Известные люди
»Николай Рубцов
Рождение: Россия, 3.1.1936
Можно только поражаться тому дьявольскому невезению, которое сопровождало поэта по жизни. Будто магнитом он притягивал к себе неприятности и всегда оказывался в них крайним...
Николай Рубцов родился 3 января 1936 года в городе Емецке Архангельской области в элементарный семье. Его папа - Михаил Андрианович - работал начальником ОРСа местного леспромхоза. Мать-Александра Михайловна - была домохозяйкой. В семье Рубцовых было пятеро детей: три дочери и два сына. На миг рождения Николай был пятым, самым младшим ребенком в семье (еле-еле позже родится ещё единственный мальчик- Борис).
Перед самым началом войны семейство Рубцовых перебралась в Вологду, где папа будущего поэта получил высокую пост в местном горкоме партии. Проработал он там немного больше года, после этого чего в июне 1942 года его призвали на фронт. Дело, в общем, для военного времени обычное, при всем при том незадолго до отправки Рубцова-старшего в его семье случилась беда: умерла хозяйка. Так как покинуть четверых детей без взрослой опеки (к тому времени дочери Рая и Надежда умерли позже болезни) папа никак не мог, он вызвал к себе свою сестру Софью Андриановну. Та приехала в Вологду, при всем при том брать всех детей отказалась. Поэтому с ней уехала только старшая из дочерей - Галина, а младшие были разбросаны кто куда. Альберт был отдан в ФЗУ, а Николай и Борис отправились в Красковский дошкольный детдом.
Что такое ребяческий жилище, да ещё в голодное военное время, растолковывать не необходимо. Пятьдесят граммов хлеба да миска бульона - вот и весь тогдашний рацион детдомовцев. Иногда детишки ухитрялись тибрить на воле турнепс и пекли его на кострах. И хотя всем обитателям детдома жилось несладко, при всем при том Коле Рубцову в особенности. Совсем недавно у него была любящая матушка, папа, немного братьев и сестер, и внезапно - полное одиночество. Особенно оно обострилось потом того, как количество детдомовцев, в том числе и его брата Бориса, оставили в Краскове, а Николая вкупе с другими отправили в Тотьму. Так оборвалась последняя ниточка, связывавшая мальчика с родными. Единственным лучиком света тогда для семилетнего Коли была надежда на то, что с фронта вернется папа и заберет его назад домой. Но и этой мечте мальчика не суждено было сбыться. Его папа оказался подлецом: он женился во второй раз и вскоре у него появились новые дети. Про старых он забыл.
Между тем посреди детдомовцев Рубцов считался одним из лучших учеников. И хотя учили их намного хуже того, что было в средних школах (на четыре предмета был единственный учитель), при всем при том дети и этому были рады. И третий класс Коля закончил с похвальной грамотой. Тогда же он написал и родное первое стихотворение.
Что касается характера мальчика, то, по воспоминаниям его товарищей по детдому, он был посреди них самым ласковым и ранимым. При малейшей обиде он отходил в сторону и скорбно плакал. И кличку он тогда носил достаточно мягкую для пацана - Любимчик.
В июне 1950 года Рубцов закончил семилетку и, чуть-чуть получив диплом, покинул стены ставшего ему родным детдома. Его дорога лежал в Ригу, в мореходное училище, о поступлении в которое он мечтал все последние годы своего пребывания в детском доме. Он преисполнен самых радужных надежд и ожиданий. К сожалению, его мечте так и не суждено было сбыться. В мореходку хватали с пятнадцати лет, а Николаю было четырнадцать с половиной. Поэтому он вернулся назад в Тотьму и там поступил в лесной техникум.
И все же его греза о море сбылась в 1952 году. Закончив техникум и получив на руки удостоверяющий личность документ, Рубцов отправился в Архангельск, где вскоре устроился помощником кочегара на тральщик "Архангельск" - "старую калошу", которая уже проплавала 34 года. Вся ее команда состояла из прожженных бичей, призвать к порядку которых было не шибко легко. В море они работали как черти, при всем при том на берегу только и делали, что шлялись по бабам да кабакам. Николай проработал на судне без малого год, потом чего подал заявление об уходе. Он решил продолжить учебу. Приехал в городок Киров и поступил в горный техникум. Но и там продержался всего только год. В 1954 году кинул его и отправился скитаться. Будучи в Ташкенте, в первый раз задумался, что находится на "Земле, не для всех родной".
В марте 1955 года Рубцов возвращается в родные края, в Вологду, и в первый раз пытается разыскать своего отца. До этого во всех своих анкетах он неизменно писал: "Отец погиб на фронте". Это объяснялось не его неведением сравнительно судьбы родителя, легко он не мог ему извинить предательства и того, что не забрал его из детдома. Но на тот самый раз Николай пересилил себя и первым попытался определить контакт с отцом.
Встреча так и не растопила ледяную стену, которая возникла между отцом и сыном за эти годы. У Михаила Андриановича была юная благоверная и маленькие дети. Он занимал внушительный пост в местном ОРСе и жил в отдельной квартире. Появление сына, которого он уже успел выпустить из памяти (потому что кинул он его в шестилетнем возрасте), его прямо не устраивало. Николай это понял тотчас, как только они встретились. Поэтому в доме отца он не запоздал и принял предложение своего брата Альберта приткнуться трудиться к нему на полигон в поселок Приютино под Ленинградом.
К тому времени Альберт был уже женат и жил с женой в отдельной комнате в бывшем господском доме. А Николая он устроил в местное общежитие. Именно в Приютине к Николаю в первый раз пришла влюбленность. Девушку звали Таисия. Рубцову она весьма нравилась, а вот он ей не крайне. Однако его ухаживаний она не отвергала, и вечерами они подолгу гуляли по поселку. Но длилось это недолго: в конце 55-го Рубцова призвали в армию. Таисия его, как положено, проводила, а далее вышла замуж за другого. Обычная, в общем-то, история.
В армии Рубцов служил на Северном флоте: был визирщиком на эскадренном миноносце. Служба давалась ему нетрудно, чему, видимо, много способствовало прежнее, детдомовское прошлое. Трудностей он не боялся. Уже посредством год стал отличником боевой и политической подготовки и более того был удостоен права посещать занятия литературного объединения при газете "На страже Заполярья". Его вирши стали все чаще являться в этом армейском органе печати. Правда, это были со всей откровенностью слабые вирши.
В октябре 1959 года Рубцов демобилизовался и приехал в Ленинград, где устроился рабочим на Кировский предприятие. Там в первый раз стал обретать хорошую зарплату - 700 рублей. Для неженатого человека это были приличные капиталы. Поэт в одном из писем той поры признавал: "С получки в особенности хорошо: хожу в театры и в кино, жру пирожное и мороженое и шляюсь по городу, нисколько не качаясь от голода". Однако в том же письме он замечает с грустью: "Живется как-то одиноко, без волнения, без особых радостей, без особого горя. Старею понемножку, так и не решив, для чего же живу".
В 1960 году Рубцов решает продолжить учебу без отрыва от производства и поступает в девятый класс школы рабочей молодежи. Одновременно с этим он активно посещает занятия литературного объединения "Нарвская застава" и писательский круг при многотиражке "Кировец". Пишет он тогда как собак нерезаных. Причем многие его серьезные произведения (которые позднее станут знаменитыми) его коллеги по литобъединению радикально бракуют. Зато те, что написаны с юмором, иронией, получают самую высокую оценку.
1962 год был отмечен в судьбе Николая безотлагательно несколькими приятными событиями. Во-первых, тогда вышла его первая книга под названием "Волны и скалы" (5 тысяч экземпляров). Во-вторых, на одной из вечеринок он познакомился с Генриеттой Меньшиковой, которая в апреле 1963 года родит ему дочка Лену. И в конце концов, в-третьих, он благополучно сдал экзамены в Литературный институт в Москве. Но не только радости случались в тот год. 29 сентября от рака умер его папа.
В Москве Рубцов поселился в общежитии Литинститута и достаточно резво стал известен в среде молодых столичных поэтов. Написанные им вирши - "Осенняя песня", "Видения на холме", "Добрый Филя" - вскоре были опубликованы в журнале "Октябрь" и стали крайне популярны у читателей. Хотя в стенах самого института касательство к молодому поэту было неблизко не однозначным. Половина его коллег считала его бездарностью, количество говорила, что он "стихотворец средних возможностей", и только малая толика остальных видела в нем будущую надежду русской поэзии.
По мнению людей, рядом знавших поэта, он был крайне мнительным человеком. Он знал шибко полно всяких рассказов про нечистую силу и порой темными ночами рассказывал их друзьям на дрёма грядущий. А как-то раз он решил погадать на свою судьбу необычным способом. Он принес в общежитие пачку черной копирки и стал вырезать из листов самолетики. Затем он открыл оконце и сказал товарищу: "Каждый авиалайнер - фатум. Как полетит-так и сложится. Вот фатум... (и он назвал имя одного из своих приятелей-студентов)". Самолетик вылетел из окна и, плавно пролетев немного десятков метров, приземлился на снежной аллее под окном. То же самое произошло и с другим самолетиком. "А это - моя судьба", - сказал Николай и пустил в небеса третий авиалайнер. И чуть он взмыл в воздух, как тут же поднялся порыв ветра, легкую конструкцию подняло вверх, после этого грубо швырнуло вниз. Увидев это, Рубцов захлопнул оконный проем и больше самолетиков не пускал. Почти целую неделю потом этого он ходил подавленный.
Учеба Рубцова в Литинституте продолжалась до декабря 1963 года, вслед за тем чего его выгнали. 3 декабря он заявился в пьяном виде в Центральный здание литераторов и устроил драку. И уже на следующий день после этого этого ректор подписал распоряжение об его отчислении. Почему же с ним поступили так жестко, а не стали становить на картина или лишать стипендии? Все занятие в том, что за время своего обучения стихотворец уже столь раз попадал в различные пьяные истории, что происшествие в Доме литераторов переполнил чашу терпения руководства института. Вот и не стали с ним церемониться.
Между тем свидетели происшествия в ЦДЛ потом рассказывали, как на самом деле возникла та "драка". В тот закат дня на сцене Дома выступал какой-то оратор, тот, что рассказывал слушателям о советской поэзии. В конце своего выступления он стал перечислять фамилии известных поэтов, но не упомянул Сергея Есенина. Это и возмутило Рубцова. Он стал кричать: "А Есенин где?", за что тут же был схвачен за шиворот рьяным администратором. Николай стал вырываться, что попозже и было расценено как "драка".
К счастью, истина об этом происшествии вскоре дошла до ректора Литинститута И. Н. Серегина, и он в конце декабря издал свежеиспеченный директива, в котором говорилось: "В связи с выявленными на товарищеском суде смягчающими вину обстоятельствами и учитывая раскаяние тов. Рубцова Н. М., воссоздать его в числе студентов 2-го курса...".
Справедливость была восстановлена. Правда, ненадолго. Уже сквозь полгода следом этого - в конце июня 1964 года - Рубцов попал в новую скандальную историю. И заново в ЦДЛ. Ситуация выглядела следующим образом. Наш герой и двое его однокурсников отдыхали в ресторане Дома литераторов. Время уже подходило к закрытию, но друзья не собирались закругляться. Они подозвали к своему столику официантку и заказали ещё одну бутылку водки. Однако официантка им отказала, объяснив, что сорокоградусная кончилась. "Тогда принесите вино", - попросили ее студенты. "И винцо также кончилось!" - отхватила официантка. И в тот же миг ее окликнули с другого столика и также попросили спиртного. И тут друзья-студенты увидели, как изменилась их собеседница. Она внезапно расплылась в подобострастной улыбке и практически бегом отправилась осуществлять заказ клиентов. Вскоре на их столе появился заветный графин с водкой. Судя по всему, как раз тот самый момент и вывел из себя подвыпившего Рубцова. Когда официантка снова подошла к их столику, чтобы сообщ ить, что кабачок закрывается, он заявил: "Столик мы вам не оплатим, покуда вы не принесете нам водки!" Официантка тут же побежала жалиться метрдотелю. А тот не нашел ничего лучшего, как побудить милицию. Всю троицу под руки выпроводили из ресторана. Самое удивительное, до отделения милиции довели только одного Рубцова (по дороге двое его приятелей куда-то "испарились"). В результате он стал "козлом отпущения", и 26 июня появляется инструкция об его отчислении из института.
Можно только поражаться тому дьявольскому невезению, которое сопровождало поэта без малого в большинстве подобного рода случаев. Будто магнитом он притягивал к себе неприятности и вечно оказывался в них крайним.
Как это ни чудно, но вслед за тем отчисления из института Рубцов не впал в уныние и более того, по мнению видевших его тогда людей, выглядел полностью успешно. Этому было немного объяснений. Во-первых, его личная бытие складывалась тогда совершенно удачно. Например, летом он замечательно провел время с женой и дочкой в деревне Никольское Вологодской области, там, где он закончил когда-то начальную школу. Во-вторых, в журналах "Юность" и "Молодая гвардия" появились первые крупные подборки его стихов. А это было не только моральной поддержкой молодому поэту, но и материальной.
К сожалению, относительное благополучие поэта длилось всего месяца три. Осенью монеты, заработанные от публикаций, иссякли, и Рубцову пришлось довольствоваться копеечными гонорарами из газеты "Ленинское знамя", в которой порой печатались его вирши. А потом случилась новая засада. Так как Рубцов нигде не работал, местное сельское руководство объявило его тунеядцем и вывесило его портрет в сельпо. Но аккурат в тот самый отрезок времени были написаны вирши (рядом пятидесяти), большая количество из которых далее войдет в сокровищницу отечественной поэзии.
В январе 1965 года Рубцов ещё раз вернулся в Москву и благодаря стараниям своих друзей сумел восстановиться на заочном отделении Литературного института. Однако прописки в столице у него не было, вследствие этого ему приходилось скитаться по разным углам, вплоть до скамеек на вокзалах. А в апреле 1965 года последовал свежеиспеченный дебош.
17 апреля Николай пришел в общежитие института, надеясь, что его пустят переночевать. Но его не пустили. Тогда Рубцов поймал такси в 17-м проезде Марьиной Рощи и попросил отвезти его на одну из улиц города, где жил его приятель. Доехав до пункта назначения, Николай отдал водителю (уместно сказать, это была женщина) три рубля, надеясь обрести с них сдачу, так как счетчик набил всего только 64 копейки. Однако шофер возвращать ему сдачу отказалась. И тогда стихотворец потребовал везти его к первому постовому милиционеру. Видимо, у него он думал выискать правильность. Но все получилось напротив. Милиционер поверил не ему, а женщине-водителю, забрал его в отделение, и там был составлен подобающий протокол. Через день он уже лежал на столе у ректора Литературного института. Так стихотворец в очередной раз лишился студенческого билета.
Тем временем дала трещину и его семейная существование. Во многом этому способствовала его мать жены, которая в настоящий момент жила вкупе с дочерью и внучкой в Никольском. Каждый раз, когда Николай возвращался из Москвы в деревню, мать жены не давала ему проходу, ругала за тунеядство, пьянство. Вскоре она перетянула на свою сторону и дочка. Когда существовать в одном доме стало для Рубцова вовсе невмоготу, он уехал куда глаза глядят.
В течение последующих двух лет Рубцов побывал во многих местах страны, более того какое-то время жил в Сибири. Осенью 1967 года свет увидела ещё одна книжка его стихов - "Звезда полей", которая принесла ему большую известность. В следующем году его наконец-то приняли в Союз писателей и более того выделили комнату в рабочем общежитии на улице XI Армии в Вологде. В 1969 году он закончил Литературный институт и получил на руки диплом. В сентябре того же года его зачислили в штат работников газеты "Вологодский комсомолец". И в довершение всего дали однокомнатную квартиру в "хрущобе" на улице Александра Яшина. Переезжал туда Николай, имея на руках всего только потрепанный чемодан и томик Тютчева. Казалось, что бытие у поэта потихоньку налаживается и спереди его ждут только радости. Ведь сколь он уже натерпелся. Однако...
В 1969 году у Рубцова появилась леди, которой суждено будет сыграть в его судьбе роковую образ. Звали ее Людмила Дербина (она родилась в 1938 году). 2 мая 1962 года они встретились в компании в стенах общежития Литературного института (их познакомила поэтесса Вера Бояринова). Однако тогда это было всего только мимолетное знакомство. Рубцов, носивший запыленный берет и старенькое вытертое пальтецо, произвел на девушку отталкивающее ощущение. Но уже посредством четыре года следом этого, прочитав книгу его стихов "Звезда полей", Дербина вдруг почувствовала к поэту сильное влечение. К тому времени за ее плечами уже был навык неудачного замужества, появление дочери. Зная о том, что и Рубцов в личной жизни также не устроен, она как гром среди ясного неба решила познакомиться с ним поближе. 23 июня 1969 года она приехала в Вологду, и в этом месте вскоре начался их роман. Завершился он тем, что в августе того же года Дербина переехала с дочерью в деревню Троица, в двух километрах от Вологды, и устроилась на работу библиотекарем. Позднее она вспоминала:
"Я хотела изготовить его существование более-менее человеческой... Хотела упорядочить его быт, вписать хоть какой-то уют. Он был стихотворец, а спал как окончательный босяк. У него не было ни одной подушки, была одна прожженная простынка, прожженное рваное одеяльце. У него не было белья, ел он прямо из кастрюли. Почти всю посуду, которую я привезла, он расшиб. Купила я ему как-то куртку, замшевую, на "молнии". Через месяц спрашиваю - где? Он так спокойно: "А-а, подарил, понравилась тут одному".
Все восхищались его стихами, а как мужчина он был никому не нужен. Его собратья по перу относились к нему снисходительно, более того с насмешкой, уж не говоря о том, что безучастно. От этого мне ещё больше было его жаль. Он мне говорил иногда: "Люда, ты знай, что, если между нами будет худо, они все будут рады..."
Отношения Рубцова и Дербиной развивались неровно: они то расходились, то сходились снова. Их как подобно как притягивала дружбан к другу какая-то невидимая мощь. В январе 1971 года всем стало ясно, что это была за мощь - темная, злая... "Я умру в крещенские морозы..." - напишет Рубцов в своей "Элегии". Как в воду смотрел...
5 января Дербина потом очередной ссоры снова приехала на квартиру к поэту. Они помирились и более того больше того - решили сходить в загс и узаконить свои отношения. Там их какое-то время помурыжили (у невесты не было справки о расторжении предыдущего брака), но в конце концов своего они добились: регистрацию брака назначили на 19 февраля. 18 января молодые отправились в паспортный столик, чтобы там достигнуть прописки Дербиной к Рубцову. Однако их ждало разочарование: женщину не прописывали, потому что что не хватало площади для ее ребенка. Выйдя из жилконторы, молодые отправились в редакцию газеты "Вологодский комсомолец", и все-таки по пути, примерно ресторана "Север", как обухом по голове встретили группу знакомых журналистов, и Николай решил ступать сообща с ними в шахматный клуб подмечать какое-то событие, а Дербина отправилась в редакцию одна. Через какое-то время она также пришла в шахматный клуб, где веселье было уже в самом разгаре. Новоприбывшей налили вина, но она на практике не пила, предпочитая негромко сиживать на своем месте. И в этом месте в какой-то миг Рубцов внезапно стал ее ревновать к сидевшему тут же журналисту Задумкину. Однако досадный момент удалось обернуть в шутку, и вскоре вся группа отправилась догуливать на квартиру Рубцова на улице Александра Яшина. Но там поэта сызнова стала одолевать ревность, он стал буянить, и, когда унять его не удалось, собутыльники решили оставить подальше от греха. В комнате остались Николай и Людмила.
Л. Дербина вспоминает: "Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчужденно, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его рев, гром, исходящий от него, и в первый раз ощущала в себе пустоту. Это была пустошь рухнувших надежд.
Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!
- Гадина! Что тебе Задумкин?! - кричал Рубцов. - Он всего только журналистик, а я стихотворец! Я стихотворец! Он уже давнехонько пришел домой, спит со своей женой и о тебе не вспоминает!..
Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой. Посыпались осколки на ложе и около. Я молчком собрала их на совок, встряхнула ложе, перевернула подушки...
Рубцова раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он влепил мне немного оплеух. Нет, я их ему не простила! Но по-прежнему презрительно молчала. Он все больше накалялся. Не зная, как и чем вывести меня из себя, он взял спичечки и, зажигая их, стал кидать в меня. Я стояла и с ненавистью смотрела на него. Все во мне закипало, в теле поднимался шум, ещё кот наплакал, и я кинулась бы на него! Но я с трудом выдержала это глумление и еще раз безмолвно ушла на кухню...
Где-то в четвертом часу я попыталась его уложить почивать. Ничего не получилось. Он вырывался, брыкался, пнул меня в грудь... Затем он подбежал ко мне, схватил за руки и потянул к себе в ложе. Я вырвалась. Он вновь, заламывая мне руки, толкал меня в ложе. Я заново вырвалась и стала торопливо натягивать чулки, собираясь смываться.
- Я уйду.
- Нет, ты не уйдешь! Ты хочешь меня бросить в унижении, чтобы необходимо мной все смеялись?! Прежде я раскрою тебе череп!
Он был страшен. Стремительно пробежал к окну, оттуда метнулся в ванную. Я слышала, как он шарит под ванной, ища молоток... Надо мчаться! Но я не одета! Однако звериный трепет кинул меня к двери. Он увидел, моментально выпрямился. В одной руке он держал ком белья (взял его из-под ванны). Простыня как гром среди ясного неба развилась и покрыла Рубцова от подбородка до ступней. "Господи, мертвец!" - мелькнуло у меня в сознании. Одно момент - и Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул вспять в комнату, роняя на пол белье. Теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали. Та страшная мощь, которая долговременно копилась во мне, внезапно вырвалась, вроде лава, ринулась, как обвал... Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей и шибко укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его за глотка. Он крикнул мне: "Люда, прости! Люда, я люблю тебя!" Вероятно, он испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и тот самый вопль был попыткой стопануть меня. Вприятель неизвестно зачем рухнул столик, на котором стояли иконы, прислоненные к стене. На них мы ни разу не перекрестились, о чем я сегодня скорбно сожалею. Все иконы рассыпались по полу кругом нас. Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на пузо. Отброшенная, я увидела его посиневшее лик человеческий. Испугавшись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Я стояла над ним, приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считанные секунды. Но я не могла ещё покумекать, что это финал. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, он задохнулся...
Тихо прикрыв ворота, я спустилась по лестнице и поплелась в милицию. Отделение было вовсе рядом, на Советской улице..."
А вот как описал эти же события в своем "Дневнике" Ю. Нагибин: "Когда он хрипя лежал на полу, она опомнилась и выбежала на улицу. "Я убила своего мужа!" - сказала она первому встречному милиционеру. "Идите-ка дремать, гражданка, - отозвался блюститель порядка. - Вы здорово выпимши". - "Я убила своего мужа, поэта Рубцова", - настаивала леди. "Добром говорю, дремать идите. Не то - в вытрезвитель". Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут случился лейтенант милиции, слышавший имя Рубцова. Когда они пришли, Рубцов не успел остыть. Минут бы на пять раньше -его ещё разрешено было бы спасти..."
В протоколе о гибели Н. Рубцова зафиксированы иконка, пластинка песен Вертинского и 18 бутылок из-под вина.
Вологодский городской суд приговорил Л. Дербину к семи годам лишения свободы за умышленное мокрое дело в ссоре, на почве неприязненных отношений. За немного месяцев до этого убийства Дербина отдала в комплект свой второй (первостепеннный - "Сиверко" - вышел в свет в 1969 г.) поэтический сборник "Крушина", предисловие к которому написал Н. Рубцов.
Л. Дербина отсидела пять лет и семь месяцев, следом чего ее амнистировали в связи с Международным женским днем. После этого она приехала в Ленинград и устроилась на работу в библиотеку Академии наук. В те же годы она стала вкалывать над книгой "Воспоминания".
Книга увидела свет в 1994 году. И тут же вызвала яростные споры. Одни называли ее "кощунственной", писали, что имя Дербиной проклято навеки, другие давали право этой женщине на покаяние. Сама Л. Дербина рассказывает:
"Меня негусто отпустило только восемнадцать лет через - в 89-м, 3 января, на Колин день рождения. Три года до этого епитимью исполняла, возмездие за грехи. Раньше все это угнетало, крайне тяжко было существовать. А снял папа Иринарх епитимью - сию минуту стало легче, что-то я познала такое, такую истину... Мне и Коля приснился, в его день рождения. Будто ведут меня на расстрел - за то, что его погубила. Идем, сбоку ров основательный, а на той стороне - группа морячков. Один оборачивается, улыбается, я смотрю - Коля. Вприятель он отделился от этой группы и идет ко мне. У меня сердце замерло. А он перепрыгнул посредством ров, подошел, приобнял меня. "Вот видишь, -говорю, - меня из-за тебя пустить в расход хотят". А он в отклик с улыбкой: "Знаю..." А в этом "знаю" - тут все: и надежда, и утешение, и охота ободрить. Он вернулся к товарищам, а меня ведут дальше, и уже ничего черного, только безмятежность..."
Р. S. В 1973 году на могиле Н. Рубцова поставили надгробие - мраморную плиту с барельефом поэта. Внизу выбили надпись: "Россия, Русь! Храни себя, храни!"
В 1996 году, к 60-летию поэта, в Вологде открыли мемориальную доску на "хрущевке", где он жил и погиб.
Так же читайте биографии известных людей:
Николай Рыбалко Nikolay Ribalko
Украинский поэт.
читать далее →
Николай Станкевич Nikolay Stankevich
Станкевич (Николай Владимирович) - глава знаменитого в истории новейшей русской литературы "кружка Станкевича". Родился в 1813 г. в с. Удеревке,..
читать далее →
Николай Тихонов Nikolay Tihonov
Николай Тихонов - русский и советский поэт, общественный деятель. Герой Социалистического Труда. Родился 4 декабря 1896 года.Широко известен по..
читать далее →
Николай Туроверов Nikolay Turoverov
Если бы Николай Туроверов оказался сейчас в родной станице, то он, корниловец и врангелевец, весьма бы заугрюмел от таких названий улиц, как..
читать далее →