните, дети, наши все одинаково вернутся. Я это так ладно запомнила! И уже позже Финляндии, когда нас привезли в Ярославскую область, там в НКВД была крайне хорошая фильтрация. И как раз о нем, об этом учителе спрашивали, и я сказала, как было. Его не забрали. А остальных мужчин всех забрали на 10 лет. Кого и вообще сию минуту расстреляли!
А.Д.: Школа до какого времени работала?
- Школа работала до 1 декабря 1943 года, до момента, когда нас увезли в Финляндию, потому как что учителя также увезли. 19411943 годы мы учились, но немцы стабильно приходили и давали уроки немецкого языка. Нам они ничего не пропагандировали, только язык.
А.Д.: Этот предмет, свежий порядок что он из себя представлял? Какая была программа? Что вы изучали?
- Мы изучали наименование предметов, которые были в классе на немецком языке.
А.Д.: Это разрешено окрестить преподаванием иностранного языка?
- Мне кажется, скорее это был иноземный язык. Конечно, может быть, они с учителем говорили о политике, спрашивали, нет ли тут у вас детей коммунистов. Может быть, они и спрашивали, точно. Но мы этого не ощущали.
А.Д.: Какая фатум у вашего старосты?
- Сначала он вел себя более-менее ничего. А опосля стал новости такую пропаганду, что резво вообще все города падут, и Москва, и Ленинграда, и весь Советский Союз. У нас была семейство ярого коммуниста, как его у нас называли. И его дочь остановила старосту и сказала, что до срока об этом ещё вещать. Ничуть не рано, оборвал он ее, и на второй день доложил, что эта дочь первого коммуниста, и её немедленно забрали. У нее было двое маленьких детей! На этом он не остановился, показал, где живет хозяйка первого коммуниста. Ей было 65 лет. Ее безотлагательно забрали, увезли в Кенгиссепп, там был концлагерь, и там ее сильно продолжительно мучили, и следом саму заставили себе рыть могилу. Она сама вырыла себе могилу, и там же ее закопали. И дочку мучили. Дочка прошла все лагеря, её освободили во Франции американские войска. Вот такие он сделал вещи! Настолько рьяно работал на немцев, что они его повысили, и сделали старостой над 16 деревнями. То есть, над всем этим сойкинским полуостровом. А в этом месте старосту избрали другого, его троюродного брата. Этот не был предан немцам, он был больше человечным, но все одинаково затем 10 лет отсидел, раз служил немцам. Но он не предавал. Только иной раз, неосторожно. Однажды трое ребят хотели сквозь море удрать к нашим пограничникам, чтобы отседова оставить, потому как что им нужно было еще раз возвратиться в трудовые лагеря в Нарвы, в Котлы. Немцы забирали молодая поросль, заставляли там работать холодными, голодными, а после этого отправляли в Германию на рабский работа. А они не хотели, решили убежать к пограничникам. Это был ноябрь месяц, с берега уже лед был. Они по льду шли, 3 километра прошли, а там уже голая влага, и они вынуждены были возвратиться. А утром они должны были придти в комендатуру. Мать, зная это (они сказали матерям) ночью пошла к этому Николаю Данилову и сказала: Так и так, Володя, Вася и Федя ушли к пограничникам. А он, вместо того, чтобы утром придти и ещё раз более точно определить, вернулись или не вернулись, он пошел немедленно прямо туда, и доложил. Немцы приехали и их забрали. И, конечно, Володю (17 лет мальчишке было, жил напротив нас!) тотчас сожгли в концлагере. А другие все концлагеря прошли. У одного всецело нарушилась психика, и когда он вернулся калекой, сию минуту тут повесился. А третий также был весь искалеченный, также проворно опосля умер. Вот эти люди на совести наших старост! После войны тот самый староста отсидел 10 лет, был на Колыме, затем его реабилитировали. Он вернулся без обеих ног, но не сюда. Сюда вслед за тем войны никого до 1955 года не прописывали, всем давали 24 часа. Здесь у него здание спалился, и он жил затем в Ферстово, там в текущее время и похоронен. А первого староста фатум такая: он был в Финляндии сообща с нами, семью оставил в этом месте, а когда грузили телячьи вагоны, была пофамильная перекличка, он кричал: тут! Из Финляндии привез корову, столь добра! Здесь его семейство оставалась, но люди не стали её выдавать, и семейство осталась в Ручьях, а позже переехала сюда. Думаю, что он был не окончательно в себе. Вернулся он уже после этого перемирия, и как он мог возвратиться сюда, если знал, что он тут делал? Очень многие, которые были связаны с немцами, уезжали в Америку, в Канаду, куда угодно. Можно было оттуда, из Финляндии отбыть, и сильно многие уезжали. А он вернулся сюда, вернулся к семье! Но он не подумал о том, что в этом месте его разом непременно заберут. Его тотчас забрали. Вот эти дети, этой женщины, дочери коммуниста безотлагательно его выдали, рассказали, что это он посадил бабушку и маму. Его немедленно забрали и он крайне резво умер на Колыме (сосед, тот, что с ним работал, прислал письмо). Все его вещи растащили соседи, благоверная резво умерла, сына в армию не взяли, потому что что на нем было пятнышко. Судьба и у детей получилась неудачная
Когда немцы пришли, скот они забрали тотчас. Лошадей отдали старосте, староста взял себе самую лучшую лошадь, а остальных лошадей раздал: одну лошадь на 56 семей. Зимой мы ходили на море, мамаша также ходила. А все рыбу, которую ловили, нужно было возвращать ему, и он делил по едакам. У кого какая семейство, такое численность рыбы. Было весьма бедственное положение, был голод. Потому что зимой, у кого были коровы те, более-менее выходили из положения. А у кого не было коровы, те голодали. Очень многие с голоду умирали. Конечно, люди помогали, делились, но тем не менее В марте мы ели мох, тот, что копали из-под снега, когда таяло болотце. А в середине зимы ходили в лес: выбирали тонкую, молодую березу, ее пилили, и опилки использовали в качестве муки. Их просеивали, мололи, и этим питались. Люди пухли от голода. А вслед за тем, летом 1942 года люди старались усадить, как разрешено больше: турнепс, и брюкву, и капусту, чтобы позволительно было протянуть. И позже уже такого сильного голода не было.
Очень многие уходили в деревья, хотя партизанского движения в нашей деревне не было. Мы это великолепно помним. Есть книжка, выпущенная нашими ветеранами в Кингиссепе к 50-летию советской власти, в 1994 году. Мне эту книгу подарили: там про каждую деревню написано, где шло партизанское движение, но у нас его не было. Каждый сочиняет по-своему. Одному хочется черкануть правду, как все было, а другому без затей накарябать красивую книгу, прославиться. Я отлично помню, что не было партизанского движения в нашей деревне, потому что что мы ходили в деревья за грибами. Мы с одной девочкой ходили, а мой брат с ее братом. Моему брату уже было 1112 лет, они с другом нашли окопы и винтовки, и стали обучаться палить. Они также хотели оставить в чаща, но запрещено было, оттого что у нас мамаша умерла бы. Он хотел, а я ему говорю: Глупости не говори. Мама, если узнает, убьет тебя. Попробуй только! С кем ты уйдешь, ты же ещё мини? А взрослые пацаны все ушли. Там жили в лесу, в окопах. Они не были в Финляндии. У нас есть такая Сергеева Мария, она также там с мужем была. Там они переждали тот самый отрезок времени и таким образом остались на своей родине, и не считались следом никакими врагами народа. Но их было меньшинство. Большинство все-таки немцы угнали насильно, никого не спросили. Забрали корову, теленка, всех кур, овец. Это было позже, в 1943 году.
Потом мы пошли в чаща с Васей, нашли два ружья, стали палить, учились палить, чтобы покинуть в чаща. А немцы были в Сойкино, они непрерывно контролировали. Услышали, что стреляют. Они все время боялись партизан, это было их слабым местом. Они весьма боялись партизан! Партизанское движение нарастало, они это чувствовали. Они вызвали старосту: У тебя под носом стреляют, у тебя там партизаны. Что ты делаешь, когда у тебя под носом стреляют?! Он прибежал домой. Кто стрелял? Его отпрыск сказал, что мы стреляли. Боже мой, где вы нашли? Отобрал все винтовки, патроны. Мама боялась, что все ее в настоящее время заберут в гестапо. Там хватит одного маленького подозрения, и всё! Она утром стала топить печку, налила в чугун воды, чтобы корове теплое пойло изготовить, и до такой степени была расстроена, что когда влага в чугуне закипела, она его вытащила, обронила, и себя всю обварила, кипятком облила. Ужасно! Но я хочу вымолвить, что новоиспеченный староста, Николай Данилов, ибо он все-таки спас маму. Сдал ружья, патроны, сказал, что нашел в окопах. Туда в эти окопы, ездили ревизовать, но никого не нашли. Люди одним духом уходили. Видимо, там были пацаны, может, и партизаны, не знаю, не могу изречь, но оттуда все ушли, никого они не нашли. Но ружья безотлагательно сдали. Как он спас маму, не знаю, но маму не забрали. Но маменька следом этого вот такая больная уехала в Финляндию. Врачей не было, женщины приносили гусиный жирок, и гусиным жиром лечили ожоги.
А.Д.: Администрация помогала?
- Она выполняла только надзорную функцию. Ничего не давали, никакой помощи не было вообще. Контролировали, не связаны ли с партизанами. Ночные патрулирования, повсюду записки на столбах: За связь с партизанами расстрел! В ночное время ограниченное движение. Все обязаны были сдать лыжи, чтобы не было ни одного следа. Если увидят в лесу след, всё, тот самый джентльмен будет уличен в связи с партизанами, и он будет приговорен к расстрелу, или его увезут в гестапо. Я помню, как все лыжи убрали, и как я эти лыжи спасала. Брат после этого был с этими лыжами повсюду и в Финляндии, и позже в Ярославской области.
А.Д.: Кто патрулировал?
- Немцы и полицаи. Среди нашего населения некоторые молодые пацаны, которые не были взяты в армию, сотрудничали с немцами. Но некоторые сотрудничали как? Они спасали своих же ребят. У нас был на Евсеевой напасть единственный, Леня, он также сотрудничал с ними, но он спасал всех наших ребят. Один раз немцы пришли, а у соседа было три сына: эти наши пацаны уже знали, что немцы их заберут, и решили покинуть в лесной массив. Ночью они с друзьями пришли домой, чтобы выспаться и схватить провизию, а немцы узнали. Но понимаете, полицаи были свои, и они привели немцев к нам: вместо них к нам. Мы в тот самый день помылись в бане, и безмятежно спали, кто на печке, кто на кроватях, все расположились дома. А ночью вот так стучат в ворота. Мама лежала на печке с обожженной ногой, не может стать, кричит: Вася, открой. Она чувствует, что сегодня все стекла полетят. Вася соскочил с постели, открыл ворота, и джентльмен 5 немцев с собакой, с винтовками, с автоматами ворвались в комнату. Мама зажгла фунилку, керосина не было, маленькие такие фунилки были, это такая жировая лампада. Мама показывает с печки, что больна, не может стать. Немец говорит: Пас, пас. Мы поняли, что ему нужен удостоверяющий личность документ. Вася побежал в коридор, там сундук, в сундуке хранился удостоверяющий личность документ. А в паспорте только маменька, я и Вася. Так они пошли во двор на сеновал, весь сеновал штыками прошли. Они думали, что партизаны спят на сеновале. Это наши полицаи дали ложные показания, и они пришли к нам. Мы, конечно, всю темное время суток не спали, но немцы все просмотрели и ушли. Утром тетя Лена приходит доить корову, в силу того что что матушка больна, не может стать. Мама рассказала, что мы всю темное время суток не спали, у нас были немцы, искали партизан. Она так и села. Ай, так это же у меня 10 дядя было. Это они к нам должны были придти, но это, вероятно, Леня увел их в ваш дом. Представляете как было? Но этого Леню также посадили, он 10 лет отсидел, а после этого вернулся.
А.Д.: Часто у вас немцы появлялись?
- Немцы по деревне ходили нередко. Они, конечно, нахалы приличные. Они приходили во двор к кому угодно, и забирали кур. Минуя порой более того старосту, забирали овцу или ещё что-то. Конечно, мы говорили старосте. Но что он мог изготовить? Абсолютно у всех забирали. Мы все шибко боялись. Все время эти записки на столбах Потом когда людей увозили в гестапо, было такое тревожное ощущение, что думали, что там овца, теленок? Это бредятина, когда человека уже нет.
А.Д.: Время на игры оставалось? Все-таки вы дети были.
- Ходили в деревья за ягодами, грибами. Голод был, было не до игр. Мы были такие тихие, сосредоточенные, думали, что совершить. Мы, маленькие, но нужно что-то действовать, чтобы подмогнуть маме, чтобы зимой не голодать, чтобы было что есть, чтобы не пухнуть с голоду. Люди пухли, а это же все было на наших глазах, и это заставило нас самих полагать. Не до каких игр было Я помню, собрались в одно прекрасное время, нас как собак нерезаных было детей, и как раз эту женщину, дочка коммуниста увезли, и ее дети остались сиротами. И вот мы все собрались и пошли все по домам. Кто что достал, кто принес кусок хлеба, у кого-то кусок сахара был. Все мы им принесли, только не плачьте, в силу того что что мы сообща как-нибудь выживем. Мы же сообща учились! А они плакали, маму забрали, и они остались одни. Куда шагать? Их взяла тетя
А.Д.: Перед войной какой в этом месте был процент русских?
- Русских перед войной было крайне самое малое. Единицы были. В нашей деревне одна русская семейство была: Ручевская Настя с двумя детьми. Все были ижоры 64 дома у нас было. Журенковы, не знаю: я не слышала, чтобы они разговаривали по-ижорски. А остальные все по-ижорски говорили. Женщины все время на работе, и все говорили по-ижорски.
А.Д.: Немцы при этом относились, как к русским? Или было чувство, что они вас воспринимают, как не окончательно русских?
- Нет, этого мы не ощущали. Для немцев мы все одинаково были славяне, все одинаково русские. Я помню, в этом месте стояла одна леди, Василиса, чуть-чуть легкого поведения, все о ней так говорили. Она мужчин принимала, и остальное. Веселая была вдова. И она перед ними кокетничала. Из них единственный говорил по-русски, и он сказал: Вы нас не бойтесь, если вы будете лояльно относиться к новой власти, ничего вам плохого не сделаем, все у вас будет стандартно, хорошо. Перед нашим домом вечно была танцевальная площадка. Раньше молодая поросль с гармошками тут танцевала. Но при немцах, к сожалению, наши девушки с немцами гуляли. Немцы приходили на эту танцевальную площадку, и девушки приходили: с Ручьев, с горы, красивые, холеные, накрашенные, и танцевали, и гуляли с немцами. Это было в 1942 году и летом 1943 года. И более того у нас была бывшая Танина товарка, Ксения, она также приходила сюда на танцы. Мы думали: Муж на фронте, а она тут с немцами крутит! Я это помню славно. Но следом одна из них говорила, что они антикультурные. Все-таки они родное превосходство высказывали. И ещё помню, в Свистино ходил единственный громадный шеф, германец. Вид у него был в действительности добродушный. У некоторых нетрудно на лице написано он изуверский, действительный фашист. А вот он с одной женщиной также так ухаживал за ней, говорил, что женится, потом войны увезет в Германию Мы это все обсуждали. Думаем: Уударять её необходимо! Как она смеет, он же фашист? Я помню родное детское восприятие. Абсолютный максимализм, полное неприятие. Не знаю, почему Но у нас не было такого, чтобы вылезти замуж только чтобы съехать из своей страны. У нас была гордыня за свою страну, преданность своей стране!
А.Д.: Я знаю, что немцы приветствовали возвращение религии. Что-то было?
- Не успели. Наш педагог нам говорил, что, может быть, нас заставят обучать закон божий. И мы вынуждены будем обучать, в силу того что что у нас в текущее время другая верх. Этого не было, не успели, но церковь во время войны была восстановлена при помощи немцев. Эта церковь сегодня разрушена, а она была шибко красивая. Там была работа, старушки все ходили, и я помню, что маменька брала и меня, я ходила. Кстати тот самый староста, тот, что был над 16 деревнями, он ходил только в белом костюме, и он был старостой в этой церкви в Сойкине. Очень он цвел! Люди все ему носили, в силу того что что поп жил у него. Батюшка, тот, что вел там службу, юный поп, он приходил постоянно в здание старосты. У него там было две комнаты. Был Великий Пост, мать всю дорогу ела только лепешки из картошки и воду пила, но когда я заходила туда, я видела столик, а там и гуси, и яств полно. Я приходила и говорила: Мама, я не знаю, может, бог и есть, но ты посмотри, что делает поп! Ты ешь лепешки с водой, а ты посмотри, что ест поп! У тебя осталось от советской власти мини ломоть сахара, ты его отнесла попу! А старушки воистину так верили в бога, что думали, поможет, может, и махаловка закончится. Они всё последнее несли попу. Я говорю: Он жирует в Великий Пост. Он должен являть эталон преданности богу, но этого же нет! Помню, у нас с мамой на эту тему была дискуссия. Может, бог и есть, но попы неверные. Вам преподают одно, а сами делают другое, уже никакой веры к этому попу нет. Люди в церковь отдавали последнюю копейку: надеялись, что бог поможет. Хотя, может быть потому у нас хоть 30 домов, но осталось. В других деревнях вообще ничего не осталось У нас крестный ход проводили: кругом деревни проходили крестным ходом. Несли советские ещё гроши, и все эти денежки остались у старосты и попа, конечно.
А.Д.: Какие гроши в то время были в ходу?
- Советские монеты. Красные такие десятирублевки с изображением Ленина. После войны был обмен этих денег. И позже уже эти старушки говорили, что бог его покарал, этого старосту он эти монеты взял, и у него счастья нет, и у его семьи счастья нет.
А.Д.: Какие то сообщения с фронтов до вас доходили? Немцы вели довольно активную пропаганду.
- Немцы вели такую пропаганду, что Питер будет вот-вот взят. Завтра уже Гитлер будет в Питере, здороваться всех питерцев, которых освободил от коммунистического ига. Они будут существовать крайне хорошо. Такая агитационная деятельность была постоянной. Все новости мы получали только на собрании. Собрания проводили в больших помещениях, домах: собирали всех людей, и там уже староста докладывал, читал газету. Осталось каких-то 5 километров, и Питер взят. До Москвы вовсе рукой отдать также. Взят Смоленск, России нет, это все будет свободной Германией. И мы будем трудиться на свободную Германию. Вот такую пропаганду вели, и у нас три девушки клюнули на эту пропаганду, и уехали добровольно в Германию, трудиться на свободную Германию. Приехали туда, а там их в батраки, так и они вкалывали до последнего момента. Но нас это колотило: как разрешено добровольно съехать в Германию? Добровольно!!! Но в текущее время я уже бытие прожила, я понимаю: может быть, они были крайне молодые, битва, растерянность, безграмотные. Что там, 45 классов образования. Может быть, они на самом деле поверили, что будет лучше. Можно оставить с колхоза. Ведь раньше как было: с колхоза воспрещено было покинуть, всю существование ты должен был трудиться в колхозе, паспортов не было. И вот они, видимо, хотели отбыть в городок, вылезти замуж. Каждая наверно думала о лучшей жизни.
Я помню, что были и листовки, но почему-то мне они не разу не попались. Брат мне рассказывал, что видел листовки: Ленин пишет из могилы: не зовите Ленинград, его строил Петр Первый, а не, я плешивый гад.
А.Д.: А с советской стороны инфа была? Допустим, о Сталинградской битве Вы когда узнали?
- После войны. Потому что в 1943 году мы жили в Финляндии, и там мы также никакой информации не получали. Информацию получали только, когда приехали в Ярославскую область. Там также была деревня: радио не было, газет без малого не было. Но там почтальон вечно в сельсовете, и когда она приносила почту, то непременно получала какую-то информацию. Какие города сданы, какие города наши советские войска освободили. А так мы ничего не знали.
А.Д.: Какие-то изменения в поведении немцев 1941 года и 1943 года были? У вас не возникало привыкание к оккупации?
- Даже не могу в текущее время изречь. Я помню, что в 1942 году мы ходили на берег моря сбывать землянику, меняли на хлеб. Один раз удачно, единственный раз неудачно. Мы смотрели на эти корабли, которые приходили. Там был основательный пирс, стояли сильно большие корабли. Кто знает, что будет, как продолжительно немцы будут Мы думали об этом все время. В одном месте было партизанское движение, у нас там жила двоюродная сестра, она была партизанкой. Ее также взяли, и в Кенгиссепе убили. Все время шли эти слухи: того убили, того забрали. Люди, когда приходили, все время передавали: кого-то забрали, убили, кого-то немцы ищут. Вот тот самый опасение и натуга было в течение всего этого периода. Это нас не покидало. А позже стали сообщать, что нас увезут. Куда увезут? Пришла Аннушка, сказала маме, кто-то ей сказал, что увезут на пароме посредством море. Мол, нас погрузят на открытые паромы и повезут то ли в Эстонию, то ли в Финляндию. А там наши войска бомбят эти паромы, и мы будем непременно утоплены. Обязательно эти паромы утопят! Мама сшила нам белые рубашки, как покойникам, если уж мы уйдем на тот свет, то в белых рубашках. Это я метко помню. Но ужас не покидал, отчего нас увозят, куда? Почему мы должны бросить свои дома? А следом мы стали считать о том, если нас увозят, то надобно собственность скрыть. А нежданно-негаданно кто вернется домой? Может, Аня вернется, которая была на Урале, и мы о ней ничего не знали. Настя была, мы также о ней ничего не знали. И мы решили в огороде выкопать яму и закопать там всё. Мама лежала на печке, но она Васе сказали, что закопать. Папино пальтецо положили, швейную машинку, ещё что-то, и все закопали. Мы, когда приехали, конечно, ничего не было. Ямы не было, и в яме ничего не было. Все было вырыто. Не знаем кто, может, и свои, которые из леса вернулись, им также существовать нужно было чем-то. Трудно проговорить.
А.Д.: У вас была швейная машинка?
- Да. Подольская, старинная, Зингер.
А.Д.: Помогала она вам выжить? Многие говорят, что швейные машинки помогали выжить.
- Нет. Мама шила только для себя, для продажи ничего не шила. Нам, конечно, она все шила. Папино пальтецо нам перешивала. Мы в школу завсегда ходили во всем новеньком. Она все перекрасит, перешьет, и снова новенькое, чистенькое. Мы были довольны. Люди завсегда говорили: У Марии, по всей видимости, золото, смотри, как дети одеты. А мать ночами это делала! Днем в колхозе на работе, а ночами шила нам одежду, чтобы мы были не хуже других одеты. Хотя отца не было, папа умер. Но натуга было все время. И позже уже, когда уезжали, корову забрали. А что такое, корову забрали? Это так трогательно, я более того сегодня вспоминаю эти моменты, плачу. Все одинаково пропускаешь тот отрезок времени сквозь себя. Это крайне нелегкий период
Потом нам уже метко сказали, что нас будут вывозить. Куда? Зачем? Кто из дома хочет отбыть?! У людей мужья в армии. У Андреевой Фени супруг ушел в армию, у нее было двое маленьких детей: единственный с 1940 года, прочий с 1939 года. Маленькие дети, куда их?! Нет, нас же всех опосля наше руководство обвинило, что мы все добровольно уехали в Финляндию. Не было этого! В нашей Ленинградской области есть ещё ингерманландские финны. У них финский язык, и они реально финны. Может быть, они и желали поехать, может быть, из них и были добровольцы. А у нас в этом месте никого не было, в силу того что что мы финского языка не знали, только российский. Мы считали себя русскими: пишем по-русски, читаем по-русски, по-фински не знаем ни одного слова. Куда мы поедем? Тем больше, нас не в Финляндию увозили, а в Эстонию, в лагерь для переселенцев. Это не было концлагерем, хотя концлагерь был рядом: он в Клога Ягала, а нас привезли туда же, в Палдиски. Концлагерь рядом был большим. Это был единственный из первых концлагерей, куда после этого вошли наши войска. Там были то ли полицаи, то ли немцы, то ли эстонцы. Рядом была колящая проволока, немцы, овчарки. Любопытно же было, и мы ходили туда кинуть взор. И женщины нас спрашивали: Девушки, вы откель? Мы из-под Ленинграда. Они заинтересовались, и нежданно-негаданно появился полицай, и мы немедленно разбежались. Там их расстреливали и сжигали трупы между дровами. Тех, кто был в этом концлагере, на практике всех расстреляли
В Палдиски нас привезли в такие общие бараки на 150 мужчина, это бывшие военные казармы. Мы могли только сиживать, валяться мы не могли, в силу того что что так было хоть отбавляй народу. Сели на свои котомки, сидя и спали. Три дня нас вообще не кормили. У кого-то был хлеб, лепешки. А сквозь дня сказали, что дадут первое блюдо. Мы все пошли в очередность. Очередь была на километр-полтора. Что-то там в котлах варилось Когда получили эту баланду, ее кушали, по поварешке на человека. Потом говорили, что это то ли дохлая конина, или лосятина с отрубями. Ещё у нас вообще не было воды. Стирали в лужах, ходили к одному крану, чтобы забрать попить. Там также была огромная очередность, чтобы забрать бутылку воды и чуть-чуть попить. От этого люди стали хворать и помирать. Больше тысячи людей умерло, а всего нас было 6 тысяч. В основном, дизентерия была. Это было массовое истребление людей! Потом туда приехали финны. Финны были заинтересованы в здоровой дешевой рабочей силе, и немцы продавали нас, как бесплатную рабочую силу. Финны стали нам одаривать сильные уколы, и при мне единственный чувак безотложно умер от укола, таковый мощный был укол. Я так думаю, что это было лекарственное средство. В Клога, в лагере для переселенцев, мы пробыли 49 дней. Я всех останавливаю и говорю, когда люди в текущее время спекулируют на этом. Не нужно! Да, там было погано, были вши, жутко передать какая грязища. Вши и голод сделали близкое занятие, потому шестая доля умерла. В основном умирали дети и старики: у меня также и сестра двоюродная, и бабуся умерли. Но это был не концлагерь!
Потом нас посадили на судно Вирго и повезли в Финляндию. Мы прибыли в Ханко. Раньше это была наша военная база, но тогда там были немцы. Проволока, повсюду овчарки. Нас привезли в лагерь, и в этом лагере детям стали одаривать по стакану молока в день. Потом нам там давали геркулесовую кашу. Я с тех ем геркулесовую кашу, вследствие того что что геркулесовая кашка нас на практике всех поправила, мы вылечились. И ещё нас водили в баню. Там мужчины и женщины все сообща, 120 градусов жары, все горело, но зато все вши уничтожились. И это всю дорогу, немного месяцев продолжалось. И вы знаете, вши выходили легко из-под кожи! Из бани придешь, оденешь все чистое, а утром полно вшей. Я бы ни при каких обстоятельствах в это не поверила, если бы это было не со мной. Но это было со мной, и с мамой, и с братом. У всех так было. Белые, большие вши. Они были на верхней одежде, кругом. Спать вообще нереально, все время чесались. Вши у людей неизменно появляются подобно тому как от голода, отчего, не понимаю. В этих лагерях (поначалу в Ханко, позже Раума) нас привели в ощущение. Нас кормили геркулесовой кашей, а в Раума временами более того давали гороховый супец, ели в обед. Кормили 3 раза, и по стакану молока детям.
Потом, в Раума, нас распределили по кулакам, хозяевам, тот самый были зажиточные собственники больших участков земли. Очень многие, которых не захотели забирать землевладельцы, стали действовать на заводе. Вот Андреева работала на заводе. Наших хоть отбавляй работало на деревообрабатывающем заводе. Они получили маленькие комнатки, получали зарплату, её хватало на питание, все привычно. Землевладельцы были также разные. Некоторые кормили ладно, давали одежду и обращались привычно. У нас была хозяйка, хозяина не было, он давнехонько умер, а сынуля был в армии на немецкой стороне, и его убили на фронте. Он погиб не в финскую войну, не в 1939 году, а в 1941 году. Поэтому она ненавидела всех, в том числе и нас. Она считала, что это мы повинны в том, что убили ее сына. Только Россия повинна! Она же не понимала, что германец напал на Россию, и Финляндия добровольно пошла с немцами. И вот она была сильно жестокой. Она крайне нас ненавидела. У нее было две наших семьи: одна семейство была с Гатчины, и мы. Кроме того, у нее было 16 мужчина военнопленных, которых финны легко хватали с лагерей для работы. Военнопленные жили в страшных условиях: жили в маленьком помещении, спали дружбан на друге. Ужасно! И кормила она их шибко скверно. Хотя и нас она весьма худо кормила. Нам неизменно не хватало, мы у нее вечно голодали, нам завсегда хотелось есть, мы же росли. Работали мы на практике задаром. Год без малого работали, а она нам за это дала столь денег, что маменька смогла достать только единственный мешок муки.
Так же читайте биографии известных людей:
Екатерина II Великая Ekarerina II
Екатерина II Великая, Екатерина Алексеевна - императрица всероссийская (1762-1796). Родилась 21 апреля 1729 года. При рождении имела имя София..
читать далее →
Екатерина Медичи Ekarerina de Medicis
Екатерина Медичи - королева и регентша Франции, жена Генриха II, короля Франции из Ангулемской линии династии Валуа. Родилась 13 апреля 1519..
читать далее →
Екатерина Дашкова Ekarerina Dashkova
Вскоре после вступления на престол Павла I в ноябре 1796 г. московский генерал-губернатор Измайлов приехал в богатый дом княгини Дашковой, вошел в..
читать далее →
Екатерина Кускова Ekarerina Kuskova
Кускова Екатерина Дмитриевна (Прокопович) (1869, Уфа-22 дек. 1958, Женева). Отец - учитель гимназии, затем акцизный чиновник (в 1881 оставил семью,..
читать далее →