Известные люди

»

Василий Раков

Родился в семье рабочего торгового порта. Русский. Возвратившись в деревню, его папа стал действовать заведующим отделом народного образования в своей волости, следом председателем исполкома.

В 1926 г. Василий Раков окончил сельскую школу и поступил на учебу в школу фабрично-заводского ученичества Древтреста. Затем работал на лесозаводе.

Вспоминает генерал-майор авиации Раков: О самой учёбе в ФЗУ у меня сохранились самые, благодарные воспоминания, так как оно позволило мне повысить свои знания и позже удачно сдать экзамены в Военную школу лётчиков.

В РККА с 1928 г. Летом 1928 г. по комсомольской путевке поступил Ленинградскую военно-теоретическую школу ВВС РККА, которую окончил в 1929 г.

Раков вспоминает: Школа находилась в Ленинграде и была в своем роде единственной. Все школы того времени, выпускавшие летчиков, - Качинская, Борисоглебская, Севастопольская - получали курсантов из ленинградской Тёрки. Это наименование было, бесспорно, производным от первоначального Теорка, но в него вкладывался и особенный толк. В школе курсанты подвергались основательной проверке, во время которой выявлялось, отвечают ли они требованиям, предъявлявшимся к будущим летчикам.

Самыми трудными преградами на пути поступления в школу считались медицинская и психотехническая комиссии. Первая проверяла самочувствие и была для многих впрямь непреодолимым препятствием, вторая интересовалась психотехническими данными и, как далее оказалось, отнюдь не была таковый страшной, но мы почему-то больше всего опасались аккурат ее

Экзамены по общеобразовательным предметам особым препятствием не считались. Многие из нас окончили профшколу, фабзавуч или семилетку. Я пришел с третьего курса вечернего рабфака. Да и вообще, при неудачной сдаче экзаменов могли зачислить на вектор движения, где срок обучения был больше на полгода, только и всего. Но этого не случилось. Все прошло хорошо

Впереди нас ждали учеба, начальные шаги к овладению летным искусством. Правда, начальный год посвящался преимущественно классной учебе и практике на земле. К обучению полетам приступали уже следом окончания теоретической школы. В Тёрке же ограничивались рулежкой на аэродроме и ознакомительными полетами. Их было два-три. Включали они в себя отдельные фигуры высшего пилотажа - мертвую петлю, переворот посредством крыло, штопор и другие.

В то время в авиационных школах отчисление учлетов по отсутствию так называемых летных качеств достигало очень внушительных цифр: пятьдесят - шестьдесят процентов, а то и больше. Из группы в семь джентльмен, прикрепленных к инструктору, заканчивало школу только два-три. Были посреди инструкторов и такие (между собой мы их называли звери), которые оставляли только одного человека.

Столь большое отчисление рассматривалось в то время как непреложный закон. Сами курсанты, которые некогда всего страдали от этого, не находили веских возражений. Зато если бы в группе не оказалось ни одного отчисленного, такое положение воистину сочли бы ненормальным и курсанты были бы разочарованы: значит, специальность летчика не настолько уж труднодоступна

Но главные отчисления были ещё спереди. А в ближайшем будущем предстояли классные занятия, зубрежка уставов, разборка и сборка моторов, штудирование самолетов, несение караула на Комендантском аэродроме и хотя короткая, но страшноватая рулежка. Страшноватая потому как, что на ней некоторых курсантов ожидал провал: по крайней мере единственный дядя из группы отчислялся уже на рулежке

Во время рулежки я в первый раз увидел авиалайнер вблизи. Издали, в полете, мне посчастливилось зреть самолеты ещё в 1916 году. Мы жили тогда на Канонерском острове, в устье Невы, где начинается Морской канал. По соседству был Гутуевский остров, на нем базировалась гидроавиация. Мы, мальчишки, с восторгом смотрели на самолеты. Были они лодочного типа и фюзеляжем напоминали рыбу с загнутым хвостом.

В 1930 г. окончил 1-ю военную школу летчиков им. тов. Мясникова в Каче и был направлен для продолжения обучения в Военную школу морских летчиков и летнабов, которую окончил в 1931 г.

Вспоминает Раков: Из Севастопольской военной школы морских летчиков вышли такие известные авиаторы, как Ляпидевский, Леваневский, Молоков - первые Герои Советского Союза, и строй других. До 1930 года она была невелика и получала курсантов из той же Тёрки, небольшого ее морского отделения, не постоянно насчитывавшего и двадцать дядя. Из этих двадцати Севастопольская учебное заведение выпускала не больше половины. По общему составу нашей морской авиации того времени, когда она имела всего две бригады по тридцать - тридцать пять самолетов, не считая истребителей (летчики-истребители приходили на флот из сухопутных школ), эти морские выпуски были достаточны. Но в 1930 году начался солидный подъем морской авиации. В Севастополь для подготовки к полетам в морских условиях стали отсылать выпускников Качи

Школа находилась на северной стороне Севастопольской бухты... Внизу, на берегу, были ангар и спуски - широкие бетонированные дорожки, полого сходившие к воде, чтобы разрешено было втаскивать по ним самолеты.

Перед полетами в бухту выходил катерок и ставил на воду плавучие резиновые буи. Они выполняли ту же образ, что и стартовые флажки на сухопутных аэродромах, - показывали ориентация взлета и посадки, Второй по направлению посадки буй выполнял образ Т. Влево от него производился взлет, направо - посадка. Выкладывалось кроме того и Т, но не на воде, а на берегу, относительно в отдалении от старта. Это было в основном сигнальное полотнище. По бокам и спереди Т имело специальные открывающиеся и закрывающиеся клапаны, любой из которых в зависимости от его местоположения обозначал определенную цифру от нуля до девяти. Различные комбинации цифр составляли определенные условные фразы, указания я команды

В конце 1930 года из двух сухопутных военных школ - Качинской и Борисоглебской - в морскую авиацию направили тотчас большую группу курсантов-выпускников. Им предстояло на протяжении четырех месяцев доучиваться в Севастополе.

Обучение началось с того же полета по кругу для освоения взлета с воды и посадки на нее. В воздухе авиалайнер МР-1 вел себя так же, как ладно знакомый нам Р-1. Единственно только, что на поплавках тот самый авиалайнер не мог действовать фигур высшего пилотажа По боевому применению МР-1 и Савойя отличались от знакомых нам самолетов только тем, что все происходило над морем: бомбардировочный полигон в море, пальба по воздушной мишени (буксируемому рукаву) над морем и путь тем больше - только над морем, с возвращением к берегу только в конце полета

В классах мы изучали различные дисциплины, связанные с полетами над морем, и тактику флота. Побывали и на боевых кораблях.

С 1931 г. служил в отдельном разведывательном авиаотряде 105-й авиабригады ВВС КБФ. Сначала летал на летающей лодке Савойя, а потом на поплавковом варианте двухмоторного дальнего разведчика Р-6. Был младшим летчиком, командиром звена, командиром авиаотряда.

Член ВКП(б) с 1932 г.

В 1938 г. окончил Липецкие высшие авиационные курсы усовершенствования. На курсах освоил бомбардировщик СБ.

Участвовал в советско-финской войне. Был командиром 2-й эскадрильи 57-го скоростного бомбардировочного авиаполка 8-й бомбардировочной авиабригады ВВС Краснознаменного Балтийского флота.

30.11.39 г. эскадрилья капитана Ракова нанесла бомбовый потрясение по морскому аэродрому в Сантахамине, расположенному на острове вблизи Хельсинки Раков спланировал свой налет немного необычным образом. К цели 12 самолетов СБ подошли на высоте всего только 400 м со стороны финского берега, чтобы ввести в заблуждение противовоздушную оборону противника. В районе Хельсинки эскадрилья повернула налево и в сомкнутом строю нанесла потрясение по морскому аэродрому. Расчет командира оправдался - налет оказался внезапным для противника. По донесениям экипажей, мишень 31 (аэровокзал Сантахамина) была поражена: наблюдались прямые попадания в центральный ангар (он загорелся), казарму и спуски. 2-я эскадрилья во время налета потерь не понесла, так как финская зенитная артиллерия открыла жар только позже того, как бомбардировщики сбросили свой груз.

Генерал-майор авиации Раков вспоминает: Взвилась зеленая ракета

Самолеты первого звена вместе с тем тронулись с места, и на линию выдвинулось второе... Четыре звена взлетели, как четыре самолета. Ветер дул с залива, и эскадрилья не делала над аэродромом никаких кругов. На высоте пятьдесят метров, подстригая снизу облака, кот наплакал растянутым пеленгом мы впервой в жизни пошли на выполнение боевого задания. Видимость была до того ограниченной, что каждое звено могло присматривать только за соседями. Первое звено видело позади второе, но не видело ни третьего, ни четвертого, второе видело спереди первое и позади третье... Близ залива между облаками и землей было уже сто метров В строю ромба из звеньев эскадрилья шла на боевое задание

Оставив к югу острова Пенисаари и Лавенсаари, мы направились в обход острова Гогланд. Раньше летать севернее его не приходилось. Этот форпост белофиннов мы просто обходили с прочий стороны. Дальше летели опять над открытыми водами. Начали тревожить облака, свисавшие и тут до 300-400 метров. При таковый облачности могли действенно делать все огневые средства противника вплоть до пулеметов. У нас было бы больше шансов на фарт, если бы мы появились вдруг со стороны берега. Наверняка ждут нас с моря, - думал я.

Приблизились к островам Пеллинге. Весь берег был сильно изрезан шхерами. До Хельсинки оставалось возле шестидесяти километров, минут десять полета. Оставили с правой стороны Борго. В этом небольшом портовом городе само собой разумеется имелись посты наблюдения и батареи зенитной артиллерии. Идя курсом 300-310 градусов, то есть на запад-северо-запад, мы пересекли береговую черту и прошли в стороне от финской столицы, до которой оставалось не больше пяти минут полета.

Если посты нас засекли, они решат, что мы летим куда-то в тыл, на север, а когда мы повернем, уже не успеют и сообщить об этом, сквозь немного минут мы будем бомбить их аэродром, - рассчитывал я.

Начали совершать разворот налево. Высота облаков оставалась приблизительно прежней - 400-450 метров. Мы стали снижаться... Справа обозначились дома городского типа, по густоте напоминающие окраину города, и тут же спереди, просторный рукавчик одной из шхер и ещё спереди остров... Где же аэровокзал? Он должен находиться на острове, над которым мы уже летели. Берег достаточно крутой, а сам остров высокий

Впереди, чуть-чуть с правой стороны, показалась мачта радиостанции. На нее! Там аэровокзал! Одновременно с разворотом замигала зеленая лампа - ею сигналил Боцан. Затем загорелась белая лампа, означавшая - так удерживать, но я и сам увидел крыши ангаров.

Встречного огня не было. Значит, с этой стороны нас впрямь не ждали. А сегодня уже поздненько, да, может быть, зенитчики опасаются вскрыть пламень, чтобы не демаскировать аэропорт.

Впереди по курсу - единственный из ангаров. Еще два с правой стороны и слева от него. На них выйдут звенья, идущие за мной. Успеют ли только?

Опять загорелась лампа, но уже красная. Значит, развернулись немного больше, чем нужно. Мигнула и тотчас погасла - доворот чуть-чуть. Сделал его одной ногой, без крена. Огонек белой лампочки вновь известил - так удерживать! Это были уже последние секунды перед сбрасыванием бомб. Как я ни приучал себя не зажимать управление, тут я его все же зажал: уперся ногами в педали и, стиснув руками штурвал, прижал локти к бокам. Боевой вектор движения! Даже если спереди встанет завеса огня, пилот не может завернуть с него. Если собьют ведущего, единственный из ведомых, его заместитель, должен немедленно же стать на местоположение сбитого. Собьют и его - третий авиалайнер, в то время как не отбомбится, не может никуда отвернуть. Он должен свалить бомбы в аккурат по цели!

На аэродроме поднялась паника. Рев моторов целой эскадрильи, идущей с открытыми люками на высоте всего четыреста метров, ясно говорил о наших намерениях. Но куда спешить от такого широкого строя, раскинувшегося капельку ли не поперек всего аэродрома?.. Мы сбрасываем бомбы на мишень - ангар со стоящими в нем самолетами.

Когда зенитчики открыли жар, наше звено и звено Челеписа уже выскочили в Финский залив, снаряды разорвались позади, между вторым и третьим звеньями, перед самолетом Гуреева, но он также успел свалить бомбы. Зенитчики решили отыграться на последнем звене, Куртилина. Двум его самолетам были причинены повреждения...

Лишь мельком удалось кинуть взор на то, что происходило на земле. Над центральным ангаром неспешно опадала серая пирамида взрыва. В двух местах поднимался плотный дым, через тот, что мелькало полымя. Чтобы нас не поразили ударами вдогонку, самолеты с повышенной скоростью пошли на понижение. Прижавшись к воде, сомкнутым строем легли на вектор движения к своему аэродрому. Задание выполнено, потерь нет, встречи с истребителями противника спереди не ожидалось. После тревожных минут, когда тебя мучает опасение, что можешь не угодить в мишень или что в тебя попадут раньше, чем попадешь ты, пришло приподнятое расположение, - сделали как надобно. С удовлетворением вижу - все идут, занимая установленные места, все выдержали первостепеннный экзамен.

Однажды во время глубокого рейда на подходе к цели единственный из двигателей самолета Ракова был поврежден зенитным огнем противника. Он отключил мотор и продолжил атаку. Отбомбившись, на одном двигателе сумел возвратиться на свой аэровокзал.

Вспоминает Раков: У входа в порт стояли суда: с правой стороны и слева большие, но на них мы не успевали завернуть, спереди одно прямо по курсу, но маленькое, какой прок расходовать на него бомбы. Мы не знали, что тот самый махонький кораблик уже оскалил на нас весьма острые зубы.

Длинная очередность из счетверенной пулеметной установки устремилась прямо к моему самолету. Из-под левого мотора безотложно вырвалась белая струйка.

Вынужденная? - мелькнул неспокойный вопросительный мотив, в то время как десница без малого в два счета выключила контакт зажигания поврежденного мотора.

Первое, о чем я подумал, - как в случае необходимости усадить с ходу машину. За десятилетнюю службу в авиации это вошло в плоть и кровь

Экипаж сохранял полное отсутствие тревог... Радист Сергеев только кратко сообщил: Левый дымит. Он не хотел над целью отвлекать чуткость командира. Да и дымная струйка без малого безотлагательно затем выключения мотора оборвалась.

Как выяснилось следом, это была струйка не дыма, а пара из пробитого радиатора. Дым горящего бензина темный. Да к тому же, если б горел бензин, вытекающий из баков, более того быстрое выключение мотора не спасло бы от пожара...

За мной шла эскадрилья, надобно было исполнять поручение. Зубастый судно остался сзади, а спереди обозначились портовые сооружения и железнодорожная станция. Эскадрилья, идущая правым пеленгом звеньев, захватывала все эти цели, но спереди моего самолета и слева, куда мне было легче развернуться с одним мотором, ничего подходящего не оказалось. Развернуться направо, в сторону работающего мотора и идущей эскадрильи, я не мог.

Подал шедшему за мной в первом звене Карелову рукой знак - бомбить независимо - и, наведя эскадрилью на основную мишень - порт, начал разворачиваться налево, на попятный вектор движения... Впереди у стенки стоял какой-то транспорт или вспомогательное военное судно. Раздумывать было некогда. Мы разом высыпали на него свой боезапас.

Низкая облачность позволила эскадрилье резво исчезнуть. Видимость была не больше километра, а мы шли со скоростью пять километров в минуту. Десять-двенадцать секунд, и как мишень для зенитчиков мы уже исчезли. Второй, правый движок работал у меня исправно, и вся надежда была на него. Тогда, в воздухе, я ещё не знал, что и для правого мотора это была лебединая песня. После этого полета больше ему напевать не пришлось. Но он не обманул надежд и преданно вывез нас, как верный мерин вывозил когда-то из боя своего хозяина Выйдя в залив и подтянув строй, я убедился, что потерь нет. Все летели стандартно. Выходит, ударили только по ведущему.

На одном моторе приходилось удерживать уменьшенную прыть... Короткий зимний день перевалил за середину, светлого времени оставалось меньше трех часов, а до дома нужно было лететь не меньше двух с половиной. Это при нормальной скорости. С той же, с какой шел я, эскадрилья засветло достигнуть до аэродрома не могла. Посадка в темноте на не приспособленном ещё для ночных полетов аэродроме сулила крупные неприятности. Только не хватало, чтобы кто-нибудь разбился дома потом такого трудного, но все же успешного полета...

Так же, как Карелов показывал мне рукой: скорей, как будто бы двигая перед собой невидимый поршень, я показал ему - вперед! Он недоуменно посмотрел на меня... Показав большим пальцем обратно, на идущую эскадрилью, я снова толкнул перед собой невидимый поршень. Карелов сызнова изобразил на лице изумление, до того сильное, что и без слов было ясно - он спрашивает: отчего?

Я показал пальцем на свой левый двигатель и, бросив на момент штурвал, изобразил руками крест. Теперь Карелову все стало понятно: у командира отказал левый двигатель и ему, Карелову, надобно известия эскадрилью домой. Выйдя вперед и покачав крыльями, что было сигналом сбора, он повел эскадрилью за собой. Самолеты проходили мимо, вопрошающие глаза летчиков смотрели на нас

Стрелка альтиметра перевалила за три с половиной тысячи, а вариометр показывал прыть набора четыре метра в секунду. Не невпроворот, но все же. Минута - и ещё лишние двести пятьдесят метров... Если откажет второй движок, лучше попасть в тот самый миг повыше. Тогда разрешается дольше таскать и присесть на большем расстоянии от противника. Но такими мыслями я предпочитал с товарищами не делиться

Я не вижу и крыльев, и носа самолета. Стекла обледенели, а в слепом полете я сосредоточил все участливость на приборах и не заметил, когда это произошло. Открываю форточку и вижу голубое небосвод... Перевожу авиалайнер в горизонтальный полет

Над устьем Финского залива я вольно снизился на тысячу метров и, хотя уже наступали полумраки, в отдалении видел вперед. Продолжал исподволь снижаться, чтобы не пришлось грубо лишаться высоту над аэродромом

С ходу, без каких-либо кругов над аэродромом, только с последним разворотом, иду на посадку. Темнота уже дает ведать о себе, но усаживаться ночью мне не впервой. Медленно выравниваю авиалайнер, он несется, проскакивая Т, и в ста метрах от него касается лыжами снега. Пытаюсь рулить, но авиалайнер неудержимо тянет налево, в сторону поврежденного мотора. Оказавшись на нейтральной полосе, я вынужден остановиться пройдя без малого шестьсот километров на одном моторе

Осмотр нашего самолета показал, что занятие могло окончиться для нас полно хуже. У левого мотора пробит радиатор. Работать в воздухе движок не мог - заклинило бы, но, выключив безотложно, мы его спасли. Сменив радиатор, его позволительно было запустить в дальнейшую эксплуатацию. Первый же двигатель, тот, что вытянул все на себе, работал из последних сил, его раны были неизлечимы: в трех местах пробит винт, из шести узлов, на которых мотор крепился к специальной раме, три разбиты, под носком коленчатого вала, в картере, сквозная пробоина. Попади осколочек слегка ниже - масло вытекло бы и двигатель заклинило, попади выше - был бы разбит коленчатый вал. Над блоком цилиндров, в крышке - две сквозные пробоины. Еще изумительно, что не перебиты клапаны... И все же двигатель тянул, вывез нас.

14.01.40 г. капитан Раков был представлен к званию Герой Советского Союза.

Однажды над целью был подбит авиалайнер младшего лейтенанта Курова. Он передал радиограмму: Задание выполнил. Самолет горит. После возвращения на аэровокзал выяснилось, что падения самолета Курова никто не видел. По времени приема радиограммы определили, что ему удалось продержаться в воздухе ещё 10 минут. Раков настоял на организации поисков. Но выискать Курова удалось только на следующий день. Сначала в мерзлый пустыне обнаружили полусгоревший, дымившийся авиалайнер, а далее - и экипаж. Три человека стояли примерно разводья и махали шлемами. Через некоторое время Раков вылетел на У-2 к месту падения СБ, сумел приземлиться в сложных ледовых условиях и обеспечил посадку летающей лодки МБР-2, которая вывезла летчиков.

7.02.40 г. майор Раков Василий Иванович был удостоен звания Герой Советского Союза.

Весной 1940 г. он был назначен командиром 63-й тяжелобомбардировочной авиабригады дальнего действия ВВС ЧФ. В составе бригады был единственный полк - 2-й минно-торпедный, второй полк только формировался.

В августе 1940 г. создание авиабригады было окончено, а в сентябре полковник Раков был зачислен слушателем Военно-морской академии им. Ворошилова, которую окончил в феврале 1942 г.

22.02.42 г. он был назначен командиром 2-й авиабригады ВВС ЧФ (116-й отдельный морской разведывательный и 119-й морской разведывательный авиаполки, 80-я и 82-я отдельные морские разведывательные эскадрильи).

Участвовал в Великой Отечественной войне с марта 1942 г.

Участвовал в обороне Севастополя до последнего дня.

Вспоминает Раков: 2-я морская авиационная бригада была сформирована из частей и подразделений, вооруженных гидросамолетами. Разбросанные по всему побережью Черного моря они раньше подчинялись прямо командующему ВВС ЧФ Добраться из Астрахани на работающий флот и вступить в место, оказалось, из-за обстоятельств того времени непросто. Штаб Черноморского флота и штаб ВВС, куда я должен был прийти, находились в отрезанном Севастополе. Связь с ним поддерживалась самолетами и кораблями Успев ознакомиться с авиачастями, расположенными от Геленджика до Поти; я получил позволение вылететь в Севастополь. Н.А. Острякову понравилось, что я прилетел туда сам на боевом самолете.

12.05.42 г. 2-я авиабригада была расформирована, а ее части вошли в состав 3-й особой Севастопольской авиагруппы, которая являлась, по сути дела, смешанной авиабригадой. Первоначально группа насчитывала 116 самолетов, в т.ч. 56 истребителей, 16 бомбардировщиков, 12 штурмовиков, 31 ночной бомбардировщик и 1 авиалайнер связи.

Полковник Раков был назначен заместителем командира авиагруппы.

Вскоре во время одной из бомбежек он был ранен. Тем не менее, Раков оставался в Севастополе до самого конца, стоя во главе эвакуацией раненых и работников штаба Севастопольского оборонительного района на ПС-84 и гидросамолетах.

Рассказывает А.П. Дорохов: Доставка в Севастополь продовольствия и боезапасов, эвакуация на Кавказ защитников Севастополя в последние дни обороны приняли непростой и связанный с опасностью нрав. Эту задачу первостепенной важности решали корабли, гидроавиация флота и транспортные самолеты ПС-84... Группа базировалась на Кубани. Привести транспортный авиалайнер в осажденный град ночью, усесться на аэропорт, обстреливаемый фашистами, и взвиться с него - занятие непростое. Оно требовало от пилотов высокого мастерства. Успешное вывод задачи зависело не только от летчиков, но и в не меньшей степени от штурманов Из 119-го полка туда командировали нескольких штурманов. В их числе были капитан Василий Дроздов... Все они вошли в состав экипажей дугласов и с задачей справились благополучно.

Дроздов вспоминает: В Севастополь любой авиалайнер забирал 2500 килограммов груза. При подходе к Херсонесу мы давали знак и, чтобы не угодить в ловушку, ждали отклик. Но как только боец-финишер зажигал посадочное Т, по нему тотчас же неприятель открывал жар изо всех видов оружия. Гитлеровцы направляли лучик прожектора навстречу летчику, чтобы ослепить его. В отклик мы включали фары самолета, что ослабляло свет прожектора... Нормальная нагрузка Дугласа - 14 пассажиров. Мы же хватали на Херсонесе значительно больше.

С 21 июня по 1 июля экипажи транспортной авиации доставили в Севастополь возле 220 тонн боеприпасов и продовольствия. А вывезли на Кавказ 2162 человека, в том числе 1542 раненых и 11,7 тонны груза государственного значения. На экипажи гидросамолетов, ещё действовавших с аэродромов Кавказа, возлагалась двойная задача: бомбить гитлеровцев и эвакуировать в тыл бойцов. Рейсы в Севастополь и назад были произвольный раз сопряжены с большим риском.

После эвакуации из Севастополя Ракову было поручено сформировать новую доля. В запасном авиаполку он освоил нелегкий истребитель Пе-3.

В начале 1943 г. полковник Раков был снят с должности и разжалован в майоры.

Генерал-майор авиации Раков вспоминает: Формирование происходило в глубоком тылу, на севере Казахстана на базе постоянного запасного полка. Он выпускал одну бригаду или полк, после этого начинал формировать другие...

Формирование нашей части шло своим чередом до одного непредвиденного события. Группа самолетов, отправившаяся в тренировочный полет, встретила в пути грозовой фронт. Пересекая его, машины попали в мощный снегопад. Мы потеряли немного самолетов и летчиков.

Отчего произошла эта напасть? Маршрут полета был выбран на основании сводки погоды, которую дала метеостанция запасного полка. Оказалось, что сводка не отражала действительного положения вещей. Однако катастрофу разрешено было предотвратить, если бы самолеты своевременно возвратить из полета. Вновь создаваемая доля средств радиосвязи не имела, ими располагал только запасной полк. На нем и лежало поддержание связи с группой, находившейся в воздухе. Но полк не дал самолетам приказания возвратиться.

Одновременно с этим несчастьем произошли катастрофы в двух летных училищах

Командование решило покарать за катастрофу в назидание другим. Но на ком стопануть отбор? Начальник одного из училищ, превосходный боевой пилот Морозов, только вступал в новую пост, не вошел всецело в вектор движения дел, и вопросить с него было нелегко. Другим училищем командовал Рожков, стареющий мужчина. Для него работа и так кончалась, и отстранение его от должности не произвело бы достаточного впечатления. Оставался запасной полк. Тут вопрошать следовало с Васильева. Ведь ему подчинялась метеослужба, давшая неправильную сводку, он должен был воротить самолеты и этого не сделал. Однако фигура Васильева, видимо, показалась Жаворонкову мало заметной Как бы то ни было, отбор командующего остановился на моей персоне. Он доложил наркому, тот утвердил...

Ни тогда, ни в текущий момент, сквозь десятилетия, я не могу принять вину на себя. Но что было действовать? Шла жесточайшая битва, она требовала от нас всех сил, и воспрещено было дарить волю личным переживаниям и обидам.

В начале 1943 г. майор Раков был назначен командиром эскадрильи 73-го пикировочно-бомбардировочного авиаполка 8-й минно-торпедной авиадивизии ВВС Балтийского флота. Освоил пикирующий бомбардировщик Пе-2.

Участвовал в обороне Ленинграда. Как и положено комэска, лично водил эскадрилью в махач. Бомбил вражеские корабли и суда, артиллерийские батареи, склады с боеприпасами и горючим, воинские эшелоны, железнодорожные станции и мосты.

Вспоминает гвардии полковник Калиниченко: Артиллерийские позиции гитлеровцев размещались в непосредственной близости от города. В пригородных поселках фашисты сосредоточили осадную артиллерию большущий мощности, в том числе известные 420-миллиметровые сверхпушки - Дора и Берта. Систематическим артобстрелом гитлеровцы изнуряли народонаселение, разрушали важные объекты. Особенно сильные удары они обрушивали на заводы Большевик и Электросила

В землянку вошел начальник эскадрильи Василий Иванович Раков. Окинув собравшихся взглядом, он сказал:

- Начался обстрел города. Огонь ведет батарея номер двести тринадцать из поселка Коркули. Эту мишень нам приказано истребить. Высота три тысячи метров, боевой вектор движения восемнадцать градусов...

Слушая майора, я чутко смотрел на него. У него было смуглое физиономия, черные глаза слегка прищурены, лаконично постриженные волосы тронуты сединой. Чувствовались и его внутренняя собранность, и жесткий нрав. На ладно сшитом темно-синем кителе сверкала Золотая Звезда Героя

Цель, которую предстоит истребить, находится всего в сорока с лишним километрах от нашего аэродрома... Покачиванием самолета с крыла на крыло Раков дал команду перестроиться для атаки. Впереди стали являться разрывы зенитных снарядов. Они становились все гуще. Самолет комэски отвернул направо, за ним все остальные. Ведущий со снижением и увеличением скорости сделал маленький доворот налево, ведомые повторили его маневр. Восьмерка вытянулась в цепочку. Шапки разрывов появлялись то с правой стороны то слева

Под крылом раскинулась равнина, поросшая мелким лесочком и изрытая воронками. Кое-где чуть различались тропинки, как обухом по голове обрывавшиеся у зарослей кустарников...

Перед вылетом все батареи, обстреливающие Ленинград, в том числе и 213-я, были скрупулезно изучены нами по картам и фотоснимкам. Но в настоящее время я ничего похожего не видел. Штурман также никак не мог разыскать мишень. Она была скрупулезно замаскирована. Над развилкой дорог Раков сделал разворот и лег на боевой вектор движения. Все летчики повторили то же самое. И тогда прямо перед собой я увидел на опушке леса батарею.

- Вот и наша двести тринадцатая, - сказал я штурману, а сам подумал: Молодец Давыдов, великолепный штурман у Ракова. Точно вывел группу на боевой курс...

Вражеские зенитки продолжали известия жар с ещё большей яростью. Вокруг непрерывно рвались снаряды. Казалось, ничто живое не может спастись под ливнем раскаленных осколков. И маневрировать ныне уже воспрещено...

Самолет командира звена перешел в пикирование. По расчету я должен перебегать в атаку через секунды... Угол пикирования приближался к восьмидесяти градусам. Напрягая зрение, я искал батарею, но видел только десятки огненных вспышек, фонтаны взлетающей к небу земли и клубы черного дыма. Это рвались бомбы, сброшенные спереди идущими экипажами. Наложив перекрестье прицела на середина разрывов, я нажал боевую кнопку.

Вспоминает гвардии майор Аносов: Большую образ в точности бомбометания играет справедливый вектор движения захода на цель На судно мы ни в жизнь не заходили ни жестко вдоль, ни жестко поперек Если забегать поперек, то завсегда может удаться так, что одна взрывчатка упадет с перелетом, а другая с недолетом (лягут по бортам). Вдоль не разрешено оттого, что разрешено бомбы положить или все слева, или все с правой стороны. На судно мы заходили под 45 градусов. Тогда, более того если одна взрывчатка с недолетом, то три следующих ложатся в аккурат в судно. На остальные цели заходили в аккурат так же. У нас ибо специфика целей была такова, что все они были вытянуты - тяжелые артиллерийские батареи, что Ленинград обстреливали, причалы в портах, где корабли.

Вот так, заходишь под сорок пять и ведешь своих ведомых. Представь, идет, полк, три эскадрильи, девять самолетов. Наша первая, ведет ее дважды Герой Советского Союза Раков. Три звена первое ведущее и два звена ведомых правое и левое. Как только заходим на мишень, левое звено начинает приотставать, правое звено отстает ещё сильнее, в результате этого все три звена атакуют последовательно, с минимальным интервалом. Когда первое звено на выходе из пикирования, левое звено уже висит в середине участка пикирования, а правое только заходит в пике. Вот такая цепочка получается. Вот когда так атакуем, то на практике неизменно попадали. Первое звено промахнется, второе попадет. От второго увернется, его третье достанет.

В составе полка майор Раков участвовал в снятии блокады Ленинграда.

Вспоминает полковник Калиниченко: К Синявинским укреплениям шли на высоте три тысячи метров... Впереди шел Раков. У него свой, своеобразный, летный почерк - прямой, сурово рассчитанный.

Неожиданно ведущий начал разворачиваться на попятный вектор движения. Куда он нас хочет известия? - с недоумением подумал я. - Уж не домой ли?

- Боевой вектор движения триста градусов. Приготовиться к атаке! отчетливо скомандовал Раков.

Я осмотрелся. Лучшая видимость была в направлении полета. Оставшееся за спиной солнышко ныне отменно освещало землю. Глянул на компас - триста градусов. Все стало ясно: штурмовать предмет будем с солнечной стороны, а потом пикирования отправляться прямо на свою территорию. Удар нанесем негаданно. Вот оно мастерство ведущего!

Хитрость удалась. Гитлеровцы открыли пламень, когда наши первые самолеты обрушили на их головы смертоносный груз. В пике мы переходили парами, без перестроения. Прицеливались только ведущие, а ведомые сбрасывали бомбы по их сигналу.

В апреле-мае 1944 г. майор Раков временно исполнял обязанности командира 9-й штурмовой Ропшинской Краснознаменной авиадивизии ВВС Балтийского флота. Освоил штурмовик Ил-2.

30.05.44 г. он был назначен командиром 12-го гвардейского пикировочно-бомбардировочного авиаполка. Освоил истребители Як-7 и Як-9.

Вспоминает гвардии майор Аносов: На одном аэродроме с нами стоял и истребительный полк, на Як-9. Столовая общая. Был у нас летчик Любил заводить истребителей, да так с подначкой Начал аккурат он: Какой там як?! Да я любого из вас, на вашем яке, на своей пешке с пол-оборота собью! Истребители на него: Да ты вираж научись сперва действовать, бомбёр! Он на них: Это вы летать вовсе не умеете! Я, на вашем яке вот хоть в текущее время сяду и полечу Идет вот этакий разговор, а мимо проходят два командира полка Слово за словечко, договорились так. Вначале начальник истребительного полка должен взвиться на Пе-2, совершить круг и присесть. А после этого, то же самое должен совершить и Раков на Як-9.

Сел начальник истребительного полка в пешку и начал рулить. А на двух двигательном самолете это немаловажно сложнее, чем на однодвигательном. Там тормозами надобно по-особому трудиться, и двигателями. Кончилось его руление тем, что заехал он в болотце, из которого авиалайнер смогли вытянуть только трактором. Потом в як сел Раков. Раков-то поумнее оказался: Вытаскивайте як на полосу, рулить не договаривались, договаривались только взлетать и усаживаться. И техника давайте сюда, пускай кабину объясняет. Посидел Раков в яке с час, а следом дал на взлет, полполосы пробежал убрал. Остановился, развернулся и со второго раза взлетел. Сделал образцовый круг и превосходно сел. Тут истребители безотлагательно приуныли, сшибли мы с них спесь.

Конечно, Раков был летчиком от Бога, но и яку надобно воротить должное. Даже бывалый пилот, неблизко не во любой самолет-истребитель, может вот так запросто присесть и разом взлететь.

В июле 1944 г. во главе полка участвовал в потоплении крейсера ПВО Niobe.

8.07.44 г. воздушная разведка обнаружила прибытие в Хельсинки крупного боевого корабля. Несколько дней через он перешел в Котку, главную маневренную базу легких сил противника.

Тщательно замаскированный штабелями дров судно, был идентифицирован как броненосец береговой обороны финского военно-морского флота Vainamoinen.

Противовоздушную оборону Котки осуществлял 2-й зенитно-артиллерийский полк финской армии. К лету 1944 г. в его составе насчитывалось 5 батарей тяжелых орудий (тридцать четыре 75-мм и 88-мм орудия), 2 батареи и 6 отделений легких орудий (двадцать два 40-мм и тридцать четыре 20-мм орудия). Большое численность зенитных орудий имелось на кораблях и судах в гавани. Кроме того, в Котке, на архипелаге и побережье находилось шестнадцать 150 см прожекторов и семь акустических станций, а кроме того два немецких радара.

12.07.44 г. тридцать Пе-2 под командованием майора Ракова нанесли по нему потрясение, но ни одна взрывчатка в мишень не попала.

В течение следующей недели в районе Котки стояла плохая погода, не позволявшая делать авиации. Штаб ВВС Краснознаменного Балтийского флота воспользовался этой паузой и в срочном порядке разработал проект воздушной операции по уничтожению вражеского броненосца.

Учитывая нрав объекта удара и общую тактическую обстановку было решено, что потрясение нанесут две группы пикировщиков и две пары топмачтовиков. Еще одна группа пикировщиков должна была к моменту удара топмачтовиков отвлечь на себя зенитный жар, и вместе с тем направлением своего полета навести их на мишень.

Так же читайте биографии известных людей:

Василий Рязанов Vasily Riazanov

В годы Великой Отечественной войны В. Г. Рязанов командовал авиационными соединениями, принимал участие во многих сражениях. 22 февраля 1944 года..
читать далее →

Василий Сенько Vasily Senko

Во время Великой Отечественной войны сражался на Сталинградском, Ленинградском и других фронтах. В период с ноября 1941 года по январь 1943 года..
читать далее →

Василий Талалаев Vasily Talalaev

0 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Награждён орденами..
читать далее →

Василий Тихонов Vasily Tihonov

Герой Советского Союза (16.09.41). Награждён орденом Ленина, орденами Красного Знамени, Суворова 2-й степени, Кутузова 2-й степени, Александра..
читать далее →

Ваши комментарии

добавить комментарий